Основные черты политического развития городских общин Волыни и Галичниы в первой половине XII в.

Впервые десятилетия ХП в. в истории Юго-Западной Руси завершается период становления внутриобщинных отношений в рамках крепнущей политической организации городов-государств. Источники сохранили несколько важных свидетельств, характеризующих развитие этого процесса и позволяющих также судить о его основных результатах, которые оказались весьма различными для владимирской общины, с одной стороны, перемышльской и те- ребовльской - с другой.

Новый владимирский князь Ярослав Святополчич после смерти своего отца киевского князя Святополка Изяславича (1113 г.) стал фактически независимым от Киева правителем, и Волынь, таким образом, на некоторое время обрела реальную политическую самостоятельность561. Это незамедлительно выразилось в самостоятельной и независимой от Киева политике, отвечающей интересам владимирской общины. В 1117 г. владимирский князь предпринимает еще одну (на этот раз последнюю) попытку реализовать то, что так и не удалось сделать его предшественникам в конце XI в. В очередной раз владимирцы, моби лизовав все силы, под руководством своего князя попытались восстановить суверенитет «старшего города» над бывшими «пригородами». Внешне это выглядело как новая княжеская «котора».

По сообщению В. Н. Татищева: «Ярославец Святополчич, князь владимирский, как был сам человек безпокойный, к тому подусчаем поляки у Владимира область по Горыню отнять, и для того сделал союз с поляки, чтоб, первое, Ростиславичев владения лишить. И всякими способы соседных ему князей стал обидеть, чтоб дать им к войне причину, о чем ко Владимиру многие жалобы приходили, К тому же умыслил с женою своею, Владимировою внукою, без всякой от нея причины развестись. Владимир первее посылал его увесчевать, но он нимало тому не внимал. Потом позвал его на суд пред князей, но Ярославец отрекся. Тогда Владимир, созвав князей, Давида черниговского и тмутороканских, пошел с войски ко Владимерю. Також послал к Рос- тиславичам Володарю и Васильку, чтоб к нему шли. И те, не умедля собрав войска, приобсчились. И, пришед, град Владимир оступили кругом, что никого ни из града, ни во град не пусчали. И стояли так 60 дней, не чиня приступа, дабы людей руских невинных не губить»562.

Достоверность данного известия подтверждается рядом летописных свидетельств. По сообщению Ипатьевской летописи, «...иде Во- лодимерь на Ярослава к Володимерю, и Давыдъ Ольгович, и Володарь, и Василко. И оступиша и оу городе Володимери, и стояша днии шесть- десять»563. По сообщению Никоновской летописи, конфликту действительно предшествовало то, что Ярослав стал притеснять свою жену, внучку Мономаха564. Польскими источниками подтверждается связь Ярослава с поляками, вызвавшая бурный рост политических амбиций волынского князя и ответную реакцию со стороны Мономаха3. Сам Ярослав Святополчич состоял в родственных отношениях с польским князем: по данным русских и западноевропейских источников, сестра Ярослава Сбыслава была замужем за Болеславом III565. Таким образом, татищевские известия О ВОЛЫНСКИХ событиях 1117 г. в целом можно считать заслуживающими доверия.

Важно отметить, что в акции Мономаха принимают участие пере- мышльский и теребовльский князья Володарь и Василько Ростиславичи, пришедшие к Владимиру с «войсками». Это выглядит как ответная реакция на выдвинутые со стороны владимирцев территориальные претензии к бывшим «пригородам» и тем самым подтверждает факт таких претензий, засвидетельствованный татищевским сводом. Последнее обстоятельство придает всему рассматриваемому конфликту традиционный характер межобщинных столкновений, начавшихся в Юго-Западной Руси еще в середине 80-х годов XI в.

С другой стороны, столкновение между киевской и владимирской общинами из-за территории Погорынья - столь же характерное явление взаимоотношений названных общин конца XI - XII вв., возникавшее всякий раз, когда Волынь выходила из подчинения Киеву566. Поэтому «заратившиеся» князья фактически лишь олицетворяют воинские силы возглавляемых ими общин, что в полной мере отражено в источнике: усмирять «беспокойного Ярославца» Мономах идет «с войски», Ростиславичи присоединяются к нему, также «собрав войска». Двухмесячная осада Владимира и нежелание союзников штурмовать город в свою очередь красноречиво свидетельствует о твердой поддержке владимирцев, оказываемой своему князю Ярославу.

Но силы, видимо, были не равны. «Ярославец, видя свое безсилие и в харчах великой недостаток, - продолжает В. Н. Татищев, - выслал вельмож своих и просил о просчении. И как Владимир повелел ему самому придти и просить, Ярославец вскоре то учинил. И, пришед, пал пред ноги Владимира, просил его и всех князей, сидясчих со Владимиром, о просчении. Владимир же довольно его наказав словами, чтоб жил с протчими князи в согласии, никого не обидел, с женою чтоб имел любовь по закону, и если кто ему обиду учинит, просил суда, а собою управляться не дерзал, когда же он позван будет к суду в Киев, чтоб приходил, не обинуяся. И, взяв от него на том роту, простил и сам со всеми возвратился в Киев, а протчие князи во свои пределы»*.

Таким образом, между князьями был заключен мир. Об этом прямо говорится в сообщении Ипатьевской летописи: «И створи миръ съ Яро- славомъ. Ярославу покорившюся, вдарившю челомъ передъ стрыемъ своимъ Володимеромъ. И, наказавъ его, Володимеръ, о всемъ, веля ему к собе приходити: “Когда тя позову”. И тако в мире разидошася кождо въ свояси»567.

Однако условия этого мира, судя по всему, не удовлетворили ни одну, ни другую сторону, так как носилй характер вынужденного компромисса. По сообщению Лаврентьевской летописи, после заключения мира со Святополчичем «отиде Володимерь от него, сваривъся на нь много»"1. С таким же чувством Мономах, как можно судить по его собственному признанию, начинал поход против Ярослава, «не терпяче злобъ его»". Выходит, усилия киевского князя были потрачены зря. Ярослав, очевидно, также не был удовлетворен договором и не собирался связывать себя его условиями, воспользовавшись для этого подходящим случаем, что незамедлительно привело к возобновлению конфликта. «Ярославець Святополчич, - читаем в Московском великокняжеском своде конца XV в., - отсла от себе жену свою, дщерь Мъстиславлю, внуку Володимерю. Володимер же, слышав се и совокупи воя, поиде на нь»568.

