СОЦИОЛОГИЯ ЧТЕНИЯ: РЕАЛЬНОЕ И ЖЕЛАЕМОЕ

Социолог, проводящий массовые опросы, хорошо знает, что респонденты с трудом улавливают оттенки в модальности вопросов о так называемом реальном и желаемом чтении, например: „Что Вы читаете сегодня?” и „Что бы Вы хотели прочитать, если бы...”
Примерно в том же положении находится исследователь, размышляющий о состоянии дисциплины, будучи погруженным в нее в течение долгих лет и вынужденный сам устанавливать для себя дистанцию обзора.

Более двух десятилетий сектор социологии ГБЛ, работы которого представлены в этом сборнике, оставался практически единственным в стране специализированным научным подразделением, осуществляющим всесоюзные по своему характеру исследования чтения.
Отсутствие профессионального окружения не лучшим образом сказывалось как на развитии научного коллектива, который должен был сам определять цели и профессиональный уровень работы, так и на судьбе дисциплины, лишая ее питательной среды — дискуссионное™ и множественности исследовательских подходов.
Этот „факт единичности” уже сам по себе заслуживает внимания: в обществе книжной культуры, где книге и литературе традиционно отводится самое высокое место среди других духовных ценностей, именно эта сфера оказалась на периферии общественного сознания.
Литераторы, чьи суждения хорошо репрезентируют общественное мнение и представления, пишут о социологии чтения как о „белом пятне”: ,,У нас нет инструмента научного исследования — данных социологии литературы” (1). Критика считает, что на вопрос „Что читают? Кого читают?” „внятного ответа у нас нет. Поэтому временами возникает озабоченность, даже растерянность” (2).
В то же время сами исследователи говорят не столько о дефиците информации, сколько об ее избытке. Нами учтено более 300 публикаций последнего 20-летия, посвященных анализу чтения художественной литературы (3). Их можно по-разному оценивать, но нельзя отрицать того бесспорного факта, что массив содержащихся здесь эмпирических данных обширен и разнообразен. Он позволяет достаточно уверенно судить о характерных особенностях читательской ситуации в стране.

Дело не столько в отсутствии исследовательских разработок, сколько в замыкании социологической информации в собственно профессиональной среде, практически без выходов на другие уровни1.
Вина за это возлагалась, как правило, на самих социологов, кото- рые-де плохо популяризируют результаты своих исследований и не занимаются вводом их в научный оборот. Эти упреки отчасти справедливы. И все же главная причина столь долгого „аутсайдерского” положения социологии чтения была связана с бытовавшим отношением к читателю не как к активному субъекту книжной стратегии, а как к пассивному объекту ее, что исключало какую-либо необходимость взаимодействия социальных институтов книги и литературы с читательской аудиторией.
Разумеется, на страницах прессы, особенно литературно-критической, фигура читателя возникала достаточно часто. От его имени вершился суд и выносились литературные приговоры. Его уважительно называли „судьей”, „высшей инстанцией”, „вторым полюсом искусства”. Но при этом имелся в виду читатель вымышленный, условная фигура, ставшая своего рода идеологической конструкцией. Реальному же читателю практически не находилось места в книжной цепочке - и без него было хорошо известно, что именно следует издавать, что пропагандировать, кому и что читать. Живой и противоречивый мир читательских запросов не вписывался в эту хорошо отлаженную и закольцованную систему, а изучение и знание его были практически ненужными.
Перестройка общественной жизни потребовала правдивой и точной информации о реальных запросах и нуждах различных групп населения и естественного обращения к социологам как ее держателям. Исследователю предоставлена сегодня возможность определить свою роль в системе книжного обращения, вырабатывающей новые принципы функционирования его. Меняется и общественный статус социологии чтения, чему свидетельство — публичное обсуждение ее проблем на самых разных уровнях — от управляющих инстанций до широкой печати и средств массовой коммуникации.
Чем же мы располагаем сегодня и можем ли ответить на обращеншлй к нам призыв? Насколько оправданы эти ожидания и каковы сегодняшние возможности социологии чтения?
За более чем 20-летний период было реализовано несколько крупных исследовательских программ и осуществлен ряд локальных разработок, которые и составляют основу нашего знания. Все они рассматривались в качестве частей единого исследовательского проекта „Книга и чтение в жизни советского общества”, который был задуман как планомерное изучение чтения и читательских ориентаций ведущих социальных групп.
' Эта ситуация, диагностирующая общественный статус социологии чтения, стала предметом специального анализа наших венгерских коллег (см.: Камараш И. Отклик общественности на исследования чтения в Венгрии//Книга в социалистическом обществе: Сб. науч. тр. Таллинн, 1985. Т. 1. С. 43 - 58).

Первым шагом стало исследование „Советский читатель” (1965 — 1967 гг.) (4), охватившее ряд основных социально-профессиональных и социально-демографических категорий в масштабе страны (рабочие, колхозники, инженерно-технические работники, учителя, молодежь). За ним последовало сходное по выборке исследование чтения жителей небольших городов РСФСР (1969 — 1972 гг.) (5). Следующим этапом стал анализ чтения жителей села, преимущественно колхозников (1973 — 1975 гг.) (6) ирабочих (1980— 1983гг.) (7).
Проведенные исследования, несмотря на несопоставимость программ и выборок, представили в совокупности достаточно объемную, хотя и далекую от полноты картину чтения. Центром ее являлся набор количественных и содержательных характеристик: активность чтения разных групп (регулярность обращения к печатным источникам, объем чтения); активность использования различных каналов получения литературы (библиотека, книжный магазин, подписка); место чтения в структуре досуга и в бюджете свободного времени; читательские предпочтения, мотивы выбора книги и оценки прочитанного.
На этом разработка задуманного проекта оборвалась. Дальнейшее изучение социально-профессиональных срезов читательской аудитории прекратилось. Эта поставленная как бы в середине фразы точка отсекла от исследовательской модели читающей публики многие важнейшие культурные слои. В результате они надолго выпали из сферы внимания социологов.
Со второй половины 70-х гг. началось постепенное сужение масштабов работы и заключение социологии чтения в рамки одной профессиональной сферы — библиотечной. Всесоюзные репрезентативные исследования с широким охватом социальных категорий стали единичным явлением. Можно назвать лишь исследование ,Динамика чтения и читательского спроса в массовых библиотеках” (1975 — 1985 гг.), явившееся попыткой создания собственной постоянной службы статистико-социологической информации о чтении (8).
Сузилась проблематика, приостановились (за редким исключением) исследования в республиках, поднимавшие важный пласт специфических для национальных регионов проблем (9). Самостоятельные социологические подразделения, начавшие было создаваться в республиках, постепенно распались, прекратился рост профессиональных кадров, начался отток исследователей из эмпирической социологии. В результате был потерян достигнутый ранее уровень работы, а теория и практика управления книжным и библиотечным делом лишилась даже элементарного социологического обоснования.
Постепенно происходила подмена функций социологии чтения. Наука, призванная по своей сути анализировать реальные культурные процессы, выявлять сферы напряжения и уровень неблагополучия в системе, превращалась в статистику успеха. За ней признавалось право на существование лишь в той мере, в какой она подтверждала не подвергавшийся сомнению тезис о советском народе — самом читающем народе мира.

