2.3. Социум как проекция всеобщности субъекта

Рассмотрение существующих моделей воспроизводства общества на основе всеобщности субъектов, включенных в эти модели, сразу же значительно повышает роль субъективно-нравственного, культурного начала в существовании общества. Тем не менее приведенные выше «варианты» общества, конституированные своими концепциями субъектов, оказываются также частичными, а потому лишенными реальной автономности и исторической устойчивости. Причина вновь в неполноте реализации социального, частичности его самораскрыгтия из-за того, что об- разующие его субъекты «проявлены», т. е. концептуально обозначены лишь фрагментарно, неполно.

Поэтому для выявления более универсального основания всеобщности субъекта и возможности последующего анализа такого субъекта, его роли в формировании общества и средств его регулирования важно посмотреть на социум не только как на совокупность социальных субъектов, выстраивающих свои многообразные отношения друг с другом и с различными сферами общественной системы, но и как на нечто целостное, в пространстве которого и выявляется все многообразие жизни общества: социум становится условием самовыявления общества, основой его реального теоретического и практического освоения в ту или иную историческую эпоху. Поэтому социум «задан» не только социальными субъектами, но и более глубинным субъек- тно-информационным отношением регулирования, в котором он и обнаруживает свои субъектно-детерминирующие свойства.

Поэтому не вызывает сомнений то, что социум должен иметь такой «механизм интеграции», благодаря которому обеспечивается возможность выявления смысла любой вещи с позиции целостности общественной формы — того субъектного видения и оценки вещей со стороны данного сообщества, которое складывается в определенный период времени. Общественная форма — это некоторая мера заданности, или «проявленности», вещей, уровень их существования для данного общества, его населения как основа согласования вещей с интересами, целями, практическими и жизненными потребностями людей. Таким образом, общественная форма соединяет субъективное и объективное на любом данном этапе истории; эта форма создает тот особый внутренний каркас, в соответствии с которым любое предметное, объективное бытие разворачивается для своей встречи с субъективным.

Социум, таким образом, «выносит на поверхность» именно ту меру и то мировосприятие, в которых обеспечивается существование данного общества вместе с его структурой и организациями. Это «вынесение наружу» — одновременно и интеграция отдельного в целое, и выявление тех закономерностей, которые связаны с целым и его обеспечивают; социум — это особый способ преодолеть информационную избыточность, общую неопределенность, выделяя в последней контуры «бытия-для» и все другое в нем оставляя в тени возможного, а для данного сообще- ства — небытия этого «остатка». Социум «распределяет» быгтие и небытие, настоящее и «снятое» в нем прошлое, он постоянно сохраняет способность начинать действие с данного момента, с установленного исходного пункта.

В социальном соединяются свобода и информация, образуя внутреннюю форму субъективного, вместе с которой выявляется «наружу» и нормативность, сфера должного. Последнее — не что иное, как опосредование единичностей их общей формой. Поэтому сознание людей, в котором выражены позиции, смыслы, оценки, развернутые в сфере социального, лишь некоторая поверхность разнообразныж активныж процессов, которые «пропускает через себя» социальное, связывая внутреннее и внешнее, виртуальное и реальное.

Из этого логически следует, что все указанные процессы заданы той общей функцией регулирования, которая проходит через социальное и структурно выделяется во всеобщности субъекта: субъект этого уровня, образуя важнейшее условие бытия и социума, и общества в целом, встроен именно в социум, что обеспечивает последнему возможность быгть зеркалом, отражающим смысл любых процессов, отношений, вещей не только в контексте отдельных частных ситуаций, но в первую очередь для всего общества, его населения. Структура социальной сферы создана проекцией всеобщности субъекта, корректирующей процесс порождения любых организаций, институтов на двух уровнях, выступающих, во-первых, как функционально специализированная деятельность, а во-вторых, как проекция или «материализация» всеобщности субъекта. Именно в рамках этой двойственности любая организация имеет собственную профессиональную этику, ценности, осознает собственную миссию и смысл своей работы. Все это не является продуктом деятельности конкретной организации, но привносится в нее потому, что в ней «материализуется», объективируется всеобщность субъекта, становясь социальной формой. Именно такой механизм, например, создает социальные институты как особые средства или инструменты освоения потенциала социума. Такое освоение — это связывание особенного (их собственная деятельность) и общего (в котором эта деятельность выражается в качестве смысла, направления к определенной цели). Институты выявляют общее потому, что общее выгавляет и ма- териализует те функции, отношения, которые превращаются в институты — структурно-организационную деятельность и общение людей.

В современной литературе уже обосновано положение, что в основе введения понятия «"социальный институт"... лежит потребность выразить определенную реальность... такого рода реальностью выступает надындивидуальный субъект общественной деятельности, не совпадающий ни с историческими формами общности людей, ни с демографическими группами. Институционализированный субъект не существует вне деятельности и отношений отдельных индивидов, но вместе с тем он имеет свою логику развития (выделено мной. — М. Б.), и его существование не менее реально, чем существование самих индивидов»49.

Социум, следовательно, особое пространство, в котором «на фоне» общего информационно-смыслового поля, его целостности как бы обособляются как всеобщность субъекта (это сторона, нормативно регулирующая весь социум), так и социальные общности: этносы, классы, социальные группы и др. Здесь же обособляются институты и организации, роли и статусы, образуя социальные структуры в самых различных аспектах. Но для нас здесь главное — различие между всеобщностью субъекта и социумом. Рассмотрим далее их связь и то, что, собственно, их разделяет.

Прежде всего важно подчеркнуть, что всеобщность субъекта существует «над» и «по ту сторону» различных интересов, психологических и других проявлений конкретных социальных субъектов. Это происходит потому, что все эти субъекты с их установками и свободой встроены в пространство всеобщности субъекта так, что регулируются им, т. е. находят здесь обоснование собственным действиям и поведению. Смысл данного регулирования находится в онтологической плоскости: благодаря ему возникает идентификация бытия личности (в том числе и плоскости свободы) и социума, порождая сферу очевидности и непосредственного переживания, присвоения окружающей среды данными индивидами, социальными группами и общностями. Всеобщность субъекта открывается для конкретных социальных субъектов — как глубинный срез их собственного бытия, вместе с которым выявляется некоторый порядок, созданный «за их спинами», но согласующийся с интересами, самосознанием и мировосприятием этих субъектов.

Ицдивдды «перемещаются» и общаются в пространстве, охваченном всеобщностью субъекта, иначе, нежели в пространстве экономики, труда, государственного управления: они существуют в этом первом вместе со своей свободой, т. е. максимально полно проявляясь в социуме как личности. Поэтому всеобщность субъекта проявляется как «изнанка» социального, принципиально не выгходящая на уровень особенного и личного. Предварительно можно сказать, что всеобщность субъекта — субстанция социального, сохраняющая статус последнего для общества как нормативно-регулятивной сферы быгтия. В этом отношении существует известное сходство между всеобщностью субъекта и «центральной зоной культуры» (Э. Шиллз), программирующей самоидентичность этноса, его самобыгтность: в том и другом случае не существует непосредственного их осознания индивидами, которые воспринимают лишь символические, модифицированные образы этих внутренних форм бытия, проявившихся вовне.

Однако на этом сходство завершается. И если социум формирует свою основу на уровне наднациональном и закладывает в качестве основания свободу личности, то центральная зона культуры, наоборот, направлена на сохранение самобыгтности данного народа, этноса и потому продуцирует традиционность, подчинение индивидов разного рода нормам и правилам, которые формируют свободу поведения лишь в их рамках. В этом — один из видов соединения необходимости и свободы. Необходимость сохранения этноса и его культуры выражается в его самотождественности, а потому и в сохранении собственной основы, в то время как личность и ее свобода открыпы для любых форм деятельности. Но этнос формирует личность таким образом, что свобода индивида реализуется прежде всего в формах данной культуры, традиций, которые не осознаются и не переживаются как что-то устаревшее и консервативное. «При всех трансформациях жизни этноса, — замечает С.В. Лурье, — при любой смене инвариантов культурной традиции, присущей тому или иному этносу, неизменной остается "центральная зона его культуры". До тех пор, пока эта "центральная зона" не разрушена, этнос сохраняет свою идентичность, каковы бы ни быши внешние формы выражения этой идентичности»50.

Всеобщность субъекта — это одновременно и наследие, и модификация статуса и функций центральной зона культуры.

Всеобщность субъекта динамична, она соответствует изменению масштаба общества и развиваемой в нем коллективной свободе (субъективности). Но константна здесь функция регулирования, обеспечивающая внутренние условия устойчивости общества. Динамизм субъекта в том, что его всеобщность оформляется постоянно в новую символику, приобретает новые цели, изменяет свою инфраструктуру, чтобы сохранить возможность регулирования изменяющегося общества.

Поэтому наиболее важным аспектом всеобщности субъекта выступают его особые способы выражения побудительности к действию индивидов — субъектов и социальных общностей.

Эта побудительность так или иначе выражена в стиле поведения, принимаемом эпохой в целом, в форме публичности, в которой выделяется и получает оценку все единичное. Важным проявлением функции побудительности, которая образует зависимость и возможность регулирования, являются цели, вообще любые образы будущего, вырабатывающиеся в данном обществе или в данную эпоху, если только они приобретают масштабы и статус всеобщности.

Второе специфическое свойство всеобщности субъекта, которого нет в социуме как таковом, — внутренняя напряженность, связанная с тем, что именно качество всеобщности субъекта, в котором выражается потенциал достигнутой свободы, ее внутренняя «энергетика», обеспечивает социальное воспроизводство и вместе с этим — устойчивость общества. Это качество — не что иное, как активность индивидов, совокупные усилия, препятствующие распаду общества и возникновению хаоса, интегрированные во всеобщий социокультурный «настрой» состояния общества, в его целостность. А.С. Ахиезер подчеркивает: «Вос- производственная деятельность противостоит социальной энтропии, то есть социальной форме второго закона термодинамики, постоянному процессу разрушения, дезорганизации культуры, социальныж отношений, постоянной тенденции роста дезорганизации. Воспроизводственная деятельность сообщества, которое как носитель воспроизводственной деятельности есть субъект (выделено мной. — М. Б.), сообщество-субъект, — единственная преграда социальной энтропии, способная не только ее остановить, но и повернуть вспять»51.

Таким образом, всеобщность субъекта — это живая душа социума, его постоянное внутреннее самодвижение и самореализация, поскольку именно в человеческой деятельности, общении, стремлениях, усилиях существует любое общество. Эта всеобщность выражена в «чувственно-сверхчувственной форме», виртуально, так как сама по себе не имеет какого-либо предметного «вида». Это, скорее, особая невидимая среда, стихия, в которой «делается история» путем снятия неопределенности, выбора форм «объективации» различныж тенденций, интересов, зависимостей и т. д.

Но что же тогда сам социум, если его «отделить» от всеобщности субъекта? Во-первых, это совокупность реальныж индивидов, существующих в самыж различныж организационныж формах (коллективы, группы, сообщества), часть из которых существует в виде коллективных социальных субъектов. Это сфера мышления, чувственныж, эмоциональныж отношений, оперирование различными предметными средствами, системами связей, информацией и т. д. На этом уровне в социуме поведение регулируется не только интересами и объективными закономерностями, но и смыслами, значениями, функциями вещей, отношений, связей.

Во-вторыж, это совокупность институтов и подсистем, функционально различныж и специализированныж. Этот «каркас» социального частично порождается самими людьми (субъектами), а частично — системными закономерностями, организующими инфраструктуру социума. Сюда же входят «твердые», формально выраженные отношения, сеть зависимостей в плане власти, специализации и разделения деятельности, статусов, социальных ролей и т. п. Это «система порядка», заданная межличностными и межгрупповыми отношениями, опосредованными социальной структурой.

В-третьих, это совокупность разных культур, организованных на основе различных социальных общностей и систем ценностей. Эти культурные миры имеют собственную символику, языки, значения и нормы; они хотя и открыты для взаимодействия с другими, но гомогенны в плане своей собственной целостности (культура села и города, субкультура молодежи и т. д., этнокультуры).

Наконец, в-четвертых, социум «пересекается» другими сферами общества: экономической, политической, информационной (СМИ), технологической и др.

В обычном понимании социальная сфера — как совокупность различных условий жизни людей — не предполагает своей общесубъектной основы, тем более в виде какого-либо «инобытия». Сегодня существуют авторы — специалисты в области социальной философии, сомневающиеся в существовании коллективного субъекта, не говоря уже о всеобщем. Так, авторы учебника «Философия» (М.: Инфра-М, 2000), считая, что «субъектом является тот, кто обладает собственными потребностями и интересами и инициирует активность, которая направлена на их удовлетворение и осуществляется посредством самостоятельно выработанных и усвоенных программ поведения, именуемых в совокупности сознанием (и волей) субъекта»52, задаются вопросом о существовании коллективного субъекта. Они пишут: «...Мы сможем признать существование коллективного субъекта лишь в том случае, если будет доказано одно из двух программных предположений: 1)

человеческие индивиды, действующие в рамках некой социальной группы, уподобляются органам тела или винтикам машины и утрачивают свойство субъектности — способность иметь и реализовывать собственные потребности, интересы и цели поведения; 2)

субъективность индивида в социальной группе сохраняется, но сама она обретает некоторые субъектные свойства, которые присущи только ей и не могут быть обнаружены в индивидуальном поведении ее членов»53. (Это как раз наш случай.) Как же обосновывают авторы эту свою позицию? Да просто тем, что не допускают каких-то виртуальных или сверхчувственных способов бытия социума, останавливаясь лишь на очевидном — субъективности индивидов. Вот ход их рассуждений. «С первым тезисом вряд ли можно согласиться... конечно, существуют такие социальные коллективы, в которыж индивидуальная свобода стеснена максимально и человек является лишь средством достижения неких надыщдивидуальныж целей поведения. Примером такой системы может служить рабство. Однако даже здесь принуждение имеет свои границы, и человек не теряет субстанциальную возможность выбора — принимать навязанные ему правила поведения в целях биологического самосохранения, выживания или восстать против них, отстояв свою свободу хотя бы ценой неминуемой гибели... нельзя согласиться и со вторым тезисом. Представить себе общественное объединение людей, обладающее собственными потребностями (а иных свойств и критериев субъекта авторы себе не представляют. — М. Б.), интересами и целями, отличными от интересов образующих их людей, — задача скорее научной фантастики, чем трезвого философско-социологического анализа». И авторы делают общий характерный вывод: «Мы склонны поддерживать позицию "универсализма", но не склонны согласиться с необоснованным "очеловечиванием" матриц социального взаимодействия, с приписыванием им способностей действующего субъекта»54 (выщелено мной. — М. Б.).

Из этого следует лишь один вывод: признать основания всеобщности субъекта, необходимость его быгтия нельзя на основе лишь таких факторов, как потребности, сознание, деятельность, т. е. на уровне социально-психологическом, что уже бышо рассмотрено выше. Этот уровень равнозначен быгтию социальной предметности (институты, учреждения, отношения и т. д.) и практически не выгходит за рамки уже отмеченного выше «натурализма». Действительно, коллективный субъект не имеет собственного сознания, это не особое существо и у него, конечно, нет своих потребностей. Но на уровне бытия (а не сознания) коллективный субъект существует как выраженная в свободе, деятельности, активности и т. д. социальность, как то качество, которое связывает индивидов в целостность, детерминируя их собственные поступки и решения.

Для того чтобы выйти на всеобщность субъекта, превратив его в специальный субъект анализа, необходимо выйти на уровень виртуального быгтия, которое способно прояснить, как возможна коллективная свобода, принимающая функции субъекта, или почему существование общества невозможно без такого всеобщего основания, которое имеет свойства и функции субъекта.

Виртуальность бытия всеобщего субъекта — это единственное пространство, в котором сохраняется субъектное на уровне надличностном, т. е. как объективная для индивидов реальность. Виртуальность — это мир «между» сознанием и бытием, т. е. между идеальным и материальным. В каком-то смысле это напоминает «третий мир» в философии К. Поппера — мир объективного знания.

Виртуальность всеобщего субъекта — результат нескольких условий: порождения такого субъекта совокупной деятельностью и свободой индивидов, которая «переносится» в общественную форму этого субъекта; его объективного по отношению к индивидам статуса: индивиды подчиняются требованиям такого субъекта, хотя неосознанно для себя порождают его своей деятельностью и самореализацией; сохранения в субъекте основных свойств и функций, присущих индивидам и коллективным социальным субъектам; наконец, особого существования всеобщего субъекта в виртуальном пространстве и времени: бытие данного субъекта «не затрагивается» реальными социально-историческими изменениями, процессами, временем развития общества вплоть до определенной границы или меры — лишь когда субъект перестает соответствовать по своему масштабу постоянно растущему обществу, т. е. теряет возможность воздействовать на сохранение (данного) порядка, он претерпевает трансформацию, изменяя свои цели, тексты, символику как результат интеграции им нового уровня и качества свободы людей, новых форм их деятельности, обогащенных технологиями и улучшением организации на основе растущих знаний и приобретенного опыта, развития культуры.

Поэтому только виртуальность обеспечивает субъекту роль «свидетеля», фиксирующего общественные изменения через собственную тождественность, константность. Но если прекращается воспроизводственная деятельность индивидов, социальных субъектов — разрушается и всеобщность субъекта, теряя свое порождающее основание: снятие виртуальности здесь означает прекращение существования субъекта. Посмотрим теперь на эту виртуальность конкретнее.