О ВОЗРАЖЕНИЯХ ПРОТИВ СИСТЕМЫ МАТЕРИАЛИЗМА, ВЫТЕКАЮЩИХ ИЗ СООБРАЖЕНИЙ О БОЖЕСТВЕННОЙ СУЩНОСТИ
Могут сказать, что если мыслящее начало в человеке может быть свойством какой-либо материальной субстанции, то само божественное существо тоже может быть материальным; в то время как ныне почти повсеместно принято учение об откровении, согласно которому божество является, в самом строгом смысле этого слова, нематериальной субстанцией, не обладающей свойством локального присутствия (local presence); хотя в соответствующем месте будет показано, что авторы Священного писания ничего не говорят о такой субстанции. Учитывая, насколько данный предмет выше всякого человеческого понимания, не удивительно, что в отношении его придерживались самых противоречивых мнений. Но это соображение, которое должно сдерживать нашу дерзость, должно было одновременно в равной мере научить нас взаимной искренности и терпимости. Я полностью понимаю, насколько трудно выразить ясно и отчетливо свою точку зрения, когда речь идет о предмете столь чрезвычайно неизвестном, и как рискованно высказывать то очень малое, что любой человек может сказать о данном предмете. Но я не откажусь из-за этого от свободного и полного выражения своего мнения относительно всех критических замечаний, которые либо выдвигались против системы материальности человека, либо пришли мне на ум в отношении ее; а возражения, которые возникают из соображений о божественной сущности, имеют такое особое значение, что я рассмотрю их в этой отдельной главе. Я только прошу тех, кто является другом свободомыслия и исследования, уделить внимание тем нескольким соображениям, которые я предложу в связи с этим очень трудным предметом. Прежде всего, необходимо признаться с глубочайшим благоговением, что мы очень мало знаем о самих себе и, следовательно, еще гораздо меньше о нашем творце, даже в отношении его атрибутов. Мы очень мало знаем о творениях бога и, следовательно, конечно, гораздо меньше о его сущности. Фактически у нас нет правильной идеи какой бы то ни было сущности. Тот факт, что мы приписали материи непроницаемость, мог бы заставить нас вообразить, что у нас есть какая-то идея ее субстанции, хотя это было бы неверно; но теперь, когда, проявив внимание к этому явлению, скрупулезно его исследовав и строго следуя законам философствования, мы были обязаны отрицать, что материя обладает каким-либо таким свойством, а имеет лишь силы притяжения и отталкивания, вряд ли можно будет претендовать на то, что у нас есть какая-либо правильная идея сущности даже материи, если рассматривать ее лишенной всех ее свойств. Следовательно, термин сущность, или субстанция, фактически помогает лишь, как мы можем сказать, в выражении (expression), но отнюдь не в понимании (conception). Например, мы можем говорить о притяжении и отталкивании только как о силах, принадлежащих какой-то вещи, субстанции или сущности и находящихся в ней, но наши идеи не идут дальше этих сил; а когда мы пытаемся составить какую-либо идею материальной субстанции, исключая те силы, которыми она обладает, и исключая ту непроницаемость, которой у нее нет, все идеи исчезают из ума, и ничего, абсолютно ничего не остается в качестве объекта размышления. Если все же это и назвать субстанцией, то она, однако, настолько нематериальна, насколько можно только пожелать. В действительности выражепне нематериаль- ность никогда не вызывало и не могло вызывать абсолютно никакой идеи. То, что термины субстанция и сущность имеют пользу только как способы выражения, очевидно из того, что мы говорили о сущности или сути вещей, как будто они сами являются только свойствами. Но если наши идеи относительно материи не идут дальше свойств, которыми она обладает, то еще в меньшей степени наши идеи могут идти дальше свойств, способностей или атрибутов в отношении божественного существа; и если мы ограничим ими свое определение бога, то мы не сможем допустить какие- либо ошибки или пострадать от наших неправильных представлений. А так как силы и способности божественного духа, как совершенно очевидно выводится из творений бога, не только бесконечно превосходят силы и способности человеческого духа в тех случаях, когда между ними существует некоторая аналогия, но и йїояь суіцеСтвеййо отличаются от них в других ОТЙО- шениях, то какой бы мы ни употребляли термин для обозначения первого, было бы совершенно неправильно применять его для обозначения второго. Человеческая и божественная природа, конечный и бесконечный ум самым существенным образом отличаются друг от друга в двух отношениях, о которых мы знаем, и, вероятно, еще во многих других, о которых мы вообще ничего не знаем. Первое — это то, что наше внимание по необходимости направлено на одну какую-либо вещь, в то время как тот, кто сотворил и постоянно сохраняет все вещи, должен в равной мере уделять внимание всем вещам в одно и то же время; это удивительный, но необходимый атрибут того единого высшего бога, о котором мы не можем сформировать никакого понятия; и, следовательно, в этом отношении ни один конечный дух или природа не могут сравниться с божественным. Далее, божество не только уделяет внимание каждой вещи, но должно обладать способностью либо создавать, либо уничтожать любую вещь. Ибо раз все, что мы знаем о телах, — это их свойства, а божественное существо изменяет указанные свойства по своему усмотрению, то очевидно, что оно может отобрать их все и, следовательно, уничтожить саму субстанцию; ибо, лишенная свойств, субстанция