Повторения ситуации минувшего года, когда войска Мономаха и его союзников в бесплодной осаде два месяца держали волынскую столицу, на этот раз не произошло. Ярослав Святополчич не смог оказать никакого сопротивления и «бежа... из Володимера в Ляхы»569'. По версии Ипатьевской летописи, он бежал в Венгрию570. Этой последней отдают предпочтение современные исследователи571. Нетрудно понять причину этого поступка. В некоторых источниках она недвусмысленно читается в фразе, прибавленной к сообщению о бегстве князя: «...и бояре его и отступиша от него»572. Новым владимирским князем стал Роман Владимирович, один из сыновей Мономаха573

Историки справедливо обращают внимание на свидетельство летописи об отступничестве бояр, связывая с этим немаловажным событием бегство Ярослава574**. Некоторые авторы характеризуют поведение бояр как «измену» своему князю575 или как «боярский мятеж», начавшийся, «видимо, не без влияния Мономаха»576. Следовать такой интерпретации значило бы неизбежно сводить конфликт лишь к княжеско- боярским отношениям, что неправомерно сужает его социальную основу. В Волынских событиях 1117 - 1118 гг. наряду с княжескими интересами столкнулись политические интересы общин - владимирской, киевской и др. Это наложило свой отпечаток и на характер летописных известий. В Никоновской летописи вместо бояр, отшатнувшихся от Ярослава, значатся вой: «...а воя его (Ярослава. - А. М.) отступиша от него»577. Правы те исследователи, кто видит в этом свидетельство участия в конфликте более широких социальных сил, нежели только княжеско-боярские круги578. Поэтому, гораздо более соответствует исторической действительности вывод о том, что Ярослав был вынужден бежать в чужую страну, «лишившись поддержки владимирской общи-

23

НЫ» .

Перемена в отношении владимирцев к своему князю Ярославу - от полной поддержки и совместных действий в условиях вражеской осады до фактического изгнания и лишения княжеского стола - не представляет собой ничего необычного. Подобные случаи здесь уже имели место в недалеком прошлом и были обусловлены непосредственной реакцией общины на то, насколько тот или иной князь в понимании «людей» по своим личным качествам соответствовал основным политическим задачам, стоящим перед общиной, насколько успешно он с ними справлялся. В аналогичной ситуации оказался в свое время Давыд Игоревич: пользуясь поначалу доверием и поддержкой владимирцев, он затем лишился этого и должен был бежать из города. «Причина такого нерасположения, - пишет И. Я. Фроянов, - крылась в неумении Давыда Игоревича княжить, принося благо Владимирской волости. Владимирцы, возглавляемые этим князем, не только не восстановили свою власть над Перемышлем и Теребовлем, но и попали в более тесную зависимость от Киева»579. С тем же основанием сказанное можно было бы отнести и в адрес Ярослава Святополчича.

Поддержка общиной князя естественным образом означала поддержку и сотрудничество с ним бояр, общинных лидеров, и наоборот. Данное обстоятельство хорошо просматривается в источниках применительно к описываемому нами эпизоду. Когда владимирские бояре («вельможи», по выражению В. Н. Татищева) выступают посредниками на переговорах своего князя с Мономахом и его союзниками, Ярославу удается сохранить за собой владимирский стол580, что, видимо, и вызвало досаду Мономаха. О важной и подчас решающей роли бояр, выражающих волю общины в урегулировании княжеских конфликтов, красноречиво свидетельствует уже отмечавшийся нами случай, когда вмешательство киевского духовенства и бояр заставляет Мономаха и его союзников отказаться от намерения лишить Святополка Изяславича киевского стола и пойти на примирение с ним581.

Совсем иное положение сложилось на Волыни в 1118 г. Община была недовольна внешнеполитическими неудачами Ярослава. Предпринятые им меры по восстановлению суверенитета Владимира над территориями Погорынья и будущей Галичины закончились полным провалом и стоили многих жертв. Такой князь не мог больше пользоваться доверием общины. Поэтому от него и отступились бояре - общинные лидеры. Таким образом, поддержка боярами своего князя обусловлена и свидетельствует о поддержке князя со стороны всей общины, «людей», а во время войны - «воев». И, наоборот, отступничество бояр или «советников» дает основание князю быть уверенным, что он не получит поддержки и «воев». Вот почему князь, как сообщает

Я. Длугош о предшественнике Ярослава на владимирском столе Яро- полке Изяславиче, получив предупреждение: «...не хвались советниками и воинами... ибо все с врагом твоим Всеволодом думают и предадут тебя», бежит из своей земли, «имея всех советников и воинов на подозрении»582.

С Ярославом, по-видимому, произошла та же история. Можно предположить, что владимирцы предпочли этому явно неудачливому и потому непопулярному князю другого. Негативное же отношение к Ярославу выразилось, в частности, в прибавлении к его имени суффикса -ег/ - Ярославец, - что несло в себе достаточно определенный уничижительный смысл583. Новым владимирским князем, как мы уже видели, стал сын Мономаха Роман. И хотя при таком правителе Волынь вновь попадала в зависимость от Киева (что, впрочем, и без того до известной степени уже стало свершившимся фактом вследствие военных неудач Ярослава), надо учесть, что Роман, будучи женат на дочери пе- ремышльского князя Володаря Ростиславича584, мог тем самым способствовать урегулированию отношений между владимирской и пере- мышльской общинами и в дальнейшем соединить оба княжеских стола. Такой прием, как показывают события последующей истории Юго- Западной Руси, владимирская община и владимирские князья будут использовать (с различным успехом) еще не раз'0. *

* *

Таким образом, на протяжении нескольких десятилетий конца XI - начала ХП вв. мы наблюдаем ряд острых политических коллизий, происходящих на юго-западной окраине Руси. Их основное содержание раскрывается двояко. С одной стороны - это борьба местных общин за выход из подчинения Киеву и ответные меры, предпринимаемые под руководством киевских князей по восстановлению политического влияния в регионе «матери градов руских». С другой стороны, это - столкновение политических интересов местных общин, прежде всего, владимирской, перемышльской и теребовльской, когда владимирцы изо всех сил старались удержать свой прежний политический статус «старшего города», а их бывшие «пригороды» - добиться полной самостоятельности.

Эта борьба стоила немалых жертв. Особенно большие потери несла Волынская земля. В конце XI - первой половине ХПвв. территория Волыни неоднократно становилась ареной ожесточенных боевых действий, подвергалась опустошительным нашествиям врагов31. Неоднократно попадали в осаду жители волынской столицы, города Владимира, терпя при этом «великую нужду»32, страдали и владимирские «пригороды», сохранявшие верность «старшему городу», подвергаясь нередко захвату и разорению585. Это вело к быстрым сменам князей во Владимире, но никому из них так и не удавалось добиться решения тех задач, которые все острее вставали перед общиной.

В результате силы владимирской общины были подорваны, и это крайне негативно сказалось на ее последующей судьбе. Не выдержав борьбы на два фронта - против Киева и своих мятежных «пригородов» Перемышля и Теребовля - владимирцы были вынуждены уступить политическим притязаниям днепровской столицы в надежде, что киевские князья и киевская община, привыкшие смотреть на Владимир, Пе- ремышль и Теребовль как на города «Русской земли», т. е. подчиненные непосредственно Киеву586, не допустят полного отделения последних и тем самым помогут Владимиру удержать первенство среди остальных городов Юго-Западной Руси587.

Вследствие этого Волынь надолго оказалась под властью Киева, и каждый новый киевский князь «сажал» своих сыновей или других ближайших родичей на владимирский стол. Так, после внезапной смерти Романа владимирским князем стал другой сын Мономаха Андрей (1119 г.)588. Киевский князь Ярополк заменил его другим своим «сыновцем» Изяславом (1136 г.)589. Сменивший Ярополка в Киеве Всеволод Ольгович добился перемены и во Владимире, заменив Изяслава собственным сыном Святославом (1142 г.)590. А когда Изяслав Мсти- славич сам занял киевский стол, то тотчас заставил Святослава Всево лодовича покинуть Владимир591 и «посадил» там своего младшего брата Владимира"10.

Хозяйничанье на Волыни киевских князей проявилось также в вольном распоряжении ими владимирскими «пригородами» так, будто дело шло о «пригородах» самого Киева592. При этом нередко оказывалось, что Владимир и некоторые из его «пригородов» попадали в руки князей, представлявших различные династические линии и даже враждовавших друг с другом. Так, киевский князь Всеволод Ольгович отдает Владимир Изяславу Мстиславичу593, а владимирские «пригороды» Берестье, Дорогичин и Черторыйск - своим братьям, черниговским Ольговичам и Давыдовичам594, а затем, посадив во Владимире своего сына Святослава, Всеволод Ольгович отдает Берестье и Дорогичин Владимиру и Изяславу Давыдовичам в знак примирения с ними595. Все это не могло не сказаться самым отрицательным образом на развитии волостной структуры Волынской земли, подрывая волостное единство и стимулируя центробежные тенденции.

Таким образом, тяжелым последствием военных неудач конца XI - начала XII вв. и установления тесной зависимости от Киева было для Волыни дальнейшее политическое ослабление. Это выразилось в утрате Владимиром контроля над своими «пригородами» и стремительном разрушении прежней волостной структуры.

Первым среди владимирских «пригородов» встал на путь самостоятельности Луцк, что к середине XII в. уже стало свершившимся фактом596. Следом собственными княжениями обзавелись еще несколько волынских городов, бывших «пригородов» Владимира. Среди них - Берестье, Червен, Белз, Бужск, Черторыйск, Дорогичин597. Возникновение княжений в упомянутых городах рассматривается исследователями «как этап на пути приобретения самостоятельности и как проявление заметно продвинувшейся вперед консолидации местных общественных союзов»598. К сказанному следует добавить, что подобные факты местной консолидации и стремления к самостоятельности в то же время являются свидетельством слабости общего консолидирующего начала, упадка общего политического центра земли. *

+ *

Контрастным фоном политического распада Волынской земли и упадка Владимира выглядит стремительная консолидация и усиление Галичины под властью своего нового политического центра - Галича, который к середине ХП в. «выдвинулся вперед, оставив позади бывшие волостные центры - Перемышль и Теребовль»599. И когда перемышль- ский князь Владимирко Володаревич перенес свою резиденцию в Галич (1141 г.)600», это явилось свидетельством того, что галицкая община подчинила себе Перемышль, как прежде Теребовль, умножив свои силы перед внешним врагом601.

Причинами политического усиления Галича было отмечаемое исследователями его более выгодное географическое и стратегическое положение602, близость к международному торговому пути, связывавшему Киевскую Русь со странами Западной Европы603. Расположенный в центральной части формирующейся Галицкой земли, на большой реке и в плодородной местности, Галич, - по словам Н. Ф. Котляра, - «развивался особенно быстрыми темпами и довольно скоро оттеснил на второй план находившийся в горах, вдали от ядра складывавшейся новой земли Перемышль и так и не ставший крупным феодальным городом и вскоре захиревший Теребовль»604.

Немаловажную роль в развитии города сыграл контроль над находившимися поблизости залежами соли, дававший Галичу важные преимущества экономического порядка605. Доходами от продажи соли, по мнению И. П. Крипякевича, активно пользовались галицкие князья для целей своей политики, подкупая наиболее опасных противников606. Галицкая соль шла на продажу в другие земли: в Киево-Печерском патерике говорится, что когда во время войны Святополка Изяславича с Володарем и Васильком Ростиславичами в конце XI в. прекратился подвоз в Киев галицкой соли, так как «не пустиша гостей из Галича и лодий с Перемышля», то «соли не бысть во всей Русьской земли»607. Это красноречиво свидетельствует о масштабах соляной торговли Галича608.

Характерной чертой галицкой общины, всегда выделявшей ее среди прочих городских общин Юго-Западной Руси, была исключительная мощь ее военной организации, галицкого войска, полка, сформировавшегося и с большим успехом проявившего себя еще до появления в Галиче собственного княжения609. По сообщению Я. Длугоша, относящемуся к началу XII в., когда перемышльский князь Володарь Ростисла- вич потерпел тяжелое поражение от польского короля, он бежал в Галич, собрал там новое войско, чем и спас положение610. По свидетельству В. Н. Татищева, в 1126 г., когда «заратились» друг на друга перемышльский князь Ростислав и звенигородский Владимирко, судьбу осажденного Звенигорода, брошенного своим князем, решили «Влади- мирков воевода с тремя тысячами венгров и галичан». Им удалось даже совершить вылазку из города и нанести поражение противнику611. В 1138 г. мы видим, как галицкое ополчение идет вместе с киевским князем Ярополком, а также с владимирцами, ростовцами, полочанами, смолнянами, переяславцами, туровцами и киянами к Чернигову612. В отличие от всех других городов, чьи войска участвовали в данной коалиции, Галич не имел своего княжеского стола, и, значит, галицкое войско управлялось собственными военными предводителями, с успехом заменяющими князя613.

Все сказанное свидетельствует о значительном потенциале социально-экономического и политического развития Галича, о том, что здешний «очаг социального развития оказался значительно мощнее», чем в Теребовле, Перемышле и остальных центрах бассейна Днестра и Сана614. Возвышение Галича исследователи связывают также с отмеченным М. Н. Тихомировым масштабным усилением процесса градо- образования, происходившим в 40-х годах XII в. и охватившим все древнерусские земли615. Это явление, - считает Н. Ф. Котляр, - «в полной мере дало себя знать в западнорусском регионе. Все без исключения города, родившиеся в Галицкой земле в ХП в., называются летописью лишь с 40-х годов: Голые Горы, Микулин, Тысмяница, Ушица (1144), Санок (1150), Болшево, Ярослав (1152), Кучелмин (1159) и т д.»616.

С другой стороны, общие внешнеполитические задачи и совместная борьба с Киевом и Владимиром сплачивали общины старых и новых городских центров Червонной Руси - Перемышля, Теребовля, Звенигорода и Галича. В конце XI - первой половине XII вв. это не раз проявлялось в совместных выступлениях перемышлян и теребовлян под руководством своих князей против общих врагов617, что, по- видимому, в немалой степени способствовало успеху предпринятых усилий.

Важную роль в политическом усилении Галичины, несомненно, играла суверенная власть местных князей, сравнительно рано сумевших освободиться от политического влияния внешних сил и отстоять свою самостоятельность, последовательно защищая при этом интересы своей земли, которые, таким образом, объективно во многом совпадали с их личными интересами. Это, в частности, проявилось во внешнеполитических мероприятиях Ростиславичей 10 - 20-х годов XII в. Выступив сперва (1117 г.) против владимирского князя Ярослава Святопол- чича в союзе с Мономахом (что, как мы видели, было ответом на враждебные посягательства Владимира в отношении Перемышля и Тере- бовля)618, они впоследствии оказали ему военную помощь, способствуя тем самым возвращению Ярослава на владимирский стол (1123 r.)fitl. Такая внешне противоречивая политика (если оценивать ее лишь с позиции личных отношений князей) находит объяснение при условии учета именно волостных интересов. В Перемышле и Теребовле больше всего опасались политической связи Волыни и Киева под властью князей одной династической линии, ибо тогда для волостей Приднестровья складывалась крайне опасная расстановка внешнеполитических

69

сил

Свою роль в политическом развитии Галичины играло и местное боярство Правда, в событиях начала XII в. оно оказалось несколько в тени, возможно, в силу краткости и отрывочности дошедших до нас известий. Тем не менее, участие бояр в делах своих общин очевидно и подтверждается некоторыми прямыми свидетельствами источников. Во время конфликта перемышльского и звенигородского князей, Ростислава и Владимирка Володаревичей (1126 г.), местное боярство, по свидетельству Я. Длугоша, использовавшего в данном случае какой-то древнерусский письменный источник619, приняло активное участие в мирных переговорах, представляя свои общины на съезде в г. Щирце620. Бояре не смогли договориться о мире, оставшись каждые при своих интересах, и тогда в дело вступили войска621. Как уже не раз бывало в подобных случаях, решимость бояр стоять за своего князя и защищать интересы своей общины, заявляемая на переговорах с противниками, подкреплялась мощью воинских сил всей общины. *

* *

Древний Галич давно стал объектом историко-археологического изучения, раскопки на территории города и в его окрестностях ведутся уже более столетия622. Началом этого изучения стала оживленная дискуссия о местонахождении летописного Галича, разгоревшаяся во второй половине XIX в. и занимавшая многих исследователей623. Дело в том, что некогда славный город, столица земли, сильно пострадал во время татаро-монгольского нашествия и постепенно пришел в упадок, в XIV в. он переместился на новое место (на 4 км. вниз по течению р. Луквы)624. Здесь, у самого слияния Луквы и Днестра, город существует до нашего времени625.

Историки прошлого искали следы древнего Галича в различных местах на пространстве, ограниченном течением Днестра и двух его притоков Луквы и Ломницы. Одни доказывали расположение городища на территории современного города626, другие помещали его в окрестностях села Залуквы, где были обнаружены фундаменты нескольких монументальных сооружений древнерусского времени627. Однако обе эти версии имели один существенный недостаток - отсутствие каких- либо признаков городских укреплений, а между тем таковые не могли исчезнуть совершенно бесследно. Наконец, в 1890 г. было выдвинуто предположение, что древний Галич располагался на месте другого пригородного села Крылоса (в 4-5 км. к югу от современного города).

Сформулировавший его А. Чоловский указывал, что здесь, на Кры- лосской горе, сохранились остатки значительных укреплений (тройные земляные валы с юго-запада и пр.), и, кроме того, сама местность обладала естественными защитными свойствами, возвышаясь на 60-70 м.

над уровнем реки; поселение занимало более компактную территорию и, главное, четко разделялось двойным земляным валом на детинец («город днешний») и предградье628. Однако А. Чоловскому не удалось отыскать главного доказательства правоты своей версии - фундаментов упоминающегося в летописи Успенского собора Галича, и поэтому построения историка не получили полного признания. В 1905 г. М. С. Грушевский, подводя итог многолетним поискам, вынужден был констатировать, что «этот вопрос (о местонахождении древнего Галича. - А, М.) все еще остается открытым, и любые категорические высказывания были бы преждевременными»629.

Прорыв наступил в результате успешных раскопок экспедиции Музея Научного общества им. Т. Г.

В науке существует и другой подход к решению проблемы местоположения летописного Галича. Его сторонники полагают, что древний город занимал все то пространство, на котором обнаружены все известные ныне памятники древнерусского времени. Наиболее аргументированно это «широкое» понимание городской территории Галича представлено Б. А. Тимощуком, который считает спор о местонахождении древнерусского Г алича слишком затянувшимся оттого, что «исследователи придерживались узкого понимания территории города, без учета его предместий»632. «Достаточно познакомиться, - продолжает Б. А. Тимощук, - с планом расположения древнерусских каменных храмов, которые в XII - первой половине XIII в. могли быть построены лишь на территории города, чтобы убедиться в том, что столица Галицкой Руси простиралась от Днестра вдоль берегов рек Луквы и Лом- ницы более чем на 10 км. На этом пространстве располагаются и современный Галич, и с. Крылос, и другие памятники (например, церковь Пантелеймона), которые исследователями разного направления принимаются за остатки древнерусского Г алича»*633.

Подобного взгляда придерживался еще М. С. Грушевский, насколько можно судить по его осторожным высказываниям. Рассмотрев накопленный исследователями материал, ученый приходит к собственному заключению: «нет ничего невозможного в том, что Галич со своими предместьями (разбросанными, видимо, не плотной массой) занимал с определенными перерывами все пространство от Ломницы до Крылоса и теперешнего Галича»634. На основании анализа летописных свидетельств ученый отказался признать местом расположения галицкого детинца Крылосскую гору: «здесь галицкий замок XII - ХІП в. стоять не мог - этому совершенно противоречат те летописные указания, которые я привел выше. Здешние замки служили тогда разве что фортификациями города, оборонявшими его с юга»635.

Так же, исходя из летописных свидетельств, решал проблему локализации Галича М. Н. Тихомиров. Взгляды ученого с течением време ни претерпели значительную эволюцию. Во втором издании своей книги о древнерусских городах автор сообщает читателю, что вопрос о расположении Галича «казался мне разрешенным удачными раскопками, установившими нахождение древних зданий в районе Крилоса... Так я и писал в первом издании своей книги, пока лично не познакомился с местоположением древнего Галича. Теперь мне ясно, что на Крилосе находилась галицкая епископия - “старая катедра”, а не древний город, так как летопись непосредственно связывает город с рекой Днестром»636. Поэтому наиболее вероятной М. Н. Тихомиров счел давно уже высказанную версию, что в древности Галич располагался там же, где и сейчас - при впадении Луквы в Днестр637.

Мнение М. Н. Тихомирова вызвало резкое неприятие у новейших исследователей-археологов. Как считает В. В. Аулих, это мнение «объясняется недостаточным ознакомлением ученого с памятником» и потому не может быть принято638. Нам представляется, что в данном случае имеет место какое-то недоразумение, возникшее, видимо, еще в самом начале изучения проблемы и приведшее к неоправданному противопоставлению археологических памятников летописным известиям. Нельзя сбрасывать со счетов того факта, что на Крылосской горе открыты не только фундаменты Успенского собора, но и остатки деревянного княжеского дворца, также упоминающегося в летописи639. В то же самое время, летописный рассказ об обороне Галича в 1230 г. дает основания заключить, что городская территория, защищаемая горожанами во время вражеской осады, начиналась непосредственно от берега Днестра, и река Днестр являлась первым рубежом обороны.

В летописи сообщается об очередной попытке Даниила Романовича силой захватить Галич, улучив благоприятный момент, когда значительная часть галицкого войска во главе с Судиславом Бернатовичем находилась в походе и воевала с мятежным Понизьем640. «Данилови же приехавшоу ко Галичю, Галичь бо бе ся затворилъ, Данилъ же взя дворъ Соудиславль»9'. Двор Судислава - одно из поселений, расположенных за пределами городских стен, каких немало обнаружено в окрестностях Галича641. Мы не разделяем распространенного мнения, что этот и подобные ему дворы являлись лишь личными усадьбами богатых галицких бояр, их частными загородными владениями642. Из дальнейшего летописного сообщения следует, что «дворъ Соудиславль», скорее, представлял собой хорошо укрепленный городской форпост, рассчитанный на длительную оборону. Поэтому здесь были приготовлены значительные запасы оружия и провианта, так что когда двором овладели войска Даниила, то немало удивились тому, сколько тут «корма, и копии, и стрелъ»643. Характер захваченных трофеев, как нам представляется, в гораздо большей степени отвечает военно-оборонительному предназначению двора именно как одного из городских укреплений, подготовленного к размещению большого гарнизона на случай опасности, и плохо соответствует статусу частной загородной усадьбы, пусть даже и принадлежавшей одному из самых влиятельных в городе бояр.

В приведенном известии нам важно обратить внимание на еще одну ценную деталь. «Дворъ Соудиславль», хотя и был расположен за пределами городских стен, видимо где-то поблизости от берега Днестра (так как разграбившие двор войска Даниила сразу же отступили за Днестр), тем не менее, воспринимался не как отдельное поселение, а как часть самого Галича, включался в состав общегородской территории, обороняемой галичанами. Когда летописец говорит, что при виде неприятельского войска «Галичь бо бе ся затворилъ», это значит, что «затворился» и приготовился воевать не только городской центр, расположенный на Крылосе, но и все его предместья и пригородные укрепления, являвшиеся в данном отношении единым целым.

В то же время в летописном описании осады Г алича понятие «город» выступает и в более узком смысле. После того, как Даниилом был захвачен и разграблен двор Судислава, волынский князь, «видивъ люди своя, яко испилися (исполнилися, по Хлебн. и Погод, сп. - А. М.), не хоте стати вь города, но иде на иноу стороноу Днестра»644. В данном случае, надо полагать, «город» - это укрепленный центр Галича, куда той же ночью сумел «вбежать» вместе с войском вернувшийся из По- низья Судислав645. Романович не решился осаждать главную галицкую твердыню и даже был вынужден отступить на безопасное расстояние (за Днестр). Однако оборона Галича продолжалась, и ее передним рубежом являлось течение реки: «Выехавшимъ же Галичаномъ и Оуг- ромъ и стреляшася наледоу. Вечероу же бывшоу и ледомъ воставшимъ и реце наводнившися, зажгоша мостъ на Днестре бизаконьныи лихыи Семьюнько...»646.

Получив значительные подкрепления и вновь преодолев Днестр, Даниил начинает новый приступ, «сташа по берегоу Днестра». Как видим, в понимании летописца, городская территория начинается сразу же за берегом реки, отсюда на следующее утро Даниил принимается объезжать город и готовить войска к бою647. В дальнейшем летописец делает еще одну важную для нас оговорку. Свои многочисленные рати, сосредоточенные под Галичем, волынский князь делит на четыре части («ста на четыре части окресъ его»)648. Последнее как бы содержит намек на то, что городские укрепления Галича не представляли собой единого целого, точнее говоря, это не была сплошная непрерывная линии, а, скорее, состоящая из нескольких частей сложная оборонительная система.

О более значительном, чем Крылосское городище, размере городской территории Галича говорят остатки многочисленных каменных сооружений XII- ХШвв., прежде всего церковных, разбросанные на значительном удалении друг от друга649. Все эти храмы в древности и в последующие века, несомненно, относились к Галичу, а не к какому- либо иному городу или поселению, и в настоящее время все они исследуются как памятники архитектуры древнего Галича650. В летописи мы находим подтверждение такому, так сказать, широкому пониманию городской территории днестровской столицы. В 1187 г. перед смертью галицкий князь Ярослав Осмомысл, чтобы передать стол любимому сыну Олегу, «созва моужа своя и всю Галичкоую землю, позва же и зборы вся, и манастыря, и нищая, и силныя, и хоудыя... »651. Отсюда можно сделать вывод, что в Галиче, кроме расположенного на Крылосе кафедрального Успенского собора, были и другие соборы, а также монастыри, служители которых участвовали в общегородских мероприятиях. Подобное могло быть только при условии широкого понимания городской территории, включая и то пространство, на котором расположены все известные ныне древние памятники.

Таким образом, при решении вопроса о территориальной локализации древнего Галича необходимо учитывать, что в представлении летописца понятие город Галич выступает как в узком, так и в широком значении. Первое, судя по археологическим данным, связывалось с крылосскими укреплениями, где располагался центр административного и церковного управления, и где обнаружены следы более ранних поселений. Но в ХП - ХШвв., в период расцвета, город значительно превысил свои первоначальные пределы, оброс многочисленными предместьями и форпостами, и в результате возникло новое, широкое понимание городской территории, простиравшейся от Крылоса до самого Днестра.

В данном отношении Галич не представляет собой исключения. Такую же картину наблюдают исследователи древнего Киева, где многочисленные пригородные села, слободы, дворы, княжеские резиденции и монастыри, удаленные от основного городского ядра на 3 - 6, иногда 12 км, составляли с ним единое социальное целое652. Значительные отложения культурного слоя XI - XIII вв. обнаружены в окрестностях Суздаля (за пределами городских укреплений) вблизи пригородных церквей и монастырей, где вскрыты следы не только отдельных жилых построек, но и целых улиц653. Древний Теребовль, по мнению исследователей, наряду с ближним и дальним посадами включает в свою структуру также обширное предградье с речной пристанью, се-

107

лищами и несколькими монастырями .

Обобщая приведенные данные, можно согласиться с Б. А. Тимощуком, что социально-топографическая структура древнерусского города, вопреки распространенному мнению, не ограничивалась укреп ленными поселениями: крепостью-детинцем и посадом-общиной, что вместе с этими двумя составляющими в понятие город включалась и третья, которую формировали разного рода поселения-спутники, монастыри и слободы, расположенные вокруг укрепленной части города10*. И хотя, как нам представляется, подобное определение едва ли можно относить ко всем городам Древней Руси, однако оно вполне уместно применительно к крупнейшим городским центрам, наиболее развитым в социальном и политическом отношениях, к числу которых, несомненно, относился и Галич XII - ХШ вв. *

* *

Спорным остается еще один не менее важный вопрос - о времени возникновения Галича. Острая дискуссия по этому поводу разгорелась в последнее время. Решение вопроса затруднено ввиду недостатка упоминаний о существовании города в аутентичных источниках. На страницах летописи Галич появляется очень поздно, впервые город упоминается под 1141 годом в связи с сообщением о смерти князя Ивана Васильковича и переходом власти в Галиче к Владимирко Воло- даревичу654. Встречаются и более ранние упоминания Галича, сохранившиеся в ряде письменных источников, однако достоверность их вызывает сомнения у исследователей655. Среди таких упоминаний - уже отмеченный нами рассказ Киево-Печерского патерика о событиях конца XI в.656

Недостаток письменных свидетельств в известной степени может быть компенсирован археологическими данными. В результате большой работы, систематически проводившейся на протяжении последних лет, было установлено, что город Галич берет начало от славянского поселения VIII, возможно, даже VII вв.657, о чем свидетельствуют разнообразные находки и, в частности, Крылосский клад серебряных предметов византийского происхождения, датируемый VI - VII вв.658 Древнее городище располагалось на неприступной Крылосской горе, с течением времени площадь его укреплений постоянно росла, достигнув наибольших размеров в XII - ХІП вв. - ок. 50 га659. Сделанные открытия позволили исследователям говорить о существовании длительного «долетописного славянского периода» в истории Галича660, а также ставить проблему изучения истории Галицкой земли в V - X вв.661

С резкой критикой попыток «удревнить» Галич, «доказать, что он возник гораздо раньше первого упоминания о нем в авторитетном источнике - Киевском летописном своде» выступает Н. Ф. Котляр. Главным методологическим просчетом своих оппонентов исследователь считает то, что у них «почему-то оставался в тени ключевой вопрос о времени превращения сельского поселения в подлинный городской центр, т. е. о действительном возникновении города Галича»662'. Однако, вопреки ожиданиям, сам Н. Ф. Котляр ответить на поставленный им вопрос не может, поскольку никакими новыми сведениями на этот счет не располагает. Историк ограничивается лишь общими замечаниями, не подкрепленными соответствующими фактическими данными: «...хотя нет оснований сомневаться в том, что поселение на Крылос- ской горе существовало с УШ - IX вв., вряд ли оно было укреплено (один из определяющих признаков феодального города!) ранее конца XI

- начала XII вв.»663.

Новейшие археологические открытия опровергают подобные утверждения. Раскопками 1993-1996 гг. на территории главного оборонительного вала Крылосского городища выявлены три фазы строительства укреплений: X в., ХП - XIII вв. и XVI - XVIH вв. Возведение древнейших из них датируется серединой X в. Это был мощный земляной вал высотой до 3 и шириной до 14м., на вершине которого находилась оборонительная срубная стена шириной 3-3,5 м, дополнительно укреп ленная с внутренней стороны системой пустотелых срубов. В середине XII

в. на месте этих первоначальных укреплений, пострадавших от сильного пожара, построена новая, более мощная оборонительная система1 19

К настоящему времени на территории Крылосского городища открыто свыше 20 жилищно-хозяйственных комплексов середины X - XI

вв., что также дает основание говорить о существовании здесь в указанные столетия значительного городского центра. Подобная ситуация отмечается исследователями в связи с развитием других славянских городищ Галицкого Прикарпатья, где в середине X в. возникает группа значительных по площади и сложных по планировке укрепленных поселений типа Крылосского664. Некоторые из них являлись «княжескими центрами этих земель», однако в целом они «были славянскими городами-полисами крупного государственного образования хорватов, которое именно в это время достигло наивысшего политического развития»665.

О древности Галича говорит и расположенная неподалеку Галичина могила, упоминающаяся в летописи под 1206 г.666 Там же помещено и интригующее обещание летописца еще раз вернуться к рассказу об этой могиле и о начале Галича, которое, однако, так и осталось не выполненным. Но и того, что сказано летописцем, достаточно, чтобы сделать вывод: в древности Галичину могилу связывали с началом города. «Очевидно, - полагал М. С. Грушевский, - это должна была быть могила какого-то (или какой-то) Галицы - основателя-эпонима города, от которого он будто бы назывался, как Киев от Кия, а отсюда явствует, что начало Галича переносилось в какое-то далекое время»667. Аналогичным образом рассуждал М. Н. Тихомиров: «Название “Галичина могила” указывает на некоего Галича, основателя города, жившего еще в языческие времена, судя по характеру его погребения в виде насыпной могилы»668.

В результате многолетних поисков исследователи пришли к выводу, что Галичина могила - реально существующий объект, отдельно стоящий курган, расположенный в урочище Качкив в южной части Крылосского городища. В 1883, 1911 и 1934 гг. могила подвергалась археологическим исследованиям, не выявившим, однако, остатков древнего захоронения125. Настоящей сенсацией завершилась четвертая по счету попытка проникнуть в тайну знаменитой могилы, предпринятая в 1991-1992 гг. экспедицией под руководством В Д. Барана и Б. П. Томенчука. В центральной части кургана на глубине ок. 2 м. учеными обнаружены следы древнего погребения - остатки деревянного челна, в носовой части которого найден комплекс предметов - снаряжение знатного воина. Следов человеческого захоронения по-прежнему не выявлено, что сегодня может быть объяснено двояко: либо Галичина могила представляла собой кенотаф, либо урна с человеческими останками была утрачена во время строительства блиндажей периода Первой мировой войны, значительно повредивших древнюю насыпь курганаt2fl.

По времени обнаруженное захоронение исследователи относят примерно к середине X в., что совпадает с хронологией первоначальных оборонительных сооружений на Крылосе и дает веские основания заключить: «захоронение в челне и сооружение такого большого кургана диаметром 26 м. в наивысшей точке древнего Галича, а также его название и упоминание в летописи указывают на то, что он мог быть сооружен в честь князя - основателя города»127. Это тем более вероятно, если учитывать широко распространенную у восточных и западных славян идущую с дохристианских времен традицию почитания могил князей-родоначальников или основателей-эпонимов, подобных Краку в Кракове, Сальверегину в Сандомире, князю Черну (Черному) и княжне Черне в Чернигове и проч.669*

О существовании галицкого князя, как и самого Галича, еще во времена переселения венгерских племен под предводительством Аль- моша в Паннонию (конец IX в.) сообщает средневековый венгерский источник - хроника анонимного нотария короля Белы III (1173-1196) «Деяния венгров (Anonymi Gesta Hungarorum)». В одиннадцатой главе памятника, носящей название «О городах Владимире и Галиче (De civitatibus Lodomer et Galicia)» читаем, что из-под Киева Альмош привел венгров к Владимиру (Волынскому), здешний князь откупился от них многими дарами и предоставил заложников. Всего под стенами города венгерские кочевники провели три недели. «А на четвертой неделе вождь Альмош со своими [спутниками] пришел в Галицкую землю (in Galiciam) и здесь выбрал себе и своим [спутникам] место для отдыха. Когда об этом услышал князь Галицкой земли, он вышел навстречу вождю Альмошу босиком со всеми своими вельможами и предоставил в пользование (ad usum) вождя Альмоша различные дары; открыв ворота города Галича, он оказал ему гостеприимство, словно своему господину, отдав ему в заложники единственного своего сына вместе с сыновьями вельмож своего королевства; кроме того, он подарил как вождю, так и его воинам десять наилучших скакунов (farisii) и триста лошадей с седлами и удилами, три тысячи марок серебра и двести марок золота, а также прекраснейшие одежды. После того, как вождь Альмош пробыл на месте своего отдыха в течение одного месяца в Галицкой земле, ее князь и другие его сотоварищи (consocii) начали просить вождя Альмоша и его знатных [приближенных] (nobiles), чтобы они ушли на запад за [лес] Ховош, на землю Паннонии»670.

