Понятие смысла как критерий научности

Чем же определяется научность знания? Вот тут-то и выдвигается на передний план понятие смысла. Все прошлые теории с точки зрения классической науки ложны, они опровергнуты последующим развитием естествознания, но в то же время они обладают смыслом, с ними можно спорить, их можно опровергать, и с этой точки зрения они научны (вспомним в связи с этим теорию фальсификационизма К.Поппера). Что касается множественности сосуществующих, не опровергнутых теорий в неклассической науке, то они обладают правом считаться научными по той же причине, все они обладают смыслом. Только если в классике наличие смысла означает возможность для данной теории быть опровергнутой, то в неклассике обладание смыслом предоставляет право на интерсубъективное общение с другими обладающими смыслом теориями на равных. При этом субъект каждой теории в неклассической или постнеклассической науке считает свою позицию единственно истинной, но своих оппонентов признает партнерами, достойными дискуссии и обсуждения, только по той причине, что их взгляды обладают смыслом, а значит — они научны. Плюрализм в естествознании базируется не на том, что все высказываемые взгляды одинаково истинны, а на том, что все они обладают смыслом. С бессмысленными высказываниями в науке никто не спорит, не дискутирует и никто их не опровергает. На них просто не обращают внимания.

Однако в классической науке понятие смысла остается в тени, там главное — истинно или ложно то или иное высказывание. То, что оно в любом случае обладает смыслом, принимается как нечто само собой разумеющееся. Как и во многих других случаях (о них говорилось выше), этот момент (обладание смыслом) в классике не играл особой роли, хотя и присутствовал. В неклассической науке он выдвигается на передний план, здесь главное — обладание смыслом, а истинна или ложна та или иная теория - не столь важно. В любом случае ее можно обсуждать, с ней можно спорить, она научна. Наука Средних веков, например, очень отличается от науки Нового времени, и не в последнюю очередь в силу своей включенности в средневековую культуру. Многие научные идеи той науки с позиций современности, безусловно, ложны, но они представляют науку Средних веков, и их следует рассматривать как органический элемент, как составляющую этой исторической эпохи. Нельзя выкинуть из истории ту или иную культуру, даже если она не похожа на нашу и нам не нравится. То же относится и к науке.

Заключение

Разумеется, такая переориентация в понимании естествознания порождает массу трудностей. Вот одна из них. Согласно новым взглядам, наука каждой исторической эпохи или - возьмем другую крайность с точки зрения масштабности — научные результаты, получаемые в разных лабораториях, зависят от контекста, а не вьгводятся из прошлого (из предыдущего знания).

Наконец, если принять, что смысл есть критерий научности, то нельзя не учитывать того обстоятельства, что смыслом обладают совсем не только научные положения (впрочем, как и истинными являются не только предложения науки). Можно ли считать, что смысл научных идей как-то отличается от смысла утверждений здравого смысла? И еще. Если делается ударение на несхожести науки разных эпох или результатов, получаемых в разных лабораториях, то что же вкладывается в понятие науки такого, что нам позволяет каждый раз говорить все-таки именно о ней? И если мы пойдем по пути поиска общих черт, не приведет ли нас это обратно к понятию классической науки, которая в любой разновидности научного исследования искала черты, сближающие именно этот тип работы ученого с классикой? Для второй половины прошлого века характерно искать различия в разных случаях научной деятельности, подчеркивать непохожесть процедур получения результатов в разных лабораториях, что обусловливается разнообразием контекстов, формирующих знание и определяющих тип научного исследования. Но в итоге получается, что наука как бы растворяется в контексте, поглощается им. Появляется необходимость определения устойчивости (а не изменчивости) науки как таковой, ее отличия от других форм деятельности, от контекста.

Можно было бы и еще найти требующие решения проблемы, но достаточно и обозначенных. Исследования в этих направлениях уже ведутся, есть и кое-какие обнадеживающие результаты. Но это уже тема другой статьи.

Примечания 1

См.: Merton R.K. Science, Technology and Society in Seventeenth Century. England. N. Y., 1970. А также: Merton R.K. On Theoretical Sociology. N. Y., 1967. 2

Кун Т. Структура научных революций. М., 1975. 3

О проблемах, которые поднимаются в ходе этих дискуссий, я писала в своих прошлых работах, в частности, в книге: Философия из хаоса. Ж.Де- лёз и постмодернизм в философии, науке, религии. М., 2004. 4

Мамардашвили М.К Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии. Школа «Языки русской культуры». М., 1996. 5

Подробно эти вопросы я рассматриваю в других своих работах: об идеях М.Мамардашвили в статье: Об истоках рациональности нового научного знания // Эпистемология & философия науки. 2005. Т. 2. N° 1; о понимании науки Ж.Делёзом в кн.: Философия из хаоса. Ж.Делёз и постмодеризм в философии, науке, религии. М., 2004; о теории катастроф Р.Тома в ст.: Изменчивость и устойчивость в науке // Вопр. философии. 2005. № 2.

В качестве исключения можно назвать книгу А.Декандоля: A.De Candolle. Histoire des sciences et des savants depuis deux siecles. Geneve—Bale—Lyon, 1873. Уэвелл В. История индуктивных наук. СПб., 1867.

McMullin Е. The Rational and the Social in the History of Science // Brown J.R. (ed.) Scietific Rationality: the Sociological Turn. Dordrecht etc., 1984 (Ser. in philosophy of science / Univ. of Western Ontario; Vol. 25). P. 127.

McMullin E. The Rational and the Social in the History of Science / Scientific Rationality: The Sociological Turn P. 147.