НУЖНА ЛИ ЗАПИСЬ ЭТНИЧЕСКОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ В ПАСПОРТЕ?

Судя по республиканской периодике, смысл протестов заключался в том, чтобы все три идентичности - гражданская, этническая и языковая - имели фиксированное оформление в соответствии с конституционным правом граждан, т.е. в виде записи в паспорте16.

В октябре-ноябре 1997 г. негативное отношение к новому паспорту было продемонстрировано в столицах целого ряда республик, в том числе на: 1) совещании представителей партий, объединений, клубов и других национально-культурных и общественных движений, действующих в республике Башкортостан в рамках башкирского национального движения; 2) Третьем форуме Чувашского национального конгресса (ЧНК) на Втором Всеуд- муртском съезде; 3) Совете парламента Республики Северная Осетия-Ала- ния; 4) на расширенном заседании бюро Исполкома Всемирного конгресса татар (ВКТ); 5) в "Открытом письме Председателю Совета Федерации РФ Е.Строеву" от национально-патриотического движения Республики Дагестан "Славянское единство"; 6) на зональном семинаре, посвященном проблемам и особенностям нормотворческой деятельности законодательных органов власти субъектов РФ, состоявшемся осенью 1997 г. в г. Майкопе; 7) на собраниях общественности, прошедших в Адыгее, а также на президиуме общественно-политической организации "Адыге Хасэ"; 8) на научной кон - ференции, посвященной 80-летию балкарского поэта Кайсына Кулиева17 Очевидно, это далеко не полный список акций, направленных против ново, го паспорта.

Введение нового "космополитического" паспорта без фиксации этнической принадлежности граждан вызвало не только протесты в республиках и большой общественно-политический резонанс во многих регионах России - но и послужило катализатором вялотекущего процесса подготовки законов о гражданстве в некоторых республиках РФ. Чувашский национальный конгресс счел целесообразным рекомендовать руководству республики при- нять закон Чувашской Республики о гражданстве и призвал чувашский на - род бойкотировать новые паспорта. Совещание представителей пробашкир - ских национальных движений, в котором принимали участие делегаты от Исполкома всемирного курултая башкир, Общества башкирских женщин - башкирского народного центра "Урал", народной партии Башкортостана - Всебашкирского центра народной культуры "Ак тирмэ" ("Белая юрта") , Союза башкирской молодежи и некоторых других, поддержало инициативу введения особого паспорта для граждан Башкортостана и скорейшего при - нятия собственного закона о гражданстве. По решению этого же собрания

3. ноября 1997 г. состоялся митинг-протест перед зданием Башкирского государственного университета. На пленарной сессии Государственного сове - та Республики Татарстан депутаты постановили «ускорить доработку про -

екта республиканского закона "О гражданстве РТ" и вынести его для рассмотрения Госсоветом». В Удмуртии были рассмотрены изменения и дополнения в принятую совсем недавно Конституцию и внесены предложения о включении в ее текст нормы об институте республиканского гражданства.

"Очередным ляпсусом Российского государства" назвал министр по делам национальностей Республики Дагестан М. Гусаев выпуск нового паспорта без "пятой графы" и без предварительного широкого обсуждения. "Мы не принимали закон о гражданстве, - добавил министр, - ... но при такой ситуации, на мой взгляд, Дагестан предпримет шаги, чтобы сохранить свою самобытность". Иными словами, закон о гражданстве, требование сохранения в паспорте графы для записи национальной (этнической) принадлежности, а также требование предусмотреть в паспорте гражданина республики запись на двух государственных языках, воспринимается в республиках как защитная мера против русификации, ассимиляции, как правовая основа сохранения гражданской, языковой и этнической идентичности. Официальные органы власти во многих республиках оказались застигнутыми врасплох и в силу этого в их реакции на введение нового универсального' паспорта сквозила растерянность. Так, например, Совет парламента Республики Северная Осетия (Алания) сначала (27 октября 1997 г.) обсудил Обращение к Президенту и Правительству РФ с призывом включить в паспорт гражданина РФ графу "национальность", а затем 20 ноября 1997 г. парламент Республики принял постановление "О приостановлении выдачи российских паспортов нового образца"18. В постановлении Законодательной палаты Государственного совета Башкортостана, принятом 20 октября 1997 г., содержится требование к федеральному Центру приостановить введение паспортов граждан России нового образца, так как эта акция не отвечает интересам России с ее полиэтническим составом населения19. Отношение к введению нового паспорта снова раскололо российское общество, особенно в республиках, и развело граждан России по разные стороны полемической баррикады, снова выявило неадекватное понимание правовой основы каждой из трех - гражданской, языковой и этнической - идентичностей.

