4.4.0 традициях и внутренней дифференциации поля российской социологии
Важная сторона напряженности, возникающей в социологическом сообществе, определяется тем, что в России, как и в каждой стране, где социология достаточно развита, конкурируют между собой несколько традиций, создающих рамки интерпретации событийного потока.
Так, опираясь на изучение массива интервью российских социологов, созданного Б. Докторовым354, и на содержание ряда социологических сайтов, Е. Здравомыслова обнаружила пять традиционных комплексов355. Первая группа относит истоки дисциплины к тому времени, когда возникли первые элементы институционализации социологии. Это происходило под влиянием XX съезда КПСС и связано с шестидесятничеством. Вторая группа усматривает эти же истоки на пол века раньше — ко временам Ковалевского и даже Данилевского356. Третья группа относит начало российской социологии к тому же периоду, но в качестве отправной точки она полагает деятельность русского философа и публициста Ивана Ильина, ставшего после революции 1917 г. главным идеологом белой эмиграции. Эта группа позиционирует себя как течение православного консерватизма, работающее во благо союза религии и государства. Четвертая группа представляет собой тех социологов, которые рассматривают политику большевизма как главное средство модернизации и мобилизации советского общества. Наконец, пятая группа определяет свои истоки на основе идентификации с русской интеллигенцией, выделяя среди нее фигуры Герцена и Белинского как мыслителей, стимулировавших утверждение российской светской культуры. Проблема возможного компромисса между сложившимися теоретическими ориентациями в российском поле социологии или, по крайней мере, их параллельного сосуществования привлекает внимание все большего числа исследователей. Так, М. Соколов озабочен консолидацией авторитетов в постсоветской социологии357, а Ф.
Погорелов и М. Соколов привели эмпирическое исследование СПАСа358. Они выделили три сегмента профессиональной социологической среды: 1) ориентированные на институты интернациональной науки; 2) ориентированные на учреждения, принадлежащие к Российской академии наук; 3) ориентированные на отечественные образовательные заведения. Общий вывод, который получили исследователи, состоит в том, что между этими тремя группами не существует коммуникации. Авторы фиксируют стиль поведения, характерный для представителей первой и третьей групп, который практикуется в общении со студентами на социологическом факультете СПбГУ, и для Европейского университета. «Лектор в СПбГУ ведет занятия стоя, в ЕУ — сидя. Первый, как правило, появляется в пиджаке, светлой рубашке и при галстуке, второй подчиняется столь же жесткому дресскоду, требующему, однако, изысканной небрежности во внешнем виде. Первый читает — иногда в буквальном смысле — свою лекцию торжественно и предельно серьезно, старательно избегая грамматических форм первого лица. Второй, напро тив, говорит негромко и неформально, иногда в утрированно личностной и несколько ироничной манере. Первый обращается с социологией как со святыней, заслуживающей только самого почтительного отношения, второй говорит о ней скорее как о ремесле, обильно используя в своей речи снижающие пафос момента обороты (например, “шутки” о методах исследования) или используя эстетические категории для оценки научных достижений (“красивая” применительно к теории)»359. Авторы исследования полагают, что основным фактором, определившим профиль каждого из сегментов профессии, стала включенность групп в специализированные академические рынки, которые предъявляют платежеспособный спрос на их интеллектуальную продукцию.