Это новое значение сознания, значение его уже не как простого и непосредственного факта, а как основы бытия, а потому и высшей познавательной нормы, вводит вслед за собою неизбежно коренную реформу представления о познании и бытии, логики и онтологии.
Вместо того чтобы вести, как прежде, раздельное существование, они сливаются воедино. Ибо, изучая объективную сущность познания, устанавливая нормы мышления, проникая в природу истины, логика тем самым раскрывает и природу бытия. С другой стороны, онтология, отдаваясь изложению основных характеристик бытия, тем самым дает не что иное, как систему категорий объективного сознания и познания.2 Лучше всего это можно выразить следующим образом: онтология у Шуппе перестает быть натуралистически-наивной онтологией субстанциальных «вещей в себе», логика же теряет свой традиционно-формалистический характер; или, выражая это в положительной формулировке: логика становится у него логикой бытия, а онтология — онтологией объективного знания. 1 «Der Irrtum ist vollstilndig begreiflich, so weit er aus der Unvollstandigkeit unserer Erfahrungen stammt» (Erkenntnistheoretische Logik. S. 113; ср.: Die Normen des Denkens// Vierteljahrschrift fllr wiss. Philos. Vll. S. 389). («Заблуждение вполне объяснимо, поскольку оно проистекает из несовершенства нашего опыта» (нем.)] 2 См. выше. МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 407 Очевидно, что для полного торжества такого результата мало было бы огульно-принципиального отрицания формалистической логики. Нужно было подвергнуть ее самому детальному рассмотрению, самой скрупулезной и придирчивой критике. И Шуппе не испугался такой задачи. Много страниц своей «теоретико-познавательной логики» посвятил он мелочному и настойчивому выяснению всей внутренней абсурдности большинства формально-логических учений. После Гегеля еще никто не наносил формальной логике такого жестокого удара. Даже колеблющая ее основания критика Зигварта меркнет перед наступлением Шуппе. А наступает он во всех направлениях, не оставляя без внимания ни одного существенного угла формалистического учения. Беспощадно крушит он и традиционное деление формального процесса познания на понятие, суждение и умозаключение, и традиционное учение о понятии и суждении в отдельности, и формалистическое учение о силлогизме, и учение формальной логики о прямых умозаключениях, об имперсоналиях и т. д.1 В результате этой радикальной критики получается полное убеждение в том, что подлинной существенной формой мышления является только суждение, тогда как понятие и умозаключение являют собою чисто внешние и вспомогательные способы сохранения или раскрытия внутреннего содержания суждения. Только суждение знаменует собою то подчеркивание объективно-бытийных характеристик, то оформление течкой зрения «сознания вообще» материала, данного индивидуальному сознанию, которое носит имя познания или объективного сознания. И только такие понятия, которые являют собою продукт суждения, т. е. фиксируют в себе результат такого подчеркивания или оформления, суть подлинные объективные понятия. Большинство же так называемых в традиционном смысле понятий представляют собою совершенно произвольное, субъективно-эмпирическое образование; это все — мыслительные схемы, вызванные к жизни не существенной потребностью самого объективного мышления, а какими-либо побочными и чуждыми бытийной природе сознания мотивами.2 Отсюда — приблизительность, неадекватность и внутренняя случайность всех эмпирических классификаций и искусственная бесплодность всех традиционных силлогистических опе 1 См.: Erkenntnistheoretische Logik. S. 117—141, 254—374, 496 fT.; Grundriss der Erkenntnistheorie und Logik. S. 39 ff., 47 ff., 94 ff, 134 ff 2 «Der Bei^giff im eigentlichen Sinne kann tlberhaupt nur gedacht werden als das Zusammen cines Subjectes mit Pradikaten. Wenn wir nicht bloss das Wort nennen, sondem seinen Inhalt verstehen, also den Begriff wirklich denken, so ist dieses Denken immer ein Urtheib (Erkenntnistheoretische Logik. S. 121; ср.: S. 117—141, 570 ff). [«Понятие в собственном смысле вообще может быть мыслимо как связь субъекта с предикатом. Если мы не только произносим слово, но и понимаем его содержание, то понятие действительно мыслится, а эта мысль является суждением» (нем.)] 408 Б. В. ЯКОВЕНКО раций. Ни эмпирическая классификация, ни силлогистика не отвечают, по мнению Шуппе, объективной сущности и объективному составу знания, и потому ни та ни другая не в состоянии принести никакой пользы в деле научного познания и осуществления истины. И упражнение в них, когда оно не руководствуется сознанием их объективно-познавательного бесплодия и приписывает им действительную логическую ценность, может принести только один вред. Другим, не менее существенным моментом той реформы, которой подвергает Шуппе логику и онтологию, объединяя их в понятии «сознания вообще», является радикальное отграничение их от психологии. Старая логика и старая онтология всегда имели в своем основании психологию, всегда предполагали ее, так как предметом логики тогда был отвлекаемый от живого мыслительного процесса формальный его скелет, а объектом онтологии — противостоящее мышлению и им как- нибудь — активно или пассивно — улавливаемое или постигаемое бытие.
Совершенно ясно, что в таком случае, прежде чем исследовать сущность формального мышления или природу бытия, нужно исследовать то, от чего происходило отвлечение и чем совершалось постижение, т. е. психический феномен мышления. Психология систематически предваряла собою философию.1 С отказом от такого понимания бытия и логической природы мышления отпала и систематическая необходимость в психологии. Не в психологическом исследовании познания нуждается объективная, онтологическая логика Шуппе, а в критико-гносеологическом анализе непосредственно наличного факта сознания, в разложении его на его основные моменты, в выделении тех из них, которые носят на себе черты объективности, истинности и бытийности, и в точном их описании. Онтологической, объективной логике предшествует гносеология с ее феноменологическим методом, а не психология. Эта последняя сама предполагает гносеологический анализ, так как только после него становится ясно, чтб в непосредственно данном факте сознания относится к сфере объективного познания и чтб остается на долю того исследования, которое занято субъективной стороною сознания, т. е. на долю психологии.2 Вот как об этом говорит сам Шуппе: «Раз все то, что Я находит в себе и переживает, распадается на то, что обладает объективным существованием и значением, и на то, что в вышеуказанном смысле слова субъективно, так что согласие может осуществиться только таким образом, что многие будут 1 Таково положение дела, например, у Sigwart’a. См.: Logik. 1904. I. 1—31. 2 См.: Husserl. Logische Untersuchungen. II. 1901. S. 3—22, а также его статью в «Логосе» (1911. I. Кн. 1) «Философия как строгая наука» и статью автора этого очерка в сборнике N° 3 «Новых идей в философии» (1913) «Философия Эд. Гуссерля» (с. 102). МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 409 сознавать не одно и то же, а всего лишь по содержанию своему одинаковое (мысли, чувства), раз оказывается, что как раз то, что без спора относилось до сих пор к психологии и никогда не причислялось ни к какой другой науке, принадлежит к сфере такого субъективного, к сфере индивидуального сознания как иццивидального и раз выходит далее, что обычное словоупотребление (несмотря на массу неточностей) все же подразумевает под душою по преимуществу именно то, что в пашем исследовании было признано субъективностью инди- нидуального сознания, то в таком случае теория познания и логика, этика и эстетика так же мало относятся к сфере психологии, как и математика, естественнонаучные дисциплины и мировая история. В таком случае психология не основная наука. Правда, мы находим предметы всех наук сначала только в виде нашего собственного переживания, нашего собственного восприятия, чувства, мысли, умозаключения, — но разграничение на объективное и субъективное при этом оче- иидно и неизбежно. Конечно, в связи с этим следует еще принять во внимание следующие два пункта или же сделать две следующие уступки. И теория познания с логикой, и этика с эстетикой вряд ли могут быть излагаемы без того, чтобы при этом не прибегали неоднократно к упоминанию своеобразных черт развития индивидуального сознания, к упоминанию того, как во временном течении и в зависимости от чего-нибудь того или другого вступают отдельные душевные переживания согласно психологическим законам в самый ясный фокус сознания. Так, например, учение об умозаключении не могло бы быть как следует опознано, если бы мы должны были совершенно оставить без внимания процесс становления отдельных познаний, процес постепенного сближения отдельных наблюдений и суждений, какого-нибудь М-Р, например, и какого-либо другого уже в прежнее время известного S—M, а также и тех обстоятельств, которые побуждают наш умственный взор обратиться на тождественность М и таким образом позволяют достигнуть познания S—P. Как здесь, так и во многих других пунктах изложение нормативных наук предполагает психологические факты. И хотя при этом самое существенное,— в нашем случае, например, принудительный момент в умозаключении, — не принадлежит к сфере субъективности и согласно вышеуказанному разграничению понятий не может быть объяснено из психологических оснований, тем не менее совершенно же ясно, что мы, не будучи в состоянии, так сказать, выскочить из своей собственной шкуры, всегда предполагаем такую точку зрения, как естественное основание и исходный пункт. Поэтому-то, с другой стороны, психологическое и выступает, как то самое важное, к чему в конце концов приводит все остальное. Ибо, действительно, все в конечном счете заключается для нас в том и сводится к тому, 410 Б. В. ЯКОВЕНКО как это происходит все в отдельности, как это я сам, мои дети, мои ученики и вообще мои близкие приходят к тому (или как это так выходит у них), что они сознают в данном случае такие-то и такие-то суждения, убеждения, чувства, волевые акты, и как это мы бываем в силах понять смысл действий других людей и, пожалуй, даже лучше, чем наших. Однако всем этим нисколько нельзя оправдать признания психологии за основную и фундаментальную науку в системе наук».1 Из сказанного ясно, «что всякое психологическое трактование предполагает уже объективную истину и действительность теории знания и логики».2