ОБРАЗ БАБУШКИ

Арнера оставили в покое, и это было хорошо: приближались те два дня, о которых было оповещено в воскресенье; между тем у него было еще много хлопот. Счета Гуммеля должны были быть просмотрены и проверены.

Предстояло распределить выгон, а для этого надо было предварительно измерить и отметить землю. Надо было также переговорить с Глюфи о целом ряде школьных дел. Раздача коз и плодовых деревьев требовала времени для размышления. Кроме того, он хотел еще заготовить грамоту о празднестве, которое он намерен был учредить в Боннале, и вручить ее пастору. В среду вечером он почти покончил со всеми этими делами; в четверг утром, до рассвета еще, отправился пешком со своим лейтенантом в Бонналь. Экипаж был уже заложен, и они собирались было сесть, но день показался им таким прекрасным, что они предпочли пойти пешком.
Прибыв в Бонналь, он тотчас же послал Клауса к Марейли с поклоном от своей жены и подарком за булочки, которые та послала ей. Но когда Марейли открыла посылку и увидела чудное полотно, посланное ей женой’помещика, она раза три переспросила: Не ошибся ли ты? Мне ли это послала помещица?
Клаус рассмеялся и сказал, что никак не мог ошибиться, и помещик, и жена его — оба дали ему это поручение. Она поставила перед Клаусом все, что у нее было в доме: водку, и вино, и сыр, прося не стесняться и сказать ей, голоден ли он и не хочет ли чего другого.
Она побежала со своим полотном вверх по лестнице к брату, который еще лежал в постели; затем она обошла детей и показала каждому, какой подарок она получила утром от жены помещика.
Для Клауса Марейли отыскала тончайшей пряжи на пару шапочек, прибавила к этому половину красной турецкой пряжи и голубой, чтобы шапочки вышли возможно красивее. Клаус должен был принять подарок, и она
не выпустила его, пока он не положил всей пряжи в карман.
Но благодарить помещика она не просила его, она предпочла побежать в пасторский дом и сделать это лично.
Помещик ответил смеясь, что если этот подарок доставляет ей столько радости, то пусть придет когда-нибудь в замок и сама поблагодарит жену. Как же я смею,— сказала Марейли. Почему же ты не смеешь? — спросил помещик. Вот уже больше тридцати лет,— заметила она,— как я была в вашем замке; да, это было давно; ваша бабушка, нет, мать вашего дедушки жила еще тогда; в то лето она как раз и умерла,— и Марейли стала рассказывать: — Приближалось рождество; я побиралась христовым именем и окоченела от холода; никто не обращал на меня внимания, но вот меня заметила, очевидно, в окно эта почтенная старушка и спустилась ко мне.

О господи! Если бы она была моей матерью, она не могла бы теплее отнестись ко мне. Она взяла меня за руку и повела в теплую комнату, которая находилась внизу во дворе. Говорят, все там теперь по-иному. Она велела сварить мне молочный суп и дать хлеба, сколько я хочу.
Сперва я не могла есть от холода, я грелась у печки и плакала; тогда она подошла ко мне и потрогала мои лохмотья. Мне кажется, что я еще сейчас вижу, как она качала головой и вздыхала, ибо на мне ничего целого и теплого не было. Она вышла, но через четверть часа вернулась с узелком одежды и сапожками в руках и сама одела меня с ног до головы; оба кармана моей юбки она наполнила сухими грушами и сливами,— вдруг Марейли пристально посмотрела на помещика и сказала: — Господи Иисусе! Как вы похожи на нее! Точно она стоит опять передо мной. Мне сдается, она вас именно держала за руку, когда во второй раз спускалась ко мне по лестнице; возле нее стоял тогда красивый мальчик, которого она, видимо, очень любила; одевая меня, она все время с ним разговаривала; я помню и сейчас все, что она ему говорила.
Помещик уже не владел собою; он отошел в сторону и дал волю слезам. Это были последние воспоминания о ней, он живо помнил еще, как милая прабабушка посадила его на лежанку возле девочки и, пока одевала ее,
беседовала с ним: «Дорогой Карл! — говорила она.— Я недолго уже останусь с тобой, помни же: времена наступают жестокие; никто не заботится о своих людях, господам безразлично, гибнут ли они или нет. Ради бога, Карл, старайся, чтобы старость твоя была безмятежна и совесть оставалась чиста: борись с корнем зла, и пусть дети твоей деревни никогда не предстанут перед тобой в таком виде».
Помещик отпустил Марейли и остался теперь один до девяти часов.
Много говорят о том, что нужно для того, чтобы управлять страной и людьми. Думается мне: нужна такая именно бабушка и сердце, которое спустя тридцать лет не забывает своих прародителей и свято чтит память о них; все остальное не так уже важно *.
Арнер в этот момент особенно хорошо понял ценность человеческой личности.
Содержание главы 16
О человеческом сердце и о Гансе, добром и злом одновременно
Для дележа луга крестьяне собираются под липами. В ожидании прихода помещика служитель пастора Ганс предъявляет молодому Кальберледеру требование, чтобы он срубил орешник под окнами пасторского дома.

<< | >>

↑

Источник: И. Г. Песталоцци. Избранные педагогические произведения в трех томах.Том 1. 1961

Еще по теме ОБРАЗ БАБУШКИ:

- Воспитание ребенка - Дидактика - Дошкольное образование - Избранные педагогические труды - Инновационная педагогика - История педагогики - Книги по педагогике - Коррекционна педагогика - Логопедия - Педагогика и воспитание - Педагогическая методика преподавания - Социальная педагогика - Физическая культура и спорт -