РЕГИОНЫ И ИМПЕРИИ

Региональная идентичность, основанная на осознании принадлежности к историко-географическому региону - в данном случае Средней Европы (хорваты) или Балкан (сербы) играла и играет очень большую роль в формировании и функционировании национального политического самосознания.

Среди прочих особенностей национального самоопределения славянских народов Средней Европы и Балкан можно отметить присущую ему некую двойственность. С одной стороны, каждый из них должен был определить свое отношение к экстерриториальному полиэтничному “славянскому миру” и свое место и роль в нем, с другой - к полиэтничной общности иного типа, основанной на культурно-исторических, географических и политических принципах, к региону. Примирить эти две стороны зачастую оказывалось очень непросто. В большинстве своем среднеевропейские (западные), как и балканские (южные) славяне были долгое время лишены своей национальной государственности, а после ее обретения оказались в политическом отношении сначала между СССР и Германией, а после Второй мировой войны - между двумя противостоящими политическими блоками, социально-экономическими и идеологическими системами - Востоком и Западом.
Специфика положения Хорватии и национального самосознания хорватов состоит в том, что в силу исторических обстоятельств постановка проблемы регионов имеет три аспекта. Один из них - историко-культурный, который приобрел в конце 80-х годов ХХ в. ярко выраженный политический смысл. Принадлежность хорватов к региону Средней Европы и вхождение их в состав Австро-Венгрии, как было отмечено выше, охватывавшей до Первой мировой войны большую часть Средней Европы, использовались идеологами и лидерами национального движения конца 80-х годов в сугубо политических целях - для исторического обосновании выхода Хорватии из состава Югославии.
В сознании югославских политиков и ученых 50-70-х годов причудливым образом переплетались принципы доктрины Й. Броза Тито и традиционной идеологии национальных движений, в данном случае - хорватского и словенского. На 60-70-е годы пришлась идейная эволюция Ф. Тудж- мана, коммунистического генерала, ставшего историком-диссидентом в “титовской” Югославии и впоследствии избранного первым президентом независимой Хорватии. Его исторические работы, написанные в 60-70 годы, в 1989-1999 гг. издавались в Хорватии массовыми тиражами, и поэтому вполне естественно их рассматривать не только с точки зрения развития хорватской историографии, но и как источник по истории официальной национальной политической идеологии первых лет независимой Хорватии. Естественно, в них сочетались идеи “титоизма” и хорватского национализма. И эта двойственность до сих пор остается характерной чертой хорватского политического сознания. И дело здесь вовсе не в том, что сам Тито был по происхождению наполовину хорватом, наполовину словенцем.
Ф. Туджман включал в Среднюю Европу «народы, которые проживают на территории от Балтийского моря на севере до Адриатического, Черного
и Средиземного на юге. Здесь Европа с давних времен и до настоящего времени была в вихре между Востоком и Западом, и этот регион с полным основанием получил название “промежуточной Европы” (Zwischen Europa)»47.
Анализируя геополитическое положение СФРЮ, т.е. (“титовской” Югославии), он в духе титовской концепции писал, что она “находится частично в Центральной и большей частью в Юго-Восточной Европе и обладает на европейском континенте, в особенности в Европе, разделенной на два противостоящих лагеря, очень важной стратегической территорией. Как центральноевропейская и балканская, дунайская и адриатическо-сре- диземноморская страна, она занимает пограничное положение между востоком и западом, севером и югом”48. При этом он подчеркивал “значение Югославии для Западной Европы, в особенности и для Атлантического пакта”, имея в виду “стратегические интересы Запада”49. Вместе с тем Ф. Туджман писал о том, что стратегические интересы СССР состояли во включении Югославии в Варшавский договор и выстраивании “идеальной линии Любек - Триест”50.
Однако ни в “Декларации о названии и положении хорватского языка” (1967) - основополагающем документе хорватского национального движения тех лет, ни в идеологии “Хорватской весны” 1971 г. “среднеевропейская” аргументация не использовалась, или во всяком случае не играла решающей роли51. Несмотря на свою оппозиционность, с одной стороны, и “титовский” коммунистический “либерализм” - с другой, в 60-70-е годы хорватское национальное движение не было готово (да и не было такой возможности) полностью разорвать ни с Югославией, ни с Тито. Тогда условия не позволяли открыто и легально противопоставлять себя официальной идеологии югославизма, ни как этнической, ни как государственной идее. Кроме того, хорватское национальное движение в тот период просто не ставило перед собой тех задач, которые стали актуальными в конце 80-х.
Точно так же практически ни слова о “Средней Европе” не встретишь и в вышедшей в начале 80-х годов книге “Югославянство сегодня” упоминавшегося выше хорватского ученого и литератора Предрага Матвеевича, представлявшей из себя попытку примирить противоречия между народами Югославии и вывести некую формулу “правильного” югославизма52.
Одним из основных аргументов политической полемики в форме исторических исследований стал факт вхождения Хорватии в состав Австро- Венгрии и тем самым ее принадлежность к Средней Европе в противовес балканской Сербии. В тот момент Австро-Венгрия вразрез национальной хорватской идеологической и историографической традиции рассматривалась как государство, гарантировавшее мир в межнациональных отношениях. Вместе с тем необходимо было подчеркнуть уже характерное для большей части хорватского общества неприятие как “сербской гегемонии” в федеративной Югославии, так и “коммунистического эксперимента”.
Осознание этносом своей принадлежности к определенному историкогеографическому региону, в данном случае хорватов к Средней Европе, обосновывало неизбежность и необходимость их выхода из Югославии и разрыва с сербами, относящимися к культурному и политическому типу Балкан. Однако и в этом случае все не было так просто. Ф. Туджман, буду
чи югославским историком, обосновывая стремление Xорватии к независимости, с обидой писал: «Создание небольших балканских государств на развалинах Турецкой империи в истории дипломатии получило название “балканизации”. [Когда используют это понятие] обычно подчеркивают негативные последствия распада Османской империи и междоусобицы новых балканских государств. При этом забывают, что создание национальных государств было необходимым путем исторического развития, что такой процесс в Западной Европе был завершен уже в XIX в., а на Балканах был задержан, не только силой сопротивления османских властей, но и политикой равновесия европейских держав, которая, в конце концов, оказалась непродуктивной»53.
Тот же Ф. Туджман, уже будучи президентом независимой Xорватии, категорически отрицал принадлежность Xорватии к Балканскому региону. Это отрицание, основывающееся на отождествлении Балкан и Югославии, стало одним из главных принципов современного хорватского национального политического сознания, который нашел и свое законодательное выражение. В 1998 г. в статью 35 Конституции Xорватии был добавлен прямой запрет на “выдвижение инициатив, направленных на объединение Республики Xорватии в союз с другими государствами, объединение, которое привело бы или могло привести к восстановлению югославской государственной общности, а также балканского государственного союза в любой форме”54.
Особое место в исторической памяти южнославянских народов и в исторической науке занимает отношение к государству Габсбургов.

Оно было существеннейшим элементом исторического сознания сербов, хорватов и словенцев во все периоды существования Югославии. Оценка роли Австро-Венгрии в судьбах этих народов была важна для национального - исторического и политического - сознания этих народов как обоснование легитимности требований национальных движений, а также традиций, культуры, психологии, образа жизни, своего места в истории Европы. Она была резко негативной в сербской историографии и доходила до апологии у хорватских и словенских интеллектуалов. Да и в массовом национальном историческом сознании до распада Югославии монархия Габсбургов в некоторые исторические периоды и определенных политических ситуациях ассоциировалась с большей степенью национальной свободы55.
Различия в отношении к Австро-Венгрии, к государству Габсбургов проявились в сербской и хорватской политической и научной мысли еще в период между двумя мировыми войнами. Проявлялись они как у соперников в борьбе за восстановление Югославии во время Второй мировой войны - Дражи Михайловича и Й. Тито, так и у “вождя” хорватских усташей Анте Павелича - исторических деятелей, чье идейное и политическое наследство играет существенную роль и в национальном сознании сербов и хорватов, и в конфликте между ними. Оба националиста - и сербский, и хорватский - стремились обосновать историческую закономерность и правовую легитимность создания хорватского и сербского моноэтничных государств и поэтому резко отрицательно отзывались об Австро-Венгрии и династии Габсбургов. Руководитель сопротивления оккупантам, носившего антикоммунисти
ческий характер и ставившего своей целью восстановление централистской Югославии на фундаменте сербской монархии, Дража Михайлович прямо писал, что поражение Югославии в Апрельской войне с Германией в 1941 г. было “поражением духа австро-венгерской армии, занесенного в нашу армию”; это было поражением “бюрократизма - последствия того духа Австро-Венгрии, который глушил любую свободную мысль”. Сходную позицию занимал и “поглавник” так называемого Независимого государства Хорватия (НДХ) в 1941-1945 гг. Анте Павелич, писавший, что хорваты “не хотят иметь ничего общего ни с Австрией, ни с Венгрией и не помышляют ни о каком восстановлении общего государства”56. А коммунист Й. Броз Тито, наоборот, как вспоминал его многолетний соратник и друг Милован Джилас, не раз положительно отзывался об Австро-Венгрии как о “хорошо отлаженном государстве”57.
Если в 50-х - начале 80-х годов хорватские ученые в основном признавали закономерность распада монархии Габсбургов и принадлежность своих народов к славянскому миру и региону Юго-Восточной Европы, то в конце 80-х - начале 90-х годов, а в особенности после образования независимой Хорватии господствующей тенденцией стало обоснование принадлежности этих народов и их государств не только культурно, но и политически к Средней Европе.
Во второй половине 80-х годов романтические воспоминания о монархии Габсбургов ожили и в национальном сознании венгров, чехов, австрийцев, хорватов и словенцев, став важнейшей составной частью “этнического ренессанса” у народов Средней Европы. При этом речь, безусловно, шла не о воссоздании единого государства, охватывавшего большую часть региона, но об альтернативе коммунистическим режимам (за исключением австрийцев), о признании общности многих традиций, основ культуры, выгоде экономического сотрудничества. Идея монархии Габсбургов у южнославянских народов уступила место идее Югославии, которая, в свою очередь, сменилась идеей независимых национальных, но реально остающихся полиэтнич- ными, государств.
У хорватов и словенцев росло ощущение своей принадлежности к Средней Европе, которую они рассматривали в качестве историко-психологической и культурной легитимации своего стремления к выходу из СФРЮ. Обострение межэтнических отношений отражалось и в материалах на историко-литературные темы, появлявшихся в белградских, загребских, люблянских и сараевских газетах и журналах. В этой полемике активное участие принимали не только историки и политологи, но и литераторы.
В январе 1990 г. в выступлении на Европейском “круглом столе” в Вене сам Ф. Туджман - тогда еще только глава партии Хорватское демократическое содружество - следующим образом исторически обосновывал требование своей партии и доказывал принадлежность Хорватии к Европе:
“Габсбургская монархия просуществовала столь длительное время благодаря тому, что представляла собой естественное хозяйственно-коммуникационное и культурное целое среднеевропейских, карпато-дунайских земель и народов. Ее распад был обусловлен прежде всего стремлением населявших ее народов к национальной самостоятельности.
По решениям Парижской мирной конференции хорватская нация оказалась в королевстве СХС (позднее - Югославии). В этом государстве в условиях сербского гегемонизма пос
ле попытки денационализации одна часть хорватов стала искать решения проблем своей национальной самостоятельности в период Второй мировой войны в провозглашении независимой Хорватии, дозволенной гитлеровским “новым порядком”, а другая - в создании федерального государства Хорватия в соответствии с планом И. Броза Тито по созданию коммунистической федеративной Югославии, которая должна была превратиться в содружество полностью равноправных народов”58.
Бросается в глаза противоречивость позиции хорватского национального движения: с одной стороны, критика монархии Габсбургов, которая препятствовала созданию хорватского государства; с другой - положительное к ней отношение, поскольку необходимо было доказать принадлежность хорватов к Средней Европе и, следовательно, невозможность их проживания в одном государстве с сербами - представителями Балканского региона.
После обретения в 1991 г. Хорватией и Словенией независимости изменились ее положение в мире, отношения с соседями, задачи и восприятие окружающего мира. Это не могло не отразиться и на трактовке идей регионализма, обращенного как во вне, так и внутрь. Любопытно, что после завоевания независимости эта тенденция в обеих странах довольно быстро сошла, на нет, и историография в основном вернулась в традиционное русло негативного отношения к монархии Габсбургов и ее национальной политике. Объясняется это не в последнюю очередь тем, что подобный подход наряду с тотальным отрицанием реальностей распавшейся Югославии делал весьма двусмысленным статус зафиксированных после Первой и Второй мировых войн границ. Пришлось смягчить и критику “югославского наследства”, поскольку нынешняя независимая Хорватия существует в границах федеративной единицы распавшейся СФРЮ и в этом смысле является ее прямой наследницей. Именно сохранение этих границ было в начале 90-х годов и остается сейчас главным условием сохранения мира на постюгославском пространстве.
Не говоря уже о том, что тотальный отказ от “всего югославского” в конце 80- 90-х годов в Хорватии и Словении вызвал соответствующую реакцию со стороны националистически ориентированных сил в Италии и Австрии, которые попытались поставить вопрос о возвращении им утраченных территорий, которые они считали своими. Такова была “оборотная сторона” австровенгерской медали.
Сербский историк из Сараево, академик Милорад Экмечич, полагал, что для создания Югославии было недостаточно одной этнической близости или постепенно усиливавшегося стремления югославянских народов к объединению. Необходим был и объективный процесс, поддерживаемый общей заинтересованностью в разрушении Австро-Венгрии59.

<< | >>

↑

Источник: В.А. Тишков, В.А. Шнирельман. Национализм в мировой истории. 2007

Еще по теме РЕГИОНЫ И ИМПЕРИИ:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -