Предмет и объект познания

Предложения «Снег бел», «Монблан выше Казбека», «Луна находится от Земли на расстоянии 380000 км» — все истинны в том смысле, что они соответствуют реальности. Но можно ли сказать, что они «похожи» на эту реальность? В каком смысле мое ощущение белого «похоже» на поток фотонов, бомбардирующих сетчатку моего глаза? В каком смысле пространство, разделяющее Луну и Землю, «похоже» на 380000 км?

И вот здесь, как мне представляется, сохраняя понимание истины как соответствия мысли действительности, мы вынуждены отказаться от истолкования соответствия как сходства. Географическая карта в целом может быть похожа на реальную местность, но элементы, с помощью которых создается эта карта, — краски, бумага, масштабы, обозначения — не обязаны и не могут обладать сходством с реальными объектами: это те субъективные элементы, которые мы вносим в свое отображение реальности. При оценке отдельных элементов знания мы вынуждены истолковывать понятие соответствия иначе.

Возможно, некоторые из трудностей, встающих перед классической концепцией истины, можно преодолеть, если обратиться к широко известному и уже почти тривиальному разграничению объекта и предмета познания. Объектом познания, в самом общем виде, является внешний мир, а предметом познания — какие-то стороны, свойства, аспекты этого мира, которые мы выделяем для изучения. Кажется, ни один внешний объект не изучается весь целиком, со всеми его свойствами и сторонами. Каждая наука выделяет в нем свой собственный аспект изучения, формирует свой собственный предмет. Возьмем, скажем, висящую над нами Луну. Математика она может интересовать со стороны своей геометрической формы; астроном исследует особенности ее движения вокруг Земли; геохимика мог бы заинтересовать состав ее поверхности и т.п. Человек в экономической науке предстает как покупатель или продавец, как потребитель или бизнесмен, как кредитор или должник; для биолога человек — живой организм, осуществляющий обмен вешеств с окружающей средой и находящийся в той или иной степени родства с другими живыми организмами; для физика это — материальное тело с определенной массой и т.д. Каждая наука сама формирует предмет своего изуче ния. Как говорит об этом Кун: «Едва ли любое эффективное исследование может быть начато прежде, чем научное сообщество решит, что располагает обоснованными ответами на вопросы, подобные следующим: каковы фундаментальные сущности, из которых состоит универсум? Как они взаимодействуют друг с другом и с органами чувств? Какие вопросы ученый имеет право ставить в отношении таких сущностей и какие методы могут быть использованы для их решения?»17

Опять-таки хорошо известно, что понятия и утверждения развитой научной теории говорят не о реальных, а об идеализированных объектах, представляющих собой выделенные стороны и свойства реального мира, подвергшиеся абстрагированию и идеализации и превращенные в некоторые самостоятельные сущности: инерциальные системы, материальные точки, идеальные газы, покупатели, биологические виды, совершенные зеркала и т.п. Из этих идеальных объектов складывается онтология, формируемая теорией. Собственно говоря, именно эта онтология и является предметом исследования данной теории. «Теоретические законы непосредственно формулируются относительно абстрактных объектов теоретической модели, — пишет В.С.Степин. — ...Можно высказать достаточно универсальный методологический тезис: формулировки теоретических законов непосредственно относятся к системе теоретических конструктов (абстрактных объектов). И лишь в той мере, в какой построенные из них теоретические схемы репрезентируют сущностные связи исследуемой реальности, соответствующие законы могут быть применены к ее описанию»18

Верно, конечно, что эта онтология формируется субъектом познания. Однако, будучи стороной, аспектом, свойством реальности, она обладает определенной независимостью по отношению к субъекту познания и нуждается в исследовании. Родоначальник научной химии Роберт Бойль вводит представление о химическом элементе как о некоем идеализированном объекте, само реальное существование которого было для него сомнительно. Но это был элемент новой онтологической картины, сменившей прежнюю онтологию четырех стихий. - «Бойль не знает, — пишет в этой связи И.Т.Касавин, — сколько и какие именно элементы существуют в природе. Однако он убежден, что те, кто вслед за Аристотелем верят в четверицу античных стихий (землю, воздух, огонь и воду) или, придерживаясь более современных ему алхимических учений, в триаду ртути, серы и соли, не имеют для этого достаточных оснований... В сущности, Бойль подвергает скептической критике сам фундамент натурфилософии XVII в. Это был первый шаг на пути формирования теоретически корректного и аналитически-операционального понятия химического элемента и, тем самым, утверждения химии как науки»19

