ПОДХОД К ВНУТРЕННИМ ФАКТОРАМ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ

Консервативная историография, отрицая существование в США классов (в марксистской трактовке этого понятия), обычно пообще не углубляется в проблему внутриполитических факторов внешней политики, довольствуясь суммарной ссылкой на «общественное мнение», «волю народа» и голосование избирателей (больше других консервативных течений занимаются обсуждаемым вопросом «повые консерваторы» — сказывается их либеральное или «ново-левое» прошлое). Все же можно констатировать, что в тех, относительно немногих, рассуждениях, которые касаются указанной проблемы, отличие консервативной трактовки этого вопроса от либеральной и тем более «прогрессистской» проявляется с достаточной ясностью.

В противоположность прогрессистам консервативные авторы отрицают значение для внешней политики массовых, демократических движений (как американских, так и европейских) или, во всяком случае, приписывают им самое негативное влияние на американский внешнеполитический курс.

Широко распространено в консервативной литературе осуждение выступлений против войны во Вьетнаме в 60-е годы.

«Я не был большим другом 60-х»,— писал П. Мойнихен, соли дариаируясь с оценками В. Хофстедтера, «человека демократического и левого*. Последний, по словам П. Мойнихена, называл эти годы «вульгарными», осуждал тех, кто не смог противостоять «шикарной моде» радикализма, противопоставлял участников протестов, «отчужденных от общества», людям, готовым «интеллигентно защищать его». На новом этапе 80-х годов задачи, стоящие перед нацией, будут решать, утверждал данный автор, «образованные и состоятельные». Бури 60-х были, по мнению консерваторов, вызваны временными причинами, а именно демографическим взрывом первых послевоенных лет: к 1960 г. появилось небывало большое число молодежи в возрасте от 14 до 24 лет —12,5 млн.; за 60-е годы это число увеличилось до 13,8 млн. Однако, предсказывал П. Мойнихен, в 70-е годы дальнейшее возрастание пе превысит 600 тыс., а в 80-е годы численность молодежи вообще начнет снижаться*1. Трактовка массового подъема молодежного движения как нетипичного, вызванного исключительно особыми демографическими колебаниями, вошла в арсенал американской литературы довольно широко. Опа и использовалась консерваторами для отрицания серьезного значения массовых движении как внешнеполитического фактора.

Еще более негативно расценивали консерваторы антиимпериалистическое движение в США начала 80-х годов. Так, Н. Подгорец, отмечая «небывалую моду па пацифизм» и «сенсационное возвращение изоляционизма в американскую политическую культуру», доказывал, ссылаясь на историю прошлого — Вашипгтопскую конференцию по ограничению вооружений 1921 — 1922 гг., пакт Бриана—Келлога и т. п., что все пацифистские начинания всегда заканчивались неудачей. Московский договор 1963 г. о запрещении ядерных испытаний в трех средах и Договор ОСВ-1 также «не принесли выгоды демократиям». «Отказ от применения ядерного оружия первыми», от размещения в Западной Европе Першингов-2 и крылатых ракет, лозунг «замораживания» — все это трактуется консерваторами как по- вые формы изоляционизма и означает, по их утверждению, «од- постороппее разоружение» США, ослабление НАТО, выдачу Европы «на милость СССР», хотя большинство американских борцов за мир, по-вндимому, «не осознают» этого.

Антиимпериалистическое движение вредно, так как угрожает консенсусу, сложившемуся к выборам 1980 г. Оно поддерживает «поствьетпамский синдром». Наконец, оно просто ошибочно, так как создает иллюзию, что войны порождаются оружием, а не «противоречиями в фундаментальных вопросах». «Еще хуже», по мнению Н. Подгореца, движение против вмешательства США в дела Латинской Америки. В то время как возникновение Кубинской республики, революции в Никарагуа и Сальвадоре нарушили, по его мнению, «доктрину Монро», конгресс США терпит это, фактически считает все социалистические революции необратимыми. Принятая конгрессом «поправка Болэпда» «запрещает американскому правительству помогать свержению социалистического сандинистского режима», негодовал автор. И. Подгорец солидаризировался с интервенционистскими высказываниями Дж. Киркпатрик и распространялся насчет того, что партизаны Сальвадора — «орудие СССР», что так было и с Вьетнамом, и с Ф. Кастро, о котором не знали, что он «был коммунистом с самого начала», принимали его за «джефферсоновского демократа». «Изоляционисты», делал вывод Н. Подгорец, фактически содействуют «коммунистической угрозе* ".

Характерна в этой связи полемика, которую консервативные авторы вели с литературой либерального и особенно прогрессист- ского направлений. Типична, например, рецензия редактора «Журнала современных исследований» П. Глинна на исследовательскую литературу сторонников антиядерного движения, которые, «помимо митингов и прочего», выпускают, к возмущению рецензента, книгу за книгой, пропагандируя «антинуклеа- ризм* *4. Особенное негодование рецензента вызывают такие тезисы в этой литературе, как утверждение, что в расширении ядерных арсеналов заинтересована властвующая структура США, которая заботится о прибылях монополий и личных выгодах, указания па тот факт, что многие новые виды оружия появились- вследствие односторонних решений США. П. Глини яростно осуждает «фантазии» о росте милитаризации п «психоз антн- нуклеаризма».

Бранясь и возмущаясь, П. Глинн называет рецензируемые им книги «в значительной мере марксистскими и просоветскими», проникнутыми «ненавистью к США» (властвующая элита, как обычно, приравнивается здесь к стране в целом). И такие «безответственные экстремисты» не отвергаются широкой публикой, а, наоборот, приобретают все большую популярность даже в «образованном среднем классе*, восклицает рецензент. Однако он спешит утешиться уверениями, что подобные настроения — результат «особого климата*, создавшегося в западных странах, что это временное психологическое состояние, а не реакция на объективные условия. Даже если поклонение ядерпому оружию (нуклеаризм) — психоз, как утверждают борцы за мир, «позволительно спросить, пе является ли — в долговременной перспективе — легкое психическое заболевание ничтожной платой за то, чтобы избежать ядерной войны».

Таким образом, оценка консервативной литературой столь влиятельного внутриполитического фактора, как массовое антивоенное движение, предельно ясна. Стремление опорочить его, изобразить антипатриотическим, «антиамериканским* или, по крайней мере, бессознательно служащим интересам противника, предсказания о его недолговечности — все это в конечном счете должно было содействовать созданию идеологического единства сторонников нынешнего «силового» курса Вашингтона как важного условия дальнейшего проведения агрессивной политики США.

Неиосредственным цродолжением этих оценок явилось отношение консерваторов к вопросу о роли монополии. Как отмечалось выше, консерваторы всегда прославляли историю монополии, их содействие экономическому развитию США. Гораздо меньше говорилось о них как о факторе внешией политики. Если об этом заходила речь, то все старания были направлены на отрицание такой роли. В упоминавшемся выше полемическом сборнике под редакцией У. Бакли, направленном против взглядов Дж. Гэлбрейта, Б. Броди писал об этом так: «Высказывания Гэлбрейта о влиянии в стране воепно-промыгаленпого комплекса, при всех ссылках на Д. Эйзенхауэра, преувеличены; ВПК не имел отношения к вовлечению США в войну в Корее или Вьетнаме, тем более к вступлению США в первую и вторую мировые войны. Конечно, бывали взятки и подкупы, но в этом нет ничего особенного, никакой опасности. Влияние бизнеса на правительство, на военные ассигнования невелико... Опасность не бизнес, а СССР* ”.

Занимая в оценке массовых движений и монополий как факторов внешней политики позиции, диаметрально противоположные прогрессистам, консерваторы полемизировали и с либеральным подходом к проблеме — институционализмом и психологизмом. Так, например, У. Лакёр критиковал выдвинутую либералами идею плюрализма как якобы неизбежного будущего в развитии государственной системы всех стран, либеральную теорию «бюрократического компромисса* как проявление недооценки идеологии (при приписывании всемогущества интересам ведомств), что ведет, по его мнению, к пассивности в отношении к советской идеологии. Он высмеивал психологический подход либеральных социологов, их «легковесные* и «псевдонаучные* рекомендации о том. что достаточно понять противника, лучше узнать его, и все пойдет как по маслу.

При этом У. Лакёр с особым раздражением отзывался о претензиях большой группы ученых, применяющих математические, научные, «объективные* методы при исследовании политики в отличие, как они утверждают, от «субъективного, инстинктивного, исходящего из предубеждений, фольклорного» метода. Их методология, утверждает У. Лакёр, поглощает все их время, не позволяя непосредственно следить за событиями. Отдав дань антиинтеллектуализму, У. Лакёр отмечал, что и в тех случаях, когда исследования либералов опирались на знание событий, или, например, в работах оказавшего особое влияние на американскую интеллигенцию и средства информации Дж. Кеннана с его «мощным языком* и опытом, характеристика внутренних факторов была неверна, поскольку Дж. Кеннан объясняет антисоветскую истерию в Америке психологически — «потребностью иметь внешнего врага* ".

Отрицая не только марксистский классовый подход к проблеме решающих внутриполитических факторов внешней политики, по и прогрессистскую, а также либеральную трактовку этой проблемы, большинство консерваторов в конечном итоге сходились в одном: решающим фактором является идеология. Консервативная литература энергично протестовала против провозглашенного в конце 50-х — начале 60-х годов Д. Беллом и С.

На рубеже 80-х годов развернулась критика концепции «конца идеологии*. В противовес «реалистам», призывавшим понять, что США не всемогущи, Р. Такер объявлял теорию ограниченных возможностей Америки ошибочной и писал, что Соединенным Штатам пе хватает лишь воли и желания, а не материальных условий для того, чтобы диктовать мпру своп курс". «Мы без- сомнения имеем идеологию, мощную идеологию, гораздо более- мощную, чем марксизм-ленинизм, она только недостаточно используется»,—убеждал Р. Пайпс**.

«Рейган не обычный президент,— заявлял Дж. Нюхтерлейп.— Он наиболее идеологический глава исполнительной власти со времен Франклина Рузвельта» ”. Пришло время новых идей, все более осознается, что идеология необходима для руководства государством, появление «нового консерватизма* — важнейший этаи в идеологическом развитии США, считал Р. Сэгер70. «Новый консерватизм», вторил Э. Кристол, привел к возрождению в США «такой великой политической силы, как национализм — силы, более значительной, чем коммунизм, капитализм, католицизм... Национализм побеждает во всех конфликтах» ”.

Обращение к идеологии было не случайным. Поворот в политике, которого добивалась американская реакция, требовал поворота в умах. Консервативная литература брала на себя эту задачу с тем большей готовностью и легкостью, что консерваторы всегда претендовали на общенародное представительство, па роль выразителя общенациональных «американских идеалов*.

Пдамером подведения теоретической базы под призыв к идеологическому сплочению может служить работа К. Глезера и С. Поссони. Говоря о социальной структуре государств вообще и США в частности, они противопоставили концепции К. Маркса (на которого ссылались наряду с М. Вебером и Э. Дюркгеймом) схему из пяти общественных классов. Она была построена исходя из критерия, близкого теории Р. Хофстедтера п С. Липсета о борьбе в политической жизни США не «классов» или «интересов», а «статусов», и содержала следующие пять со циальных групп: аристократия; высшая буржуазия; средний класс (традиционно мелкие торговцы, лавочники, ремесленники, фермеры, специалисты всякого рода, теперь постепенно заменяемые, как в 1959 г. указал D. Даренхоф, «новым средним классом» служащих и чиновников); «рабочий класс или пролетариат», включающий трудящихся сферы обслуживания (повара, шоферы, почтальоны и т. п.); «низший класс», отношение которого к системе производства, по сути дела, случайное, нестабильное (занимаются тяжелой физической работой, нелегальными промыслами, живут на благотворительность и т. п.).

Пз этой схемы авторы делают вывод, что классы в капиталистическом обществе пе антагонистичны, они воплощают необходимое разделение труда. Они становятся антагонистичными, если их убеждают в этом идеологи. «Представляет проблему* лишь один «низший класс», но совершенно избавиться от него невозможно ни в одном обществе7t. Такой вывод подразумевал полную возможность идеологического единства, выполнимость задачи идеологического сплочения страны (копечно, на консервативной платформе) как предпосылки активизации внешнеполитического курса, ранее подорванного массовой оппозицией войне во Вьетнаме, «поствьетнамским синдромом», а затем и движением за замораживание ядерного оружия.

Раскрывая содержание той идеологии, вокруг которой предполагалось сплотить нацию, консервативная литература возрождала две старые (И неоднократно терпевшие крах) идеи: 1) антикоммунизма и антисоветизма, прикрываемых словами о «защите свободы», о необходимости «идеализма» в политике США; 2) мировой гегемонии США со ставкой на национализм и шовинизм.

Все мировые конфликты порождались идеологией, провозглашали К. Глезер и С. Поссони: вторая мировая война возникла «в конечном счете» из-за коммунизма, «терроризм арабов против Израиля», события вроде убийства Альдо Моро — результат идей самоопределения и деколонизации 73.

Характерно в этом отношении обращение П. Мойнихена к идеологическому наследию президента В. Вильсона, который «думал не столько об Америке, сколько о человечестве» и стремился, по словам автора, организовать управление миром по образцу США. Остается фактом, писал П. Мойнпхен, что сейчас большинство государств не видят в американской демократии желательного примера и «завидуют только американской экономике». Почему же упало американское влияние в мире, спрашивал П. Мойпихен и отвечал: из-за недостаточного внимания США к идеям.

Значение идей велико, порой они важнее, чем «интересы», необходимо научиться умело их использовать. Он призывал полагаться на «патриотизм, соответствующий XX в.», означающий обязанность США распространять «свободу и демократию» во всем мире, проявлять «добродетель силы, а не слабости». Демо кратия в одной лишь Америке нросто не выживет в одиночестве, доказывал он. «Мы, провозгласил П. Мойнихен,— нация из нации. Мы неразрывно связаны с судьбами пародов всего мира». Поэтому США «призваны», утверждал он, выполнять нелегкую задачу «распространения свободы». Поэтому пора преодолеть «чувство вины» за Вьетнам и тому подобные акции США, расстаться, наконец, с утверждением, что США не могут поучать других морали и не стоят выше всех. Полемизируя с Дж. Кен- наном, П. Мойнихен писал, что демократия американского образца подходит всем странам. Тот факт, что в данное время «идеи большей частью против нас», писал он,— результат того, что «мы недостаточно верим в наше собственное дело» т\

Высказывания других консервативных авторов также не отличались новизной, возрождая давно обветшавшие идеи о превосходстве американского общества над всеми остальными, о «необходимости» навязывать всем странам американский образец «свободы». Б. Пайне требовал «твердой» внешней политики и сильной национальной обороны, которые должны быть основаны «на патриотизме и безоговорочном следовании американским целям* 7\ США, утверждал Г. Кэмпбелл, повернули к политике, имеющей целью «восстановить обязанность Америки защищать свободное общество» 7‘. Центральный момент в американской идеологии, провозглашал Р. Пайпс, «защита свободы*, которая, по его мнению, даже важнее, чем сохранение мира на Земле 77. За «моральные внешнеполитические цели», которые разъяснялись как борьба с антппатриотизмом, нигилизмом, моральным релятивизмом, ратовал Дж. Болл, призывавший восстановить представление о США как о стране будущего, «граде, сияющем на холме»7*. В несколько менее агрессивном стиле высказывался Э. Кристол» который в одном из пяти пунктов своего программного заявления писал: «Американская демократия вряд ли долго г.ыжпвет в мире, в большей своей части враждебном американским ценностям... Поэтому новые консерваторы критически относятся к поствьетнамскому изоляционизму, ставшему столь популярным в конгрессе, а многие относятся подозрительно и к разрядке» т\

«Неустойчивость международного порядка требует стабильного солидарного общества внутри страны; необходимо вновь привлечь внимание к коммунистической угрозе и к тому, что третий мир отвергает ценности свободы»,— так передавал либеральный критик идеологические цели новых консерваторов *°. Новый консерватор Р. Сэгер уже от себя отмечал: «Неконсервативная тенденция — это крайний антикоммунизм», новые консерваторы опасаются не столько внутреннего коммунистического заговора, сколько внешней коммунистической угрозы “.

Требуя развернуть критику социализма и защиту «свободного капитализма», У. Бакди уверял: «Потенциальные силы, стоящие за человеческий гуманизм и национальный суверенитет,— у нас!» “.

Глубже анализировали идеологический фактор недавние «реа листы». Так, 3. Бжезинский и С. Хантингтон в совместной работе", отвергая тезис о «конце идеологии» и реабилитируя сам термин «идеологический* (который обычно понимается в США как «предвзятый», «необъективный», «демагогический*), связывали идеологию с политическим строем. Правда, они ставили идеологию впереди строя, утверждая, что институты и политика определяются позициями и доктрипами. Само понимание строя оставалось в их работе чисто институциональным: стоящая за ним классовая структура не рассматривалась.

Отзвуки реалистического подхода заметпы были и в полемических высказываниях Г. Киссинджера. Отвечая на нападки критиков справа о том. что принцип «национального интереса* противоречит «американскому идеализму и общим ценностям» США, и на их требование, чтобы «Америка ставила целью моральную оппозицию коммунизму, а пе геополитическую оппозицию советским вторжениям», Г. Киссинджер писал: «Я симпатизирую этой точке зрения». Однако он оговаривался, что конкретные обстоятельства. международная обстановка заставляют считаться с собой: опыт показывает, что «крестовые походы, одержимость идеологией» не дают долговременных результатов, нарушают мировое равновесие сил*4. Говоря об уроках Вьетнама, Р. Осгуд делал вывод, что эти уроки не имеют универсального характера — я другой подобной войне можно и победить. Но общее значение имеет тот факт, что нельзя исходить только из антикоммунизма — необходимо учитывать и другие факторы, экономические, политические, географические и т. n.*J

Каковы бы ни были реалистические оговорки отдельных исследователей, в целом консервативная литература, отвергнув тезис о существенном значении для виешпен политики таких сил, как массовые движения, с одной стороны, монополии — с другой (идея прогрессистов), как институты власти, процесс принятия решений и психология правителей (идея либералов), выдвигала в качестве решающего внутреннего фактора идеологию. Прагматизму реалистической школы она противопоставляла национализм и шовинизм, возвращение к идее превосходства и лидерства США. активизацию прямолинейного антикоммунизма.