При этом раскол произошел среди не только экспертов и политиков, но и населения. Так, например, репрезентативный социологический опрос, проведенный Владикавказским центром этнополитических исследований ИЭА РАН 29-30 ноября, показал, что 42% граждан Северной Осетии отрицательно относятся к отсутствию "пятой графы" в паспорте, почти такая же доля граждан (43) отнеслись к этому позитивно или безразлично и, наконец, 15% - затруднились дать ответ по данному вопросу20. Однако независимо от отношения к фиксации этнической принадлежности в паспорте, несколько ' ранее, весной 1997 г., значительная часть титульной и русской молодежи в 16 столицах республик РФ признала свою этническую идентичность значи- | мой для себя.

Имеет смысл еще раз напомнить, что 86.3 титульной и 79.0% русской молодежи в столицах республик РФ признали свою национальную (этническую) принадлежность "очень значимой", "значимой" и "малозначимой". |И лишь только для 7.5 - первых и 9.0% - вторых национальная принадлежность была "совсем не значима". Полученные данные вызывают интерес в 1узком и в широком смысле. Совершенно очевидно, что значительная часть (молодежи, по крайней мере 70 титульной и 55% русской, убеждены в сильной и умеренной значимости национальной принадлежности и, следовательно, хотела бы иметь запись в паспорте о своей национальности.

В широком смысле отношение к новому паспорту - и прежде всего к наличию или отсутствию в нем зафиксированной этнической идентичности - стало как бы еще одним критерием для определения сторонников интеграционных и дезинтеграционных тенденций в этнополитическом развитии России.

Отказ от декларирования и манифестации этнической принадлежности в паспорте, по мнению сторонников этого подхода, вызван, во-первых, тем, что новый, единый для всей России паспорт, не учитывающий национальную символику титульных наций в республиках РФ, блокирует использование этого документа в качестве сильного средства торга республик с федеральным Центром за более полную экономическую и культурную самостоятельность, во-вторых, тем, что патерналистское навязывание гражданам России, особенно молодому поколению, устаревших и дискриминационных подходов к национальной принадлежности оборачивается большим заблуждением экспертов и политиков, в-третьих, тем, что наличие особой графы является грубым нарушением Конституции РФ, конституций республик и международных норм, в-четвертых, указание этнической принадлежности будто бы становится "формой изощренного принуждения", в-пятых, тем, что никто из граждан России не теряет своей этнической принадлежности из-за отсутствия соответствующей графы в паспорте, в-шестых, тем, что отмена "пятой графы" не означает, что все нерусские народы превращаются в русских, в-седьмых, тем, что отсутствие записи в паспорте об этнической принадлежности дает положительный эффект, а именно выбивает почву из- под ног авторов многочисленных спекуляций об истинном числе народов в республике.

Нет смысла подвергать анализу каждое из приведенных положений, так как все они, за исключением первого, или не соответствуют реальности, или же просто наивны и не имеют отношения к серьезной научной аргументации. Так, например, вряд ли можно согласиться, что "именно эта паспортная запись, а не внешность или звучание фамилии служила основным признаком селекции граждан для осуществления наиболее злостных и преступных нарушений их прав, прежде всего со стороны государства"21. В данном аргументе против фиксации этнической идентичности произошло, как не трудно убедиться, подмена причины и следствия. Не "пятый пункт" служил основой для дискриминации и депортаций, а преступная национальная политика, проводимая правящей номенклатурой Советского Союза.

