Историко-биографическая интродукция: между благоговением и высокомерием

Уяснение собственной проблемы — ключевой момент жизни мыслителя. После этого он обретает призвание и обязанность отдать ему все силы. Такое осознание имеет аскетический характер, обладает сознательной творческой направленностью и не сводится к монашески-послушническому аскетизму. В центр внимания надо ставить проблемное единство творчества. Поводом для нового обращения к биографии служит неполнота, несостоятельность или сомнительность предшествующих интерпретаций85.

Однако общий предмет усилий биографа — социокультурная ситуация. «Только по отношению к последней описываемая жизнь приобретает значение истории, особой смысло-временной целостности, к которой применимы понятия уникальности, событийности, развития, самоосуществления»86. Существует два метода биографического исследования в контексте социокультурной ситуации: герменевтика и психоанализ.

Герменевтический метод сформулирован В. Дильтеем под именем теории исторического понимания. Биография в этом случае рассматривается как ячейка и высшая форма гуманитарного исследования одновременно. В отношении любого мыслителя принимается презумпция благоговения. Психоанализ формулирует презумпцию подозрительности. Исповеди — это высшая форма самообмана, развитие иллюзий за свой счет. Любой мыслитель способен к интериоризации культурно-исторических конфликтов и их страд ательно- творческому разрешению.

Проблема интериоризации культурно-исторических конфликтов — наиболее сложная в биографическом анализе: «Для ее решения недостаточно знать совокупность условий и обстоятельств, при которых жил изучаемый биографом персонаж.

Как применить данные методы при создании социальной биографии М. К Петрова, с учетом того, что советское общество создавало коллизии, которые не снились В. Дильтею и 3. Фрейду? Предварительно заметим, что указанные параметры (конфликт внешней и внутренней жизни, призвание, обязанность, аскетика, проблемное единство творчества, социокультурная ситуация) дают возможность взглянуть на жизнь М. К Петрова более пристально. В литературе о нем при жизни господствовала идеологическая подозрительность, теперь преобладает апологетика на фоне высокомерия. Этот вывод сделать проще, чем получить конкретную информацию: кто, по чьему заказу писал статью в «Коммунист», готовил постановление об увольнении из Ростовского университета и голосовал за него? На одном из чтений памяти М. К Петрова я предлагал заказать этим людям (если они живы) или их телесным отпрыскам и душеприказчикам статьи на эту тему. Но мое предложение не вдохновило ни его ростовских, ни московских коллег-философов. Они молчат. Из-за этого прижизненная оценка выглядит исключительно прерогативой центральных и местных парткомов. Итак, М. К. Петров приобретает ореол мученика, а позиции коллег по философскому цеху остаются в тени.