Трансформации объекта и идеала объективности. Проблема преодоление разрыва объекта и субъекта познания

Декарта, полагает объективность идеалом знания. Этот идеал имеет два вза- имосвязанных, но различных смысла. Во-первых, объективно знание, которое «совпадает» со своим объектом.

Опыт более поздних веков вынудил европейских мыслителей критически отнестись ко второму смыслу объективности. Так понимаемую «объективность» Э. Гуссерль называл «овнешнением» знания, превращением его в нечто утратившее свои корни и отчужденное от человека, предстающее перед ним как извращение его собственной духовности, как посмертная маска убитого им самим предмета познания. Овнешненное знание есть плод «натурализма» и «объективизма» - двух наименований для одного и того же представления о знании как о чем-то способном вести полноценное существование, будучи отделенным от человека, его целей и ценностей.

Как было отмечено Э. Гуссерлем, а вслед за ним многими критиками «наивного» или «метафизического реализма» (Х. Патнем, Б. ван Фрассен и др.), именно «объективистская» установка в конечном счете ведет к скептицизму и крайнему субъективизму в теории познания. Утверждения о существовании объектов (онтологические высказывания) зависят от определенной концептуальной системы: например, одна фундаментальная физическая теория говорит о существовании «корпускул» или «частиц», другая помещает на место этих объектов «поля». «Постулировать же множество объектов «как таковых», Кирпичей Мироздания или чего-то в этом роде, существующего в абсолютном смысле, безотносительно к нашему рассуждению, а также понятие истины как «соответствия» этим объектам - значит попросту возрождать давно рухнувшее здание традиционной метафизики», - пишет Х. Патнем218. Оторвав знание от процесса его получения, научную методологию - от ценностно-целевых ориентиров, такая возрожденная метафизика утрачивает возможность сопоставления знания с «объек- том-самим-по-себе». Объективность становится рекламной вывеской над входом в самые различные и даже противоположные по содержанию «концептуальные схемы» и «понятийные каркасы». Если интерпретировать выбор между этими «схемами» как произвольный, волевой акт субъекта, это дает аргументы критикам науки, усматривающим в ней не оплот объективности и рациональности, а убежище и опорную базу утонченного субъективизма и скептицизма. Э. Гуссерль придавал этому серьезное значение как одному из оснований «кризиса европейской цивилизации», захваченной потоком безверия и сомнений в возможностях Разума.

Классическое естествознание отождествляет объективность и объект- ность, предполагая, что к объективности ведет лишь только объектный способ рассмотрения вещей. В определенные периоды истории идеал объективности знания казался несовместимым с учетом субъективных характеристик. Природа человека рассматривалась не только как носитель lumen naturale219, но и как то, что способно гасить естественный свет разума, и потому мыслители Нового времени мучительно искали гарантий, что этот свет не только не угаснет, но будет светить все ярче, прорывая тьму незнания. Потребовалось длительное и трудное эволюционирование всего мировоззренческого комплекса, самих духовных основ культуры, чтобы разрыв между объективностью и субъективностью мог быть хотя бы частично преодолен, чтобы философия вместе с наукой осознали взаимную обусловленность этих понятий.

Развитие науки в ХХ в. выявило уязвимость «натуралистического объективизма», причем самый чувствительный удар был нанесен самой «натуралистической» наукой - физикой. Исследование микромира с его квантовыми закономерностями показало, как писал В. Гейзенберг, что «в сферах опыта, которые расположены далеко за пределами повседневности, упорядочение чувственного восприятия по образцу «вещи-в-себе», или, если хотите, «предмета» уже не может быть осуществлено и что, таким образом, выражая это простой формулой, атомы уже не являются вещами или предметами»220 . Объекты физики микромира «суть составные части ситуаций наблюдения, обладающие высокой объяснительной ценностью при физическом анализе явлений»221.

Таким образом, В. Гейзенберг был первым, кто показал, что в общем случае разделение субъекта и объекта его наблюдения невозможно222. Квантовая механика дала первые наглядные и неопровержимые доказательства о включённости человека в качестве активного элемента в не только в процесс познания, но и в единый мировой эволюционный процесс. Познающий субъект не отделен от предметного мира, а находится внутри него. Мир раскрывает свои структуры и закономерности благодаря активной деятельности человека в этом мире. Только тогда, когда объекты включены в человеческую деятельность, мы можем познать их сущностные связи.

Развитие науки показало, что исключить субъективное вообще из познания полностью невозможно, даже там, где «Я», субъект играет крайне незначительную роль223. С появлением квантовой механики возникла «философская проблема, трудность которой состоит в том, что нужно говорить о состоянии объективного мира, при условии, что это состояние зависит от того, что делает наблюдатель»224. В результате существовавшее долгое время представление о материальном мире как о некоем «сугубо объективном», независимом ни от какого наблюдения, оказалось сильно упрощенным. На деле практически невозможно при построении теории полностью отвлечься от человека и его вмешательства в природу, тем более в общественные процессы.

Поэтому, строго говоря, любые явления нельзя рассматривать «сами по себе» в том смысле, что их познание предполагает присутствие субъекта, человека. Стало быть, не только в гуманитарных науках, но «и в естествознании предметом исследования является не природа сама по себе, а природа, поскольку она подлежит человеческому вопрошанию, поэтому и здесь человек опять-таки встречает самого себя»225. Без активной деятельности субъекта получение истинного образа пред- мета невозможно. Более того, мера объективности познания прямо пропорциональна мере исторической активности субъекта. Однако последнюю нельзя абсолютизировать, так же как и пытаться «устранить» из познания субъективный момент якобы «в угоду» объективному. Недооценка, а тем более полное игнорирование творческой активности субъекта в познании, стремление «изгнать» из процесса познания эту активность закрывают дорогу к истине, к объективному отражению реальности.

Новое осмысление объективности знания через включение в арсенал рациональности интуиции и других «нетрадиционных» характеристик познавательной деятельности влечет за собой дальнейший системный анализ взаимоопределений этих характеристик и, наконец, объединение гносеологических и социологических «концептуальных схем» в единую теорию познания.

Воспроизведя объект в формах своей деятельности, субъект всегда выражает так или иначе свое отношение к нему, свой интерес и оценку. Так, несмотря на самые строгие и точные методы исследования, в физику, по словам М. - Борна, проникает «неустранимая примесь субъективности». Анализ квантово- механических процессов невозможен без активного вмешательства в них субъекта-наблюдателя. Поскольку субъективное пронизывает здесь весь процесс исследования и в определенной форме включается в его результат, это дает «основание» говорить о неприменимости в этой области знания принципа объек- тности.

Действительно, поведение атомных объектов «самих по себе» невозможно резко отграничить от их взаимодействий с измерительными приборами, со средствами наблюдения, которые определяют условия возникновения явлений.

дений»226.

• «Неклассическая» научная рациональность отказывается от прин- ф ципов классической науки, которая исходила из относительности объекта к средствам, операциям и методам познавательной деятельности. Она утверждает, что не элиминация, а экспликация этих средств выступает как условие истинности знаний. Конечно, экспликация - не самоцель рациональности, да она и не гарантирует от скептических выводов. Связь субъективного и объективного в знании более глубокая. Научное познание включает в себя программу условий, поддающихся проверке и репродукции, при которых осуществляется познание его предмета; но эта программа, как и построение предмета в соответствии с ней, должна раскрывать собственную природу предмета, а не произвольный замысел исследователя. Собственно, все наиболее значительные достижения науки ХІХ и ХХ вв. вели к этой очевидности. Однако решающие перемены в гносеологическом осмыслении научного познания произошли тогда, когда в сферу науки были включены такие объекты, как саморазвивающиеся сложные системы, взаимосвязи и взаимопереходы между ними. К числу таких систем относятся не только биосфера, метагалактика, но и Земля как система геологических, биологических и техногенных процессов, природно-социальные комплексы, в которые включен человек (биотехнология, экология, информатика, социокультурная сфера и т.п.).

В современной методологической литературе227 всё более склоняются к выводу о том, что если объектом классической науки были простые системы, а объектом неклассической науки - сложные системы, то в настоящее время внимание ученых всё больше привлекают системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием.

і Таким образом, изменения в понимании объекта научного познания ф имеют двоякий характер. Во-первых, расширяется и усложняется объектная сфера науки за счет включения в нее новых объектов, значительная часть которых сама является порождением научно-технологического развития (например, системы «искусственного интеллекта», биотехнологические и социотехнические структуры). Впрочем, при более пристальном взгляде оказывается, что речь идет не о простом расширении объектного мира, а о его радикальном «очеловечивании», о новой систематизации природных характеристик, в результате которой человек входит в картину мира не как вещь, наряду с прочими вещами, и даже не просто как активный участник природных процессов, а как системообразующий принцип, как начало всех координат и исходный пункт всякого знания о мире. Это и значит, во-вторых, что мышление о таких объектах (о таком мире) неразрывно связано с характеристиками познающего субъекта: средствами познания, целями и ценностями, которыми руководствуется человек и которыми ориентирован сам процесс познания.

А это требует новой методологии их познания. Научное исследование - не монолог, а диалог с природой. А это значит, что «активное вопрошание природы» есть лишь неотъемлемая часть её внутренней активности. Тем самым объективность в современной науке обретают более тонкое значение, ибо научные результаты не могут быть отделены от исследовательской деятельности субъекта. «Открытый современной наукой экспериментальный диалог с природой, - писали И. Пригожин и И. Стенгерс,- подразумевает активное вмешательство, а не пассивное наблюдение. Перед учеными ставится задача научиться управлять физической реальностью, вынуждать её действовать в рамках «сценария» как можно ближе к теоретическому описанию»228. При этом подчеркивается, что в мире, основанном на нестабильности и созидательности (а современный мир именно таков), человечество опять оказывается в самом центре мироздания. И это не отход от объективности, а все более полное приближение к ней, ибо она открывается только в процессе активной деятельности людей.

Многие исследователи считают, что мало связать субъективность с объективностью. Нужно еще наполнить субъективность социальным содержанием. А это значит, что в проблемное поле гносеологии должны войти проблемы культурной детерминации объектов познания, проблемы трансляции знаний и комму - никации между субъектами познания, многосложные взаимозависимости между деятельностью людей и ее культурно-историческим контекстом. Должна быть прямо поставлена проблема определения круга эпистемологических ценностей, в котором ценность истины по определению не могла бы противопоставляться ценности жизни.

Таким образом, развитие науки ХХ в. - как естествознания, так и обще- ствознания - убедительно показывает, что независимого наблюдателя, способного только пассивно наблюдать и не вмешиваться в «естественный ход событий», просто не существует. Человека - «единственного наблюдателя», которого мы способны себе представить - невозможно вычленить из окружающего мира, сделать его независимым от его собственных действий, от процесса приобретения и развития знаний. Вот почему многие исследователи считают, что сегодня наблюдается смыкание проблем, касающихся неживой природы, с вопросами, поднимаемыми в области социологии, психологии, этики.

Все это ведет к трансформации понятийного аппарата гносеологии и эпис- темелегии, к трансформации представлений о рациональности. Теория рациональности (научной рациональности) должна включить в свое рассмотрение единство (не декларируемое, а реальное) субъективности и объективности, должна поставить во главу угла смысловую сопряженность этих понятий. Это должно затронуть такие понятия, как «истинность», «факт», «теория», «метод», «адекватность целей и средств познания» и многие другие.

При этом важно отметить, что граница между субъектом и объектом становится при этом условной, относительной, а сами эти категории образуют не бинарное отношение, а систему, элементы которой имеют смысл только во взаимной зависимости друг от друга и от системы в целом. Такая система могла бы стать составной частью новой философской антропологии, видящей свою перспективу в восстановлении утраченного некогда духовного единства человека с миром. Исследованием этих изменений и формированием новых проблемных полей, вероятно, будет характеризоваться развитие теории познания в ближайшие десятилетия. На этот же путь стягиваются и те тенденции, которые связаны с изменениями в понимании субъекта познания. Так, в современных эпистемологических работах высказывается идея о необходимости понимания субъекта как «мыслительного коллектива». При этом категория «субъект» раскрывается с точки зрения трансцендентного, коллективного и индивидуального описаний, дополняющих друг друга. Ни одно из этих описаний, взятое отдельно, не является самодостаточным 229. Более того, в гносеологии конца ХХ в. утверждается представление об ограниченности классического представления о познании как взаимоотношении субъекта и объекта. Необходимым элементом этого процесса является ситуативный контекст.