Более целесообразно в этом отношении воспроизвести аргументацию тех, кто предпочел бы наличие графы в паспорте с фиксацией национальности по добровольному волеизъявлению каждого гражданина, как это, например, утверждено в принятом Государственным советом Республики Татарстан Постановлении. "Считать необходимым, - говорилось в этом Постановлении, - предусмотреть в паспорте гражданина РФ страницы (четвертую и пятую) с указанием на государственных языках республик России фамилии, имени, отчества его владельца, республиканского гражданства, пола, даты и места его рождения, возможность указывать по желанию свою национальную принадлежность. В верхней части этих страниц должно помещаться изображение Государственного герба республик"22.

Подобно тому, как в международном праве подразделяются юридически обязывающие "твердые" источники системы норм, и "мягкие" источники, имеющие рекомендательный характер, так и в развернувшейся паспортноидентификационной полемике обнаруживаются твердая и мягкая позиция и аргументация "за" и "против".

К числу мягких возражений относится, в частности, обида некоторых республик и общественных движений на федеральный Центр, так как новый образец паспорта не был предварительно вынесен на суд широкой общественности, не был согласован с субъектами Федерации, а также в нем нет записи на языке титульной национальности (помимо записи на русском языке), даже если этот язык законодательно утвержден в данной республике в статусе государственного. Ряд "твердых" возражений оказался гораздо более длинным, чем "мягких". Анализ республиканской периодики не оставляет в этом никаких сомнений.

Внедрение паспорта без указания национальности воспринимается как прямая угроза самобытности, т.е. этнической идентификации народов России, и ущемление их национальных интересов, как курс на широкомасштабную ассимиляцию, в ходе которой все народы РФ в конечном счете должны стать русским народом, как отсутствие гарантий прав нерусских этносов, как лишение механизма защиты их языка, культуры, как одностороннее, имперское по характеру, решение федеральным Центром вопросов, которые в действительности находятся в совместном ведении Центра и республик, как первый крупный шаг к неоунитаризму и к ликвидации национально-государственных образований в РФ, как очередное наступление великодержавного шовинизма, несмотря на декларируемые демократические свободы и принципы.

Между тем главная ошибка и противников, и сторонников записи этнической идентичности в паспорте, на мой взгляд, состоит в том, что и те и другие исходят из коллективно-групповых, а не личностных интересов. Для первых - важнее всего интересы государства и государствостроительства ("если власть уступит в этом вопросе, Россия будет еще 30—40 лет заниматься своими государствостроительством, причем с неясным исходом"23) или цивилизованного общества ("цивилизованное общество не нуждается в государственной регистрации национальности"24). Как быстро улетучивается из памяти история народа российского и его взаимоотношений со своим государством, которое, как Молох, веками поедало народы России. Как мало мы, историки, перечитываем наших классиков, как, например, формулу

С.М. Соловьева: "Государство пухло, народ хирел", в которой откровенно и емко раскрыта суть взаимоотношений: "государство-народ" и, добавим от себя, "государство-народ-народы".

Для вторых, так же как и для первых, групповые интересы, например этнической общности ("введение паспорта нового образца... способствует ассимиляционным процессам среди малочисленных народов"25, "по отношению же к русскому народу это стало враждебной акцией"26) или республики ("последовательное проведение в жизнь идеи отдельных политиков об изменении статуса республик и низведения их до положения краев и областей, и превращения России в государство с губерниями"27), выше интересов отдельной личности.

Масло в огонь полемики и в недопонимание друг друга подливала неудачная аргументация как "против" так и "в пользу" фиксации национальнос-

ной и умеренной значимости национальной принадлежности и, следовательно, хотела бы иметь запись в паспорте о своей национальности.

В широком смысле отношение к новому паспорту - и прежде всего к наличию или отсутствию в нем зафиксированной этнической идентичности - стало как бы еще одним критерием для определения сторонников интеграционных и дезинтеграционных тенденций в этнополитическом развитии России.

Отказ от декларирования и манифестации этнической принадлежности в паспорте, по мнению сторонников этого подхода, вызван, во-первых, тем, что новый, единый для всей России паспорт, не учитывающий национальную символику титульных наций в республиках РФ, блокирует использование этого документа в качестве сильного средства торга республик с федеральным Центром за более полную экономическую и культурную самостоятельность, во-вторых, тем, что патерналистское навязывание гражданам России, особенно молодому поколению, устаревших и дискриминационных подходов к национальной принадлежности оборачивается большим заблуждением экспертов и политиков, в-третьих, тем, что наличие особой графы является грубым нарушением Конституции РФ, конституций республик и международных норм, в-четвертых, указание этнической принадлежности будто бы становится "формой изощренного принуждения", в-пятых, тем, что никто из граждан России не теряет своей этнической принадлежности из-за отсутствия соответствующей графы в паспорте, в-шестых, тем, что отмена "пятой графы" не означает, что все нерусские народы превращаются в русских, в-седьмых, тем, что отсутствие записи в паспорте об этнической принадлежности дает положительный эффект, а именно выбивает почву из- под ног авторов многочисленных спекуляций об истинном числе народов в республике.

Нет смысла подвергать анализу каждое из приведенных положений, так как все они, за исключением первого, или не соответствуют реальности, или же просто наивны и не имеют отношения к серьезной научной аргументации. Так, например, вряд ли можно согласиться, что "именно эта паспортная запись, а не внешность или звучание фамилии служила основным признаком селекции граждан для осуществления наиболее злостных и преступных на, рушений их прав, прежде всего со стороны государства"21.

Более целесообразно в этом отношении воспроизвести аргументацию тех, кто предпочел бы наличие графы в паспорте с фиксацией национальности по добровольному волеизъявлению каждого гражданина, как это, например, утверждено в принятом Государственным советом Республики Татарстан Постановлении. "Считать необходимым, - говорилось в этом

• Постановлении, - предусмотреть в паспорте гражданина РФ страницы (четвертую и пятую) с указанием на государственных языках республик России фамилии, имени, отчества его владельца, республиканского гражданства, пола, даты и места его рождения, возможность указывать по желанию свою национальную принадлежность. В верхней части этих страниц должно помещаться изображение Государственного герба республик"22.

Подобно тому, как в международном праве подразделяются юридически обязывающие "твердые" источники системы норм, и "мягкие" источники, имеющие рекомендательный характер, так и в развернувшейся паспортноидентификационной полемике обнаруживаются твердая и мягкая позиция и аргументация "за" и "против".

К числу мягких возражений относится, в частности, обида некоторых республик и общественных движений на федеральный Центр, так как новый образец паспорта не был предварительно вынесен на суд широкой общественности, не был согласован с субъектами Федерации, а также в нем нет записи на языке титульной национальности (помимо записи на русском языке), даже если этот язык законодательно утвержден в данной республике в статусе государственного. Ряд "твердых" возражений оказался гораздо более длинным, чем "мягких". Анализ республиканской периодики не оставляет в этом никаких сомнений.

Внедрение паспорта без указания национальности воспринимается как прямая угроза самобытности, т.е. этнической идентификации народов России, и ущемление их национальных интересов, как курс на широкомасштабную ассимиляцию, в ходе которой все народы РФ в конечном счете должны стать русским народом, как отсутствие гарантий прав нерусских этносов, как лишение механизма защиты их языка, культуры, как одностороннее, имперское по характеру, решение федеральным Центром вопросов, которые в действительности находятся в совместном ведении Центра и республик, как первый крупный шаг к неоунитаризму и к ликвидации национально-государственных образований в РФ, как очередное наступление великодержавного шовинизма, несмотря на декларируемые демократические свободы и принципы.

