От «безусловной верности» де Голлю к фактической автономии
После поражения и роспуска РПФ голлистское движение, казалось бы, медленно шло к полной потере своего влияния в стране. На парламентских выборах 1956 г., например, кандидаты социальных республиканцев собрали всего 928 тыс.
голосов (около 3,5% зарегестрированных избирателей) Ч Практически устранился от политической деятельности де Голль, уединившийся в своем имении в Коломбэ-ле-дез- Эглиз и занимавшийся главным образом работой над «Военными мемуарами». Однако, как показали последующие события, и де Голль, и голлистское движение рассматривались господствующим классом как своеобразный резерв, предназначавшийся для использования при «чрезвычайных обстоятельствах». Такие обстоятельства сложились уже к 1958 г., когда в стране произошло новое и очень серьезное обострение кризиса системы политического господства буржуазии. Колониальная война в Алжире, связанная с попытками правящих кругов Франции не допустить получения независимости этой страной, превратилась к тому времени в главную проблему не только внешней, но и внутренней политики Четвертой республики. По существу, в этой проблеме сфокусировался ряд острых противоречий французского капитализма той поры: между монополиями, получавшими баснословные барыши на колониальном грабеже, и другими монополистическими объединениями, считавшими продолжение войны дорогостоящей и опасной авантюрой; между различными слоями и группами немонополистической буржуазии, значительная часть которой была заинтересована в сохранении прямого военно-адми- нистративного контроля над колониями; между модернистским течением в буржуазном классе, пришедшим к выводу о необходимости прекратить бесперспективную войну с тем, чтобы перебросить высвободившиеся средства на модернизацию производственного аппарата страны, и консервативным течением, выступавшим за сохранение во многом еще колониального характера французского капитализма 53. Война в Алжире привела также к усложнению борьбы между общественно-политическими силами Франции. Если одни из них, и прежде всего коммунистическая партия, требовали предоставить алжирскому народу самому решать свою судьбу, то другие защищали лозунг «французского Алжира». Широкие массы населения страны, в том числе определенные слои трудящихся, поддерживали этот лозунг хотя бы уже потому, что были воспитаны в духе ложной идеи, согласно которой Алжир являлся «неотъемлемой частью» Франции. В конечном счете создалась тупиковая ситуация. Часто менявшиеся правительства Четвертой республики оказывались неспособными предложить нации выход из кризиса. Положить конец войне путем достижения своевременного компромисса не удавалось: «необходимое для этого парламентское большинство должно было включать коммунистическую партию, от чего даже самые либеральные в колониальном вопросе буржуазные группировки упорно отказыва лись» 54. В то время как все большую активность проявляли ультраколониалистские, реакционные сцлы (в Алжире они явно вели дело к военному путчу), буржуазный парламентский механизм приближался к состоянию паралича. Между тем часть господствующего класса, особенно его монополистическая верхушка, еще до алжирского кризиса вела линию на подрыв парламентской системы Четвертой республики, которая пришла в противоречие с ее интересами. По образному выражению советского исследователя И. М. Бунина, в течение всего этого периода крупный капитал во Франции как бы «осваивал» государственно-монополистический механизм, «учился» использовать его в своих целях \ Речь шла в первую очередь о приспособлении французского буржуазного государства к новым экономическим задачам, которые встали перед французским капитализмом после второй мировой войны. Потеря ссудных вложений за рубежом, начало распада колониальной империи потребовали от него переориентации экономической стратегии, и в частности отказа от традиционной ростовщически-колониальной модели развития. Чтобы не допустить дальнейшего отставания от империалистических соперников, а тем более догнать их, необходимо было в сжатые сроки усилить крупную промышленность. Подобная задача стала особенно актуальной для Франции после подписания ее правительством в 1957 г. Римского договора о создании ЕЭС. В этих условиях государственный аппарат и находящиеся в его распоряжении средства должны были, с точки зрения крупного капитала, более активно подключаться к реализации его планов. В 50-е годы представители крупного капитала все чаще стали появляться в различного рода государственных комитетах и комиссиях, занимавшихся экономическими и социальными вопросами, с тем чтобы ориентировать их деятельность в нужном направлении. Эти комитеты и комиссии постепенно наделялись функциями, которые по букве конституции являлись прерогативой представительных органов, в частности парламента. Таким образом, крупный капитал вел дело к уменьшению роли демократических институтов, к ограничению контроля парламента за выработкой социально-экономической политики. Он все менее был склонен терпеть положение, при котором парламент, будучи арбитром между различными фракциями буржуазии, оставался важным центром принятия решений, При численном преобладании в нем представителей мелкой и средней буржуазии это постоянно грозило одобрением таких решений, в которых находили отражение интересы названных слоев, а иногда и некоторых слоев трудящихся. Группы господствующего класса, заинтересованные в развитии государственно-монополистического капитализма, стремились теперь в первую очередь не к «обеспечению равновесия между фракциями буржуазии, а к арбитражу интересов ограниченного числа групп (отнюдь не обязательно парламентским путем) с последующим навязыванием этих интересов всему классу буржуазии и стране в целом» 55. Иными словами, крупный капитал рассматривал политическую систему с преобладанием парламентских учреждений как препятствие на пути к реализации своих задач. Это способствовало наступлению паралича Четвертой республики, окончательно зашедшей в тупик при попытках разрешить алжирскую проблему. В итоге ее режим рухнул, а к власти был призван генерал де Голль, получивший чрезвычайные полномочия. Использовав эти полномочия, он сумел добиться в сентябре 1958 г. принятия новой конституции. В соответствии с ней в стране создавался режим Пятой республики, характеризовавшийся преобладанием исполнительной власти, в особенности института президента страны, и ограничением прав парламента. Установление Пятой республики ознаменовало собой поворотный пункт в истории голлистского движения, которое впервые оформилось в правительственную партию. Она сразу же потеснила другие группировки, в особенности МРП и радикалов. ЮНР была создана 1 октября 1958 г., но уже в ноябре того же года ее кандидаты собрали на первых парламентских выборах, проводимых в соответствии с новой конституцией, 4,16 млн. голосов (20,3%). Это позволило вновь образованной партии получить на основе введенного при новом режиме межоритарного голосования в два тура 188 депутатских мандатов в Национальном собрании 56. Этим бесспорным успехом, в сущности, почти неизвестная группировка была обязана преимущественно престижу генерала де Голля, с именем которого ЮНР справедливо ассоциировалась в глазах избирателей и на которого в этот период возлагались весьма противоречивые надежды. Популяр ность «харизматической» личности де Голля в связи с угрозой военного путча в стране была настолько велика, что, как отмечал известный французский политолог Ж. Шапсаль, значительное количество избирателей отдали на упомянутых выборах свои голоса за некоторых кандидатов других буржуазных партий, выступивших в поддержку де Голля, «потому что приняли последних за голлистов» 57. Даже спустя четыре года, в 1962 г., престиж де Голля был необычно высоким: согласно данным опросов общественного мнения, 70% французов в этот период были «довольны» его возвращением к власти58. (Де Голль не преминул использовать свою популярность во внутриполитической тактике: его позиция в ходе избирательных кампаний к президентским выборам и к референдумам сводилась к формуле — «либо я, либо хаос» 59.) В этой связи возникает вопрос о том, насколько были популярны в тот момент идеи де Голля или, точнее, насколько они отвечали настроениям широких масс населения. Как явствует из опросов общественного мнения, в августе 1958 г. 70% избирателей полагали, что де Голль сможет укрепить международные позиции Франции, 60% надеялись с его помощью восстановить национальное единство. Особо следует отметить, что 70% избирателей считали возможным доверить де Голлю пересмотр конституции. В то же время только 44% из них верили в способность генерала справиться с экономическими неурядицами60. Во время референдума в сентябре 1958 г. 79% французов, принявших участие в голосовании, одобрили конституцию Пятой республики, т. е. фактически одобрили голлистское «сильное государство». Огромное значение для результата этого референдума имела дискредитация Четвертой республики, показавшей свою полную неспособность справиться с алжирской проблемой. Именно постепенное урегулирование де Голлем этой проблемы позволило ему ослабить сопротивление усилению роли исполнительной власти в Пятой республике. Референдум 1962 г. по вопросу о конституционной реформе был в этом отношении наиболее показательным: несмотря на активнейшую оппозицию почти всех политических партий планам де Голля ввести избрание президента респуб лики путем прямого голосования, правительственный проект собрал около 62% голосов61. Привлекают также внимание результаты опросов, характеризующие отношение широких слоев французского населения к внешнеполитическим проблемам и к соответствующим аспектам голлизма. В целом после второй мировой войны во Франции наблюдалось ослабление интереса к теме «величия». В 1945 г., например, 80% жителей страны считали Францию великой мировой державой, а в 1958 г. 00% были убеждены в том, что она значительно уступает другим мировым державам. Вместе с тем 40% французов находили, что влияние США стало во Франции «чрезмерным», а 33% выступали за эвакуацию американских войск с французской территории. Показательно также, что в 1960 г. 65% населения поддерживало идею создания «национальной» атомной бомбы, а 46% одобряли лозунги «европейской Европы»62. Таким образом, в целом общественное мнение страны было подготовлено к тому, чтобы ее внешняя политика, а также государственно-правовое строительство осуществлялись в соответствии с идеями де Голля. Что касается социально-экономических проблем, то они в первые годы Пятой республики были несколько на втором плане. Особо стоит вопрос об отношении к идеологии голлизма монополистических кругов. Он связан с более широким вопросом о специфике функциональной взаимосвязи между буржуазным классом, его верхушкой как экономической силой, с одной стороны, и идейно-политическими течениями, выражающими интересы этого класса,— с другой. Еще К. Маркс и Ф. Энгельс в своем труде «Немецкая идеология» отмечали своеобразное разделение труда внутри буржуазии. Это разделение труда, писали они, «проявляется теперь также и в среде господствующего класса в виде разделения духовного и материального труда, так что внутри этого класса одна часть выступает в качестве мыслителей... (это — его активные, способные к обобщениям идеологи, которые делают главным источником своего пропитания разработку иллюзий этого класса о самом себе), в то время как другие относятся к этим мыслям и иллюзиям более пассивно и с готовностью воспринять их, потому что в действительности эти-то представители данного класса и являются его активными членами и поэтому они имеют меньше времени для того, чтобы строить себе иллюзии и мысли о самих себе. Внутри этого класса такое расщепление может разрастись до некоторой противоположности и вражды между обеими частями...» 