Органы управления, полновластно решавшие судьбы как отдельных разработок, так и дисциплины в целом, выдвигали лишь два критерия ее оценки: насколько изменилась (улучшилась) практика работы отрасли в результате проведенного исследования; каковы рекомендации, даваемые исследователями аппарату. Между тем первое вообще не является задачей социологии, а второе правомерно рассматривать не как основную ее цель, а как побочный выход.
Неудивительно, что со второй половины 70-х гг. социологическая информация перестала появляться на страницах широкой печати. Прекратился выпуск обобщающих работ, подобных упомянутым выше. Данные исследований уходили, как вода в песок, в служебные справки и записки для руководящих органов, не попадая подчас даже в профессиональный оборот.
Не только социальный климат, но и весь аналитический потенциал общества не лучшим образом сказывался на развитии социологии чтения. В период своего возникновения она мыслилась как „научная дисциплина, изучающая социальные факты и закономерности функционирования произведений печати в обществе” (10).
Однако исследовательское пространство, очерченное осуществленными разработками, оказалось $же этого определения, оно охватывало, главным образом, объем и содержание чтения различных социальных групп, не затрагивая его социальных и культурных оснований.
В этом смысле социология чтения разделила участь всей нашей социологии, развивавшейся в условиях предельной обедненности государственной статистики. Она была вынуждена сама „обсчитывать” отрасль, создавая исходную фактографическую базу своей работы. Бытующий в общественном сознании образ социолога как „человека считающего” вполне соотносим с реальностью.
Книгоиздательская статистика дает, как известно, суммарные данные
об издательской продукции в печатных единицах и тиражах. Библиотечная статистика ограничивается сведениями о количестве читателей (недостоверными в условиях отсутствия единого учета) , посещаемости и книго- выдаче. Все это „валовые” показатели, не „привязанные” к читательским группам и не дифференцированные по типам библиотек.
Но даже и эта небогатая статистическая база постоянно сужалась. И, как естественное следствие, расширялась ,замещающая” функция социологии, которая постепенно все больше стремилась стать как бы вариантом государственной статистики сначала по набору показателей, а затем и по их репрезентативности и сопоставимости.
Так, в рамках исследования ,Динамика чтения и читательского спроса в массовых библиотеках” осуществлялся практически ежегодный сбор информации по идентичному и формализованному набору показателей: структура читательского контингента массовых библиотек, их посещаемость, интенсивность чтения, содержание книговыдачи.

,.Разложение” этих показателей по группам, регионам, типам поселений и типам библиотек позволило дать социально дифференцированную картину деятельности
10

современной библиотеки, вскрыть данные библиотечной статистики и увидеть, что скрывается за „валом” и какие группы стоят сегодня за библиотекой, задавая алгоритм ее функционирования. Конечно, эта служба касалась лишь библиотечного чтения. Небиблиотечное же чтение не поддавалось столь же строгому обсчету из-за отсутствия соответствующего отлаженного механизма: сети низовых социологических центров, штата интервьюеров, постоянной выборки, обеспечивающей ,панель исследования”, и т. п. — всего того, что превращает единовременные съемы информации в систему социологической работы.
Но не только статистические основания социологии чтения должны были выстраиваться самой же дисциплиной — открытыми оказались и ее фланги. В первую очередь мы имеем в виду состояние социологии книжного рынка. Анализ покупательского спроса, система выдвижения бестселлеров и успех книги и т. д. — все то, что в условиях коммерческого книгоиздания получило название маркетинга, практически не существует в нашей стране.
Конечно, книготорговая сеть вела учет того, как „расходятся” издания и образуются так называемые книжные остатки. Однако даже эти более чем скромные данные ведомственной инвентаризации не выходили за рамки самого ведомства, не публиковались в широкой печати и не могли быть поэтому возведены в ранг социальной статистики.
В результате возникла технологическая по сути задача, также не органичная для социологии чтения, систематического (преимущественно ежегодного) выявления читательских приоритетов: писателей-лидеров и книг, поддерживающих читательский спрос на определенном уровне.
В условиях самоизоляции издательств и запрограммированного несовпадения спроса и предложения эта информация имела весьма отдаленное отношение к рынку. Она использовалась исследователями как еще одна характеристика собственно читательских вкусов и предпочтений, хотя это и требовало многочисленных поправок и коррекций.
Однако судьба социологии чтения связана не только с развитием смежных научных сфер и направлений, но и прежде всего с выработкой ее собственных теоретических оснований. До сих пор чтение анализировалось как самодостаточная и самоочевидная реальность, способная сама объяснить свои же характеристики. Читательский облик тех или иных групп соотносился не с их социальным или культурным статусом, а с самими особенностями их чтения. Примерами такого рода „закольцованности” могут быть многочисленные попытки построения бесперспективных с точки зрения социологии читательских типологий, базирующихся на различных показателях чтения (его интенсивность, объем, избирательность и т. д.), или объяснение феномена успеха книги с помощью самого читателя, которому предлагается сформулировать причины выбора произведения и свое отношение к нему.
Подход к чтению как к замкнутой сфере, не имеющей выхода в широкую социокультурную ситуацию, исключал саму возможность социологической интерпретации данных и их теоретического осмысления. Социаль-
11

