Русская пословица «Глаза — зеркало души» отсылает нас к еще одному функциональному назначению этого человеческого органа. Глаза могут выполнять не только функцию анализатора кинетических движений. Такие определения глаз, как «добрые», «злые», «холодные», «обе* щающие», «колючие» и т.
д. свидетельствуют об их потенциальном участии в речевом акте в качестве весьма значимого параязыкового средства. Глаза иногда «говорят» больше и точнее, чем язык. И если, например, жесты, по большей части относятся к национальному инвентарю ПС, а их распознавание требует специальных знаний, то семиотика глаз, если так можно выразиться, часто имеет единый для всего человечества код. Разумеется, его нельзя свести к зависимости физических характеристик глаз от соответствующих качеств души, типа: большие, добрые глаза —? широкая, добрая душа. Пословица «Глаза — зеркало души» соответствует истине, если учитывается динамическое состояние глаз, их способность изменяться в зависимости от внутреннего состояния человека. Приведем наиболее известные примеры: подмигивание, прищуривание глаз имеют однозначную интерпретацию соответствующих коммуни кативных намерений — выражения симпатии собеседнику, повышенного внимания, осторожности, недоверия. Такая человеческая реакция, как удивление, также имеет общее параязыковое выражение, которое обычно соответствует фразе «Делать большие глаза». Глаза обычно «работают» в паре с другой частью человеческого лица — бровями, имеющими возможность двигаться вверх, вниз, навстречу друг другу. Движения бровей могут быть и не сопряжены. Поднятые вверх брови означают удивление, настороженность, неудовольствие. Поднятая вверх одна бровь может означать сомнение, желание поближе познакомиться с объектом общения, кокетство. Общеизвестно, что положение сдвинутых (нахмуренных) к переносице бровей, однозначно интерпретируется как эмоционально-психическая напряженность, предвестник таких состояний человека, как гнев, недовольство, протест. Если говорить о других мимических проявлениях, обладающих параязыковой функцией, то они в бблыпей степени, по сравнению с мимикой глаз и бровей, индивидуальны и поэтому не всегда поддаются однозначной интерпретации. Имеется в виду мимика лба, щек и губ. Морщить лоб, к примеру, действие, не всегда и не у всех людей означающее причастность к мыслительному процессу. Часто складки на лбу появляются с началом фонации и разглаживаются, когда человек заканчивает речь. Выражение «надувать щеки» имеет отношение к реализации ПС, используемых индивидом для презентации собственной значимости. Как правило, этот параязыковой прием сопровождается «мычанием», или паузами хезита- ции, присущих языковым личностям с высоким уровнем притязаний и соответствующим социальном статусом. Мышцы щек и губ имеют прямое отношение к реализации такого ПС, как улыбка, о которой уже говорилось ранее. Здесь же можно обратить внимание специалистов на необходимость учета характеристик не только мышечной активности указанных органов, но и состояния глаз человека. Улыбка — это, прежде всего, маркер эмоционального состояния человека. Сокращение мышц губ и щек без соответствующего выражения глаз может означать механическую (кинесическую) реакцию на реплику собеседника, ожидающего реализацию именно такого ПС. Интересное наблюдение социальной значимости улыбки находим у В. И. Карасика, считающего улыбку верным показателем статуса. В США, например, «женщины из рабочих семей улыбаются чаще и шире, чем женщины из семей среднего класса» (Карасик, 2002:34). Работа губ в совокупности с определенными движениями языка может производить целый ряд ПС, имеющих и не имеющих акустическую поддержку. Эго различного рода причмокивания, цоканье языком, складывание губ в трубочку, их выпячивание вперед, прикусывание губы (чаще нижней) зубами, наползание одной губы на другую (чаще нижней на верхнюю)23. Все перечисленные мимические движения имеют вполне определенное значение и соответствующую параязыко- вую функцию.
Язык как биологический орган может выступать не только в роли главного артикулирующего органа, работа которого ограничивается ротовой полостью. Высовывание языка изо рта имеет несколько значений. Среди них есть общеизвестные приемы демонстрации этого органа, например, показывание части языка, означающее «накося выкуси». Язык покидает ротовую полость и по целому ряду других причин, так или иначе свидетельствующих о повышенном эмоциональном состоянии индивида. Интересно заметить, что для этого необязательно наличие партнера коммуникации. Язык в данном случае манифестирует соответствующий уровень возбуждения и функционально мало чем отличается от виляющего хвоста собаки. Приведем весьма красочный пример такого поведения языка, хозяином которого является знаменитый американский спринтер, олимпийский чемпион Морис Грин, запомнившийся миллионам зрителей именно своим неподражаемым языком, совершавшим умопомрачительные движения за пределами ротовой полости до старта, во время бега и, особенно, после его завершения. Анализируя содержание и формы жестовой коммуникации, 3. М. Волоцкая, Т. М. Николаева и др. (Волоцкая, 1962) полагают, что в ней можно выделить две составляющие: информативную и коммуникативную. Пример с американским спортсменом иллюстрирует информативное поведение индивида, свидетельствующее о его совершенно определенном психическом (эмоциональном) состоянии. Л. А. Капанадзе и Е. В. Красильникова (Капанадзе, Красильникова, 1970) исследуя, в основном, жесты рук, замечают, что «их кинетика максимально вариативна, свободна и в значительной степени — индивидуальна» (Капанадзе, Красильникова, 1970:236). Авторы сравнивают реализацию жеста с артикуляцией звука, зависящего от индивидуальных особенностей строения артикуляционного аппарата, но здесь же отмечают «неизменность некоторых компонентов жеста в каждом случае, поскольку они прикрепляют то или иное движение к определенному смыслу» (Капанадзе, Красильникова, 1970: 236). В статье обращается внимание и на психический фон, состояние говорящего, реализующего те или иные ки- несические движения: жест обычно является показателем раскованности, присущей разговорной речи, в особенности диалогу, для которого, по мнению Л. Я. Якубинского, характерна «элиминация языковых элементов за счет неязыковых» (Капанадзе, Красильникова, 1970:236). Функционально жест, как полагают Л. А. Капанадзе и Е. В. Красильникова, сопоставим с интонацией, так как с его помощью возможно выделение определенных речевых сегментов, несущих на себе логическое ударение, которое, в свою очередь, формирует механизм актуального членения высказывания. В качестве примера авторы приводят кине- сическое сопровождение конструкции перечисления: «Рисунок такого жеста может быть очень разнообразным: это и сабельные удары в вертикальной плоскости, и свободное движение кистью руки, и перечисление по пальцам, и движение одного указательного пальца, и движение кулака, движение одной руки или двух одновременно» (Капанадзе, Красильникова, 1970:237). Этот и другие примеры, как считают авторы, показывают взаимодействие в процессе передачи сообщения, объединения вербальных и невербальных средств в единое линейное высказывание. Скорее всего, так оно и есть на самом деле. Завершая раздел, вернемся к работе 3. М. Волоцкой и др. Ее авторы признают функциональную идентификацию того или иного движения человека наиболее сложной задачей. В то же время, при более или менее регулярном повторении идентичной ситуации общения в одной со циальной группе «жесты могут приобретать постоянную соотнесенность с объектами реального мира, т. е. выступать в определенном, зафиксированном значении» (Во- лоцкая, 1962:69). Именно таким образом формируется кинесический инвентарь и отдельной социальной группы, и всего социума в целом.