Между тем главная ошибка и противников, и сторонников записи этнической идентичности в паспорте, на мой взгляд, состоит в том, что и те и другие исходят из коллективно-групповых, а не личностных интересов. Для первых - важнее всего интересы государства и государствостроительства ("если власть уступит в этом вопросе, Россия будет еще 30-40 лет заниматься своими государствостроительством, причем с неясным исходом"23) или цивилизованного общества ("цивилизованное общество не нуждается в государственной регистрации национальности"24). Как быстро улетучивается из памяти история народа российского и его взаимоотношений со своим государством, которое, как Молох, веками поедало народы России. Как мало мы, историки, перечитываем наших классиков, как, например, формулу

С.М. Соловьева: "Государство пухло, народ хирел", в которой откровенно и емко раскрыта суть взаимоотношений: "государство-народ" и, добавим от себя, " государство-народ-народы".

Для вторых, так же как и для первых, групповые интересы, например этнической общности ("введение паспорта нового образца... способствует ассимиляционным процессам среди малочисленных народов"25, "по отношению же к русскому народу это стало враждебной акцией"26) или республики ("последовательное проведение в жизнь идеи отдельных политиков об изменении статуса республик и низведения их до положения краев и областей, и превращения России в государство с губерниями"27), выше интересов отдельной личности.

Масло в огонь полемики и в недопонимание друг друга подливала неудачная аргументация как "против" так и "в пользу" фиксации национальности, а также прямо или косвенно звучавшая идея о переходе от этнической идентификации к гражданской, как более приоритетной. Эффектом бумеранга не могло не обернуться, в частности, такое предложение: "Человек... может... чувствовать свою принадлежность к двум или нескольким этническим общностям или вообще благополучно существовать только с чувством гражданской принадлежности"28. В этой растиражированной популярной газетой крайне неудачной формуле, с какими бы благими намерениями она ни была сконструирована, по сути, отрицается право на фиксацию этнической идентичности и отдается приоритет "обезэтниченной" гражданской идентичности. Этническая идентичность приносится в жертву гражданской идентичности, а интересы этнических общностей декларативно-манифестацион- но ставятся ниже интересов государства, множественная этническая идентичность оценивается выше, чем единичная.

Ошибки, проистекающие из ложной парадигмы, состоящей в переоценке групповых и в недооценке личностных прав, приводят в конечном счете к односторонним выводам участников дискурса по обе стороны баррикады. Какое дело человеку, для которого этническая принадлежность далеко не безразлична или даже очень значима до того, что сведения об отдельных национальностях (этнических общностях), о национальном и языковом составе страны фиксируются в переписных бланках и далее публикуются в братских могилах анонимных таблиц? Коль скоро в России есть различные народы, действует министр по делам национальностей, созданы государственные, полугосударственные и общественные объединения, функционирует Комитет по делам национальностей в Госдуме РФ, приняты "Концепция государственной национальной политики Российской Федерации", "Закон о национально-культурной автономии", и некоторые другие официальные документы, постольку каждый гражданин заинтересован урегулировать свою этническую идентичность с государством на надежной правовой основе. Да, действительно, гражданская идентификация, удостоверяется паспортом, выступающим документом легитимных отношений (связи, союза, взаимодействия) гражданина с государством. И поскольку государство, живущее по Конституции, провозглашенной от имени "многонационального народа Российской Федерации", исходит "из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов"29 и в соответствии с включенными в Конституцию нормами берет на себя заботу по созданию условий для развития народов России и по обеспечению прав граждан, связанных с их национальной (этнической) принадлежностью, постольку каждый гражданин вправе иметь возможность фиксировать в договорном с государством документе, т.е. в паспорте, свою этническую принадлежность. Эта фиксация вселяет в него уверенность, что государство не посмеет игнорировать его этническую принадлежность, а будет относиться к ней так же бережно и ответственно, с таким же уважением и достоинством, как к его гражданской идентичности. Самоопределение личности по этнической линии не менее важно, чем по гражданской. Не случайно в "Концепции государственной национальной политики РФ" в перечне основных целей и задач четко и недвусмысленно записано: "Обеспечение правовой защиты национальной чести и достоинства граждан"30. Нельзя не согласиться, что ликвидация записи об этнической принадлежности в паспорте делает практически бессмысленной правовую защиту человека и лишает его надежды на то,

нальностей. Среди молодежи из числа национальных меньшинств, отнесенной к категории "другие" (национальности), размах той же вариации составил 45.2% (90.5 - в Элисте и 45.3% - в Сыктывкаре), или в 2.6 раза меньше разрыва у респондентов титульной молодежи. Более того, во всех без исключения столицах доля титульной национальности, безоговорочно принимающей республиканское гражданство, превосходит долю своих единомышленников из числа русской молодежи и молодежи из числа нацменьшинств.

Из приведенных данных следует очевидный вывод. Представления о своей республиканской идентичности молодежи разных титульных национальностей типологически более сходны между собой, чем эти представления разных групп русской молодежи, живущих в столицах тех или иных республик РФ. Из этого в свою очередь следует чрезвычайно важный вывод: адаптация молодежи титульных национальностей к "плодам" суверенизации дала более важные и, в сущности, одинаковые результаты, чем восприятие "урожая" суверенизации молодежью русской и других (нетитульных) национальностей. И подобно тому, как в региональном отношении РФ предстает как бы разной страной, подтверждая сомнительный тезис о целесообразности асимметричной Федерации, точно так же различаются представления русской молодежи о своей гражданской идентификации в зависимости от республики и особенно от столицы проживания. И, как будет показано ниже, приблизительно в таком же многомерном измерении отличаются представления групп титульной молодежи об их общероссийской гражданской идентичности.

В среднем высокие показатели признания республиканско-гражданской идентичности обнаружены в четырех столицах - Махачкале, Владикавказе, Нальчике и Кызыле, где доля молодежи, безоговорочно признающей республиканскую гражданственность составила 85.5-89.4%.

Наивысшие показатели предпочтения, отданного титульной молодежью республиканской гражданской идентичности - 96.1-97.4%, - были получены в Майкопе, Владикавказе, Элисте и Кызыле, русской молодежью - 76.4—85.7% - в Махачкале, Владикавказе, Саранске и Улан-Удэ, молодежью из числа национальных меньшинств - 75.8-90.5% - в Элисте, Уфе, Махачкале и Саранске.

По индексам, фиксирующим разрыв между титульной и русской молодежью по доле респондентов с твердой республиканско-гражданской идентичностью, первые четыре места занимали Сыктывкар, Майкоп, Чебоксары и Элиста, между опрашиваемыми "другой" и титульной национальности - Сыктывкар, Майкоп, Улан-Удэ, Кызыл.

На порядок выше оказались различия между русской и титульной молодежью по неприятию республиканского гражданства. Так, например, в четырех столицах этот разрыв исчислялся в более чем десятикратном выражении.

Удельный вес русской молодежи, не считающей себя гражданами республики проживания, в 20 раз превосходила долю своих единомышленников из числа титульной молодежи в Саранске, в 19.0 - в Майкопе, в 18.3 - во Владикавказе и в 10.3 раза в Элисте, доля инонациональной ("другие") молодежи, подобно русской, тоже гораздо чаще, чем титульная молодежь, не считала себя гражданами республики проживания, в том числе во Владикавказе в 2.3 раза, в Кызыле - в 16.2, в Майкопе - в 15.8 и в Кызыле - в 13.0 раз.

