Власть общественное движение

Нельзя сказать, что государство не - предпринимало шагов по возвраще нию общественной жизни под свою опеку.

Первая попытка связана с именем жандармского полковника С. В. Зу- батова, бывшего в начале 70-х гг. народником и ставшего на рубеже веков начальником Московского охранного отделения. Зубатов исходил из идеи о

318

надпартийности самодержавия, не выражающего интересов отдельных со- циальных групп и потому способного выступить в качестве примиряющей силы в постоянно повторяющихся конфликтах рабочих и их работодателей. Причем рабочие, как «слабая» сторона, особенно нуждаются в покрови- тельстве государства. Задача Охранного отделения и полиции, считал Зу- батов, не столько в наказании виновных за беспорядки, сколько в проведе- нии профилактической работы, предупреждающей критическое накопление социального напряжения. Эта работа состояла в создании профессиональ- ного рабочего движения, преследующего экономические, а не политические цели. У государства, таким образом, появится достаточный контроль над организованными рабочими, и оно сможет использовать свои силы для мир- ного разрешения конфликтов рабочих и предпринимателей. Зубатов считал, что даже во время забастовок полиция должна вмешиваться только в случае «уголовщины» или «политики»; «цивилизованную» борьбу рабочих за улучшение своего быта он признавал нормальной. Идея Зубатова (извест- ная как «зубатовщина» или «полицейский социализм») поначалу получила поддержку московских властей (вплоть до губернатора) и с 1901 г. стала проводиться в жизнь. Рабочие нуждались в культурном общении и досуге, отчасти — в образовании. Московская охранка помогала им организовы- ваться вокруг касс и обществ взаимопомощи, проводить собрания (в том числе в бесплатно предоставленном им здании Исторического музея), где они могли гласно обсуждать свои нужды и проблемы, слушать просвети- тельские лекции. Идеологи «полицейского социализма» развивали на со- браниях свою «социалистическую» утопию. Они говорили, что рабочим не нужна конституция, которая только посалит на их головы новых нахлебни- ков, фабрикантов и интеллигентов. Рабочим нужен «царь, который за нас», царь, который «введет восьмичасовой рабочий день, повысит заработную плату, даст всякие льготы», а потом, видимо, и фабрики передаст рабочим...

Идеи Зубатова начали воплощаться в жизнь уже в 1902 г. 19 февраля в торжественном шествии и возложении венка к памятнику Александру II участвовало около 50 тыс. организованных Зубатовым рабочих. Вскоре со- стоялась забастовка на московском заводе Гужона, причем Зубатов и под- держивающий его московский полицмейстер Трепов выступили на стороне рабочих. От Москвы ростки «полицейского социализма» пошли по всей стране. Наиболее показательной судьба этого движения оказалась в Петер- бурге, где с 1903 г. лидером и проповедником идеи зубатовского социализма стал священник Георгий Гапон (ровесник Ленина). Гапон обладал удиви- тельным талантом проповедника и со всей искренностью стремился к улуч- шению жизни рабочих — в рамках существующих законов. Организован- ная им «чайная-читальня» на Васильевском острове явилась зародышем «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», ус-

319

тав которого утвердило в 1904 г. Министерство внутренних дел. В ноябре 1903

г. в «Собрании» насчитывалось только 30 человек, но уже летом 1904

г. — более 800, в сентябре — 1200, а к 1905 г. — 9000! Для сравне- ния — вся РСДРП в Петербурге в то время включала не более 500—600 человек. Таким образом, к 1905 г. идеи мирного «полицейского социализ- ма» имели весьма широкое хождение, однако они базировались на утопиче- ском представлении о том, что царь — главный социалист и враг отечест- венных капиталистов-эксплуататоров.

Вторая крупная попытка государственного привлечения общественных сил к политике связана с именем князя П. Д. Святополк-Мирского. Он за- нял пост министра внутренних дел 26 августа 1904 г., после того как жаж- давший «маленькой победоносной войны» Плеве был убит эсерами. Если Плеве по убеждениям можно назвать «агрессивным консерватором», то Святополк-Мирский считался либеральным бюрократом. В день накануне назначения Мирский говорил царю, что «положение вещей так обостри- лось, что можно считать правительство во вражде с Россией», что «необхо- димо примириться, а то скоро будет такое положение, что Россия разделит- ся на поднадзорных и надзирающих, и тогда что?». Он называл себя «чело- веком земским» и «напирал на развитие самоуправления и призыв выбор- ных в Петербург для обсуждения как на единственное средство, которое может дать возможность России правильно развиваться». Царь, казалось, ни с чем не спорил, а сам факт назначения Мирского после такого разговора мог укрепить новоиспеченного министра в уверенности, что его политиче- ские взгляды одобрены. Почти сразу Святополк-Мирский объявил чинов- никам своего министерства, что его административный опыт убеждает в не- обходимости основывать правительственный труд «на искренне благоже- лательном и истинно доверчивом отношении к общественным и сословным учреждениям и к населению вообще». Слова министра вскоре были под- креплены некоторыми делами: из министерства были удалены наиболее ре- акционные сподвижники Плеве, сосланные по политическим причинам зем- цы были возвращены, прекратились работы по воспринимавшейся как нака- зание государственной ревизии земств. Ободренные такой политикой, де- ятели либерального движения назвали осень 1904 г. «осенней весной». Вспоминали старый романс «Когда повеет вдруг весною и что-то встрепе- нется в нас...» и одновременно боялись, что снова наступят политические холода. Мирский фактически разрешил либеральным земцам провести пер- вый легальный общероссийский съезд, имеющий возможность обсудить по- литические вопросы, поставить «диагноз болезненного процесса в нашей го- сударственной жизни... прежде, чем наметить и установить лечение...»310. Правда, решения Мирского не одобрил царь, узнавший о «политическом» направлении съезда. Тем не менее в начале ноября 1904 г. съезд прошел

320

«полуофициально», без всякого противодействия властей, как «частноезаседание частных лиц».

В поддержку политических предложений либералов в ноябре началась организованная «Союзом освобождения» «банкетная кампания». Банкеты были приурочены к 40-лстию судебной реформы и использовались как легально разрешенная (а точнее, не запрещенная) форма общественных собраний, проведением которых руководили «кулинарные комитеты». Участники таких «банкетов» (а собиралосьдо 800 человек) произносили откровенные речи, пели французскую «Марсельезу» и отечественную «Дубинушку», вырабатывали резолюции, в несколько сглаженном виде публиковавшиеся в газетах: «Мы считаем безусловно необходимым, чтобы весь государственный строй был реорганизованна конституционных началах... и чтобы немедленно же, до начала избирательного периода была объявлена полная и безусловная амнистия по всем политическим и религиозным преступлениям». Порой на банкеты пробирались и революционеры. Иногда звучала новая «народная поговорка» — «Долой самодержавие!» До начала января 1905 г. в 34 городах прошло 120 подобных «банкетов», на которых побывало около 50 тыс. человек. Это был еще период слова, а не дела, но именно с него российские либералы ведут отсчет начала революции.

Ноябрьский земский съезд стал вершиной «политики доверия» Свято- полк-Мирского. К тому времени Николай очень сожалел о своем решении назначить министром именно Мирского. Император напоминал своему ми- нистру, что «хочет, чтобы поняли, что никаких перемен не будет». В ответ министр умолял царя: «Если не сделать либеральные реформы и не удовлет- ворить вполне естественных желаний всех, то перемены будут уже в виде революции». Но когда Мирский заявил, что со вступления царя на престол все ждут либеральных перемен, то Николай II ответил: «Отчего могли ду- мать, что я буду либералом? Я терпеть не могу этого слова». Дело дошло до того, что Мирский сам попросился в отставку, но царь ее пока не принял. Тогда министр внутренних дел составил обширнейший официальный «Все- подданнейший доклад о необходимости реформ государственных и земских учреждений». В нем говорилось, что старые исключительно бюрократи-

321

ческие способы управления страной невозможны, поскольку в стране «рас- тет и слагается мало-помалу общественное мнение, приобретающее значе- ние крупной и созидательной силы, с которой так или иначе приходится счи- таться правительству во всех вопросах практической политики». Старым административным приемам и формам общество, по мнению Мирского, уже не подчиняется, их нужно менять, поскольку «движение, вытекающее из за- конов общественного развития, мерами способа полицейского не может быть остановлено, а лишь временно задержано», причем задержано с ущер- бом для будущего страны и за его счет. Главное предложение Мирского совпадает с предложением умеренной части земского съезда: нужно ввести в состав Государственного совета выборных представителей от обществен- ных учреждений311

Тревожность ситуации (шумела «банкетная кампания», началась «аго- ния Порт-Артура») отразилась в царской семье. Мать Николая, Мария Федоровна, благоволившая Святополк-Мирскому, заявила сыну, что под- держивает идеи князя, а на возражения ответила, что уедет на родину, в Да- нию, «и пусть Вам без меня сворачивают голову». Императрица постоянно твердила: «Я потеряю своего мужа...»

В начале декабря царь созвал особое совещание высших государствен- ных чиновников, на которое пригласил, как спасителя, состарившегося По- бедоносцева: «Мы напугались, — пишет он, — помогите нам разобраться в нашем хаосе». Победоносцев должен был повторить свой успех почти чет- вертьвековой давности. Сценарий, действительно, напоминал мартовские совещания 1881 г. Длинная и бурная полемика министров привела, как каза- лось, к общему решению допустить выборных в государственную власть. Но вскоре Николай все решил по-своему, аргументировав так: «Мужик конституции не поймет, а поймет одно, что царю связали руки, а тогда — я вас поздравляю, господа».

Указ 12 декабря 1904 г., ставший итогом «осенней весны», вновь объяв- лял незыблемыми основные законы империи, т. е. самодержавия, а в ос- тальном обещал «заботиться о потребностях страны». Рядом с указом в прессе публиковалось правительственное сообщение, критиковавшее участ- ников «шумных сборищ» и «скопищ» как «ослепленных обманчивыми призраками тех благ, которые они ожидают от коренного изменения веками освященных устоев русской государственной жизни». Эти люди «выража- ют мнение, чуждое русскому народу», и поэтому их обязывают впредь «не касаться тех вопросов, на обсуждение которых они не имеют законного пол- номочия». Непослушным грозило привлечение к ответственности «на осно- вании действующих законов».

Святополк-Мирский немедленно подал в отставку: он не оправдал на- дежд ни общества, ни царя, а от консерваторов заслужил прозвище Свято-

322

полк Окаянный. Правда, формально министра продержали на посту еще месяц.

Вскоре после окончания «осенней весны» пал Порт-Артур. Рухнуло главное оправдание существующего государства — его способность выйти победителем в борьбе с внешним врагом. Как писал С. Ю. Витте: «Не Рос- сию разбили японцы, не русскую армию, а наши порядки, или, правильнее, наше мальчишеское управление 140-миллионным населением в последние годы». А ведь, помимо моральной стороны поражения в Русско-японской войне, была и социальная сторона. Кроме боевых безвозвратных потерь, была и временная, но тяжелая потеря главных рабочих рук в рабочих и крестьянских семьях. В армию было мобилизовано около 1 млн «запасных», что оставило без кормильцев сотни тысяч семей. Все это происходило в ус- ловиях растущего экономического кризиса: ежедневно война поглощала около 3 млн руб. золотом, а убытки от войны только в 1904 г. оказались в 2 раза больше, чем ожидали — около 2 млрд руб. 1905 год вообще чуть не похоронил систему золотого денежного обращения Витте. А как возмещать убытки, как оправдывать тяготы войны, если она оказывается не победо- носной и на контрибуцию рассчитывать не приходится? Вместо победных реляций — повышение налогов, вызывающее рост недовольства населения. Именно поэтому мысливший в масштабах всей страны Витте признался, что война «если не создала, то ускорила на десятки лет революцию».

Тем не менее император Николай II 1 января 1905 г. записал в своем дневнике: «Да благословит Господь наступивший год, да дарует Он России победоносное окончание войны, прочный мир и тихое и безмолвное житие!»