63. Указание основоположников марксизма о возможных «противоположности» и «вражде» между идеологами буржуазии и непосредственными обладателями экономической власти очень важно с методологической точки зрения. Речь идет об известной самостоятельности идеологической функции, о том, что в иные периоды эта самостоятельность может быть весьма значительной. К этому следует присовокупить, что любая идеология является формой общественного сознания и посему может обладать определенной автономией по отношению к общественному бытию. В одних случаях некоторые идеологические доктрины могут как бы «забегать вперед относительно непосредственных интересов господствующей прослойки капиталистического общества, в других — отставать от них, в третьих — отвечать этим интересам лишь в течение весьма ограниченного исторического периода. В условиях «разделения труда» внутри правящего класса монополистическая буржуазия не столько прямо создает собственную идеологию, сколько выбирает и приспосабливает для своих целей уже имеющиеся. К тому же, оказывая поддержку конкретным политическим движениям и их идеологиям, монополистические круги вынуждены в условиях буржуазной демократии принимать во внимание такое обстоятельство, как способность данной идеологии обеспечить социальный конценсус, являющийся фундаментом «социального порядка». Сказанное в полной мере относится к Франции, правящий класс которой накопил значительный опыт идейно-политического маневрирования. Монополистическая буржуазия сделала ставку на де Голля в 1958 г. потому, что его идеи и его политическое прошлое давали ей основания рассчитывать на то, что политика генерала преимущественно будет строиться сообразно ее потребностям на данном историческом этапе. Как уже отмечалось, особенности развития государственно-монополистического капитализма в стране обусловили необходимость перехода к режиму с преобладанием испольнительной власти, к решению колониальной проблемы, к сосредоточению экономической и политической власти в рамках одних и тех же структур (сращивание монополий с государством) с тем, чтобы в быстрые сроки направить максимальное количество ресурсов на ук репление мощи французских монополий, на усиление их индустриальной базы. Последние насущно нуждались в этом перед лицом более сильных зарубежных конкурентов, в первую очередь американских и западногерманских. Де Голль, в сущности, мыслил модернизацию Франции в монополистическом варианте, так как считал концентрацию производства непременным условием дальнейшего развития капиталистической экономики*4. Отставание Франции в этом отношении, по его убеждению, грозило поражением в мировом экономическом соревновании и тем самым обрекало на неудачу политику «величия». По этой причине де- голлевское правительство активно стимулировало создание во всех важнейших отраслях промышленности групп, способных на равных состязаться с иностранными конкурентами. Один из бывших советников де Голля по вопросам экономики — А. Прат свидетельствует о том, что в 60-х годах этому аспекту правительственной политики придавалось чрезвычайно важное значение. Отмечая в своей книге «Экономические битвы генерала де Голля», что в 1962 г. из 571 тыс. национальных предприятий 504 тыс. нанимали менее 10 работников, он пишет, «что при этих обстоятельствах требовалось активное вмешательство государства, с тем, чтобы произвести структурную перестройку промышленности» 64, направленную на уменьшение этой дробности производственного аппарата. Де Голль практически пошел навстречу «пожеланиям» финансово-промышленной олигархии Франции, когда он взял курс на ломку традиционной социальной структуры страны. Французская монополистическая буржуазия еще до установления режима Пятой республики всячески стремилась изменить в свою пользу определенное экономическое и политическое статус-кво внутри буржуазного класса, унаследованное от Третьей республики. Если ранее она шла на известные уступки мелкой и средней буржуазии, которая в условиях Третьей и Четвертой республик располагала значительным политическим весом, то в первые годы Пятой республики это положение изменилось. Укрепив свои позиции, монополистический капитал более решительно потребовал «очистить» экономику от всего, что мешало его дальнейшей экспансии. В социальной области это означало прежде всего вытеснение из предпринимательской и торговой сфер части мелких и средних собственников. Остальная часть должна была попасть под гораздо более тесный контроль монополистического капитала. С точки зрения де Голля, вытеснение мелкой и средней буржуазии также было неизбежным след- ствием политики модернизации экономики65. Совпадение его концепции с требованиями монополистических кругов привело к тому, что первоначально правительства Пятой республики взяли весьма жесткий курс в отношении мелкой и средней буржуазии, невзирая на связанный с этим социально-политический риск. Ведь эти слои всегда составляли основной контингент консервативного электората, который являлся главной основой буржуазных партий. Кроме того, данная социальная категория «теснее всего связана с капиталистическими отношениями, в наибольшей степени впитывает традиционные буржуазные ценности и вносит их в общественное сознание» п. Тем не менее в результате политики централизации и концентрации промышленного и торгового капитала, осуществляемой монополиями и поддерживаемой государством, экономическим позициям мелкой и средней буржуазии был нанесен существенный урон в годы пребывания у власти де Голля. С 1957 по 1970 г. только в коммерческой сфере число мелких торговцев сократилось на 19% 66. Чтобы сломить естественное сопротивление этих прослоек, деголлевские правительства попытались заменить один классовый альянс буржуазии другим: в «социальном проекте» де Голля верхушка буржуазии должна была все более опираться на «новые средние слои» 67, т. е. главным образом на управленческий персонал государственных служб и частных кампаний научных и инженерно-технических работников. Этот курс имел тем большее значение, что политика форсированной индустриализации страны на рельсах государственно-монополистического капитализма, которую вел де Голль, сопровождалась быстрым численным ростом этих социально-профессиональных категорий населения. Лишь только в конце 60-х годов, когда последовавшее в результате этой политики ослабление социальных связей между монополистической и немонополистической буржуазией начало угрожать корен ным интересам всего господствующего класса, правящая верхушка Франции попыталась придать своему курсу в отношении мелкой и средней буржуазии более гибкий характер: с одной стороны, она поощряла реконверсию мелкотоварного сектора, а с другой стороны, принимала меры, позволяющие данным слоям как-то держаться на поверхности 68. Разумеется, политическая философия де Голля и основанная на ней политика на данном этапе отвечали интересам монополистической буржуазии также потому, что они предусматривали в целях обретения «величия» серьезные экономические жертвы со стороны трудовых слоев. Как указывал по этому поводу XVI съезд ФКП, социально-экономический курс голлистских правительств был рассчитан на то, чтобы обеспечить усиление позиций французского империализма прежде всего «за счет рабочего класса и трудового крестьянства» 69. Наконец, при де Голле приобрели еще большее значение масштабы сращивания монополий с государственным аппаратом, подключение государственной администрации к реализации устремлений монополистического капитала через государственные комиссии и комитеты70. Сложившийся к этому времени военно-промышленный комплекс Франции был доволен возросшими расходами на военные научно-технические исследования и разработки, курсом на создание национального ракетно-ядерного потенциала. По подсчетам экономистов ФКП К. Кэна и Ф. Эрзога, к концу пребывания де Голля у власти (т. е. к 1969 г.) общие затраты Франции на военные цели составляли 40 млрд. фр. (5,5% ВНГІ), из них 24 млрд. расходовались на ракетно-ядерное оружие71. Вместе с тем многие аспекты политической философии де Голля и его практической политики могли устраивать доминирующие фракции монополистического капитала Франции лишь только в период их относительной слабости перед лицом зарубежных соперников. По мере укрепления позиций этих фракций на мировой экономической арене их интересы должны были неминуемо прийти в противоречие с деголлевской концепцией национальной независимости, исключающей существенную интеграцию страны в наднациональные блоки. Монополистические круги Франции не могли также йе ощущать беспокойство в связи с приверженностью де Голля своей этатистской концепции. Противоречивое отношение монополистической буржуазии к государству является одной из характерных черт нынешнего этапа развития государственно-монополистического капитализма. С одной стороны, она стремится к возрастанию веса исполнительной власти в политической системе с тем, чтобы устраивать свои дела непосредственно «в коридорах» государственного аппарата, в обход представительных органов и связанного с ними демократического контроля. С другой стороны, монополистический капитал старается «не допустить ... усиления этой самой государственной власти, ограничить ее самостоятельность возможно более узкими рамками, не допустить, чтобы возросшие полномочия и прерогативы государственной власти, равно как и общий огромный вес и авторитет, оказались в какой-либо мере вне их непосредственного воздействия» 72. В этом свете деголлевская доктрина «сильного государства», которое доминирует над экономикой, и осуществление этой доктрипы на практике должны были на каком-то этапе прийти в противоречие с политикой монополий. Учитывая огромную власть, которая доверена главе государства в Пятой республике, монополистическая буржуазия уже с момента создания режима начала принимать определенные меры с целью найти дополнительные средства влияния на его политику. Одной из таких мер явилось установление более тесных связей с голлистской партией, которая до определенного времени была партийно-политической опорой режима, а вместе с ним и самого де Голля. Будучи основной правительственной партией, ЮНР вскоре прочно «срослась» с правительственным аппаратом и уже поэтому должна была привлечь к себе самое пристальное внимание монополистических кругов. В конечном счете голлистская партия заслужила большое доверие последних и гораздо дольше пользовалась их поддержкой, чем сам де Голль. Это объяснялось прежде всего тем, что де Голля от нее отделяла определенная идеологическая и политическая дистанция. Эта дистанция, однако, стала ощущаться не сразу. В первые годы Пятой республики голлистская партия полностью ассоциировалась в глазах основной массы избирателей с президентом в связи с чем между ее электоратом и электоратом де Голля не было существенных отличий. В начальный пе риод существования ЮНР, когда перед страной стояли неотложные внешполитические проблемы, более или менее решаемые де Голлем, как его, так и голлистскую партию поддерживали не только слои, принадлежавшие к буржуазному классу, но также часть рабочих и других категорий трудящихся. К примеру, на президентских выборах 1965 г. за де Голля проголосовали 42% избирателей-рабочих, а ЮНР даже в 1967 г. собрала на парламентских выборах около 30% голосов представителей рабочего класса73. Примечательно, что в первые годы существования партии ее влияние было наиболее сильным в индустриальных департаментах Севера Франции, а также в Парижском районе. До 1967 г., указывал в этой связи Ж.-К. Петифис, «голлизм являлся преимущественно северо-французским политическим движением» и «воплощал собой динамичную и промышленную Францию» 74. Именно в это время социально-политический состав партии голлистов отличался наибольшей пестротой. С одной стороны, в ее рядах были широко пред- ставлены правые почти всех оттенков (в особенности до момента решения алжирского вопроса, когда ЮНР покинули наиболее решительные сторонники «французского Алжира»), а также центристы, в большинстве случаев «перебежавшие» из МРП, с другой —в 1958 г. официальным союзником партии стал Демократический союз труда (ЮДТ), сгруппировавший одну из фракций левых голлистов75. Главный мотив, побуждавший в первые годы Пятой республики людей весьма различных политических убеждений голосовать за ЮНР и тем более вступать в эту партию, заключался в желании поддержать политику де Голля, с которой связывалось решение колониальной проблемы и предотвращение военного путча. Стремясь использовать популярность де Голля с целью увеличения влияния ЮНР, лидеры партии неоднократно подчеркивали, что считают своей главной задачей «быть опорой де Голлю». Весьма характерным в этом плане было заявление видного деятеля ЮНР А. Ша- ландона, сделанное в 1959 г.: «Нас создал генерал де Голль: мы обязаны ему существованием, доктриной и единством. Но если мы принадлежим ему, он не принадлежит нам. Положение арбитра нации не позволяет де Голлю ограничивать себя рамками одной партии, даже если эта партия исповедует доктрину безусловной верности ему лично» 76. Как видно из этого заявления, голлистские руководители пропагандировали тезис де Голля о том, что он якобы являлся надклассовым и надпартийным «арбитром» нации, выражающим ее высшие и неизменные интересы.
Одновременно ЮНР очень активно распространяла один из основных идеологических догматов голлизма — отрицание классовой борьбы иод предлогом необходимости сплочения французов в лоне «единой нации». Стремясь устранить или по меньшей мере смягчить классовые антагонизмы посредством внедрения в умы граждан «национальной идеи», голлисты, как и в период РГ1Ф, старались убедить широкие массы населения в «надпартийном» характере своей партии. Правда, некоторые из руководителей голлистов попытались положить в основу пропаганды ЮНР другой тезис. Понимая, что идея «надпартийности» не выдержит проверки временем, они хотели заменить ее более понятным широким массам лозунгом «центризма». Эту позицию занимал, в частности, Р. Фрэ, избранный в 1958 г. генеральным секретарем партии. В разгар парламентских выборов, состоявшихся в ноябре 1958 г., он выступил с заявлением, в котором указал, что «в Пятой республике ЮНР будет крупной группировкой центра, группировкой ,,менеджерского4 4 типа, способной предотвращать слишком острую конфронтацию между правыми и левыми» 2Э. Однако такое определение роли только что сформированной группировки вызвало недовольство большинства ортодоксальных голлистов, которые находили его слишком «узким». В конечном счете они были поддержаны де Голлем. ЮНР продолжала выдвигать на первый план идею о том, что «широкое голлистское движение отвечает чаяниям и нуждам всех слоев нации», а «де Голль представляет Францию, а не правых, центристов или левых» 77. Этим заявлениям вторили и многие буржуазные ученые, которые усматривали в эмпиризме и прагматизме голлистов лишь подтверждение того, что «если у голлизма и есть какая-то идеология, то она заключается в вере в постулат, согласно которому идеологии проходят, а нации остаются, что именно они являются дви гателями истории и что политика должна быть национальной» S1. Вместе с тем лидеры ЮНР прилагали усилия для того, чтобы убедить избирателей в «технократическом» характере своей партии, которая якобы помогала президенту руководить страной, исходя не из партийных, а из «технических» установок, обусловленных нуждами компетентного и эффективного управления. Пытаясь представить себя деидеологи- зированной и прагматической группировкой, голлисты, с одной стороны, надеялись привлечь и удержать в зоне своего влияния как можно больше людей из разных социальных слоев, а с другой — рассчитывали на предпочтительную поддержку «новых средних слоев», особенно чувствительных к лозунгам эффективности и рациональности. Разумеется, в классово-антагонистическом обществе, тем более во Франции, где накал социальных конфликтов всегда достигал высокого уровня, видимость «надпартийности» и «классовой нейтральности» могла сохраняться лишь какое-то время. К тому же рост классовой борьбы довольно скоро вынудил де Голля отказаться от роли «арбитра». Если в первые четыре года существования Пятой республики де Голль всячески воздерживался от шагов, которые могли бы быть истолкованы как проявление связи с какими- либо политическими партиями, то в 1962 г. он без обиняков призвал французских избирателей голосовать за кандидатов правительственной коалиции (так называемого большинства) 78. Включившись, таким образом, в политическую борьбу, глава государства фактически выступил в роли руководителя «большинства». Все это не могло не отразиться на престиже де Голля. Однако наибольшее значение для ослабления личной «харизмы» президента имела социально-экономическая деятельность деголлевских правительств. Тяготы, связанные с проведением политики форсированной индустриализации, направленной на возвращение утраченного «величия», целиком и полностью ложились на плечи широких масс населения, особенно тяжело отражаясь на положении малоимущих слоев. Именно по этой причине политика де Голля в первой половине 60-х годов пользовалась наиболее широкой поддержкой монополистического капитала. Естественно, что она вызывала растущее недовольство трудящихся, которые по мере устранения или ослабления остроты внешнеполитических проблем, стоявших перед страной, были все менее склонны мириться с социально-экономическим курсом правительства. Свидетельством такой эволюции умонастроения широких масс населения стало падение популярности де Голля. Весьма показательным в этом отношении явился 1963 г., когда, во-первых, был опубликован план «стабилизации экономики», предлагавший замораживание жизненного уровня трудящихся, а во-вторых, по приказу де Голля были приняты репрессивные меры против бастовавших французских горняков. За одну неделю его популярность упала с 64 до 42% 79. Характерную эволюцию относительно общего социально-экономического курса главы государства показывали также опросы общественного мнения: в 1963 г. эту политику поддерживали 36% опрошенных французов, против нее высказывались 42%. В 1964 г. эти показатели составляли уже соответственно 28 и 53% 80. На престиже де Голля отрицательно сказались многие антидемократические шаги правительства, усиление авторитарных черт режима. Откровенное нарушение принципа свободы информации на радио и телевидении, находящихся под контролем государства, часто практиковавшиеся конфискации выпусков газет с неугодными правительству статьями, незаконное подслушивание частных телефонных разтоворов, распространение так называемых «параллельных» полицейских служб, т. е. частных охранных отрядов, наконец, злоупотребление ст. 16 конституции, в соответствии с которой президент наделялся чрезвычайными полномочиями, — все это справедливо воспринималось общественностью как ограничение основных гражданских свобод и вызывало переход на антидеголлевские позиции тех слоев населения, которые ранее поддерживали де Голля. Казалось бы, что на голлистской партии также должен был сказаться этот процесс, поскольку в своей пропаганде она не переставала связывать себя с именем де Голля. Однако в действительности произошло обратное, так как с каждыми парламентскими выборами ЮНР расширяла влияние: в 1958 г. она получила 4,2 млн. голосов, в 1962 г.— 6,5 млн., в 1967 г.— 8,4 млн., в 1968 г.— 9,6 млн.81 Одновременно возрастала численность партии — 25 тыс. в 1959 г., 60 тыс. в 1963 г., 150 тыс. в 1968 г.8в. Все это говорило о том, что ЮНР, несмотря на тесный контроль со стороны президента республики, несмотря на главный лозунг верности «вождю нации» де Голлю, постепенно превращалась в автономную политическую силу. При этом ЮНР все более явно приобретала облик традиционной партии (а не «всенародного объединения»), по ряду вопросов занимавшей более правые позиции, чем президент. Особенное значение для этой эволюции имело налаживание и укрепление связей ЮНР с предпринимательскими организациями и наиболее влиятельными монополиями. Эти связи осуществлялись по многим каналам как прямым, так и косвенным. Прямые контакты выражались главным образом в финансовой поддержде, которую оказывали партии объединения предпринимателей и монополистические группы. Без этой поддержки ЮНР было бы затруднительно вести активную организаторскую и пропагандистскую работу в массах. По свидетельству французского исследователя А. Кампа- на ежегодный бюджет партии составлял в начале 60-х годов 50—60 млн. фр. Он формировался из следующих поступлений (в порядке приоритетов): суммы, которые предоставлялись из специальных фондов правительства; поступления от предпринимательских организаций и фирм; личные «дары» сторонников; членские взносы. При этом основным источником поступлений из частного сектора являлись металлургические, нефтехимические, автомобильные компании, а также индивидуальные пожертвования, например авиационного магната М. Дассо (впоследствии был избран депутатом Национального собрания от ЮНР) 82. Представители капитала имели возможность постоянно контактировать с членами и руководителями голлистской партии в государственных комитетах и комиссиях, занимавшихся различными вопросами социально-экономической политики. Сращивание монополий с государством, усилившееся в годы Пятой республики, втягивало в свою орбиту значительную часть голлистов. Поскольку ЮНР (ЮДР) непрерывно находилась у власти, лояльность к ее идеологии и политике постепенно стала напременным условием продвижения чиновников. Таким образом, с течением времени голлистская партия захватила господствующие позиции в государственном аппарате. Вместе с тем при голлистских правительствах существенно расширились масштабы так называемого «пантуфляжа» (перехода государственных чиновников в частный сектор). В 1958—1974 гг., например, этот поворот в личной карьере совершили 58,1% сотрудников финансовой инспекции, 54,7% членов Государственного совета, 32,5% префектов, вышедших в отставку38. Значительная часть из этих «перебежчиков» принадлежала к голлистской партии. Процесс «пантуфляжа» затронул и голлистские правительства. Помимо того, что капитал зачастую делегировал на важнейшие министерские посты своих прямых представителей, гарантируя им возвращение на прежнее место в случае отставки, многие министры (в том числе голлисты), покинув правительство, принимались на службу в крупные компании. Социологические исследования показывали, в частности, что бывшие министры голлистских кабинетов, как правило, не испытывали особых трудностей при поисках высокооплачиваемой должности: 8,7% из них возращались на прежние посты в крупные фирмы, 32,8% впервые зачислялись в административные советы компаний (в большинстве своем монополистического характера) 39. Наконец, представители капитала занимали ведущие места в руководящих инстанциях голлистской партии. Один из национальных секретарей и казначей ЮДР П. Теттенже, например, представлял семью владельцев группы «Вормс», генеральный секретарь партии Р. Фрэ — группу Ротшильдов, А. Шаландон — группу Дассо. Выходцы из привилегированных слоев французского общества составляли абсолютное большинство в парламентской фракции партии. ЮНР (ЮДР) превзошла в этом отношении соответствующий показатель РПФ. Так, например, в середине 60-х годов среди депутатов- голлистов насчитывалось 24,5% предпринимателей и крупных торговцев, 26% представителей высшего управленческого персонала государственного и частного секторов, 27,5% лиц свободных профессий, 6% преподавателей высших учебных заведений. Всего лиц, представляющих привилегированные слои, насчитывалось около 87% (в РПФ —77%) 40. Показательно, что избирательное влияние голлистской партии во второй половине 60-х годов росло прежде всего благодаря привлечению на ее сторону сторонников традици онных правых партий 83. В то же время ориентация голлистов на «новые средние слои» позволила им расширить свою социальную базу за счет специалистов различных профилей, вытеснявших из политической жизни (по мере увеличения роли государства в экономике) традиционных политиков, в основном относившихся к категории лиц свободных профессий — адвокатов, врачей, преподавателей. Соблазненные технократическими, модернистскими установками голлистской партии, многие выходцы из этих «новых средних слоев» видели в ней возможность не только для выражения своих политических устремлений, но и для реализации карьеристских амбиций. Представители данной социальной категории постепенно становились все более многочисленными в самой голлистской партии (к 1973 г. они составляли 31% ее состава) 84. Именно они формировали ядро так называемого «третьего» поколения голлистов (к которому принадлежит большинство руководителей нынешней ОПР, включая Ж. Ширака). Существенным отличием представителей этого «третьего» поколения от «исторических» голлистов (т. е. лиц, ставших голлистами еще в годы войны или во времена РПФ) была значительно меньшая приверженность национальным идеалам де Голля и еще большая склонность к эмпиризму и прагматизму. Увеличение в ЮНР представительства этой технократически настроенной прослойки способствовало усилению влияния в партии премьер-министра Ж. Помпиду, который, как показано ниже, выступал с более технократических и одновременно с более консервативных позиций по большинству внутриполитических и социально-экономических проблем, чем де Голль. Правда, до поры до времени течение, ориентировавшееся на Помпиду, все же уступало по своему весу в партии прослойке «исторических голлистов». Последние, практически монополизировав руководящие посты в ней, обеспечивали «безусловную верность» ЮНР де Голлю. Такая ситуация сохранялась до тех пор, пока де Голль мог рассчитывать на достаточно широкую поддержку масс, используя прежде всего свой личный престиж. Однако президентские выборы 1965 г., на которых де Голль вынужден был пройти через «унижение» второго тура, чтобы быть переизбранным на следующий срок, показали со всей очевидностью эрозию его «харизмы». Вместе с тем в ходе выборов была продемонстрирована эффективность партийной машины ЮНР, перед вторым туром буквально наводнившей Страну плакатами, листовками, проведшей тысячи митингов под девизом «Голосуйте за де Голля» и т. д. Все это побудило де Голля согласиться с реорганизацией партии, чтобы более тесно подчинить ее правительству. Задача эта была поручена Помпиду, руководившему избирательной кампанией главы государства после первого тура. Для Помпиду, рассчитывавшего стать преемником де Голля на президентском посту, это поручение представило удобную возможность усилить собственные позиции в партии, потеснив при этом «исторических» голлистов. Попытка реорганизации была предпринята в 1967 г. С этой целью вместо поста генерального секретаря было предложено учредить коллегиальное руководство на пять членов, которому надлежало поддерживать связь с главой правительства. Таким образом, голлистская группировка должна была непосредственно подчиняться премьер-министру, т. е. в данном случае Помпиду. Одновременно планировалось создать новый орган — Исполнительное бюро, которое заменило бы Политическую комиссию, до тех пор выполнявшую функцию главного исполнительного органа партии. Однако на съезде голлистов в Лилле в том же году, где ЮНР была переименована в ЮДР, эти планы не получили поддержки. Тем не менее съезд знаменовал собой определенное омоложение главных органов движения. Это омоложение коснулось в частности, Центрального и Руководящего комитетов ЮДР (в этих органах были заменены 50% членов и 31% руководящей прослойки), а также Политической комиссии (здесь соответствующие показатели составили 41 и 31 %) 85. По существу речь шла об определенном внутреннем перевороте, так как в результате обновления этих инстанций важнейшие посты сосредоточились отныне в руках «второго» и отчасти «третьего поколения» голлистов. При этом в большинстве случаев это были люди более близкие по своим взглядам к Помпиду, чем к де Голлю 86. Таким образом, во второй половине 60-х годов голлистская партия приобрела определенную автономность по от ношению к де Голлю. Более того, как справедливо отмечает Т. М. Фадеева, на Лилльском съезде ЮДР недвусмысленно заявила о стремлении стать партией с самостоятельными возможностями влияния на власть87. Это стремление нашло отражение в резолюциях съезда, в которых говорилось, в частности, об ответственности голлистов за будущее Франции без обычных заверений о верности де Голлю88. Вместе с тем изменения, зафиксированные в Лилле, означали вполне определенную эволюцию ЮДР вправо. Разумеется, голлистская партия всегда принадлежала к правому лагерю, однако в первые годы своего существования она весьма отличалась от прочих правых партий как по социальному составу, социальной базе и организации, так и по пропагандистскому арсеналу. Особенность последнего выражалась в пропаганде идей «ассоциации труда и капитала» и «участия». Уже РПФ, как отмечалось выше, осознавала необходимость принятия на вооружение господствующим классом методов социального маневрирования, использования с этой целью регулирующей функции государства. После прихода голлистов к власти по инициативе левых голлистов были приняты ордонансы 1959, 1961 и 1967 гг., направленные па частичное осуществление этих идей. Голлистские руководители проповедовали в тот период технократическую концепцию, в соответствии с которой государство выступало в роли «старшего партнера» по отношению к деловому миру89. Это означало, помимо прочего, что оно резервировало за собой право руководить социально-экономической сферой, в том числе вмешиваться в отношения между трудом и капиталом. Указанная концепция, равно как и практические шаги голлистских правительств, вызывали энергичное сопротивление консервативных прослоек господствующего класса. С течением времени оппозиция реформистской тенденции составилась и в голлистской партии. Эта оппозиция стала особенно заметной именно после 1967 г., ибо «третье поколение» голлистов, постепенно увеличивавшее свой вес в партии и впервые делегировавшее значительное число представителей в ее руководящие инстанции, состояло главным образом из лиц, придерживавшихся в целом довольно консервативных взглядов. Позиции консервативной прослойки в ЮДР еще более усилились после событий мая — июня 1968 г. Вызвав сильнейший приступ страха в буржуазной Франции, эти события побудили ее оказать массовую поддержку ЮДР. На парламентских выборах в июне этого года кандидаты партии первый и последний раз в ее истории собрали свыше 46% голосов. ЮДР располагала теперь абсолютным большинством в Национальном собрании, так как ее фракция (вместе с «присоединившимся») насчитывала 293 депутата 90. Однако за этим громким успехом скрывались факты, имевшие необратимые последствия для дальнейшей эволюции голлизма. Именно в 1968 г. с ЮДР была окончательно сорвана маска «надклассовой» партии, якобы стоявшей внетради- ционной борьбы между правыми и левыми силами. Даже буржуазные авторы отмечают, что после парламентских выборов «большие батальоны консервативной правой, приверженной порядку и враждебной изменениям, заполонили в качестве депутатов от ЮДР Национальное собрание», а «гене- рал де Голль, решивший под воздействием майско-июньского кризиса осуществить революцию участия, очутился в некоторой изоляции среди этих стеснявших его сторонников» 91. О социальной ориентации партии в это время красноречиво говорило то, что в голлистской фракции в палате депутатов числилось 62 управляющих компаниями, 63 высших чиновника, более 20 генералов и других представителей верхушки буржуазного класса 92. Понятно, что новые парламентарии ЮДР, в том числе те, которые заняли руководящие посты в партии, были совсем не склонны одобрить планы «революции участия», которую пропагандировали левые голлисты. (Именно по их инициативе были приняты ордонансы 1959, 1961 и 1967 гг., направленные на частичное осуществление цдей «ассоциации труда и капитала» и «участия».) Это вело новых голлистов к неизбежному конфликту с де Голлем, потрясенным неожиданным для него размахом кризиса 1968 г. и решившим уделить больше внимания социально-экономическим проблемам. Выход из создавшегося положения де Голль видел прежде всего в дальнейшем претворении в жизнь идеи «участия». Официально этой цели был посвящен апрельский референдум 1969 г., предусматривавший реформу системы административных органов республики. В центре намечавшейся ре формы стояли региональная децентрализация и образование Экономического и социального сената, своеобразного корпоративного органа, в обязанности которого входило бы представлять «профессиональные интересы», т. е. прежде всего интересы профсоюзов и предпринимательских организаций. В конечном счете, как писал впоследствии де Голль, это должно было привести к появлению «нового экономического и социального органа, который разрабатывал бы основы национального законодательства в этой фундаментальной области (т. е. социально-экономической сфере.— В. Ч.). Таким образом в государстве начала бы функционировать верховная инстанция участия. В результате административная система, навязанная нам современной эпохой, была бы прямо подключена к реформированию условий жизни людей, установлению гуманных отношений между ними» 93. В действительности предложенная де Голлем реформа не предполагала радикальных изменений в отношениях между управителями и управляемыми, между трудящимися и работодателями, а по ряду пунктов она носила антидемократический характер. Хотя, например, проект и предусматривал разделение Франции на регионы с предоставлением региональным органам определенных социально-экономических полномочий, реальная власть в рамках новых административно-территориальных единиц принадлежала бы префектам, т. е. представителям правительства. С образованием Экономического и социального сената упразднялся бы традиционный сенат республики со всеми его законодательными прерогативами. Этот орган после образования Пятой республики являлся основным очагом парламентской фронды и поэтому вызывал неудовольствие де Голля и его окружения. Отмеченные особенности реформы подверглись острой критике оппозиции, и прежде всего левых партий, которые призвали избирателей проголосовать на референдуме против нее. В то же время проект реформы сразу же вызвал определенную враждебность в правящем лагере. Консервативные круги патроната страны и ориентировавшиеся на их интересы депутаты «большинства» были недовольны уже принятием в 1967 г. закона об «участии в самофинансировании» предприятий. Неудивительно, что попытка де Голля в какой- то мере расширить сферу действия «участия» натолкнулась на еще большее сопротивление. Уже в июне 1968 г. НСФП (Национальный совет французских предпринимателей) обнародовал коммюнике, в котором, в частности, говорилось: «Про екты участия, если они примут законодательную форму, неминуемо приведут к потере предприятиями эффективности, а в конечном счете к разрушению национальной экономики» 94. Это было серьезным предостережением президенту со стороны влиятельных фракций правящего класса, начавших тяготиться де Голлем. Французскому монополистическому капиталу, к этому времени значительно окрепшему, становилось все теснее в национальных рамках95. Он переживал качественно новый этап в своем развитии и больше не желал мириться ни со слишком тесной, с точки зрения монополистических кругов, опекой со стороны государства, ни с препятствиями на пути включения в западноевропейскую и мировую системы монополистического международного разделения труда. Таким препятствием считалась и «чрезмерно националистическая» политика де Голля. Это относилось, в частности, к деголлев- ской концепции западноевропейской интеграции и к антиамериканской позиции главы государства. Эти аспекты политики де Голля казались представителям «интернационализировавшихся» монополистических кругов устаревшими. После событий мая— июня 1968 г. правящие круги Франции начали терять веру в способность де Голля «эффективно» управлять нацией. Его подход к решению внутриполитических проблем оказался несостоятельным. Наряду, с нежеланием монополистической буржуазии, а также консервативных слоев средней и мелкой буржуазии согласиться с «рискованными» социальными экспериментами все это обусловило противодействие значительной части правящего класса проекту реформы, предложенному де Голлем. Весьма показательной в этом плане была позиция лидера независимых республиканцев В. Жискар д’Эстена (эта правая партия с 1962 г. являлась союзником голлистов), который призвал голосовать против проекта реформы. В то же время, и это было наиболее важным, весьма сильная оппозиция проекту де Голля возникла внутри голлистской партии. В роли негласного противника реформы выступил единственно возможный преемник де Голля на посту президента Франции Ж. Помпиду. Будучи уволенным в 1968 г. в «запас республики», бывший премьер-министр приложил все усилия, чтобы нанести поражение главе государства. Совершая в начале 1969 г. поездку по Италии, он дал в Риме интервью, в котором выразил готовность «взять на себя управление республикой после того, как де Голль уйдет» 96. Помпиду сделал это заявление вопреки просьбе некоторых «исторических» голлистов, убеждавших его в целях успеха референдума публично отказаться от намерения выставить свою кандидатуру в случае отставки генерала. В ответ де Голль опубликовал декларацию, в которой указывалось, что в соответствии с его «долгом и намерениями» он останется президентом республики до конца мандата, т. е. до 1972 г.97 Однако подобные декларации не могли спасти положение. Противники де Голля в правящем классе уже имели кандидата ему на замену, что имело огромное значение в условиях режима Пятой республики. Впоследствии де Голль говорил, что именно описанный маневр Помпиду предопределил неудачный для правительства исход референдума, который привел его к преждевременной отставке. Он считал, что заявление Помпиду вызвало отрицательное голосование прослойки колеблющихся избирателей, которая обычно решает во Франции судьбу всех выборов. Таким образом, по убеждению де Голля, была определена судьба и этого референдума 98. После отставки первого президента Пятой республики голлистская партия вступила в новую фазу своей эволюции, получившей название «послеголлизма».