«Законник» Стефана Душана.

«Законник» Стефана Душана (205 ст.) в основной своей части был принят по инициативе сословного собора в 1349 г. В 1354 г. к тексту были сделаны дополнения. Позднее добавились несколько десятков статей – в основном правил судопроизводства – из разных законодательных источников разного времени. Во многих вопросах «Законник» ориентировался на византийское церковное право «Номоканона» и «Синтагмы» (особенно в ст. 1 – 28). Но основное содержание отразило своеобразные институты сословного строя Сербии и жесткую правовую политику властителей государства-«деспотовины».

Влияние византийской публично-правовой традиции сказалось на том, что относительно подробно были изложены права и полномочия монарха. Оговаривалось исключительное право царя строить крепости в государстве. Государь имел право на особый сбор со своих вассалов на свадьбу сына. Жители государства обязывались содержать царских посланцев и слуг при исполнении ими государевых поручений. Царь считался своего рода гарантом правосудия и установителем общественного спокойствия; нарушения этого рассматривались как посягательства на царские полномочия.

Весьма заметное место в нормах «Законника» (практически полностью лишенных уже казусной формы, а представлявших позитивное законодательство) заняли гарантии законности. Единожды изданные законы или предоставленные имущественные права полагались как неприкосновенные и неизменные даже по отношению к царской власти. Весьма необычными были прямые запреты царю посягать насильственно, без законной судебной процедуры на предоставленные в собственность имения, вмешиваться в собственнические права. Законы гарантировали всем, даже несвободным людям, «воздаяние правды» на царском дворе. Особого значения законы (хрисовулы) объявлялись ненарушимыми и навечно охраняющими вольности городов – «Да не вольны того нарушить в них ни господин царь, ни кто-либо другой».

Идея неукоснительной законности была взаимосвязана с гарантиями сословных прав и привилегий. В наибольшей степени были закреплены привилегии сербской церкви. В качестве государственного закона провозглашалась обязанность подчинения духовным властям: «И в духовном деле каждый человек да имеет повиновение и послушание своему архиерею». Ослушание церковных правил могло повлечь отлучение от церкви, а с тем и изгнание из общества. Нарушение церковной юрисдикции также влекло огромный по размеру денежный штраф. Кроме патриарха, власть над церковью принадлежала только царю. За шляхетством (властелями и властеличами) закреплялись практически неограниченные права собственности на бащины (вотчины), включая наследственные права рода и свободу «от всех тягостей и податей моего царства». Оговаривались особые судебные привилегии великих властителей. Купцам предоставлялась (и гарантировалась большими штрафами за нарушение) свобода торговли по всему царству. Законом устанавливались пределы натуральных и денежных повинностей зависимых крестьян – меропхов («А иного сверх закона ничего у него да не отымется»). Но и укрывательство чужих людей, бегство зависимых людей было поставлено наравне с государственной изменой.

В уголовном праве доминировала идея преодолеть излишне мягкие традиции обычного права и в особенности ужесточить ответственность за нарушение «царского порядка» и «народного мира».

Самым тяжким наказанием была смертная казнь. Она назначалась за такие преступления, в которых усматривалась высшая мера греховности и нарушения церковной заповеди (за убийство священника полагалось повесить, за убийство родителей, детей, родных – сжечь). Распространенным было применение членовредительных наказаний (это была одна из самых своеобразных черт «Законника», воспринятая из византийского права): отсечение руки или обеих рук, ушей, носа, урезание языка, ослепление или вырывание глаза. Эти наказания налагались, если в преступлении усматривалась злостность, предумышленность, Предумышленное убийство каралось отсечением рук, ненарочное – значительным, но штрафом, тем же наказывалось совращение христианина в другую веру, изнасилование, нарушение своего сословного статуса (собирание «собора себров» – свободных, но не феодалов). Большинство остальных преступлений каралось штрафами – максимальный достигал 1 тыс. перперов (серебряных монет), наиболее распространенными были в 300 и 100 перперов. Высшие штрафы полагались за преступления, нарушавшие основные устои правопорядка: убийство привилегированным феодалом свободного, лжесвидетельство в суде. Повышали денежные штрафы также преступления, совершенные в отношении лиц более высокого сословного положения; дерзостные преступления в отношении высших по статусу могли повлечь и более строгое наказание вообще (так, за изнасилование «равной себе» отрубали руки и нос, высшей по положению – вешали). За «измену и за всякое преступление» подлежали наказанию и жившие вместе с преступником родственники; свою непричастность к преступлению близкого надо было доказывать.

Своеобразной, в расхождение со славянскими древними обычаями, была ответственность за преступления в пьяном виде. Это значительно отягчало ответственность и само по себе было нарушением порядка. За незначительные оскорбления и т. п. в пьяном виде полагалось вырвать глаз и отсечь руку, за простое «задирание» – дать 100 палок (хотя вообще болезненные наказания – порка – применялись в «Законнике» крайне редко).

«Законник» устанавливал строго территориальную подсудность (исключая церковь), только для городов давалась привилегия на собственный суд. Судьям предписывалось «судить по Законнику, справедливо и не судить по страху моего царского величества», а также специально – «надзирать и защищать убогих и нищих».

Одна из статей «Законника» оговаривала его верховную силу даже по отношению к новым царским грамотам. Руководствоваться указами и грамотами, отменяющими правила «Законника», судьям не полагалось. Такой приоритет сводного закона, кодекса также был в значительной степени новым не только для Сербии, но и для всего славянского права той эпохи.

Развитое правовое и законодательное регулирование сложилось у западных и южных славянских народов уже на стадии сословной монархии. Это относительное запаздывание обусловило тесную взаимосвязь в праве между защитой сословных привилегий и принципом законности. Общегосударственные кодификации права в этих условиях приобретали особое политическое и правовое значение, а дело «законоустановления» становилось чуть ли не священной обязанностью власти и ее главным государственным долгом.