ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ. КОГДА СТАНЕТ ИСТОРИЕЙ ВОЙНА 1991-1995 ГОДОВ?

Один из центральных тезисов официальной сербской национальной идеологии состоит в том, что хорваты изначально являются народом, которому генетически присуще стремление осуществить геноцид над сербами.

К этому выводу пришел и академик В. Крестич:

“Национально-клерикальные круги, воспитанные на традициях хорватского государственного права, на иллюзиях об этнически чистой и великой католической Xорватии, созданной при помощи Габсбургской монархии, впитавшие с молоком матери нечеловеческую ненависть к сербам, были убеждены, что война, которую они ожидали с момента Боснийского кризиса 1908 г. и которая разразилась в 1914 г., является благоприятным моментом для осуществления их намерений - резни, виселиц, расстрелов, выселения, насильственного “окатоличивания” и для окончательного освобождения от сербов. Им это не удалось сделать во время Первой мировой войны, они дождались Второй и полностью использовали предоставившуюся возможность. Их преступления не являются плодом той или иной системы, той или иной партии, общества или личности. Они являются результатом целого ряда обстоятельств, существовавших на протяжении длительного исторического периода. Геноцид, учиненный над сербами в Независимом государстве Xорватия (НДX - хорв.) в годы Второй мировой войны, является своеобразным феноменом в условиях многовекового совместного проживания сербов и хорватов”60.
Эта работа сыграла немалую роль в росте напряженности в межэтнических отношениях еще в СФРЮ. Сама по себе, однако, она является классическим примером того, как можно “подогнать” исторический (достаточно ограниченный) материал под известный исторический результат и необходимый в данный момент политический вывод.
Своеобразным политическим (но не историческим и, тем более, не историографическим) “ответом” на подобного рода утверждение стал тезис национального хорватского лидера Ф. Туджмана. 24 февраля 1990 г. он заявил следующее:
«Поборники гегемонистско-унитаристских или югославянских великодержавных взглядов в программных целях Xорватского демократического союза видят не что иное, как требование восстановления Независимого государства Xорватия. (Провозглашенное 10 апреля 1941 г., оно опиралось исключительно на германские и итальянские вооруженные силы, оккупировавшие и разделившие королевскую Югославию. Основной политической силой этого “государства” были хорватские радикальные националисты - усташи. - С.Р.) Но при этом они забывают, что НДX не было лишь простым квислингским образованием и “фашистским преступлением”, но и выражением политических устремлений хорватского народа к созданию собственного национального государства...»61.
Капитуляция в апрельской войне 1941 г. королевской Югославии означала не только ее военное и политическое поражение, но и распад. На оккупированной территории начались по сути дела три войны: за освобождение страны от германских, итальянских, венгерских, болгарских оккупантов; между созданными оккупантами псевдонезависимыми моноэтничными государствами; гражданская война между коммунистами и антикоммунистами62. Коллаборационисты из созданных оккупантами “государств” взяли на вооружение и фашистские расовые теории, и традиции собственного крайнего национализма63.
Линия фронта в гражданской и межэтнической войне на территории Югославии, как и в регионе Средней Европы в целом, была гораздо более извилистой и скрытой, чем в других странах и в глобальном противостоянии. В условиях оккупации у каждого народа нашлись деятели, стремившиеся использовать представившуюся возможность опереться на чужие штыки для достижения ideee fixe национального самоопределения в виде создания своих псевдонезависимых “этнически чистых”, т.е. моноэтничных государств на великодержавной основе. Легитимация подобных образований в глазах германских нацистов и итальянских фашистов была неизбежно свя
зана с декларативной сменой культурно-конфессиональной и региональной самоидентификации (отречением от “славянства”) во имя этнополитических интересов и попыток создания при опоре на германских нацистов своей псевдонациональной колаборационистской государственности во второй половине 30-х - первой половине 40-х годов64.
Уже в 90-е годы для всех сторон конфликта, для официальной концепции в историографиях постюгославских государств характерна раздвоенность в отношении к периоду Второй мировой войны и Народно-освободительной борьбы. В широких слоях населения, независимо от национальности, сохранилось антифашистское сознание. Более того, если страны региона Западных Балкан, как их стали сейчас называть, хотят реализовать свои цели - “вернуться в Европу” и стать субъектом процесса евроатлантической интеграции, то антифашизм - необходимое условие их официальной политики, идеологии и системы ценностей. В то же время после 1991 г. в Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговине произошел возврат к национальным традициям и ценностям. Коммунизм и его составная часть - интернационализм - уступили свое место этнонационализму, восходящему своими корнями к ХГХ в. В страны вернулись многие деятели националистической эмиграции, связанные с коллаборационистами времен Второй мировой войны, стало возможно первое время приветствовалось “возвращение” эмигрантской литературы подобного рода и ее активное переиздание. Вооруженный конфликт 1991-1995 гг. трактовался новыми властями как продолжение якобы еще не окончившейся Второй мировой войны, как необходимость решить нерешенные тогда национальные задачи по достижению “своего” национального “величия”, прежде всего обеспечения государственного суверенитета над “своей” этнической территорией.
Эта теория не имеет никакого рационального исторического фундамента, но она активно внедрялась в умы людей. В результате в массовом сознании закрепился стереотип, что история остановилась, и неизменные де народы решают в неизменных обстоятельствах одну и ту же задачу. Тем самым нагнеталось ощущение постоянного вражеского окружения, что было необходимым психологическим фундаментом для оправдания со стороны властей политики войны и подготовки населения к новым жертвам во имя “своего” народа и “своей родины”.
СФРЮ, распавшаяся в 1991-1992 гг., была государством, существование и легитимность которого самым непосредственным образом были связаны с победой во Второй мировой войне антигитлеровской коалиции и антифашистского сопротивления. И это относилось не только к государству в целом, но и к каждой из входивших в нее республик и вытекало из решений органов власти, созданных в 1942-1945 гг. в рамках коммунистического партизанского движения и Народно-освободительной борьбы 1945 гг.65
Естественно, что практически весь период существования СФРЮ, вплоть до конца 80-х годов, единственной концепцией истории являлась официальная - коммунистическая и “титовская”. Ее основными чертами были марксистский идеологизированный подход, основанный на “пролетарском интернационализме” в противовес “буржуазному” национализму, “братство и единство наций и национальностей”, югославизм как государст
венная идеология, идеализация партизанского движения, откуда вышло подавляющее большинство руководителей высшего и среднего уровня, антиколлаборационизм, независимость, суверенитет и территориальная целостность СФРЮ, отрицание исторической возможности создания некоммунистической антифашистской государственности, замалчивание политических репрессий против антикоммунистов и оправдание репрессий по отношению к так называемым информбюровцам, которые в 1948-1953 гг. поддержали Сталина против Тито, а позднее - советскую политику в противовес югославской, роль партии и ее вождя, негативная оценка советской теории и практики “построения социализма”, негативное отношение к церкви (независимо от конфессиональной принадлежности), манипулирование статистическими данными (в том числе и о количестве жертв периода Народно-освободительной борьбы - НОБ), а также - в более широком историческом контексте, в разные исторические моменты и по разным причинам - отрицательное отношение к Германии, Австрии, Венгрии, Италии, Болгарии, Албании. Хотя эта концепция, безусловно, основывалась на принципах антифашизма, борьбы за национальное освобождение и восстановление территориальной целостности и независимости Югославии, будучи связанной с коммунистической идеологией, она по своей сути была тоталитарной. Вторая мировая война и “народно-освободительная борьба” были в этом отношении одной из наиболее жестко “канонизированных” и контролируемых тем, поскольку были связаны с легитимностью государства и власти КПЮ/СКЮ и лично Йосипа Броза Тито.
В то же время за рубежами Югославии - в США и Канаде, в странах Южной Америки и в некоторых западноевропейскийх странах существовали различные исследовательские центры, образованные эмигрантами. Несмотря на то что титовская и антититовская историография (и идеологии) восходили не только к принципиально различным, но и диаметрально противоположным философским и политическим доктринам, в известном отношении они были типологически однотипны. И югославские коммунисты у себя на родине, и четнические, усташские и другие эмигранты занимались политически ангажированным и исторически обусловленным мифотворчеством. Мифу о “братстве и единстве” разных народов противопоставлялся миф о “величии” отдельно взятого своего народа, о неизбежности создания своего этнически “чистого” государства в максимальных границах, основанный на отрицании или оправдании преступлений, совершенных в период Второй мировой войны.
Свое видение истории пытались предложить гражданам Югославии и “информбюровцы”. Естественно, югославские власти с 1948 г. вели жесткую борьбу не только против политических и террористических эмигрантских центров, но и против проникновения в страну враждебной существовавшему строю литературы. Справедливости ради заметим, что далеко не вся она носила националистический и пропагандистский характер; в эмиграции существовали центры и издания либерально-демократического направления, видевшие гибельность как коммунизма, так и экстремистского этнона- ционализма и стремившиеся предложить третий путь развития страны66. Как показала сама история, вариант развития, который предлагали стране сторонники Сталина, не имел никаких шансов на успех. В то же время наци
оналистическая альтернатива коммунизму оказалась гораздо действеннее альтернативы либеральной. (Признание этого факта вовсе не означает признания распространенной в обыденном сознании теории” о том, что СФРЮ де была “развалена” из-за внешнего “заговора”, а не распалась в результате внутренних причин самого разного свойства.) “Титовская” трактовка НОБ и Второй мировой войны, истории Югославии и входивших в нее народов до определенного момента развития многонационального федеративного государства играла консолидирующую и примиряющую роль. Консолидации по- лиэтничного общества способствовал и фактор “советской угрозы”, укоренившийся в массовом сознании с конца 1940-х годов и умело использовавшийся в моменты внутриполитических кризисов.
Но в связи с ухудшением социальной и экономической обстановки в стране обострялись и межэтнические и межреспубликанские взаимоотношения; со второй половины 80-х годов невозможно стало ссылаться и на “советский фактор”. Поэтому концепция “братства и единства” стала превращаться в свою противоположность -- в дезинтегрирующий и конфликтогенный фактор. Люди, воевавшие вместе против фашистов и коллаборационистов, стали вспоминать некогда нанесенные (реальные или вымышленные) обиды и увязывать их с национальностью. Тем более не действовала концепция “братства и единства” на более молодые поколения. В новых условиях государству и обществу был нужен уже иной фундамент, чем прежняя борьба и победа67. Но этого-то коммунистическая власть и не могла предложить.
Официальная пропаганда новосозданных государств утверждала: Вторая мировая война не закончилась, а продолжается, т.е. время остановилось, и неизменные народы решают в неизменных обстоятельствах одну и ту же задачу. Эта теория имела двоякое последствие: с одной стороны, нагнеталось ощущение безысходности и бессмысленности исторического бытия своего народа, а с другой - чувство постоянного вражеского окружения или конфликта с соседними народами, что было очень удобно власти для манипулирования массовым сознанием в условиях конфликта и психологически постоянно подпитывало конфликт и мобилизовывало людей для участия в нем.
Полемика между представителями национальных историографий относительно событий 1941-1945 гг. носила ожесточенный характер, поскольку была напрямую связана и с проблемой легитимности новосозданных независимых государств и их этнотерриториальных притязаний. В ходе формирования новых национальных концепций в центре оказались две проблемы - новая, национальная, оценка югославского государства в принципе (а не только периода социалистической федерации) и выработка новой концепции национальной истории как одно из проявлений процесса национального самоопределения68.
Что же касается периода НОБ, то в центре полемики оказалось несколько вопросов: какой народ внес больший вклад в освобождение от оккупантов, кого среди коммунистических партизан было больше - сербов или хорватов, о численности и национальной принадлежности жертв. Споры вокруг количества жертв, понесенных каждым южнославянским народом во время Второй мировой войны, резко обострились после 1991 г. и превратились в
один из важнейших “фронтов” в пропагандистской войне, которую, наряду с войной реальной, вели режимы С. Милошевича, Ф. Туджмана и А. Изетбе- говича. В подобных случаях чрезвычайно тонка профессиональная и нравственная грань между поисками истины и манипулированием в политических целях статистическими данными о реальных и вымышленных жертвах ради “обоснования” своих позиций и притязаний, созданием негативного образа своего противника у своего населения, а также в общественном мнении зарубежных стран.
Особой болезненной и острой проблемой стала (пере)оценка роли националистов и коллаборационистов в 1941-1945 гг. В связи с этим возникли трудности не только профессионального, но и этического характера: каждый исследователь должен был пройти по тонкой границе между восстановлением исторической правды и отказом от ложных обвинений периода правления Тито, от обеления военных преступников и создания новых мифологизированных “портретных галерей” во имя абсолютно прозрачных интересов ныне действующих политиков. Сложность проблемы состоит в том, что оценка событий Второй мировой войны оказалась тесно связанной с событиями 1991-1995 гг.69
Споры об оценке тех или иных политических деятелей, о возможности или невозможности увековечения их памяти, об общенациональных праздниках все еще остаются предметом повседневной политической борьбы. Несмотря на то что со дня окончания Второй мировой войны прошло уже шестьдесят лет, она все еще принадлежит так называемой горячей памяти. Пока же в культуре воспоминаний и структуре памяти господствует этнона- ционализм, ни одна национальная историография не сможет и не захочет отказаться от попыток создать некий “монумент” прошлому. Только тогда, когда произойдет переход от “монументальной” к критической историографии, только тогда, когда в массовом сознании события 1941-1945 гг. перестанут увязываться с событиями 1991-1995 гг. и когда они будут восприниматься исключительно как история, только тогда можно будет сказать, что на пространстве бывшей Югославии Вторая мировая война закончилась и стала историей.
Но когда же станет историей и война 1991-1995 гг.? Однозначное определение чрезвычайно сложного конфликта этого периода на территории распавшейся СФРЮ невозможно. (Впрочем, он еще далек от полного урегулирования, хотя в этом направлении после заключения Эрдутского и Дейтонского соглашений сделано очень много. Но остаются неурегулированными многие проблемы Боснии и Герцеговины, а Сербия остается окруженной кольцом конфликтов: в Косово, с Черногорией и с Македонией. Процесс распада югославского государства еще далек от завершения.) Конфликтующие стороны стремились к простому противопоставлению “мы-они”, “наши-враги”. Официальный Загреб рассматривал эту войну исключительно как агрессию, предпринятую властями Югославии против независимого хорватского государства, и как “отечественную войну” со своей стороны. Официальный Белград утверждал, что это была исключительно гражданская война. Однако эти констатации были скорее политико-пропагандистскими лозунгами времен открытого вооруженного конфликта, призванными оправдать позицию той или иной стороны, снять с
нее ответственность за происходящее и воодушевить военнослужащих, а отнюдь не результатом научного анализа событий в политико-юридических понятиях.
Конфликт 1991-1995 г. в Хорватии содержал в себе несколько элементов. Это была гражданская война, поскольку он возник в процессе распада единого государства и все его участники являлись жителями СФРЮ. Это было столкновение двух национальных движений в процессе самоопределения. Сам по себе факт провозглашения независимости в тех условиях еще ничего не решал: связи, политическая и социальная структура, законы и право не могли измениться одномоментно. Кроме того, сербы Хорватии, даже после провозглашения ее независимым государством, оставались гражданами Хорватии. Поэтому многие действия властей Загреба во главе с президентом Ф. Туджманом в тот период по отношению к своим гражданам сербской национальности абсолютно не оправданы.
Однако и элемент агрессии также имел место. Пропаганда отделения от Хорватии территорий, провозглашенных властями Сербии сербскими этническими территориями, противоречила конституции СФРЮ, защитниками целостности которой изображали себя С. Милошевич и его сторонники. Вряд ли возможно отрицать и наличие этнического компонента конфликта: для обеих сторон синонимом врага был именно этноним. Группировка вновь формировавшихся в начале 90-х годов политических сил на всем постюго- славском пространстве происходила также почти исключительно по этническому признаку. Поэтому это был и конфликт национальных движений двух народов в процессе национального самоопределения. С одной стороны, он был следствием отсутствия гражданского общества и в СФРЮ в целом, и в отдельных ее республиках, превратившихся в независимые национальные государства, с другой - столкновением, определявшим путь их формирования и дальнейшего развития. При этом стремление к созданию моноэтнич- ных государств препятствовало созданию и гражданского общества, и демократических политических институтов.
Вышеуказанные обстоятельства во многом относятся и к Боснии и Герцеговине. Это был и конфликт национальных движений трех народов, который зачастую пытаются представить как неизбежный конфессиональный конфликт, отождествляемый с “конфликтом цивилизаций”. Недаром официальная пропаганда и Сербии С. Милошевича, и Хорватии Ф. Туджмана охотно использовала теорию С. Хантингтона. Имел место и факт вмешательства со стороны независимых государств - СРЮ и Хорватии70.
В 2005 г. исполнилось десять лет со времени событий 1995 г. - массового убийства в Сребренице в Боснии и Герцеговине, операций “Блиесак” и “Олуя” в Хорватии, подписания мирных договоров, означавших окончание войны. В последнее время были сделаны многие шаги на пути нормализации отношений между Сербией, Хорватией, Боснией и Герцеговиной. Однако десятилетняя годовщина вызвала обострение отношений между тремя государствами, поскольку эти события, хотя относятся к прошлому, еще не стали историей. Конфликт в большей или меньшей степени если не урегулирован, то с большим трудом введен в определенные рамки. Однако война в памяти людей, в общественной психологии и в политике еще далеко не закончена. И закончится не скоро. Еще живы люди, принимавшие активное уча
стие в боевых действиях, в преступных акциях или ставшие жертвами этих акций. Далеко не все смирились с нынешними этногосударственными границами. Все это отдаляет окончательное примирение в весьма отдаленную перспективу. С момента подписания частичного мира на постюгославском пространстве прошло лишь десять лет. Но война 1941-1945 гг., не говоря уже о войне 1991-1995 гг., все еще остается политикой.
* * *
Роль исторического сознания у южнославянских народов в процессе формирования этнического и национального самосознания была типологически сходной, но различия обусловливались как историей каждого народа, так и тем фактом, что эти народы конфликтовали между собой в процессе национального самоопределения и овладения территориями, которые они считали принадлежащими своему этносу.
Поскольку историческое сознание является неотъемлемой составной частью этнического сознания и самосознания у хорватов, сербов и других народов распавшейся СФРЮ, оно осуществляет в зависимости от конкретных обстоятельств и сути исторического периода развития различные функции - этнообразующую, этноконсолидирующую, этноинтегрирую- щую, этнозащитную и этнонаступательную, этнонивелирующую и этно- дифференцирующую. Историческое самосознание, как массовое обыденное, так и профессиональное, испытывало на себе и их обратное влияние, ибо взаимодействовало с политической, правовой, конфессиональной и иными формами сознания и самосознанием. При этом по отношению к конфликтам историческое сознание могло выполнять как конфликтогенную, так и конфликтопредупреждающую и конфликтопримиряющую функции.
Изменение роли и места исторического самосознания этнической общности тесно связано с процессом национального самоопределения, с изменением представлений о конфессиональной и этнической индивидуальности, государственном самоопределении и региональном самосознании.

В период поисков новых форм и сути самоопределения в истории каждого народа (в особенности народов, переживших распад полиэтничных и многонациональных государств, в которых они выполняли государствообразующую функцию, а также утративших свои социальные ценности, что воспринимается как утрата этнической и государственной индивидуальности) этноисторическое сознание, одним из самых существенных элементов которого является сознание религиозное и конфессиональное, начинает выполнять не присущие ему функции, как в политическом сознании, так и в общей структуре сознания.
При рассмотрении конфликтов, подобных произошедшему в конце XX в. в процессе распада СФРЮ, задача историка вовсе не в том, чтобы “встать на чью-то сторону” в назревших и назревающих конфликтах, кого-то “оправдать”, а кого-то “заклеймить”. Задача историка - воссоздать ход событий и объяснить их логику: почему произошло так, а не иначе, избегая, конечно, по возможности ошибок в духе древнего силлогизма “post hoc ergo propter hoc” (“после этого не значит вследствие этого”). Признание исторических
причин возникновения у южнославянских и других балканских народов эт- нонационализма вовсе не означает поддержки его в принципе, равно как и поддержки этнонационализма и этнотерриториальных притязаний одного народа против этнонационализма и этнотерриториальных притязаний другого народа. Тем более, осуществляемых путем войны и массовых нарушений прав человека.
На Балканах совпали во времени социальная и национальная революции - национальное объединение воспринималось в неразрывной связи не только с долгожданным национальным освобождением, но и с новым обществом “социальной справедливости”. Вся история народов, населявших Балканы, - это попытка найти единственно верное соотношение между этническими территориями и границами государств, которое удовлетворило бы все стороны. А поиск этого соотношения до сих пор означал только одно - этнотерриториальные претензии, дипломатические перепалки и в конце концов войну, мир после которой порождал только новые войны.
Вывод из событий на территории распавшейся Югославии 1991-1995 гг., да и впоследствии (возьмем ситуации в Косово, сложные сербско-черногорские и сербско-македонские отношения), следует только один: этнонациона- лизм не может быть альтернативой коммунизму; этнонационализм, тем более взятый на вооружение политическим классом в том или ином государстве, не только не способствует сохранению и укреплению этого государства, но, наоборот, представляет для него смертельную угрозу. Позволю себе сослаться на свою работу, написанную еще в 1996 г.: “Если задача служб безопасности - предупреждать или раскрыть преступный замысел, схватить террориста за руку, обезвредить или поймать его, то задача ученых - историков, этнологов, психологов, конфликтологов - сделать так, чтобы преступный замысел не возник у отдельного человека или группы людей в принципе”71. Именно поэтому необходимо новое, неконфликтное сознание. Кто-то верно заметил, что войны начинаются в головах людей. Выше говорилось о том, что гуманитарные науки играли и играют очень важную роль в возникновении, развитии или преодолении межэтнических и межгосударственных конфликтов. Историческое сознание должно стать основой предупреждения этих конфликтов.
Этнонационалистические и этноконфессиональные концепции прошлого, в том числе и в их радикальном варианте, стали основой нового мировоззрения после краха коммунизма. И это было закономерно. Распад СФРЮ и его последствия привели к краху социального и национального сознания граждан Югославии. Сознание, утратив социальную и государственную составляющие, деформировалось. В нем оказалось нарушенным соотношение его форм и их функций. Причем особая тяжесть выпала на долю национального исторического сознания, часто воспринимаемого только как этноисто- рическое. Оно, во-первых, было деформировано предыдущими этапами развития национальных движений и совместного государства, а также псевдо- национальных государств периода Второй мировой войны. Во-вторых, оно по своей природе и сути не может выполнять функции идеологии. Между тем на него опирались возникшие после распада СФРЮ в 1991 г. режимы - Слободана Милошевича в Сербии, Франьо Туджмана в Хорватии, Алии Изетбеговича в Боснии и Герцеговине72.

Еще в 1849 г. современник К. Маркса известный сербский политический деятель и комедиограф Йован Стерия Попович написал в предисловии к своей комедии “Патриоты” пророческие слова: “Пока мы будем себя только хвалить, оправдывая свои слабости и ошибки, искать в истории, сколько и кто из героических наших предков голов срубил, а не будем замечать, где он с пути-дороги сошел, - до тех пор мы будем хромать и ни на волос не станем лучше... Бросим взгляд на позднейшую историю нашу. Все, что было глупо, преувеличенно, бессмысленно, - всего больше имело почитателей, а голос умеренности рассматривался как антинародность, дух противоречия и предательство. Ибо всякий человек склонен к чрезвычайному и, когда не знает, что это может принести ему несчастье, слепо бежит за ним и злобится на каждое разумное слово”73. См.: напр. Haxley S.D. Constitutional insurgency in Finland. Finnish “Passive Resistance” against Russification as a Case of Nonmilitary Struggle in the European Resistance Tradition. Helsinki, 1990. P. 17, 50-51, 99-101, 106-119. См.: “Славянский вопрос” в мировоззрении графа С.С. Уварова // Славянская идея: история и современность. М., 1998; Досталъ М.Ю. Славянский мир и славянская идея в философских построениях и практике ранних славянофилов // Славянский альманах. 2000. М., 2001; Павленко О.В. Панславизм // Славяноведение. 1998. № 6; Саприкина О.В. Академик В.И. Ламанский (1833-1914): научное наследие и общественная деятельность. Авто- реф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 2004. См. также очень интересную концепцию отношения к зарубежным славянам у русских “консерваторов” и “либералов”, предложенную российским исследователем: Улунян А.А. Балказия и Россия. 1900-1914. М., 2002. С. 140-142. См.: Романенко С.А. Югославия, Россия и “славянская идея”. М., 2002. С. 13-93. Киселев ИЮ. Психологические аспекты адаптации России и россиян к новым реальностям меняющегося мира // Миропорядок после балканского кризиса: новые реальности меняющегося мира. Материалы конференции. Москва, 1-2 ноября 1999 г. / Гл. ред. А. Кулик. М., 2000. С. 246, 248. Там же. С. 251-252. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка // Pro et Contra. M., 1997. Т. 2. № 2; Hantington S. Sudar civilizacija // Nacionalne тапД^ u medunarodnom i jugoslovenskom pravnom poretku. Beograd, 1997. S. 327-350. Cengic E. Krleza. Zagreb, 1982, S. 395. Хершак Э., Кумпес Й. Два типа этничности (хорватский и сербский примеры) // Этнографическое обозрение. 1993. № 4. С. 33. MatvejeviC P. Jugoslavenstvo danas. 2 izd. Beograd, 1984. S. 36. Подробнее см., напр.: Хершак Э, Кумпес Й. Указ. соч. С. 38. О различных концепциях этногенеза хорватов см. также: Мартынова М.Ю. Хорваты. Этническая история XVIII-XIX вв. М., 1988. С. 7-17. См. напр.: Deklaracija o hrvatskome jeziku (1967.) s prilozima i deset teza. Drugo izdanje. Zagreb, 1991; Слово о српском jезику. Београд, 1998. Об этом свидетельствует, например, издание словаря боснийского языка (Isakovic A. Rjecnik bosanskog jezika. Cetvrto, dopunjeno i ispravljeno izdanje. Sarajevo, 1995). Kumpes J. Religija i etnicki sukobi na prostorima bivse Jugoslavie // Konfesije i rat. Zbornik radova Medunarodnog znanstvenog skupa. Split, 2.-4. prosinca 1993. Split, srpanj 1995. S. 259. См. также: Хершак Э, Кумпес Й. Указ. соч. С. 29-39. См., напр.: Русско-славянская цивилизация: исторические истоки, современные геополитические проблемы, перспективы славянской взаимности / Сост. Е. Троицкий. М., 1998. Фрейдзон В.И. Далмация в хорватском национальном возрождении. М., 1997. С. 19. Вяземская Е.К. (при участии Карасева А.В.) Конфессия и национальность в историческом развитии Боснии и Герцеговины // Роль религии в формировании южнославянских наций. М., 1999. С. 114, 116. Подробнее об этом см., напр.: Фрейдзон В.И. К истории боснийско-мусульманского этноса // Формирование наций в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1981, с.329-343; Романенко С.А. Югославия: Кризис. Распад, Война. Образование независимых государств.

М., 2000. С. 35-41; Borba muslimana Bosne i Hercegovine za vjerski vakufsko-mearifsku autonomiju. Grada. Sabrao i priredio Ferdo Hauptmann. Sarajevo, 1967; На путях к Югославии: за и против. М., 1997, С.186-200, 286-317; Вяземская Е.К. Указ. соч., Хойбергер В. Вена и Сараево: австро-венгерская политика по отношению к боснийским мусульманам // Австро- Венгрия: опыт многонационального государства. М., 1995. С. 81-88; Durakovic N. Prokletstvo Muslimana. Sarajevo, 1993. S. 80-94; Maric F. Pregled pucanstva Bosne i Hercegovine izmedu 1879. i 1995. godine. Zagreb, 1996. S. 11-77; Malcolm N. Bosnia. A Short History. L., 1994. S. 119-155; Suppan A. Narodi Habsburske monarhije: Hrvati // Oblikovanje nacije u gradanskoj Hrvatskoj. Zagreb, 1999. S. 98-99. Вяземская Е.К. Указ. соч. С. 116-117. См. также: Juzbasic D. Jezicko pitanje u austrougarskoj politici u Bosni i Hercegovini pred prvi svjetski rat. Sarajevo, 1973. Подробнее об этом см., напр.: Романенко С.А. Католицизм и православие в формировании хорватской и сербской наций на территории Xорватии, Славонии и Далмации // Роль конфессий в формировании южнославянских наций. M., 1999. См.: Миф и мифология в современной России / Под ред. К. Аймермахера, Ф. Бомсдорфа, Г. Бордюгова. М., 2000. С. 10, 55, 68. Подробнее об этом см.: Аймермахер К. Бомсдорф Ф, Бордюгов Г. Введение // Миф и мифология в современной России. М., 2000. С. 10; Неклюдов С. Структура и функции мифа // Там же. С. 37; Топорков А. Миф: традиция и психология восприятия // Там же. С. 47; Лев- киевская Е. Русская идея // Там же. С. 69, 84-85. См.: Топорков А. Указ. соч. С. 46-47. См., напр.: Шнирельман В. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов. М., 2000. С. 22-23; Галенко В. Нужны новые формы покровительства этническим россиянам // Независимая газета. 1995. 11 нояб. См.: Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997. С. 205-326. Впрочем, подобный подход характерен и для некоторых зарубежных теоретиков. О полемике по данным проблемам подробнее см., напр.: Коротева В.В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999; Нации и национализм / Пер. с англ. М., 2002; Аль- терматт У. Этнонационализм в Европе / Пер. с нем. М., 2000; Leksikon migracijskoga i etnickoga nazivlja. Glavni urednik Emil Hersak. Zagreb, 1998. S. 241-242; Denic B. Etnicki nacionalizam. Tragicna smrt Jugoslavije. Prevod s engleskog. Beograd, 1996; Schopflin G. Nations. Identity. Power. The New Politics in Europe. L., 2000; и др. Киселев И. Указ. соч. С. 247. Старовойтова Г.В. Национальное самоопределение. Подходы и изучение случаев. СПб, 1999. С. 19, 20. Заметим, что этнический нигилизм - явление не новое. В жизни Европы после Первой мировой войны феномен “денационализации”, т.е. “отрицание национального начала”, отметил еще известный российский философ Федор Степун, высланный в 1922 г. за границу. Признавая, что “оспаривать лживость и грешность национализма и его ответственность за тяжелое и одновременно преступное положение мира явно невозможно”, он обоснованно, на наш взгляд, возражал сторонникам этого “отрицания”, что это “никому не дает права отрицать положительного значения нации как некоего своебразно-соборного (естественно, не в смысле современных “национал-патриотов”. - С.Р.) облика многоликой человеческой культуры. Ошибка недостаточно строгого разделения понятий “нация”, “национализм”, а также “личность” и “индивидуальность”, постоянно встречается в острой, часто резвой, но и весьма поверхностной европейской публицистике. Как-то никому не приходит в голову самоочевидная мысль Соловьева, что нация относится к национализму, как личность к эгоизму” (см.: Степун Ф.А. Соч. М., 2000. С. 941. Tresnjic M. Vreme razlaza. Od Briona do Karadordeva. Beograd, 1989. S. 61. Важна характеристика атмосферы в стране и отношения к СССР, в том числе и “православных сербов”. Поскольку его воспоминания вышли в 1989 г., надо полагать, он не изменил свою позицию. Романенко С.А. Югославия, Россия и “славянская идея”. С. 352-370. Vrhunec M. Sest godina s Titom (1967-1973). Pogled svrha i iznutra. Zagreb, 2001. S. 146-147.

Ср.: Dokumenti o spoljnoj politici Socijalisticke Federativne Republike Jugoslavije. 1948. Beograd, 1989; Dokumenti o spoljnoj politici Socijalisticke Federativne Republike Jugoslavije. 1949. Beograd, 1991; O kontrarevolucionarnoj i klevetnickoj kampaniji protiv socijalisticke Jugoslavije. Национализм в мировой истории

Knjiga prva-druga. Beograd, 1949. Тогда же, в 1989 г., вышла и книга М. Трешнича, обвинявшая советское руководство и спецслужбы в поддержке националистической хорватской эмиграции и “хорватской весны” 1971 г. с целью развала СФРЮ! (См.: Tresnjic M. Op. cit). См.: Евстигнеев В., Романенко С. Экономика и национализм // Мировая экономика и международные отношения. 1994. № 2. С. 85-91. Джилас М. Тито - мой друг и мой враг. Париж, 1982. С. 54. Вукмановик С. Зашто се и како распала Тугославща. Београд, 1996. С. 95; Лопушина М. Убщ ближаег свог. 1угословенска таjна полицща од 1945. до 1997. 1-3. Друго издаае. Београд, 1997. MatvejeviC P. Op. cit. S. 25-26. В “титовской” Югославии, несмотря на общность идеологии и наличие харизматического вождя, не удалось сформировать общее историческое самосознание. Об этом свидетельствует тот факт, что фактически так и не была написана общая история Югославии. Научная была доведена только до конца XVIII в., а другие издания носили в основном не научный, а идеологически-пропагандистский характер. Издававшиеся в республиках “истории” были посвящены не истории территории (республики), а истории титульной нации. Ср., напр.: Historija naroda Yugoslavije. I. Zagreb, 1953; Исторща народа Тугославще. Каига друга. Београд, 1960; Bozic I, Cirkovic S., EkmeCic M, Dedijer V. Istorija Jugoslavije. Beograd, 1973; Petranovic B, ZeCevic M. Jugoslavija 1918/1984. Zbirka dokumenata. Beograd, 1985; Sidak J., Gross M, Karaman I., Sepic D. Povijest hrvatskog naroda. 1860-1914. Zagreb, 1968; Gestrin F, MelikV. Slovenska zgodovina. 1792-1918. Ljubljana, 1966; Исторща српског народа. I-VI. Београд, 1980-1983; Исторща на македонскоит народ. 1-3. Скоще, 1969. Броз Тито Й. Избранные статьи и речи. М.,1987. С. 106-107. Sibl M. Narodni suverenitet i pravo na samoodredenje. // Sto jest i sto hoce HDZ. Zagreb, 1990. S. 51-52. Ср.: DenicB. Op. cit. S. 123-126. См.: Велика Србща. Новине Српске радикалне странке. Бр. 13. T.V. Београд, март 1994. С. 2-3. Cp.: Golubovic Z, Kuzmanovic B., Vasovic M. Drustveni karakter i drustvene promene u svetlu nacionalnih sukoba. Beograd, 1995. Globus. Zagreb. 1994. 2.09. Tudman F. O povijesnoj nuznosti i protuslovlju samoodredenja i integracije europskih naroda // Sto jest i sto hoce HDZ, S. 72-74; Idem. Bespuca povijesne znanosti. Zagreb, 1994; Idem. Povijesna sud- bina naroda. Izabrani tekstovi. Zagreb, 1996. См.: Австро-Венгрия: опыт многонационального государства. М., 1995. С. 89-105. Matvejevic P. Op. cit. S. 38. Попов Ч. Леаин jе био у праву // НИН. Београд, 1987. 8 нов. Г.36, бр. 1923. С. 32-33. Ср., напр.: Михаиловик К, Крестик В. “Меморандум САНУ”. Одговори на критике. Београд, 1995; Brandt M, Covic B, Letica S. and others. Roots of Serbian Agression. Debates. Documents. Cartographic reviews. Zagreb, 1993. P. 225-337; Lucic J, SanjekF, Antic L., Vidaiek B, Bertic I. Hrvatski povijesni zemljovid. Zagreb, 1994; Zecevic M, Lekic B. Frontiers and internal territorial division in Jugoslavia. Belgrade, 1991. Thompson M. Kovanje rata. Mediji u Srbiji, Hrvatskoj i Bosni i Hercegovini. Prijevod sa engleskog. Zagreb, 1995. Tudman F. Povijesna sudbina naroda. S. 183-184. Это понятие использует и У. Альтерматт. См.: Альтерматт У. Указ. соч. С. 283. Tudman F. Povijesna sudbina naroda. S. 157. Ibid. S. 159. Ibid. S. 371. Deklaracija o hrvatskome jeziku (1967) s prilozima i deset teza. Zagreb,1991; Dabcevic-Kucar S. ‘71: Hrvatski snovi i stvarnost. I-II. Zagreb, 1997; Tripalo M. Hrvatsko proljce. Zagreb, 1990. Matvejevic P. Op. cit. Tudman F. Povijesna sudbina naroda. S. 189. Narodne novine, broj 8. Ponedeljak, 26. Sijecnja 1998. S. 144. Ср. напр.: Petrovic N. Nacionalno pitanje i slom Austro-Ugarske // Jugoslovenski istorijski casopis (JIC). Beograd. 1966. lt; 1-2; Dordevic D. Raspad Habsburske monarhije 1918 - Slucajnost ili neizbeznost // JIC. 1968. lt; 1-2; Sidak J., Gross M, Karaman I., Sepic D. Povjest hrvatskoga naroda. Zagreb 1968; Durakovic N. Op. cit. Ср.: Говори и изjаве генерала Драже Михаиловйа. Чикаго, 1966. С. 15, 16; Dokumenti ustasa. Zagreb, 1995. S. 95-109.
Джилас М. Указ. соч. С. 8. Tudman F. O povijesnoj nuznosti... S. 72-73. См. Kruselj Z. Iskorak u bolju proslost // Danas. 1988. G. 7. Br. 356. Krestic V. Srpsko-hrvatski odnosi i jugoslavenska ideja u drugоj polovini XIX veka. Beograd, 1988. S. 367-368. Cр.: Doprinos Hrvatske pobjedi antifasisticke koalicije. Zagreb, 1995; Jareb M. Problematika Nezavisne Drzave Hrvatske u povijesnoj literaturi od 1990. do 1995. godine // Casopis za suvremenu povijest. Zagreb, 1996. № 1-2. S.199-216; Stefan Lj. From Fairy Tale to Holocaust. Zagreb, 1993; Цацик П. Нова усташка држава? Београд, 1990; Маркович М. Фашизм и “новый мировой порядок”. Б.м., б.г.; Декларанта против геноцида над српским народом. Београд, 1997. Tudman F. S vjerom u samostalnu Hrvatsku. Zagreb, 1995. S. 68. Сходные идеи высказал английский историк Ноэль Малькольм в кн.: Malcolm N. Bosnia. A Short History. L., 1994. P. 174. Cм., напр.: Кн,ежевик Р. и Ж. Слобода или смрт. Сщатл, 1984; Omrcanin I. Military History of Croatia. Brynn Mawr, Pennsilvania, 1984; The Creation and Changes of the Internal Borders of Yugoslavia. [n.p., n.d.]; Трифковик С. Усташе. Балканско срце таме на европс^ политич- Kcj сцени. The Lord Byron Foundation for Balkan Studies, 1998; Enciklopedija Jugoslav^. Sv. 5. S. 129-140. Подробнее об этом см., напр.: Романенко С.А. “Неистовая, ожесточенная война за существование”. Национальные движения народов Югославии. 1941-1945 // Славянский альманах. 2004. М., 2005. Само по себе это название носит двойственный характер. Дело в том, что в сербском и хорватском языках слово “narod” имеет два значения: нация и простой народ. По своей сути борьба против оккупантов была национально-освободительной, но одновременно это была и социалистическая революция под руководством коммунистов. Cм., напр.: Galic V. Politika u emigraciji. Zargreb, 1990. Романенко С.А. Закончилась ли на территории распавшейся Югославии Вторая мировая война?// Неприкосновенный запас. 2005. № 3. Cм., напр.: Екмечик М. Ствараае Jyгославиje. 1790-1918. Ка. 1-2. Београд, 1989; Зечевuh М. Jугославиjа 1918-1992. Jужнословенски државни сан и ]ава. Београд, 1994; Крестuh B. Исторща Срба у Хрватско] и Славонщи. 1848-1914. Београд, 1991; Bilandzic D. Hrvatska mo- derna povijest. Zagreb, 1999; DurakovicN. Op. cit.; Elementa Мontenegrina. Hrestomatija. Crnogorski narod i srpska politika genocida nad njim. 1/90; Filandra S. Bosnjacka politika u XX. stoljecu. Sarajevo, 1998; Imamovic M. Historija Bosnjaka. Sarajevo, 1998; Macan T. Povijest hrvatskoga naro- da. II izd. Zagreb, 1992; Matkovic H. Povijest Jugoslavije. Hrvatski pogled. Zagreb, 1998; Idem. Povijest nezavisne drzave Hrvatske. Zagreb, 1994; Pavlicevic D. Povijast Hrvatske. Zagreb, 1994; Pirjevec J. Jugoslavija 1918-1992. Nastanek, razvoj ter razpad Karadjordjeviceve in Titove Jugoslavije. Koper, 1995; Slovenska kronika XX. stoljetja. 1900-1941; 1941-1995. Lijubljana, 1997. С начала 90-х годов в постюгославских государствах стали активно распространяться ранее запрещенные сочинения различных националистически настроенных деятелей периода Второй мировой войны, запятнавших себя сотрудничеством с оккупационными властями. Появилось и продолжает появляться большое количество “исторических исследований”, восхваляющих этих деятелей. См., напр.: Недик М. Десна Србща. Моjа реч Србима. 1941-1945. Београд, 1996. Павловик И. Милан Ъ. НедиЬ и аегова доба. Каига I—II. Отац- бинско издаае. Београд, 1994; Dokumenti ustasa. Zagreb, 1995; LjoticD. Odabrana dela. Minhen, 1981; Pavelic A. Strahote zabluda. Komunizam i bolsevizam u Rusiji i u svijetu. Zagreb, 2000. Вместе с тем иногда выходят и лишенные налета политической спекуляции честные исследовательские работы. Ribicic C. Geneza jedne zablude. Ustavnopravna analiza nastanka i djelovanja Hrvatske zajednice Herceg-Bosne. Zagreb; Sarajevo; Idrija, 2000; Дакик М. Српска Краjина. Исторщски темед и настанак. Книн, 1994; Република Српска Краjина. Београд, 1996. Романенко С.А. История и историки в межэтнических конфликтах в конце ХХ века. М., С. 43. В данном случае речь идет только об однотипных политико-идеологических процессах на пространстве распадавшейся СФРЮ, а не о сравнении идеологии возникших там режимов и личностей их руководителей. Ср.: Романенко С.А. Югославия, Россия и “славянская идея”. 2002. С. 401-509. Стерия Попович Й. Комедии. Ленинград; Москва, 1960. С. 317.

<< | >>

↑

Источник: В.А. Тишков, В.А. Шнирельман. Национализм в мировой истории. 2007

Еще по теме ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ. КОГДА СТАНЕТ ИСТОРИЕЙ ВОЙНА 1991-1995 ГОДОВ?:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -