РЕАЛИЗАЦИЯ НОВЫХ ПРИНЦИПОВ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА 1921 г.)

Не менее симптоматичным являлся и состав кабинета Кавама ос-Салтане, подобранного исключительно из националистических деятелей, большинство из которых придерживались в прошлом прогерманской ориентации, на что сразу же обратила внимание английская пресса [см.: 162, 4. V111.1921]. Сам Кавам ос-Салтане в годы войны и первые послевоенные годы занимал открыто про- английскую позицию. Будучи генерал-губернатором Хорасана, он помогал англичанам в осуществлении антисоветской интервенции [165, стр. 182—184]. Однако, учитывая усиление антианглийских настроений в стране и идя навстречу интересам буржуазно-помещичьих кругов, новый премьер поддержал начатые Реза-ханом меры по ликвидации английских позиций в иранской армии.

Период правления Кавама ос-Салтане был отмечен широкими дискуссиями среди господствующих классов по вопросу о характере государственного переворота 1921

г. В этих дискуссиях своеобразно отразилось отношение отдельных политических группировок к перспективам внутренней и внешней политики. Накануне открытия меджлиса 40 депутатов, избранных еще в период английской оккупации и в большинстве своем поддерживавших ранее англо-иранское соглашение 1919 г., опубликовали заявление, которое, обвиняя Англию в организации «переворота 3 хута» и приходе к власти Сеид Зия эд-Дина, в то же время объясняло участие Реза-хана в заговоре неведением относительно подлинных планов организаторов переворота [178, стр. 225—230; 162, 13. VII.

1921; 160, 14.VII.1921]. Среди подписавших заявление были принц Фируз и ряд других деятелей, придерживавшихся в прошлом проанглийской ориентации. Отвергая экстремистскую политику репрессий, проводившуюся Сеид Зия эд-Дином против представителей феодальной аристократии, феодально-помещичий лагерь таким образом открыто показывал приемлемость для него внешнеполитической платформы Реза-хана. Дж. Бальфур отмечал, что меджлис 4-го созыва, большинство в котором составляла феодальная аристократия, занял «крайне антибританскую позицию» [98, стр. 130, 225].

Интересно отметить, что «самым активным и коварным врагом» Англии в Иране Дж. Бальфур считал прин ца Фируза [98, стр. 122], избранного вице-председателем меджлиса. На одном из первых заседаний принц Фируз открыто заявил, что теперь не питает никакой симпатии к политике англичан [162, 20.VIII.1921]. «Краткий период заключения,— пишет о нем Дж. Бальфур,— за что он считал ответственной Англию, оказался достаточным для его превращения в ярого англофоба... С этого времени он стал лидером антибританской партии в Персии, его главным побудительным мотивом для принятия этой позиции было, по-видимому, желание отмежеваться от политики англо-персидского соглашения, тем более что теперь Англия не желала больше играть роль дойной коровы» [98, стр. 218]. При обсуждении в меджлисе в середине августа 1921 г. тронной речи Ахмед-шаха, содержавшей положение об удовлетворительном состоянии отношений Ирана со всеми другими странами, принц Фируз внес поправку, предлагавшую исключить из числа этих стран Англию [98, стр. 276].

Вместе с тем феодально-помещичий лагерь не возражал против проведения некоторых частичных и поверхностных реформ, которые, не затрагивая основных интересов феодалов и помещиков, могли бы ликвидировать экономический и политический хаос в стране. Это нлшло отражение в программе созданной в меджлисе группы большинства «Ислах талабан» («Сторонники реформ») во главе с принцем Фирузом, Модарресом, Теймурташем и др. Одной из главных задач в области внешней политики группа выдвигала привлечение финансовых советников из США [193, стр. 130—134].

Поворот феодально-помещичьего лагеря к реформам и отказу от проанглийской внешней политики создал известную базу для сближения с ним буржуазно-помещичьих кругов. В официальном заявлении военного министерства по поводу переворота Реза-хан требовал, чтобы только его считали «подлинным организатором переворота», направленного против засилья «мошенников» и «воров», продавших страну «иностранцам» [182, стр. 765—767; 178, стр. 216; 178а, стр. 24—27; 193,

стр. 185—188]. Содержащийся в заявлении призыв к забвению имени Сеид Зия эд-Дина воспринимался феодальным лагерем как отказ от репрессий против аристократии. Позиция Реза-хана объяснялась не только конкретной внутриполитической обстановкой в Иране после переворота 1921 г., когда в стране еще отсутствовали сколько-нибудь организованные силы буржуазно-помещичьих кругов, на которые он мог бы опереться, но и двойственной, противоречивой природой этих кругов, половинчатостью и непоследовательностью их политической линии.

Важнейшим фактором, содействовавшим в этот период сближению обоих лагерей, было все еще продолжающееся демократическое движение в северных провинциях. К этому времени наметился окончательный отход буржуазно-помещичьих кругов от участия в революционном движении в Гиляне, чему в немалой степени способствовал и начавшийся поворот во внутренней и внешней политике тегеранского правительства. В Тегеране и других городах страны бежавшие из Гиляна купцы и помещики оказывали сильнейшее давление на меджлис и правительство, требуя покончить с демократами [57, стр. 42]. Те же настроения были характерны для торговой буржуазии и помещиков, оставшихся в Гиляне. Осенью 1921 г. возглавляемые Кучек-ханом буржуазнопомещичьи элементы развязали гражданскую войну в Гиляне, в результате чего гилянское движение утратило свой демократический характер. В этих условиях правительству не стоило особого труда разгромить движение.

Сравнительно легко было подавлено правительством и начавшееся летом 1921 г. движение в Хорасане во главе с Мохаммед Таги-ханом. Отдаленность провинции от центра способствовала известной дезинформации буржуазно-помещичьих кругов Хорасана, выступление которых против правительства Кавама ос-Салтане, по существу, было обусловлено стремлением не допустить краха идей переворота 1921 г., который, как им казалось, начался с приходом к власти этого правительства. Иранские источники о восстании в Хорасане свидетельствуют, что Мохаммед Таги-хан считал переворот 1921 г. началом эры освобождения Ирана и в самом начале восстания официально объявил себя «слугой правительства Сеид Зия эд- Дина в Хорасане» [подробнее см.: 18, стр. 58—67]. Дж. Бальфур допускает, что Мохаммед Таги-хан стремился восстановить правительство Сеид Зия эд-Дина [97, стр. 276, 283]. В силу этих причин участие буржуазно-помещичьих элементов в хорасанском движении было выражено значительно слабее, чем в Гиляне и других провинциях; программа лидеров движения также была более ограниченной. С другой стороны, в позиции самого Мохаммед Таги-хана известную роль играли его личная вражда с Кавамом ос-Салтане, который, став премьером, решил сместить Таги-хана, взаимное непонимание и личная вражда между ним и Реза-ханом. Вместе с тем не лишены доли истины утверждения ряда иранских авторов, политических деятелей того времени, о сходстве тех целей и задач, которые ставили перед собой Мохаммед Таги-хан и Реза-хан [см.: 197, стр. 274; 183, стр. 107] 38.

Сближение феодальной аристократии и буржуазнопомещичьих кругов на основе совместной борьбы против демократического движения естественно наталкивалось на противодействие демократических кругов иранского общества. Поэты Эшки Мирзаде, Ареф Казвини и др. выступили в поддержку Сеид Зия эд-Дина, прославляя его как борца против аристократии. Газета «Неджат-е Иран», имея в виду заявление Реза-хана о «перевороте 3 хута», писала: «Не ты зачинщик переворота, а англичане и Носрет од-Доуле. Если бы не было тебя, то они нашли бы другого офицера...» [178, стр. 217—219; 178а, стр. 28]. Связывая организацию переворота с англичанами и феодальным лагерем, представители демократической общественности Ирана таким образом выражали свое отрицательное отношение и к внешнеполитической платформе, на которой произошло сближение двух лагерей, понимая, что в такой обстановке антианглийские мероприятия не пойдут дальше ликвидации последствий проведения в жизнь англо-иранского соглашения 1919 г.

Однако после разгрома основных очагов национально-освободительного движения на севере в Иране не было почвы для нового массового подъема антиимпериалистической демократической борьбы. Окончательный отход буржуазно-помещичьих кругов от национально-освободительного движения и закончившаяся к лету 1921 г. эвакуация английских войск из страны значительно ослабили антиимпериалистическую борьбу в Иране. Отдельные вспышки стихийных выступлений, имевшие место в начале 1922 г. в ряде городов, были подавлены правящими группировками в самом зародыше, большинство демократических деятелей подвергались репрессиям.

Ослаблению антиимпериалистической борьбы способствовали и меры правительства по ликвидации соглашения 1919 г. Уже в конце июня — начале июля 1921 г. из иранских воинских частей по инициативе Реза-хана были уволены (без выплаты предусмотренной контрактом

о найме компенсации) все английские офицеры, что явилось, по словам Дж. Бальфура, «частью общего анти- британского движения».

В середине июня, когда вопрос об отстранении английских офицеров на севере еще не был окончательно решен, британское правительство (по-видимому, с целью добиться удовлетворительного решения дела) подняло вопрос о будущем Корпуса южноперсидских стрелков. Стремясь «разделаться со своими персидскими обязательствами», оно предложило иранскому правительству взять на себя расходы по содержанию корпуса и сохранить в нем ограниченное число английских офицеров. Правительство Кавама ос-Салтане было заинтересовано в тот период в сохранении южноперсидских стрелков, считая их единственной силой, способной поддержать «порядок» на юге. Однако, надеясь на то, что Англия не прекратит оплату расходов по содержанию корпуса, оно отказалось принять британское предложение. После длительных переговоров в августе — октябре 1921 г. корпус был расформирован и все английские офицеры покинули Иран. Около двух третей вооружения было вывезено в Индию, а оставшаяся часть либо уничтожена, либо продана Ирану [98, стр. 172, 259, 217—272;

153, т. 146, стр. 1626—1627, т. 147, стр. 799, т. 150, стр. 1937].

В это же время из министерств и ведомств Ирана было уволено большинство английских специалистов и советников. Позже других были высланы из страны английские финансовые советники, поскольку Кавам ос-Салтане и Реза-хан не теряли надежды получить британскую финансовую помощь. Последний даже выразил готовность удовлетворить требования уволенных английских офицеров о выплате им компенсации. Кроме того, как пишет Дж. Бальфур,’ «финансовый советник не имел прямого отношения к тому, что Сердар Сепах (титул Реза- хана.—С. А.) считал своей собственной прерогативой, и поэтому не навлек на себя сразу же его неудовольствия, подобно военным офицерам». Однако требования демо-

кратической общественности, с одной стороны, и принца Фируза и его группы, видевшей в этом «способ дать выход своей озлобленности против британской миссии»,— с другой, заставили правительство Кавама ос-Салтане 1

сентября принять решение об увольнении английских финансовых советников {98, стр. 156, 254—255, 258,

266—267, 277]. 20 сентября Эрмитейдж-Смит со своими коллегами покинул Тегеран. С его отъездом, констатировала «Таймс» в номере от 23 сентября 1921 г., «исчез последний остаток англо-персидского соглашения».

Таким образом, соглашение 1919 г. перестало существовать не только формально, но и фактически. Империалистическим интересам Англии в Иране был нанесен новый удар. По свидетельству К. Скрайна, после удаления британских военных и финансовых советников общественностью было выдвинуто требование снести построенный англичанами на иранской территории 40-мильный участок железной дороги Нушки — Доздаб; началась сильная кампания против АПНК, Шахиншахского банка и иранского участка Индо-европейского телеграфного департамента. «Британский престиж, казалось, пал из своего послевоенного зенита к надиру, подъем из которого был едва возможным в предвидимом будущем» [146, стр. 65—66]. По признанию ряда авторов, «взрыв англофобии, принявшей массовый и государственный характер», перерос в общую волну ксенофобии. После изгнания английских советников всенародное негодование обрушилось на шведов-инструкторов жандармерии, а затем и на всех европейцев, независимо от национальности. Ксенофобия достигла таких масштабов, что в день религиозного траура шиитов в 1921 г. тегеранская полиция сочла необходимым удалить всех европейцев из районов траурных процессий [99, стр. 3, 35; 98, стр. 277]. Все это являлось отражением роста иранского национализма.

Окончательный провал соглашения 1919 г. после «переворота 3 хута» вызвал в правящих кругах Великобритании резкую критику методов керзоновской политики в отношении Ирана. Еще 6 июня «Таймс» опубликовала статью под знаменательным заголовком «Британские ошибки в Персии». Бывший вице-король Индии лорд Челмсфорд, выступая в Королевском Среднеазиатском обществе, заявил, что ликвидация соглашения 1919 г. и поворот либеральных сил Ирана к Советской России были обусловлены тем, что Англия вошла в тесный контакт с реакционными элементами страны. Известный английский историк А. Тойнби писал, что в результате политики «Форин-Оффиса» Иран оказался потерянным для Англии [ИЗ, стр. 272—273; 88, № 87, 1921, стр. 39]. Усилилась критика Керзона и в стенах парламента.

,26 июля 1921 г. Керзон выступил в палате лордов с большой печью, в которой заявил, что смотрит на сложившееся в Иране положение «с чувством разочарования и почти отчаяния», так как иранское правительство «сознательно отвергло возможность упрочить свою суд?- ‘tty с~15рйтанской помощью. Оно предпочло прибегнуть к привычной игре натравливания одного иностранного государства на другое и как последнее средство желает принять ласки Советского правительства, ласки, которые обычно кончаются удушением тех, кому они предназначены». «Насколько я мог\ с\дить,—п,-должал-Керзон,— наши старания оказались абсолютно тщетными, и я не вижу в настоящий момент какого-либо стимула для продолжения этой работы». Выразив далее сожаление по поводу грозящей югу Ирана в связи с роспуском Корпуса южноперсидских стрелков опасности «вернуться в прежнее состояние анархии и беспорядка, из которого эта часть Персии вышла исключительно благодаря нашим стараниям», Керзон в заключение сказал: «Из всех речей, которые я когда-либо произносил о Персии, а их было много, нынешняя моя речь произносится с самым большим сожалением» [128, стр. 4—6]. Министр иностранных дел Англии, по словам его биографа, «пел тра- гртшй реквием своим умершим надеждам» [140, стр. 222]. «Таймс» от 27 июля 1921 г. расценила-jXV- р?НЬ к^к признание провала английской ли, щ гики в Иране» проводившейся более ста лет.

Речь Керзона вызвала резкую отповедь в иранской прессе. В ответ на антисоветские инсинуации английского министра тегеранские газеты на конкретных примерах противопоставили империалистической политике Англии в Иране дружественную и бескорыстную политику Советской России, англо-иранскому соглашению 1919 г,— советско-иранский договор 1921 г. [см.: 184, стр. 512]. Газета «Сетаре-йе Иран» опубликовала по этому поводу серию статей, изданных затем на французском языке от дельной брошюрой под названием «Лорд Керзон и Персия».

В этих условиях английским империалистам вновь пришлось встать на путь пересмотра методов своей политики в Иране. Подписание советско-иранского договора 1921

г., «переворот 3 хута» и последовавшие за ним события опрокинули расчеты британской дипломатии на сохранение английского господства даже в южной части страны. Правда, англичане еще некоторое время продолжали надеяться на осуществление разработанной в конце 1920 г. программы действий в Иране путем возвращения к англо-русскому соглашению 1907 г. о разделе Ирана на сферы влияния. Сменивший Г Нормана на посту английского посланника в Тегеране Перси Лорен, по свидетельству английского историка Л. Фишера, несколько раз намекал советскому полпреду на необходимость возвращения к соглашению 1907 г., однако «Рот- штейн игнорировал это предложение» [115, т. 1, стр. 429]. Одновременно англичане делали попытки лишить антиправительственные выступления в северных провинциях революционно-демократического содержания и направить их по пути местного сепаратизма, с тем чтобы разжечь гражданскую войну и вовлечь в нее Советскую Россию. Однако позиция Советского правительства, содействовавшего R Целях укрепления единства и национальной независимбсти Ирана прекращению гражданской войны в Гиляне, лишила английские планы всяких шансов на осуществление [подробнее см.: 79, стр. 57- 60, 64, 223—228]. Об этом свидетельствует и цитированное выше письмо майора Ноэля П. Кокс>. И хотя еще в течение нескольких лет Англия в своей политике в Иране использовала лозунг Южноперсидской федерации, его действительным назначением было стремление оказать давление на иранское правительство.

Основное стратегическое и экономическое содержание британской политики в стране по-прежнему составляла заинтересованность в существовании «сильного» Ирана, способного быть преградой на пути распространения идей Октябрьской революции в Индию, Ирак и другие британские колонии, а также защита позиций Англоперсидской нефтяной компании от ударов национально- освободительного движения и возможных посягательств со стороны иранского правительства. В сложившихся в

Иране условиях осуществление этих задач требовало усиления английского влияния на иранское правительство. С этой целью с конца 1921 г. Англия в определенной степени возвращается к своей традиционной политике использования феодально-сепаратистских элементов южных провинций для давления на центральное правительство.

Основное внимание англичане сосредоточили на Бах- тиарии, которую стремились превратить в барьер, прикрывающий промыслы АПНК от возможных попыток со стороны тегеранского правительства установить над ними свой контроль. Происками английской агентуры среди бахтиарских ханов была сколочена антиправительственная партия «Звезда Бахтиарии».

Консульство в Ширазе усилило подрывную работу среди ханов кашкайских племен. Предпринимались попытки втянуть в орбиту британской политики и племена Луристана [62, стр. 18—20]. Об активизации деятельности английской агентуры среди племен свидетельствовали сообщения иранской прессы в августе—сентябре 1921

г. [см.: 88, № 97, 1921, стр. 34—36].

В качестве средства давления на иранское правительство правящие круги Великобритании использовали и финансовую задолженность Ирана Англии. С целью обострить финансовые трудности иранского правительства англичане прекратили все платежи, включая отчисления от прибылей Англо-персидской нефтяной компании. Британский посланник, по словам Н. С. Фатеми, предсказывал, что неспособность правительства выплачивать жалованье армии вызовет выступления против режима, падение Реза-хана и приход к власти правительства, «более дружественного к английским нефтяным интересам» [114, стр. 109]. 16

декабря П. Лорен вручил иранскому правительству счет долгов Ирана Англии с требованием в кратчайший срок урегулировать вопрос об их уплате. При этом из общей суммы 1,2 млн. ф. ст. и 124,6 млн. кран 131 тыс. ф. ст. и вся сумма в иранской валюте представляли собой субсидии правительству Восуга од-Доуле, расходы на содержание казачьей дивизии и т. п. В ответ на английскую ноту иранское правительство заявило, что оно не может нести ответственность за уплату этих сумм [113, стр. 25—26; 193, стр. 168; 62,.стр. 16].

Иранская пресса выразила единодушный протест против британских претензий, справедливо отметив, что английское правительство оплачивало свою политику в Иране, а теперь хочет переложить эти расходы на иранский народ. Дж. Бальфур отмечает, что эта акция «Фо- рин-Оффиса», специально выбравшего момент, когда новое правительство остро нуждалось в деньгах, была явно направлена против Реза-хана, сконцентрировавшего в этот период в своих руках распоряжение всеми наличными средствами страны [98, стр.

Вопрос о внешнем займе и упорядочении финансов страны приобрел большую остроту. Продолжая политику предшествующих кабинетов, правительство Кавама ос-Салтане решило вновь обратиться за помощью к Соединенным Штатам Америки, причем Национальному банку во главе с американским советником предполагалось предоставить право создания компаний с участием американского капитала для эксплуатации принадлежавших ранее царской России концессий. Решение правительства еще в конце июня 1921 г. было доведено до сведения поверенного в делах США в Иране Энгерта шахом и министром иностранных дел Ирана. Сообщая об этом в госдепартамент, Энгерт писал: «Англичане,

кажется, примирились с тем фактом, что они не могут теперь надеяться на исключительные привилегии в Северной Персии». Считая, однако, что английское влияние в Иране «полезно и выполняет роль противоядия от большевизма», американский поверенный предлагал установить англо-американское сотрудничество в Иране, чтобы не дать возможности иранскому правительству «проводить освященную веками восточную практику использования одной державы против другой» [134B, стр. 634—635; 137, стр. 205]. 28

июня меджлис рекомендовал правительству ускорить меры по привлечению американских финансовых советников и предоставлению американским компаниям нефтяной концессии в северных провинциях с целью «обуздать политическую и экономическую мощь Англоперсидской нефтяной компании в стране» [114, стр. 107].

Будучи проездом в Лондоне, новый иранский посланник в США Хосейн Ала заявил американскому послу, что его правительство «не желает, чтобы какая-либо держава (имелись в виду Англия и Советская Россия.— С. А.) имела превосходство в Персии, и единственная альтернатива, которая может быть у персидского правительства,— это дружественная поддержка правительства Соединенных Штатов, являющихся незаинтересованной державой и обладающих полным доверием персидского народа и парламента». По приезде в Вашингтон новый посланник сразу же поставил вопрос о привлечении в Иран американских советников и получении финансового займа [134в, стр. 635—636].

Соединенные Штаты, однако, продолжали придерживаться прежней позиции в вопросе своих отношений с Англией в Иране. Когда иранский посланник, обеспокоенный попытками правительства США уклониться от обсуждения иранской просьбы, намекнул, что может нанять американского финансового советника и без консультации с госдепартаментом, то получил резкий и откровенный ответ, что симпатии США к Ирану и их стремление к получению нефтяной концессии не настолько велики, чтобы рисковать дружбой с Великобританией, что госдепартамент не желает играть предназначенную ему иранским правительством роль «противовеса англичанам» и что наилучшим решением проблемы был бы «хорошо продуманный план сотрудничества» между Англией и США [158, стр. 192].

Тем не менее иранское правительство продолжало добиваться американской финансовой помощи. 15 сентября с соответствующей просьбой к американскому поверенному в Тегеране обратился шах. 10 ноября Хосейн Ала в беседе с помощником государственного секретаря США высказал опасения своего правительства по поводу того, что в связи с неуплатой жалованья армия может выйти из-под его контроля [134в, стр. 638—640].

В то же время правительство ускорило переговоры с американской компанией «Стандард ойл» о концессии на разработку североиранской нефти. В связи с этим в начале сентября 1921 г. английская миссия заявила протест иранскому правительству, который, однако, 21 сен- тября был отведен со ссылкой на незаконность концессии Хоштария, на которую претендовала АПНК [134в, стр. 643—644]. 15 ноября, отвечая на запрос вице-председателя меджлиса Теймурташа, премьер вновь подтвердил, что «концессия является незаконной и поэтому не имеет силы» [134в, стр. 648]. 14 октября в ответе на неофициальное представление английского посла в Вашингтоне государственный секретарь США Ч. Хьюджес использовал иранские аргументы [134в, стр. 644—646]. 22

ноября 1921 г. меджлис утвердил законопроект о предоставлении американской компании «Стандард ойл» концессии на эксплуатацию нефтяных источников в пяти северных провинциях сроком на 50 лет на условиях отчисления иранскому правительству «свыше» 10% чистых прибылей и без права передачи концессии другим компаниям или привлечения к участию в ней капитала из других стран [187, стр. 161 —162; 190, стр. 102—103]. В свою очередь, «Стандард ойл» обязалась содействовать Ирану в получении американского займа в 5 млн. долл.

Предоставление нефтяной концессии американскому капиталу вызвало в правящих кругах Ирана всеобщий энтузиазм. По словам X. Макки, большинство политических деятелей надеялись таким образом достичь «равновесия во внешней политике и обеспечить интересы Ирана» [178, стр. 345]. Газеты расценивали принятый меджлисом закон как «провозглашение Персией независимости от России и Великобритании» [158, стр. 215]. Правда, раздавались и трезвые голоса. Так, газета «Нехзат-е шарк» в декабре 1921 г. писала: «Единственной причиной оптимистического отношения и радости, которую возбудила эта концессия, является то, что Персия после целого века давления английского и русского дворов оказалась в состоянии предоставить участие в устроении своей страны третьей державе. Простой народ думает, что Америка не только будет соболезновать ему и оказывать всякую материальную помощь, но и явится гарантией экономической независимости страны. Вмешательство третьей державы в судьбу нашей страны не является новой мыслью, но вмешательство это только в том случае может совпасть с нашими интересами и уничтожить силу давления соседей, если эта третья держава будет готова за наши общие интересы вести борьбу с нашими экономическими врагами... Во всяком случае, насколько Америка благородна, настолько же она и корыстолюбива» [цит. по: 88, № 117, 1922, стр. 41].

Корыстолюбие CLIlA в этот период особенно ярко проявилось в отрицательной реакции на те робкие шаги, которые иранское правительство предприняло в отношении капитуляционных привилегий, обнародовав законы об отмене консульской юрисдикции в провинциях, регистрации всех иностранцев иранской полицией и запрещении ввоза алкогольных напитков. В ответ на это госдепартамент дал ясно понять иранскому правительству, что капитуляционные права не могут быть изменены без согласия пользующихся ими держав [158, стр. 176—177].

Не поддержали США в этот период и усилия Реза- хана по созданию национальной армии. 19 ноября 1921 г. Энгерт передал в госдепартамент просьбу иранского военного министра о срочной поставке вооружения, сделав от себя следующую секретную приписку: «Вышеупомянутое может быть использовано для восстановления внутреннего порядка и сопротивления советскому нажиму, но может оказаться опасным для иностранных интересов, если не будет сопровождаться американскими военными советниками». Глава Ближневосточного отдела госдепартамента писал по этому поводу в меморандуме государственному секретарю, что просьбы Ираном займа, финансовых, сельскохозяйственных и других советников имеют целью побудить США занять место Великобритании в стране. Не возражая против заключения Ираном частных договоров с американскими фирмами, глава Ближневосточного отдела отмечал: «Но я лично не вижу никакой причины, по которой наше правительство должно было бы вовлечь себя в это чисто азиатское дело» [158, стр. 173—174]. Отказ США выполнить иранскую просьбу побудил Реза-хана искать военной помощи в Германии, Франции и отчасти в Советской России.

Впрочем, позиция США мало беспокоила правительство Кавама ос-Салтане. Если Реза-хан и представители буржуазно-помещичьих сил Ирана видели в сближении с США в основном возможность ослабить английские позиции в стране и обеспечить таким путем ее политическую независимость, то для феодальной аристократии и Кавама ос-Салтане как выразителя ее интересов проамериканская внешняя политика была средством не допустить установления тесных политических и экономических отношений с Советской Россией. В меморан думе Хосейна Ала государственному секретарю США говорилось, что подписание советско-иранского договора 1921

г. не означает «желания нашей стороны попасть под влияние Москвы или же принять большевистские доктрины... Мы были вынуждены в силу территориальной близости к России достичь модус вивенди с сильным соседом, и условия, предложенные нам, были весьма выгодны» [137, стр. 204]. Иначе говоря, если для буржуазнопомещичьих кругов проамериканская политика имела в основном антианглийское содержание, то для Кавама ос-Салтаие и представляемых им сил — антисоветское. Совершенно справедливо замечание X. Макки, что Кавам ос-Салтане решил пригласить американских советников с целью привлечь симпатии националистов и придать «блеск своему кабинету» [178а, стр. 76]. Н. С. Фатеми прямо пишет, что проамериканская внешняя политика Ирана в этот период была «лучшим средством помешать проникновению коммунизма» [114, стр. 107].

Не случайно сами англичане, хотя окончательная отмена англо-иранского соглашения 1919 г. и провал послевоенного курса Англии в Иране пришлись именно на период правления Кавама ос-Салтане, считали его своим человеком. Английская пресса прямо называла его другом англичан [см.: 88, № 93, 1921, стр. 47]. В августе 1921

г. агентство Рейтер сообщало, что, хотя в Тегеране превалируют антибританские настроения, иранское правительство все же является проанглийским [см.: 198, 26. VIII. 1921].

Выступая на словах за развитие ирано-советских экономических и политических отношений, правительство Кавама ос-Салтане на деле всячески препятствовало их развитию. Так, несмотря на неоднократные напоминания Советского правительства, оно постоянно оттягивало начало переговоров по вопросу о заключении торгового договора, консульских и почтово-телеграфных соглашений, соглашения об эксплуатации рыбных промыслов на южном побережье Каспийского моря, предусмотренных советско-иранским договором 1921 г. Вместе с тем в явном противоречии с условиями этого договора правительство Кавама ос-Салтане попустительствовало враждебной антисоветской деятельности эмигрантских групп на территории Ирана, не принимало никаких мер для предотвращения набегов и грабежей, совершаемых племенами и разбойничьими бандами на территории советских республик [см.: 32, т. IV, стр. 380—381, 383—384, 449—450, 573—574].

Между тем Советское правительство неизменно придерживалось дружественной политики в отношении Ирана. Характерно следующее признание J1. Фишера: «Москва была очень сильно заинтересована в укреплении независимости националистической Персии. Федор Рот- штейн часто вызывался к шаху для совета во время политических кризисов, а Реза-хан и премьер неоднократно посещали советскую миссию для консультации с русским посланником. Ротштейн рассеял в умах видных персидских деятелей какие бы то ни было предположения, что он благоволит к импортированной революции социалистического типа» [115, т. 1, стр. 430].

Дружественная политика Советского правительства пользовалась симпатией и поддержкой широких масс иранского народа и даже значительной части правящих кругов. 26 июня 1921 г. в газете «Гольшен» военный министр в теплых выражениях писал о политике «той свободной России, которая, низвергнув деспотический царский строй, не только освободилась сама из-под гнета произвола, но и спасает от этого соседние страны. Это та Россия, которая уничтожила все хищнические концессии царского правительства и совершенно бесплатно возвратила все это Персии. Это та самая Россия, которая протянула нам братскую руку помощи и стремится жить с нами в мире и дружбе» [цит. по: 14,

стр. 13]. В ноябре 1921 г. Реза-хан организовал комитет помощи голодающим России [178а, стр. 343], деятельность которого продолжалась до конца преодоления голода в Советской стране и неоднократно удостаивалась благодарности Советского правительства [см.: 32, т. V, стр. 462—463; 90, 17.11.1923, 5.1V. 1923]. Реза-хан также принял участие в оказании помощи жертвам землетрясения в Советском государстве сборами от концертов оркестра военного министерства [176, стр. 79].

Антисоветские тенденции внешней политики Кавама ос-Салтане, отвечавшие интересам иранской реакции и английского империализма, нашли наиболее полное выражение в попытках затянуть утверждение меджлисом советско-иранского договора 1921 г. С этой целью иран ский премьер использовал самые неблаговидные предлоги. 15 сентября 1921 г. в Народный комиссариат иностранных дел РСФСР была представлена нота Керзона от 7 сентября, в которой глава английского «Форин-Оф- фиса», обвиняя Советское правительство в «подрывной» деятельности против британских интересов на Востоке, особо останавливался на деятельности Ф. А. Ротштейна в Тегеране39. Эта нота вызвала бурный протест в иранской прессе, справедливо отмечавшей, что ее содержание скорее применимо к деятельности Англии в Иране, чем Советской России [подробнее см.: 88, № 101, 1921, стр. 41—44]. Тем не менее правительство Кавама ос- Салтане воспользовалось предоставленным ему английскими империалистами поводом для того, чтобы вручить Советскому правительству три ноты относительно «деятельности» Ф. А. Ротштейна [ИЗ, стр. 293]. Однако под давлением прогрессивной общественности Каваму ос- Салтане все же пришлось представить меджлису советско-иранский договор, который и был ратифицирован 15 декабря 1921 г. почти единогласно 40.

Проимпериалистическая политика Кавама ос-Салтане создавала угрозу использования западными державами и иранской реакцией нефтяной концессии в Северном Иране против безопасности Советского государства. 23

ноября 1921 г. полпред РСФСР в Тегеране заявил иранскому правительству протест против нарушения советско-иранского договора 1921 г., статья XIII которого обязывала иранское правительство не передавать возвращенные Советской Россией концессии третьим государствам или их гражданам. В ответной ноте от 26

ноября иранское правительство мотивировало свои действия тем, что концессия Хоштария не подпадает под действие договора 1921 г., поскольку никогда не имела законной силы. Одновременно оно вступило в переговоры с советским полпредом в Тегеране Ф. А. Ротштейном о том, чтобы «сформулировать статью XIII о возвращении концессий без определения условий». В нотах от 12 и 19 декабря 1921 г. советский полпред довел до сведения министерства иностранных дел Ирана, что Советское правительство готово «дружески и совместно с персидским правительством рассмотреть вопрос о концессии Хоштария» (32, т. V, стр. 144—145, 726].

Против предоставления нефтяной концессии американской компании выступила и Англия, все еще надеявшаяся получить бывшую концессию Хоштария. В нотах от 25 ноября и 2 декабря 1921 г. английское правительство расценило этот шаг как «неоправданный и крайне недружелюбный по отношению к Правительству Его Величества», которое поэтому «будет продолжать защищать прежние права английской группы» [134в, стр. 649—651]. Вместе с тем Англия вступила в переговоры с США с целью добиться соглашения с американской фирмой о совместной разработке нефтяных источников Ирана [подробнее см.: 7, стр. 55—56].

Протест Советского правительства и дипломатические представления Англии вызвали бурные дебаты в меджлисе. Большинство депутатов, не делая различий между позициями Советской России (исходившей из интересов сохранения и укрепления независимости Ирана) и Великобритании, выступили с антисоветскими и антибритан- скими нападками. Так, вице-председатель меджлиса Тей- мурташ заявил о «гармонии между революционной Россией и реакционной Англией» [114, стр. 115]. 26 ноября 1921

г. Энгерт писал в госдепартамент: «Премьер-ми

нистр в личном письме мне заявил: „Я хочу еще раз Вам повторить, что правительство вместе с парламентом твердо решили защищать свое решение“. Военный министр, который является фактически диктатором, проявил устно еще большую решимость» [134в, стр. 650].

Единство правящих кругов Ирана к этому времени не шло дальше привлечения в страну американского капитала. Окончательное подавление к началу 1922 г. национально-освободительного движения в Иране положило конец имевшему место во второй половине 1921 г. единству политических сил двух группировок господствующих классов. Последние дни правления кабинета Кавама ос-Салтане характеризовались активизацией деятельности буржуазно-помещичьих и демократических группировок, что свидетельствовало о начавшемся изме нении соотношения классовых и политических сил в стране.

Активизировал свою деятельность и феодально-помещичий лагерь. Пока страна была охвачена национально- освободительным движением, Кавам ос-Салтане и представляемые им круги поддерживали мероприятия Реза- хана по централизации вооруженных сил; однако по мере подавления движения, опасаясь, что национальная армия может быть использована против феодально-помещичьего лагеря, премьер начал противодействовать военному министру. В ноябре — декабре 1921 г. Реза-хан с согласия Кавама ос-Салтане уволил шведских инструкторов из жандармерии [178, стр. 354], а спустя некоторое время премьер, стремясь хоть в какой-то мере ограничить власть военного министра, решил пригласить из Швеции 60 офицеров для обучения иранской армии. В ответ на это Реза-хан предложил послать 60 иранских офицеров на обучение в Европу. Кавам ос-Салтане не согласился с этим предложением, но Реза-хан при следующем кабинете добился своего [178а, стр. 64—65; 180, стр. 70], сохранив таким образом национальный характер армии, численность которой превысила 30 тыс. [66, стр. 5, 99]. Реза-хан уволил шведских инструкторов и из полицейского управления [178а, стр. 301—303].

Разногласия между премьером и военным министром (начавшиеся сразу же после прихода Кавама ос-Салтане к власти [см.: 162, 11.VI. 1921]) не только по ряду вопросов внутренней политики, но и по отмеченным выше аспектам внешней политики, а также противоречия внутри кабинета по финансовым вопросам привели 20 января 1922

г. к отставке правительства Кавама ос-Салтане.

Основное содержание внешнеполитической деятельности этого кабинета составляло осуществление тех принципов внешней политики, которые были выдвинуты еще в середине 1920 г. правительством Мошира од-Доуле, но не могли быть претворены в жизнь в условиях британского оккупационного режима. Кабинет Кавама ос-Салтане завершил переход от проводившейся Ираном в течение почти двухлетнего правления Восуга од-Доуле односторонней ориентации на Англию к политике балансирования между Советским государством и Великобританией с использованием финансово-технической помощи США. Будучи вынужденными под давлением антиимпериалистического национально-освободительного движения принять новую внешнеполитическую платформу, феодально-помещичьи круги, однако, стремились вложить в нее несколько иное содержание, чем то, которое вкладывали буржуазно-помещичьи круги. Ликвидировав последствия проведения в жизнь англо-иранского соглашения 1919 г. и ратифицировав советско-иранский договор 1921

г., феодально-помещичьи круги в дальнейшем стремились сохранить основные английские позиции в стране и не допустить роста влияния первого в мире социалистического государства на широкие народные массы Ирана. Они пытались этого добиться путем сближения с теми кругами американского монополистического капитала, которые были связаны с английским империализмом. Напротив, буржуазно-помещичий лагерь был заинтересован в установлении более тесных экономических и политических отношений с Советским государством и ослаблении политического влияния Великобритании, недопущении дальнейшего расширения ее экономических позиций в стране. Путем привлечения в страну США они стремились главным образом ослабить английское влияние.

Таким образом, осуществление новых принципов внешней политики положило начало борьбе двух основных группировок имущих классов Ирана за соответствующее их интересам претворение в жизнь этих принципов. Начавшись в последние дни правления Кавама ос- Салтане, в конце 1921 г., эта борьба получила дальнейшее развитие в 1922—1923 гг., составив одну из наиболее характерных черт внутриполитической жизни Ирана этого периода.