Здесь же можно вспомнить рассуждения Поппера о «третьем мире» объективного знания: несмотря на то, что этот мир создан нами, он содержит в себе свойства и связи, которые могут быть нам неизвестны, он порождает проблемы, о которых мы и не думали: «Не обижая Кронекера, я соглашаюсь с Брауэром, что последовательность натуральных чисел есть человеческая конструкция.

Вообще говоря, здесь нет ничего удивительного. Мир нашего здравого смысла, мир повседневного опыта весь состоит из такого рода идеализированных объектов. Когда мы говорим об окружающих вещах или даже действуем с ними, мы имеем в виду их абстрактные идеальные представления, а вовсе не то, как они существуют «сами по себе». Деревья, облака, дома или река даны нам только какими-то отдельными своими сторонами, которые мы превращаем в предметы, обозначаемые словами. Даже люди, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни, в мире нашего опыта превращаются в бледные плоские тени, в носителей определенных социальных функций. Какое мне дело до того, что в реальности представляет собой продавец, у которого я покупаю колбасу! Меня он интересует и в мире моего опыта присутствует лишь как продавец и не более того, хотя в реальности он может быть отцом и супругом, трезвенником и коллекционером почтовых марок, меланхоликом и т.д., и т.п. Каждый из нас создает свой собственный мир, в котором он живет и действует, свою «субъективную реальность», как выражается Д.ИДубровский.

Утверждения теории относятся к ее онтологии, к ее идеализированному объекту. И когда мы говорим, что истинное утверждение соответствует своему предмету, мы можем истолковать это как соответствие утверждения объектам онтологической модели. На языке теории можно формулировать различные утверждения относительно ее онтологической модели. Одни из них будут истинными, другие — ложными. Скажем, утверждение: «Сила тока в цепи прямо пропорциональна напряжению и обратно пропорциональна сопротивлению проводника», — будет истинно, ибо соответствует реальным отношениям между идеальными объектами «сила тока», «напряжение» и «сопротивление». А вот утверждение: «Молекула воды состоит из двух атомов кислорода и одного атома водорода», - будет ложно в той онтологической модели, которую задает химия.

Как мне представляется, это принципиально важный момент. Когда мы истолковывали истину как соответствие мысли объекту, то обычно подразумевали при этом реальный, существующий «сам по себе» объект, внешний мир. Но осознание роли субъекта, теоретических и технических средств в формировании изучаемых объектов показывает упрощенность, даже наивность такого истолкования. Теперь же, говоря о соответствии, мы подразумеваем не внешний объект, а предмет познания. Этот предмет действительно задается субъектом: именно субъект выделяет в реальности какие-то стороны, которые он превращает в предмет своего познания. Но, как и прежде, истинность сохраняет свою объективность, ибо соответствие мысли предмету никак не зависит от субъекта: оно зависит от свойств предмета, которые в свою очередь определяются не только субъектом, но и внешним миром. Таким образом, классическое понятие истины сохраняется даже при учете результатов философии науки, полученных за последние 50 лет. Оно становится лишь более точным.

Как мне представляется, кардинальная ошибка защитников теории корреспонденции всегда состояла в том, что они пытались говорить о соответствии не только теорий, но и отдельных предложений самой реальности. Но с реальностью можно сравнивать только онтологическую модель, создаваемую теорией, но не те средства, с помощью которых эта модель создается. Наши слова и термины, союзы речи и логические связки, наша математика и наши предложения — все это инструменты, с помощью которых мы создаем модель изучаемого аспекта реального мира. Инструмент может быть подходящим для этой цели или негодным. Но инструмент нельзя сравнивать с реальностью. Реальности может соответствовать только онтологическая модель в целом. Холст, краски, кисти нельзя сравнивать с живым человеческим лицом. На сходство с ним может претендовать только портрет в целом. И самая главная задача философской теории познания состоит в том, чтобы понять: в каком отношении онтологическая модель концептуальной системы похожа на изучаемый аспект реального мира? 6.