В основе моррисовского семиотического анализа искусства лежит теория «типов речи»89, сформулированная впервые в статье «Наука, искусство и технология». Эстетический тип речи характеризуется здесь как язык, служащий для коммуникации ценностей посредством изобразительных знаков.
Несколько иную позицию мы наблюдаем в работе «Знаки, язык и поведение». Оценивая позже эту новую позицию в работе «Значение и значимость», Моррис утверждает, что она не является альтернативным решением к прежней точке зрения, что это просто «дополнение старого тезиса» за счет введения категории «использования» знака и особенного подчеркивания оценивающего измерения значения (8, 72). Посмотрим, в чем эта новая позиция заключается и действительно ли она является просто «дополнением» к прежней точке зрения. Моррис отказывается теперь видеть в изобразительном знаке, обозначающем цен ность, специфический «эстетический знак», выделяющий эстетический тип речи. «Ни один знак, - пишет теперь он, - как таковой не является «эстетическим» и попытаться определить Изящные искусства, выделяя особо класс эстетических знаков, представляется ошибочным» (5, 195)90. В основу классификации типов речи теперь кладутся два основания: 1) модус значения, 2) способ использования (целевое назначение) знаков. Рассмотрим сначала модусы значения. В принципе Моррис выделяет традиционные модусы (их мы встречаем и у Пирса). Главные из них: характеризующий (у Ричардса - референциальный или символический), оценивающий и предписывающий (эти два модуса соответствуют эмотивному модусу у Ричардса). К какому модусу значения отнести тот или иной тип речи, зависит от того, в какой пропорции употребляются те или другие модусы значения в знаковом наборе (аскрипторе). Скажем, искусство будет тем типом речи, где в знаковых наборах будет преобладать оценивающий модус. На базе этого основания классификации возможно количественное изучение различных типов речи. Для того, чтобы учесть качественный момент, вводится второе основание классификации - модус использования. Моррис выделяет следующие четыре модуса использования знаков: информативный, побудительный, системный и оценочный (или вальютивный). Все типы речи по этим двум основаниям, взятым вместе, делятся на 24 вида. Искусство в этой классификации выступает в двух типах. Живопись, музыку и поэзию Моррис относит к оценивающе-оценочному типу речи, художественную прозу - к характеризующе-оценочному. Оценочный модус использования, по мнению Морриса, - одна из самых характерных черт знаков, используемых в искусстве. Этот модус лучше всего реализуется тогда, когда свойства обозначенных объектов воплощаются живо и конкретно для непосредственного наблюдения, т. е. способом изображения. Но Моррис теперь считает, что искусство в своем оценочном использовании знаков, во-первых, не ограничивает себя изображениями и, во-вторых, оценивающим модусом значения. Знаки в искусстве могут быть как изобразительные, так и не изобразительные, как с оценивающим, так и с любым другим модусом значения. В живописи, музыке и поэзии преобладает оценивающий модус значения, а в художественной прозе - характеризующий. Во всех случаях для искусства необходимо оценочное использование знаков, причем с добавочным требованием. Это требование состоит в том, что сами знаки, как и обозначенные объекты, должны вызывать по отношению к себе положительную оценку, т.е. эта оценка должна быть по меньшей мере частью, а иногда, может быть, и исчерпывать их оценочное использование (5, 195). Как уже отмечалось, к оценивающе-оценочному типу речи Моррис относит и поэзию. Для поэзии особенно характерно метафорическое использование знаков, а именно тот случай, когда знак указывает не на свой денотат, а на объекты, которые содержат лишь некоторые свойства денотата (5, 136). Метафорическое использование знака очень часто вызывает эмоциональное, оценочное отношение, что и объясняет его распространенность в поэзии. Поэтическое произведение «поэтично» не для всех, так как оценочное использование не всегда достигает цели. Замечено также, что в поэзии часто оценивается не то, что обозначается, а сама речь. На этом основании, говорит Моррис, некоторые считают правильным ограничить характеристику поэзии лишь оценивающим модусом значения, а последний - оценкой самой речи. Но он не согласен с такой позицией, понимая, что это ведет к формализму, к теории «поэзии для поэзии». Оценка самой речи, правильно полагает исследователь, даже если она имеет место, не отменяет оценочного назначения поэзии, призванной оценивать и то, что обозначается. В противном случае поэзия превратится в нечто понятное лишь другим поэтам и лишится своей великой роли в формировании ценностей и оценок у человека. Художественную прозу Моррис относит к характеризуют^ - оценочному типу речи. В работе «Знаки, язык и поведение» Моррис высказывается также и по поводу позиции некоторых семанти- ков, в частности С. Лангер, которые, признавая знаковый (символический) характер искусства, в то же время отрицают, что искусство - это язык, поскольку нет «словаря», т.е. совокупности знаков с определенным значением. Моррис полагает, что если брать отдельный тон в музыке или линию в живописи, то действительно нельзя сказать, что они имеют определенное значение, и из них нельзя составить «словарь». Но точно так же нельзя составить «словарь» и из отдельных индивидуальных фонем, из которых состоят слова-знаки. Если же за «слово» в искусстве брать изображения отдельных предметов, лиц, с которыми имеет дело реалистическая живопись и программная музыка, то они составят словарь знаков, которые «грамматически» по-разному комбинируются в зависимости от стиля, школы или личности художника. Тогда музыкальное или живописное произведение можно рассматривать как язык, составленный из изобразительных знаков. Нет оснований поэтому, делает вывод Моррис, не считать искусства языками. Эти языки частично зависят от звукового языка, они менее адекватны, чем он, для некоторых целей коммуникации, но зато более эффективны для других целей. Различное использование знаков с любым модусом значения внутри произведения искусства, понимание его как своеобразного «языка», попытка количественного подхода к изучению типов речи, в том числе и искусства, выделение оценочного использования знаков как наиболее характерного для искусства с добавочным требованием положительной оценки самих знаков, а также ряд более частных положений (например, отрицание формалистического требования оценивать в поэзии лишь сами знаки и др.) - все это представляется в семиотическом плане плодотворным. В то же время предложенная классификация страдает схематизмом и упрощает реальное положение дел. Так, например, Г.
Клаусом справедливо было отмечено, что имеет место некоторая тенденция к изоляции отдельных «слов» и к переоценке изолированного рассмотрения отдельных составных частей языка (14, 77). Весьма спорным является утверждение, что роман содержит минимум оценки того, что обозначается, а также ряд других положений, на которых мы здесь останавливаться не будем. Предложенная классификация типов речи Морриса покоится на двух основаниях. Одним из них является «модус значения». Рассмотрим это основание поближе. Уже говорилось, что в сущности Моррис дает традиционную для семантиков дифференциацию значений. Недостаток прежних (в том числе и ричардсовских) дифференциаций значений он видит в отсутствии бихевиористских критериев этой дифференциации. Он и пытается дать такой критерий, опираясь на различие в склонностях к реагированию. Мы не будем здесь вновь анализировать бихевиористский подход Морриса к этому вопросу Сошлемся только на тот факт, что многие комментаторы отметили его несостоятельность и в вопросе о дифференциации модусов значения. В особенности было указано, что Моррису фактически не удалось отличить характеризующий модус от оценивающего (16, 328; 19, 267). Как бы отвечая на критику, Моррис в «Значении и значимости» ввел дополнительные разъяснения. Напомним, что в этой книге «значение» отличают от вещей (денотатов) и от ментальных сущностей, т.е. фактически от понятий, идей. В позитивном плане «значению» дается весьма общая и неясная характеристика как аспекта поведения, включающего знаки. В этой работе мы уже не встречаем претенциозного замысла указать бихевиористский критерий модусов значения. Теперь модусы, или, как они называются в этой работе, «измерения» значения, - характеризующий, оценивающий и предписывающий - отличаются в зависимости от их отношения (reference) к различным аспектам среды и поведения. Характеризующие измерения указывают на наблюдаемые свойства объектов, выступающие как раздражители; оценивающее измерение - на совершенные (consummatory), подкрепляющие свойства объектов, предписывающее измерение указывает на инструментальный характер акта и поведения. В отличие от эмо- тивистов и вместе с прагматистами (Дьюи и др.) Моррис считает, что все знаки имеют значение, а значит, отношение (reference) к среде и поведению. В то же время вместе с эмотивистами он выделяет «нормативные» термины (оценивающие и предписывающие), которые нельзя характеризовать лишь в терминах «значения». Они имеют иные виды интерпретант, а именно то, что эмотивисты обозначают как «установки» и «эмоции». Такова точка зрения Морриса, вызывающая ряд вопросов и возражении. Если нормативные термины, например оценивающие, недостаточно охарактеризовать лишь в терминах «значения», тогда дифференциация измерений «значения» на характеризующие и оценивающие, которая совершается без привлечения «интерпретанты», фактически не осуществляется. Это верно и в отношении предписывающего измерения. И те различия, которые указываются Моррисом, - это различия внутри одного характеризующего измерения. Остается также неясным, всякое ли характеризующее измерение становится оценивающим при наличии специфической интерпретан- ты (например, эмоции) или только то, которое выделяет Моррис как «оценивающее». По-видимому, ближе к истине второе: особый характер свойств («совершенные» и пр.), с которыми связано данное характеризующее измерение, порождает специфическую интерпретанту («установки», «эмоции»). Несколько позже мы остановимся на том, как Моррис связывает оценивающее измерение с отнесенностью к ценностным свойствам или просто к ценностям. Если теперь кратко суммировать точку зрения, изложенную в работе «Знаки, язык и поведение», то она сводится к следующему. Произведение искусства рассматривается как тип речи, в котором используются различные знаки, среди них изображения играют важную роль, но они не являются единственными знаками. Знаки имеют различные модусы (или измерения) значения, но наиболее характерным является оценивающий модус. Это значит, что в этом случае знаки обозначают ценности. Знаки в искусстве используются для того, чтобы вызвать у воспринимающего определенное отношение к обозначенным ценностям. Моррис по-прежнему утверждает, что роль изображений в искусстве огромна (5, 274), и в этом смысле его прежние статьи сохраняют свое значение. Однако теперь произведение искусства не рассматривается им в целом как изобразительный знак. Считать иконический знак лишь одним из компонентов (среди других) произведения искусства - это значит не просто «дополнить» прежнюю точку зрения, согласно которой произведение искусства в целом является ико- ническим знаком, но сформулировать другую, «альтернативную» точку зрения. В работе «Значение и значимость» он вновь возвращается к точке зрения своих ранних статей (хотя прямо об этом он нигде не пишет), утверждая, что эстетический тип речи в целом в некоторых важных аспектах является иконическим (8, 73). Такой «возврат» к старому с учетом новой классификации типов речи по «измерениям» и «использованию» знаков внутри произведений искусств представляется шагом вперед. В связи с модусами значения и разновидностями использования знаков Моррис рассматривает вопрос о «выразительности». Наиболее полное истолкование «выразительности» Моррис дает в работе «Знаки, язык и поведение». В моррисовской концепции выразительности есть, несомненно, ряд важных моментов. Главный из них состоит в том, что состояние человека, использующего знаки, не включается в значения знаков. Это положение при правильном его истолковании может служить гносеологической основой отрицания ложных эстетических теорий, рассматривающих искусство как «самовыражение» художника, его эмоций, инстинктов, подсознания, субъективных намерений и пр. Отказ от субъективизма, от теории «самовыражения» имеет место и у Дьюи, учителя Морриса, в области эстетики. К недостаткам этой концепции можно отнести то, что, обозначив термином «выразительность» лишь выражение состояния человека в самом факте производства знаков, Моррис «ушел» от рассмотрения таких явлений, которые собственно и составляют самое главное в проблеме «выразительных» знаков. Имеется только намек на это, когда в примечаниях Моррис со ссылкой на лейбницево понимание «выразительности» цитирует его слова, что «одна вещь выражает другую... когда имеется постоянное и отрегулированное отношение между тем, что может быть сказано об одной и о другой» (5, 257). Анализ соотношения выразительности и изобразительности в искусстве, в частности в изобразительных искусствах, имеет огромное теоретическое значение (см. 12). Но этот аспект проблемы также выпал из поля зрения американского семиотика. 4.