но-демографическая система координат долгое время была главной и, по существу, единственной схемой членения материала. На нее возлагалась непосильная задача — быть своего рода универсальной теорией, объясняющей как сущностные особенности чтения, так и колебания его показателей. Эта схема срабатывала, пока различия в образовательном уровне групп, а следовательно, и в базовом запасе их литературных знаний, были достаточно велики. Но по мере перехода ко всеобщему среднему образованию бесспорные, казалось бы, дифференцирующие факторы утрачивали свое значение. Нечувствительность показателей, фиксируемая исследователями при каждом наложении на материал все той же сежи, создавала обманчивое представление об интегративных тенденциях чтения, общности интересов и установок разных групп, тогда как развивается прямо противоположный объективный процесс умножения типов чтения и типов отношения к литературе, изменения характера и уровня читательских ожиданий, подключения к книжной культуре новых значительных контингентов .
Перед исследователями стоит задача диагностирования и описания этих культурных групп, выработки новых принципов моделирования читающей публики.
Осмысление этих и других стоящих в этом же ряду проблем требует социологического и культурологического анализа, умения различать важные социальные процессы в обычных, казалось бы, фактах чтения. Это невозможно вне общей теоретической рамки концепций базовых социальных процессов, разрабатываемых социологией. Но строгие социологические теории чаще всего подменялись в последние десятилетия набором идеологических догм и не подвергавшихся критическому анализу постулатов. В результате сегодня можно опереться лишь на отдельные фрагменты теорий.
Базисным основанием для культурологического анализа чтения могла бы стать социология литературы, если, конечно, подходить к ней не как к набору отдельных, весьма немногочисленных работ, а как к науке, „призванной дать общее и систематическое представление о литературе как социальном институте, условиях его возникновения, его структуре, элементах и особенностях функционирования” (11).
Неразработанность этой сферы вела к тому, что читатель рассматривался исследователями не как часть литературной системы, а как обособленная величина. Он не соотносился со статусом других входящих в нее групп (писатели, критики, издатели, библиотекари, книготорговцы и др.), а читательское поведение не анализировалось как результат их взаимодействия.
Принципиальное значение для исследователей чтения могла бы иметь и социология литературных текстов — подход к произведению не как к эстетической ценности, а как к совокупности культурных значений ценностей и норм. Социологические модели текста становятся при этом инструментом социальной диагностики, позволяющим вписать чтение в контекст „социальных изменений” (12).

