В основе явления пессимизма лежит другое явление — чувство беспомощности. Беспомощность — это такое состояние, когда все, что бы вы ни делали, не способно повлиять на происходящее с вами. Так, например, если я пообещаю вам тысячу долларов за то, что вы откроете книгу на странице 104, вы, думаю, не только согласитесь, но и успешно выполните это задание.
Если же я пообещаю вам тысячу за то, чтобы вы силой воли сузили свой зрачок, то вы, может быть, и согласитесь, но на результате это не скажется. Тут вы бессильны. Если вы в состоянии сознательно управлять процессом перелистывания страниц, то мускулы, изменяющие размер зрачка, вашей воле не подвластны. Жизнь начинается с полной беспомощности. Новорожденный младенец не в состоянии помочь себе, так как он* по сути дела представляет собой совокупность рефлексов. Если мать приходит на его крик, это еще не значит, что он управляет приходом матери. Его крик — просто рефлекторная реакция на боль и неудобство. У него, в сущности, нет выбора: кричать или не кричать. По сути, в организме новорожденного есть только один набор мышц, поддающийся некоторому сознательному контролю — те, что связаны с актом сосания. Последние годы жизни человека зачастую сопряжены с возвратом в беспомощность. В это время мы можем утратить способность ходить. Как ни Просьба к читателю: если в этой книге вы встречает местоимение «он», употребленное, как в этом предложении, для обозначения человеческого существа, то следует читать «он или она». Использовать полную форму каждый раз было бы нелепо; остается надеяться, что когда-нибудь великий английский язык родит разумный альтернативный вариант. Два взгляда на жизнь 15 прискорбно, можем разучиться управлять своим кишечником и мочевым пузырем, чему мы научились на втором году жизни. Можем не суметь подобрать нужное слово, да и вообще потерять речь и способность управлять своими мыслями. Длительный период между младенчеством и последними годами жизни заполнен процессом расставания с беспо-мощьностью и обретения контроля над собой. Контроль над собой означает способность производить изменения путем волевых, сознательных действий личности; это — противоположность беспомощности. Через три-четыре месяца рудиментарные шевеления конечностей попадают постепенно под сознательный контроль, махание руками трансформируется в дотягивание, доставание. Затем, к ужасу родителей, становится сознательным крик и плач: ребенок обретает способность реветь, чтобы добиться прихода матери. Этой своей способностью он злоупотребляет до тех пор, пока прием не перестает срабатывать. Конец первого года жизни ребенка знаменуется двумя крупнейшими достижениями контроля над собой: первыми шагами и первыми словами. Если все идет нормально и растущие духовные и физические потребности ребенка получают хотя бы минимальное удовлетворение, то в течение последующих лет беспомощность уменьшается, а самоконтроль растет. Много вещей в жизни не поддается нашему контролю: цвет наших глаз, наша раса, засуха на Среднем Западе. Но существует обширная «ничейная» территория, над которой мы в состоянии установить свой контроль — или уступить его кому-либо другому, или вообще судьбе. Речь идет о способе нашего существования, наших взаимоотношений с другими людьми, о том, как мы зарабатываем себе на жизнь — то есть о тех аспектах нашего образа жизни, где обычно мы располагаем некоторой свободой выбора. То, как мы думаем об этой части нашей жизни, может Мартин Э. П. Зелигман существенно усилить или ослабить наше влияние на нее. Наши мысли — не просто реакция на события; они могут влиять на результат. Например, если мы думаем, что не в силах влиять на то, какими станут наши дети, это может парализовать нашу активность в данной области. Сама мысль «что бы я ни сделал, это ничего не изменит» способна помешать нам действовать. И мы уступаем своих детей их ровесникам, учителям и обстоятельствам. Если мы переоцениваем свою беспомощность, вмешиваются другие силы и формируют будущее наших детей. Позднее в этой книге мы увидим, что умеренный пессимизм может принести ограниченную пользу. Однако мой двадцатипятилетний опыт исследований убедил меня, что если мы привычно верим, как верят пессимисты, что невезение — наша собственная вина, что оно носит длительный характер и способно воспрепятствовать всему, что мы пытаемся сделать, то нас ждут гораздо большие неприятности, чем если бы мы верили в противоположное. Я также убежден, что, находясь в плену такой веры, мы легко впадаем в депрессию, теряем свой созидательный потенциал и даже становимся менее здоровыми физически. Пессимистические прогнозы, таким образом, работают сами на себя! Ярким примером может послужить истерия молодой женщины, которую я знал; она была студенткой университета, где я некогда преподавал. В течение трех лет ее руководитель, профессор английской литературы, был крайне внимателен к ней, почти нежен. Благодаря его поддержке и своим высоким оценкам ей удалось получить стипендию для годичной учебы в Оксфорде. Когда она вернулась из Англии, оказалось, что ее интересы переместились с Диккенса, на творчестве которого специализировался ее руководитель, на более ранних английских романистов, конкретно — на Джейн Остин, на творчестве которой специализировался один из его коллег. Руководитель попытался убедить ее Два взгляда на жизнь 17 сделать дипломную работу по Диккенсу, но потом достаточно спокойно воспринял ее решение писать работу по Остин и даже согласился остаться ее консультантом. За три дня до защиты экс-руководитель письменно обратился в экзаменационную комиссию с обвинением молодой женщины в плагиате, который она якобы допустила в своей работе. По его словам, она осмелилась сделать несколько утверждений по поводу раннего периода Джейн Остин, не сославшись на два научных источника, тем самым присвоив авторство этих положений. Плагиат — тягчайший из академических грехов, и все будущее молодой женщины, включая стипендию и саму возможность окончить университет, оказалось под угрозой. Когда она обратилась к разделам, которые, согласно профессору, были написаны без ссылки на источники, то оказалось, что источник один — сам профессор. Соответствующую информацию она получила от него во время обычного разговора, когда он делился с ней своими соображениями по рассматриваемому вопросу; при этом он никогда не упоминал о каких-либо печатных источниках. Фактически девушка оказалась жертвой ревности наставника, потерявшего ученицу.
В такой ситуации многие в ярости набросились бы на профессора. Многие, но только не Элизабет. Возобладал ее привычный пессимизм. Она была уверена, что комиссия сочтет ее виноватой и нет никакого способа убедить ее членов в обратном. На чаше весов комиссии слово профессора перевесит аргументы студентки. И вместо того, чтобы защищаться, она ушла в себя, причем все стороны ситуации стали представляться ей в самом невыгодном свете. «Я сама во всем виновата», — говорила она себе. И не важно, что профессор сам заимствовал идеи у кого-то. Главное то, что она их «украла», потому что не сослалась на профессо- 18 Мартин Э. П. Зелигман pa. Она сама поверила в собственную недобросовестность; значит, она — мошенница, и, может быть, всегда ею была. Кажется невероятным, что при всей очевидной невиновности она была готова признать свою вину. Но исследования показывают, что в глазах людей, привыкших к пессимистической оценке, неудачи имеют свойство превращаться в катастрофы. При этом собственная невинность у них обращается в вину. Покопавшись в своей памяти, Элизабет обнаружила факты, которые, как ей казалось, подтверждали собственный суровый приговор; она вспомнила, как в седьмом классе на контрольной списала ответы у подруги; как в Англии она не стала разубеждать своих английских друзей, которые считали, что она происходит из богатой семьи. Вот она и здесь «смошенничала», когда писала свою работу. И на защите она молча восприняла решение экзаменационной комиссии, которая отказала ей в выдаче диплома. У этой истории нет счастливого конца. Все планы девушки пошли прахом, жизнь не удалась. Последующие десять лет она проработала продавщицей. У нее нет никаких устремлений; она не только не пишет, но даже перестала читать книги. Она все еще расплачивается за то, что сочла своим преступлением. Но ведь преступления-то и не было! Была проявлена обычная человеческая слабость — привычка рассуждать пессимистически. Если бы она сказала себе: «Да ведь меня ограбили! Меня же подставил этот ревнивый ублюдок!», то логичным был бы и следующий шаг — рассказать все, как было, и защитить себя. Вполне могло бы случиться, что профессора лишили бы права преподавать, а она бы защитилась с отличием, Если бы только она привыкла по другому относиться к сроим жизненным неудачам... Одно из важнейших открытий психологии за последние двадцать лет сострит в том, что человек может выбирать Два взгляда на жизнь 19 способ мышления. Привычный склад мышления не обязан сохраняться навсегда. Психология как наука далеко не всегда была озабочена индивидуальным складом мышления, индивидуальными человеческими реакциями, да и вообще индивидуумом как таковым. Совсем наоборот. Двадцать пять лет назад, когда я был студентом-психологом, дилеммы, подобные описанной выше, объяснялись совсем не так, как сегодня. В то время люди считались продуктом окружающей их среды. Преобладающее объяснение поступков индивидуума сводилось к тому, что людей «толкает» внутренняя мотивация или «тянут» внешние события. • Хотя подробности этого «толкания» или «затягивания» зависят от того, какой конкретно теории вы следуете, в целом все модные теории придерживались такого подхода. Фрейдисты считали, что поведением взрослых людей управляют неразрешенные противоречия детства. Последователи Б.Ф. Скиннера считали, что модель поведения воспроизводится, если ее подкрепляют внешние факторы. По мнению этологов, модель поведения определяется генетическими факторами, а с точки зрения бихевиористов — последователей Кларка Халла наши поступки вызываются необходимостью ослабить воздействие побудительных мотивов и удовлетворить биологические потребности. Примерно с 1965 года излюбленные объяснения начинают меняться самым радикальным образом. Внешние факторы стали считаться менее существенными для мотивации поведения человека. При этом сложились четыре основных подхода к объяснению поведения человека при доминирующем воздействии внутренних факторов: • В 1959 году Наум Хомски подверг разрушительной критике основополагающую книгу Б.Ф.Скиннера «Вербальное поведение». Хомски утверждает, что 20 Мартин Э. П. Зелигман человеческое поведение вообще и язык в частности не являются результатом закрепления речевых привычек прошлого. Сущность языка, по его мнению, сводится в первую очередь к его генеративной, продуцирующей способности. Даже фразы, которых вы никогда не произносили и не слышали (типа «У тебя на коленях сидит пурпурное чудище по имени Гила»), могут быть тем не менее мгновенно поняты. • Жан Пьяже, выдающийся швейцарский исследова тель процесса развития детей, сумел убедить весь мир (причем американцев — последними) в возможности научного изучения развивающегося сознания ребен ка. • В 1967 году с публикацией «Когнитивной психоло гии» Ульрика Найссера воображение молодых психо логов-экспериментаторов, разочаровавшихся в дог мах бихевиоризма, было захвачено новым подходом. Когнитивная психология провозглашает возможность измерить производительность мыслительного процесса и оценить его последствия при помощи компьютерно го моделирования. • Психологи-бихевиористы обнаружили, что лишь мо тивы и потребности не в состойнии адекватно объяс нить поведение животных и человека, и стали привле кать в этих целях категории знаний и мыслей. В итоге основные теории психологии стали в конце 60-х годов смещать акцент с внешних факторов в сторону роли индивидуального ожидания, предпочтения, выбора, решения, контроля и беспомощности. Это фундаментальное изменение в области психологической науки тесно связано с фундаментальным изменением в нашей собственной психологии. Впервые в истории в результате изменений в технике, массовом производстве и Два взгляда на жизнь 21 распределении, а также по ряду других причин большое количество людей приобрело возможность выбора в важнейших для себя вопросах и соответственно установления личного контроля над своей жизнью. Не в последнюю очередь эта возможность выбора относится и к нашему привычному способу мышления. В большинстве своем люди приветствовали эту возможность. Мы принадлежим к обществу, которое дает своим гражданам возможности, каких они раньше никогда не имели, которое очень серьезно относится к радостям и горестям личности, возвышает ее и считает самовыражение ее законной целью, почти священным правом.