Наиболее высокие показатели безоговорочного принятия и признания российского гражданства распространены среди титульной молодежи в семи столицах, в том числе в Ижевске, Чебоксарах, Сыктывкаре, Элисте, Саранске, Улан-Удэ и в Уфе. Здесь каждые четверо из пятерых респондентов из числа титульной молодежи без колебаний назвали себя гражданами России. В остальных девяти столицах привлекательность российского гражданства оказалась несколько ниже, особенно в Казани и Нальчике, где соответственно только немногим более чем каждый второй татарин и кабардинец убежденно считали себя гражданами России.

Выбор русской молодежи гораздо чаще, чем титульной склонялся в сторону гражданства России. В шести столицах РФ, в том числе в Ижевске, Сыктывкаре, Уфе, Петрозаводске, Якутске, Кызыле, доля русских, считающих себя гражданами России, составляла более 90%. Еще в семи столицах, включая Чебоксары, Элисту, Саранск, Улан-Удэ, Йошкар-Олу, Владикавказ, Майкоп, эта доля колебалась в интервале между 82.7 и 89.7%. И лишь только в двух столицах - Казани и Нальчике эта доля составляла 66.6-66.6%. Для опрашиваемых остальных национальностей предпочтительность российского гражданства напоминала скорее модель выбора русских, чем модель выбора респондентов титульных национальностей.

Таким образом, собственно лингвистический фактор - и прежде всего принадлежность титульной национальности к той или иной языковой семье - не играл решающей роли в степени взаимной адаптации русской и титульной молодежи на основе общероссийского гражданства. В самом деле, в первую группу с наиболее широким предпочтением общероссийского гражданства попали по три столицы, где титульная молодежь относилась к финно-угорской (Ижевск, Петрозаводск, Сыктывкар) и тюркской (Кызыл, Уфа, Якутск) языковым семьям.

Во второй группе оказались две столицы с финно-угорской (Йошкар- Ола, Саранск) титульной молодежью, одна столица (Чебоксары) с тюркоязычной, две столицы (Элиста, Улан-Удэ) с монголоязычной и еще по одной столице - Владикавказ и Майкоп - соответственно с ирано- и адыгоязычной титульной молодежью. И наконец, молодежь двух столиц в третьей группе (Казань и Нальчик) принадлежала к тюркской и адыгейской языковым семьям.

В отличие от близкого к единодушному признанию республиканского гражданства, в восприятии себя гражданами России выявились серьезные различия между титульной молодежью разных столиц. Об этом выразительно свидетельствует значительный размах вариации (33.0%) между Ижевском и Нальчиком по доле удмуртской (85.6%) и кабардинской (52.6%) молодежи, без колебаний считающей себя гражданами России. Среди русской молодежи аналогичный показатель - размах вариации между Ижевском (92.6%) и Казанью (76.7%) составляет 15.7%, или в 2.1 раза меньше, чем разрыв между группами титульной молодежи. Среди остальной молодежи (кроме титульной и русской), этот же размах вариации составляет 33.9% - Саранск (96.5) и Казань (62.6%).

Таким образом отношение к российскому гражданству среди русской и титульной молодежи формируется с точностью до наоборот по сравнению с отношением к гражданству республики проживания. В одном случае налицо единодушное признание республиканского гражданства титульной моло-

дежью и разброс мнений среди русской молодежи, в другом, напротив, единодушное восприятие российского гражданства русской и серьезные несовпадения у титульной молодежи разных столиц.

Существенные различия между русской и титульной молодежью в тяготении к гражданству России еще более разительны в неприятии этого гражданства. Только в Нальчике положительный индекс различия31 в принятии российского гражданства приближается к 1.5. Во всех остальных столицах он ШШШШШ скромную величину от 1.03 в Улан-Удэ до 1.39 в Казани. Разница, как видно, не слишком велика. Гораздо глубже различия, фиксируемые негативным индексом отрицания32 российского гражданства. В Казани соответствующий индекс составляет 4.22, в Майкопе и Якутске - 3.68 и 3.26, в Нальчике, Петрозаводске, Владикавказе, Уфе, Йошкар-Оле, Чебоксарах, Ижевске - между 2.02 и 2.63.