Исследователи чтения до сего дня почти не использовали этот ход, отодвигая от себя как бы „чужую” задачу. Существовали лишь отдельные работы этого направления (13). Но внутренняя ориентация на нее постепенно возрастает по мере выявления стабильных структур читательского выбора, неизменно воспроизводимых каждым исследованием.
Дальнейшая судьба социологии чтения связана во многом с ее самоопределением и хотя бы частичной институализацией.
Социология чтения возникла в сфере библиотековедения как прикладное научное направление, ориентированное на практические задачи отрасли: уточнение профиля комплектования фондов библиотек, совершенствование форм и методов работы с читателем и пропаганды книги, расширение охвата населения библиотечным обслуживанием и т. д. В первый период развертывания исследований этот союз был вполне органичен и имел немалые преимущества: рамки давно сложившегося и прочного социального института позволяли сравнительно легко справиться с организационными трудностями, а сами библиотеки являлись наиболее удобными базами для экспериментальной работы. К тому же этот синтез по сути соответствовал книжной ситуации тех лет, читательскую аудиторию можно было с небольшими допущениями приравнивать к аудитории библиотечной.
Но по мере становления дисциплины все острее ощущается потребность в собственных теориях и системе понятий, собственном, а не заемном языке, своей системе ценностей и целей, профессионализации кадров.
Социология чтения имеет два альтернативных варианта развития: выход за рамки ведомства и приобретение самостоятельного научного статуса, или осознание себя прикладной по своему характеру дисциплиной.
И в том, и в другом случае ей необходима живительная атмосфера демократизации и гласности для воплощения накопленных идей и замыслов.
Использованная литература Егнаэарян А. Феномен грамотной бездуховности//Лит. газ. 1987- № 14. С. 3. Кардан В. Секрет успеха//Вопр. лит. 1986. №4. С. 102 - 150. Книга, чтение, библиотека: Соврем, исслед. по социологии чтения, лит., библ. дела, 1965 - 1985 гг.: Аннот. библиогр. указ. - М.: Гос. б-ка СССР им В. И. Ленина, 1987.- 78 с. Советский читатель: Опыт конкретно-социол. исслед. — М.: Книга, 1968. - 343 с. Книга и чтение в жизни небольших городов: По материалам исслед. чтения и читат- интересов. — М.: Книга, 1973. — 328 с. Книга и чтение в жизни советского села: Пробл. и тенденции. - М.: Книга, 1978. - 184 с. Афанасьев М. Д. За книгой: Место чтения в жизни сов. рабочего. — М.: Книга, 1986. - 128 с. Динамика чтения и читательского спроса в массовых библиотеках. Вып. 1 - - М., 1976 - 1977; Читательский спрос в 1977 г.: Динамика чтения и читат. спроса в массовых библиотеках. - М.: Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина, 1978. - 83 с. Например: „Книга и чтение в жизни армянского села”, „Книга и чтение в жизни украинского села”, „Книга и чтение в жизни гиссарских сел”, „Книга и чтение в сельском районе” (ЛатвССР), „Читатель массовых библиотек Эстонской ССР”,
.Динамика чтения и читательского спроса в массовых библиотеках” (Душанбе), „Книга и чтение в жизни тружеников отгонного животноводства” (КазССР), „Чтение женщин коренной национальности” (КиргССР), „Библиотека и сельская молодежь” (БССР). Библиотечное дело: Терминол. словарь. - М.: Книга, 1986. - 139 с. Книга, чтение, библиотека: Зарубеж. исслед. по социологии лит.: Аннот. библиогр. указ. за 1940 — 1980 гг. — М.: Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина, 1982. — 402 с. Гудков Л. Д. Процессуапьность и социальные изменения в исследованиях чтения (маш.); Гудков Л. Д. Структура читательского поведения и его возможные изменения (втечение 15 -20лет) (маш.). Орлова В. С. К проблеме изучения читательских характеристик респонден- тов//Социально-психологические проблемы чтения. М., 1979. С. 9 — 51; Орлова В. С. Понимание художественного текста читателями различных социальных групп//Там же. С. 52 - 84; Чудакова М. О. Опыт историко-социологического анализа художественных текстов (на материале литературной позиции пнсателей-прозаиков первых пореволюционных лет)//Чтение: проблемы и разработки. М., 1985. С. 112 - 137.

<< | >>

↑

Источник: Стельмах В.Д. КНИГА И ЧТЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ СОЦИОЛОГИИ. 1990

Еще по теме СОЦИОЛОГИЯ ЧТЕНИЯ: РЕАЛЬНОЕ И ЖЕЛАЕМОЕ:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -