3.1. Дорога к себе как Другому

Хорхе Луис Борхес

Уже заканчивая свою вторую жизнь, испробовав в ней все возможные пути постижения смысла бытия и не найдя последнего, слепой и слабый Фауст затевает постройку дамбы, чтобы создать на болоте благодатный для жизни край.

Что, собственно, означает для человека эта попытка остановить мгновение? И что это за время такое, которое хочется и которое, оказывается, можно остановить? Почему у человека рождается такое странное желание, как рождается этот порыв, это личное, идущее из глубины души, восклицание? Видимо, есть некие подсознательные, для самих людей неочевидные представления о том, что безличный ход времени, - смена дня и ночи, сезонов, лет, плавно текущих друг за другом, - вовсе не так безличен. Кроме того, проявление личного чувства по отношению ко времени свидетельствует о его большой личной значимости. Похоже, время играет в жизни человека особую роль. С ним, как мне представляется, возможен весь спектр личностных взаимоотношений: негодование, вражда, единение, приятие, неприятие и т. д. Так с чем же человек вступает во взаимоотношения? С безлично текущими часами или с чем-то иным? В чем смысл Фаустова восклицания? Ведь миллионы мгновений его жизни прошли, не вызвав желания их задержать, остановить, сохранить, прошли незамеченными, а этот момент выделен. Может, потому, что это было бы мгновение его величайшего счастья, рожденного осознанием смысла и сути своего пребывания на земле. В действиях строителей дамбы, вызванных его волей, он встретился с самим собой, но иным, воплощенным в объективном и благом ходе вещей. Иначе: увидел себя во внешнем мире, запечатленным в деянии созидания во благо всех.

Сама выделенность этого мгновения в жизни Фауста, как и наличие в жизни любого человека "особого мгновения", свидетельствует, что человеческое время дискретно. Далеко не каждый момент времени, физически наличествующий в мире, действительно существует для человека. Но что это значит? Ведь физическое время движется. Можно предположить, что в жизни человека есть время особого качества. И эта особость чрезвычайно важна для него, она несет в себе некие сущностно значимые характеристики, те, что относятся к надприродному духовному бытию человека.

Системообразующим началом духовной жизни личности выступает представление о смысле бытия, о смысле своей жизнедеятельности и, в связи с этим, о собственной ценности.

Принципиальная открытость человека, целевая незаданность его существования не только рождает, но и постоянно актуализирует потребность в создании смысла своего бытия и воплощении его в действительность. Но смысл этот не есть некое волюнтаристское решение личности. В.Соловьев выдвинул идею о принудительной силе добра, где принуждение понимается не как

внешнее давление, а как внутренне обязывающее человека стремление132. Но это субъективное стремление направлено к воплощению в жизнь объективно необходимого добра, добра, как бы уже ожидавшего возможности проявиться в действиях человека. Вот это проявление и рождает смысл индивидуального бытия. Переживается он человеком как ощущение (не как чувственное, но и как интеллектуальное) некоей "встроенности" своей жизни в общую жизнь человечества. Причем, это всегда имеет место в некоем конкретном воплощении, в какой угодно форме, когда мир вдруг "заговорит" или "ответит" человеку.

Так, герою романа Умберто Эко "Маятник Фуко" в такой ситуации "явно чувствовалось: в эту минуту он удерживает нить, приковывающую солнце"133. Это момент, когда созданный человеком смысл приобретает насущно необходимое для всех значение. Смысл этот вечен и уже неизменен. Можно сказать иначе: это - мгновение, когда трансцендирование человеком себя в мир возвращается к нему в виде ценности, но уже не личного, а общечеловеческого порядка. Или когда внесенная индивидом в мир ценность сливается с ценностью человеческого добродеяния.