Хроника венгерского Анонима, сведениями которой мы воспользовались, составлена на рубеже XII - ХП1 вв. и одной из своих задач имела историческое обоснование претензий венгерских королей на Галицию и Волынь; отсюда ее крайняя тенденциозность в изложении сюжетов русско-венгерских отношений, перенесение реалий более позднего времени на предшествующую эпоху1'0. Достаточно сказать, что упоминающийся в рассказе Анонима Владимир-Волынский, как известно, был основан только в конце X в.ш и во время описываемых событий еще не мог существовать. Вместе с тем, ясно, что в основе сообщения Анонима лежало какое-то древнее народное предание о прохождении венгерских племен через земли Руси, которое «содержало описание столкновения венгров с русским войском с упоминанием их побед над русскими и русских над венграми». В предании сообщалось и об установлении в итоге мирных отношений: «Условиями этого мира были уход венгров с русской земли в Паннонию и предоставление русскими их бывшим противникам помощи продовольствием и другими предметами первой необходимости»132.

В 1935 г. в районе Крылоса, на расстоянии ок. 1 км. от древних городских укреплений в лесу Диброва Я Пастернаком были открыты два венгерских погребения. Это были могилы знатных воинов, захороненных вместе с лошадьми при очень богатом погребальном инвентаре, среди которого выделяются золотые и серебряные украшения, датируемые концом IX - началом X вв.133 Открытие Я. Пастернака, безусловно, является важнейшим подтверждением достоверности сообщения хроники Анонима о более-менее длительном пребывании венгерских переселенцев в окрестностях Галича.

Мирно миновав русские земли, венгры должны были стать союзниками русских князей в их внешнеполитических делах, что также находит некоторое подтверждение в источниках134. О таком союзе говорит и наличие устойчивых русско-венгерских торговых связей, начиная со времен киевского князя Олега135. Видимо, не случайно история перемещения венгров через русские земли и, в частности, мимо Киева, нашла отражение в Повести временных лет, наряду с целым рядом других известий о происхождении и ранней истории Венгерского государства, составленных в доброжелательном и даже дружественном духе136

род. Киев, 1989. С. 64.

ш Ш у ш а р и н В. ГІ. Русско-венгерские отношения... С. 170-17].

ш Р a s t е г n a k J. A krylosi (Galicia) magyar strleletek // AH. Bp., 1937. Vol. 21. 141.0.

)34Перени Й. Взаимоотношения между венграми и восточнославянскими племенами И SSASH. Вр., 1956. Т.П. Vol. 1-4; Пашуто В. Т. Древняя Русь и Венгрия // Славяне и Русь. К 60-лстшо акад. Б. А. Рыбакова I Отв. ред. Е. И. Крупнов. М., 1968. С. 346.

155 Н о в о с е л ь ц е в А. П., П а ш у т о В. Т. Внешняя торговля Древней Руси // ИСССР. 3967. № 3. С. 85-87. - См. также; Петегирич В. М. Из истории экономических и культурных связей Галицко-Волынской Руси в X - XIII вв. (по археологическим данным) // Славянские древности. Этногенез. Материальная культура Древней Руси. Сб. науч. тр. / Отв. ред. В. Д. Королюк. Киев, 1980.

1 6 См.: Иглой Э. Повесть временных лет о венграх И Slavia. Debrecen, 1963

Русская летопись датирует поход венгров «мимо Киева горою, еже ся зовет ныне Угорьское» 898 годом137.

Последняя дата ныне принимается как дата основания Галича, в связи с чем в 1998 г. были проведены официальные торжества по случаю 1100-летия города13*. Между тем, совершенно очевидно, что эта дата, как и вся хронология начальной части Повести временных лет, носит условный характер и может считаться лишь весьма приблизительной. Известно, что еще за десять лет до этого, в 889 г., потерпев поражение от печенегов, венгры покинули пределы Поднестровья и перебрались к Нижнему Дунаю, к границам Болгарии, а в 895-896 гг., потерпев новое поражение от объединенных болгаро-византийских сил, осуществили свою последнюю миграцию, переселившись в Пан- нонию139 Следовательно, пребывание их на территории, занятой восточнославянскими племенами, в том числе перемещение мимо Киева и, соответственно, мимо Галича нужно датировать более ранним време-

140

нем .

В этой связи не лишенными основания выглядят сомнения Н. Ф. Котляра, писавшего: «празднование 1100-летнего юбилея Галича, инициированное местной властью, представляется нелогичным. Основание города следует устанавливать либо по данным археологических источников (как это было сделано в случае с Киевом), и тогда зарождение Галича отстоит от нашего времени на 12, а то и на 13 веков, либо по первому упоминанию в аутентичном источнике, а это 1140-й год»141. Впрочем, и сам Н. Ф. Котляр не достаточно последователен в данном вопросе. Предлагая устанавливать возраст Галича по археологическим источникам (в данном случае этот путь приходится признать единственно правильным), исследователь почему-то забывает им же сформулированное ранее положение, что одним из определяющих при-

Т. III. 157

ПВЛ. М.; Л., 1950. Ч. І.С. 21.

138Толочко П.П. Галичу - 1100 років // ІТЗ. Киі'в; Галич, 1998; Баран В. Д. Галичу 1100 років // Археологія. 1999. № 1.

ш 10 р а с о в М. К. Внешнеполитические акции венгров в Центральной Европе во второй половине IX века И Славяне и их соседи. Средние века - раннее новое время. Въш. 9. Славяне и немцы. 1000-летнее соседство: мирные связи и конфликты / Отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 1999. С. 52-53.

Подр. о начальных этапах истории венгров и, в частности, о так называемом периоде «обретения новой родины» (т. е. времени переселения на запад, в Паннонию) см. в последней работе В. Г1. Шушарина. -Шушарин В. П. Ранний этап этнической истории венгров. Проблемы этнического самосознания. М., 1997.

І4ІКотляр М. Ф. Галицько-Волинська Русь. С. 118. м

ms знаков города является наличие укреплении .

Действительно, наличие укреплений - один из главных и общепризнанных археологических критериев городского поселения, начиная со времени появления первых административных и оборонительных центров племенных общин671. Наиболее ранние укрепления, открытые археологами на Крылосском городище датируются, как уже говорилось, серединой X в. Следовательно, основание Галича как городского поселения мы в праве относить ко времени не ранее указанного рубежа.