Развивая идеи А. Ричардса и других семантиков, Чарлз Моррис включает проблемы аксиологии в семантическую теорию искусства. Знаки в искусстве имеют различные модусы (или измерения), но наиболее характерным является оценивающий модус.
В работе «Значение и значимость» Ч. Моррис попытался соединить две линии развития своих исследований - семиотическую и аксиологическую - в рамках единой теории. Какая же существует связь между аксиологией и семиотикой? Ценности могут быть и без знаков, так же как и знаки без ценностей. Однако существуют такие аспекты знакового поведения, утверждает Моррис, где имеют место и ценности. Такое поведение он называет «предпочтительным поведением». Понятие «предпочтительное поведение» аналогично понятию «селективноотвергающего поведения» Д. Дьюи и понятию «интереса» Р. Перри (8, 16 - 17). «Ценностная ситуация» - это та, где совершается предпочтительное поведение. Термин «ценность» применяется в трех смыслах, обозначая разные аспекты ценностной ситуации. В ситуации, где предпочтительное поведение выражается в выборе воспринимаемых объектов (например, то предпочтение, которое посетитель выставки отдает портретам, а не пейзажам), мы имеем дело с «действующими ценностями». Когда предпочтительное поведение согласуется с ценностями, которые обозначены какими-либо знаками, налицо - «мысленные ценности». Наконец, термин «ценность» применяют и непосредственно по отношению к объектам, такие ценности называются «предметными ценностями». Исследование ценностей должно быть рассмотрено как исследование предпочтительного поведения. Изучение ценностного поведения - несомненно важный аспект аксиологии. Но Моррис рассматривает поведение с позиций бихевиоризма, что предполагает элиминирование сознания как фактора поведения. Моррис вводит в свою аксиологию понятие «обозначенных» (или «мысленных») ценностей, то есть таких мысленных, представляемых ценностей, которые составляют значения знаков, но как это «увязывается» с бихе- виористической методологией, автор не показывает. Так, например, в работе «Многообразие человеческих ценностей» при исследовании факторов, влияющих на «предпочтительное поведение», автор не может не назвать такие мысленные ценности», как философские убеждения, мировоззрение человека (7, 163 - 183). Но далее Моррис так и не разъясняет, как объяснить эти «факторы» ценностного поведения с бихевиористической точки зрения. Согласно Моррису, понятие «ценность» «относительно объективно», то есть ценность - свойство объектов, но это свойство по отношению к предпочтительному поведению, к «субъекту». Ценностное отношение, следовательно, включают в себя как объект, так и субъект. Отношение объект - субъект не менее «объективно», чем отношение объект - объект (8, 18). Таким образом, по главному вопросу в теории ценности: о субъективном или объективном характере ценностей, Моррис, вслед за Перри и Мидом, занимает промежуточную позицию между аксиологическим субъективизмом, для которого характерно релятивистское понимание ценностей, и аксиологическим реализмом, представляющим ценности независящими от субъекта. Сам Моррис называет свою позицию «объективным релятивизмом». Наряду с биопсихологическими Моррис отмечает также и социальные детерминанты ценностного поведения: культурные традиции, религию, экономику, - подчеркивая при этом, что «главная детерминанта в оценках - социальная» (7, 69). Ч. Моррис выделяет два аспекта вопроса об отношении ценностей к искусству: 1) о природе эстетической оценки; 2) об отношении самого произведения искусства к ценностям. Первый вопрос может быть исследован с семиотической точки зрения, то есть можно выяснить, чем различные школы критицизма отличаются друг от друга в зависимости от того, носят ли они по преимуществу приписывающий характер или характер оценивающий. В своих ранних статьях Моррис стоял на точке зрения, что в искусстве эстетические знаки ико- нически обозначают ценности, которые таким образом становятся доступными непосредственному познанию.
Это положение Морриса вызвало дискуссию. Суть спора сводилась к тому, можно ли говорить, что в неизобразительных искусствах, например в литературе, ценности «непосредственно воплощаются» или «изображаются». Если в случае изобразительных искусств обозначенные ценности в большей или меньшей степени реально присущи знаку-передатчику и в этом смысле доступны восприятию, непосредственному познанию, то как быть с литературой (особенно с прозой), где обозначенные ценности преимущественно пребывают в области представлений? Ведь они недоступны восприятию и, значит, непосредственному познанию. Познание этих ценностей опосредовано системой языка, «нейтрального» в отношении тех ценностей, которые он обозначает и к которым отсылает. В работе «Значение и значимость» (гл. V, § 5 «Искусство как воплощение или изображение ценностей») Моррис попытался по-новому подойти к данному вопросу. С учетом указанных различий между «действующими», «мысленными» и «предметными» ценностями, полагает он, нельзя, например, сказать, что эстетические знаки обозначают свою собственную ценность, присущую им как объектам. Произведение искусства может одновременно обозначать все эти три вида ценностей. В качестве иллюстрации Моррис обращается к живописи. В ней может «изображаться», как люди пьют вкусный напиток (предметная ценность), характеры людей с явно выраженным предпочтительным поведением (действующие ценности), утопии и идеальные типы (мысленные ценности). Приведенные примеры, демонстрирующие новый подход, не кажутся убедительными, ибо полемика касалась именно неизобразительных искусств. Не разъясняет Моррис и вопроса о том, какого рода ценности непосредственно могут воплощаться в «материи» языка и в его внешней форме (структуре). В книге «Многообразие человеческих ценностей», а также в ряде статей Моррис попытался экспериментально исследовать вопрос об отношении знаков и ценностей в искусстве, главным образом в живописи. Эти исследования опираются на данные об измерении ценности, о шкале измерений ценности, об измерении значений (в том числе на метод факторного анализа, предложенный Ч. Осгудом). Обобщая полученные данные, он делает вывод о том, что ценности могут изучаться в рамках научного метода и тем самым можно контролировать оценки. Подводя итоги, можно сказать, что бихевиористиче- ская аксиология Морриса в ее практическом применении к искусству оказалась малоэффективной. В теоретическом плане эстетическая аксиология американского семиотика не выходит (несмотря на ряд оговорок) за рамки натурализма прагматистской эстетики с характерным для нее «эстетическим релятивизмом». В деятельности Ч. Морриса отчетливо выступают две тенденции: одна связана с деятельностью Морриса как ученого в области семиотики, другая характеризует его как философа. В отличие от Морриса-философа Моррис-ученый в области семиотики (не обремененной грузом бихевиоризма) пользуется большим авторитетом (13, 7 - 8; 14, 22; 19, 272; 16, 324; 31, 70; 33, 370). Значение и популярность Морриса в эстетике также главным образом обязаны его семиотическим (в конкретно-научном смысле слова) методам исследования искусства. Труды Морриса послужили стимулом для многочисленных дискуссий и обсуждений на симпозиумах, эстетических конгрессах, в журналах и оказали влияние как на видных представителей семантической эстетики (А. Ричардса, С. Лангер, А. Каплана, Б. Хейла и др.), так и на все движение в целом. Семиотическая теория искусства Ч. Морриса также может служить характерным примером того, как такая абстрактная наука, как семиотика, используется для объяснения «абстрактного искусства». Попытка такого рода была предпринята Ч. Моррисом в статье «Эстетика и теория знаков» (2). О трудностях, которые встали перед американским семиотикам при объяснении абстрактного искусства с семиотической точки зрения, было уже сказано нами в другом месте (11, см. также 10).