есть ничто. А так как оно может передавать свойства, то, очевидно, оно может создавать субстанцию. Так что и в этом отношении, как и в отношении божественных свойств, божественная природа должна в сущности своей отличаться от нашей; и, следовательно, для выражения их обеих нельзя по справедливости употреблять какой-либо общий термин, за исключением таких широких терминов, как существо, природа и т. п. Далее, так как божественная природа обладает свойствами, несовместимыми со всеми сотворенными и конечными видами природы, то, хотя у всех существ, каким-либо образом воздействующих или влияющих друг на друга, должно быть какое-то общее свойство, нет никаких свидетельств того, что божественная природа обладает свойствами других субстанций таким образом, чтобы иметь право носить одно с іїймгі название. Например, божественная сущность не может быть объектом каких-либо наших чувств, в то время как все то, что мы зовем материей, является таким объектом. Ибо, хотя божественное существо, чтобы действовать всюду, должно находиться всюду, мы не ощущаем его присутствия ни зрением, ни слухом, ни осязанием и т. п. Поэтому в общем и целом существуют разнообразные основания для вывода о том, что божественная природа, или сущность, не только неизвестна нам, как и всякая природа и сущность, но и обладает свойствами, весьма существенно отличающимися от всего остального; поэтому мы, несомненно, будем обманывать самих себя, если станем называть каким-либо общим именем вещи, столь отличные друг от друга. В общем и целом совершенно ясно, что ни одно доказательство материальности человека не может быть при помощи какой-либо правильной аналогии расширено и использовано в качестве доказательства или свидетельства подобной же материальности божественной природы; ибо поскольку свойства или способности отличаются друг от друга, то и субстанция или сущность (если нам вообще удобно будет использовать такие термины) также должны быть различными. Если термином нематериальная мы просто обозначаем такую субстанцию, которая обладает свойствами и способностями, существенно отличающимися от свойств и способностей сотворенной материн, то, очевидно, я ничего не имею против данного термина и даже полагаю, что в этом смысле он фактически употребляется большинством людей. Но если, как в случае с современными метафизиками, мы намерены обозначить при помощи его субстанцию, не обладающую абсолютно никакими общими свойствами с материей и даже не находящуюся ни в каком отношении к пространству, я должен отрицать существование какой- либо такой субстанции; ибо в соответствии с данным определением божественное существо по необходимости оказывается отрезанным от всякого общения со своим собственным творением, от всякого воздействия и влияния на него. Mo пусть даже мы употребим какие угодно терМйньі для того, чтобы выразить божественную природу или способ существования, мы все равно не в состоянии хоть сколько-нибудь приблизиться к правильному пониманию их.
Бог есть и должен всегда оставаться непостижимым, предметом нашего самого глубокого почитания и благоговейного поклонения. По сравнению с ним все остальные существа есть ничто, и даже меньше, чем ничто. Он заполнил все во всем и есть все во всем. Я бы заметил, однако, и я думаю, что это будет лишь справедливо в отношении тех, кто, может быть, видит данный предмет в ином свете, отличном от того, как я его представил здесь, что если вдруг какое-либо лицо на основании тех очень немногих обстоятельств, в которых божественная природа напоминает другие виды природы, сочтет правильным применить термин материальная к ним обеим, то гипотеза, выдвинутая в данном трактате относительно природы материи, гипотеза, которая исключает непроницаемость, или плотность, из числа свойств материи (благодаря чему, как мы можем сказать, отводится упрек, бросаемый материи), сделает это материализмом совершенно иного рода, отличным от того материализма, более грубого сорта, который, однако, поддерживался многими благочестивыми христианами и, безусловно, был настоящей верой большинства ранних отцов церкви. Только на основании того понятия, что материя обязательно должна быть косна и абсолютно не способна к размышлению, мысли или действию, было сочтено опасным приписывать ее какому-либо конечному или бесконечному духу; но, когда такой упрек отброшен как несостоятельный, естественно, исчезает и эта опасность. Мы почитаем в божестве именно такие свойства, как высший разум, всемогущество, безграничная доброта и всеобщее провидение; и, какова бы ни была сущность, которой, как мы полагаем, принадлежат указанные свойства, она должна казаться нам в равной мере достойной уважения, называем ли мы ее материальной или нематериальной; ибо объектом нашего размышления и рассмотрения является йе субстанция, идею которой мы вообще не имеем, а свойства. Все, на что мы можем претендовать в отношении нашего знания бога, — это его бесконечная мудрость, могущество и доброта. Мы видим и чувствуем последствия и влияние их в каждый момент нашей жизни, но мы совершенно не можем видеть или чувствовать субстанцию, которой принадлежат эти свойства; и, следовательно, все, что мы можем понять или выразить в отношении ее, должно быть просто гипотетическим; и при условии, что каждое лицо полностью уверено в том, что его собственные идеи божественной сущности соответствуют известным атрибутам божественности, они обязательно должны быть в равной мере безопасными и в равной мере безгрешными. Мы все согласны между собой в отношении всего того, что касается нас, а именно божественных творений и божественных атрибутов; и мы расходимся только в отношении мнения, которое при данных обстоятельствах вряд ли сможет оказать на нас влияние. Говорят, что материя сама с необходимостью не способна на действие или начало действия, что можно только воздействовать на нее. Этот вывод мы сформулировали на основании того наблюдения, что каждому движению материи, с которым мы знакомы, предшествовало какое-либо другое движение, которое мы вследствие этого считаем, и притом достаточно справедливо, причиной последующего движения. Но иа том же самом основании мы могли бы прийти к выводу, что то, что мы называем духом (spirit) или душой (mind), равным образом не способно начать действие или движение, потому что каждая идея, каждая мысль и каждое решение человеческого духа предваряется и, строго говоря, вызывается какой-либо другой идеей духа или ощущением тела; и, следовательно, судя по тому, что мы знаем о себе, можно было бы заключить, что дух так же не способен начать движение, как и само тело. Насколько нам известно из опыта, оба они в равной мере пассивны; один из них полностью управляется интеллектуальными законами и воздействиями, другой — телесными законами. Что касается начала движения или действия, то мы должны смиренно признать, что у нас в действительности вообще нет никакого понимания этого; и данное затруднение ни в коей мере не устраняется и ни в малейшей степени не уменьшается, если мы перенесем его с материи на дух. Г-н Локк совершенно справедливо замечает64, что «представить себе самодвижение в сотворенном нематериальном существе так же трудно, как и в сотворенном материальном существе, как бы мы ни рассматривали его». И разумеется, трудность нашего понимания не облегчается переносом его с сотворенного существа на несотворенное. Мы знаем, что должна быть первопричина всех вещей, потому что вещи действительно существуют и никак не могли бы существовать без причины, а все вторичные причины неизбежно ведут нас к первичной причине. Но что касается природы существования этой первичной причины, в отношении которой мы не знаем ничего, кроме ее следствий, у нас не может быть никакого понимания. Мы абсолютно беспомощны, сбиты с толку и поставлены в тупик, когда пытаемся размышлять относительно ее, и пе удивительно, что так и должно быть. У нас нет данных, на которые мы могли бы опираться, и нет силы духа, способной поддержать нас в этом. Мы можем сказать только, что это размышление, в ходе которого мы сталкиваемся с непреодолимыми трудностями, сопряжено с точно такой же, отнюдь не большей, трудностью, как размышление относительно того, является ли дух материальным или нематериальным. И система материализма обладает, бесспорно, тем преимуществом, что она совершенно свободна от другой трудности, а именно каким образом нематериальная субстанция может действовать на материю, трудности, которая, по моему пониманию, равносильна абсолютной невозможности, исходя из того, как эти субстанции до сих пор определялись. Что касается трудности, возникающей из того, что божественная материальная сущность проникает в другую материю, то ей вообще нет места в гипотезе, выдвинутой г-ном Босковичем и г-ном Мичелом; и, конечно, эта идея гораздо более совместима с той идеей, которую дают нам авторы Священного писания, относительно вездесущности божественного существа и его наполнении всего во всем, чем с идеей существа, не имеющего никакого отношения к пространству и о котором поэтому неправильно было бы говорить как о существующем где-либо, что является учением закоснелых имматериалистов. В Священном писании говорится, что божественное существо есть дух; но все, что имеется там в виду под духом, есть лишь невидимая сила. Деяния бога видимы и удивительны, но его самого не видел и не может видеть ни один человек. Что такая идея абсолютной нематериальностн божественной природы как не существующей в пространстве, которую разделяют пли делают вид, что разделяют, многие люди, не является идеей, имеющей по меньшей мере большое значение, можно с уверенностью заключить из того, что она не предлагается нам в Священном писании и особенно в Ветхом завете. Все, чему нас там учат относительно природы бога, — это что он сотворил все сущее, что он видит и знает все, что он находится всюду и что он за всем смотрит и всем управляет, а также что у него не было начала, что у него не может быть конца и что он не способен измениться. Больше этого нас ничему не учат. Мне представляется, напротив, как будет показано в соответствующем месте, что идея божественной природы; которую дает нам Священное писание, представляет собой идею существа в буквальном смысле слова вездесущего, постоянно поддерживающего законы природы и по своему усмотрению ими управляющего, но не являющегося объектом каких-либо наших чувств, и что из снисхождения к слабости человеческого восприятия бог в первые столетия существования мира считал нужным обозначать свое присутствие в каком- либо месте при помощи какого-либо видимого символа, например сверхъестественного яркого облака, или же принимая вид какого-либо иного предмета, что не могло не запечатлеть в умах людей идею действительного локального присутствия [бога]. Его обычно также представляют обитающим на небесах п оттуда взирающим на мир и управляющим им, и в особенности делами людей. Это действительно философски неправильный, но легкий и очень невинный способ понимания бога.