Глава 1 Основоположники марксизма-ленинизма об иудаизме и сионизме

Сионизм, как известно, многолик. Он стремится распространять свои идеи под любым флагом, не чуждаясь при случае и социалистической фразеологии. Уже поэтому особого внимания требуют оценки существа так называемого «еврейского вопроса» содержащиеся в работах основоположников марксизма-ленинизма.

Главный тезис сионистов, который они стремятся во что бы то ни стало утвердить, есть антинаучное положение о «богоизбранной» «всемирной еврейской нации».

Опровержение тезиса иудаизма и сионизма о «богоизбранности» «еврейского народа» не требует какого-либо углубления в теорию: несостоятельность его очевидна. Другое дело сама концепция «всемирного еврейского парода», «нации». Для научной критики этой концепции необходим теоретический и исторический марксистский подход.

В первой половине XIX в., в связи с развитием буржуазных отношений и становлением буржуазного правопорядка в Европе, оживленно обсуждалась проблема «эмансипации еврейства». В 40-е годы появился ряд работ Бруно Бауэра, посвященных этому вопросу. С оценкой последних и выступил Карл Маркс. Опубликованная в 1844 г. статья «К еврейскому вопросу» 3 явилась одной из первых, где, по замечанию В. И. Ленина, «Маркс резко и рельефно подчеркивает... основные принципы всего своего мировоззрения» 4. Основные положения статьи были затем подтверждены в работе «Святое семейство», написанной К. Марксом совместно с Ф. Энгельсов 5.

Бауэр принадлежал к течению младогегельянцев, с позиций буржуазного радикализма критиковавших существовавший строй. В своих работах он подробно разбирал требования и претензии еврейской буржуазии в сопоставлении с требованиями других общественных слоев. Бауэр подверг критике их стремление противопоставить «свою» свободу свободе других социальных групп.

«Почему же,— говорил Бауэр,— им не нравится их особое иго, если всеобщее иго им по душе? Почему немец должен интересоваться освобождением еврея, если еврей не интересуется освобождением немца?» Такая постановка вопроса не вызывала возражений К. Маркса. «Когда еврей хочет эмансипироваться от христианского государства,— отмечает Маркс,— то он тем самым требует, чтобы христианское государство отказалось от своего религиозного предрассудка. Но разве он, еврей, отказывается от своего религиозного предрассудка? Имеет ли он, в таком случае, право требовать от других этого отречения от религии?» «До тех пор, пока государство остается христианским, а еврей остается евреем,— продолжает Маркс,— оба так же мало способны дать эмансипацию другим, как и получить ее от других» 6.

Давая оценку идее «еврейской национальности», о которой рассуждает Бауэр, Маркс указывает: «Христианское государство может относиться к еврею лишь так, как это свойственно христианскому государству, т. е. по принципу привилегий, позволяя еврею обособиться от прочих подданных, но заставляя его зато испытывать гнет других обособленных сфер, и с тем большей остротой, что еврей находится в религиозной противоположности к господствующей религии. Но и еврей может относиться к государству только по-еврейски, т. е. относиться к государству как к чему-то чуждому, противопоставляя действительной национальности свою химерическую национальность, действительному закону — свой иллюзорный закон, считая себя вправе обособляться от человечества, принципиально не принимая никакого участия в историческом движении, уповая на будущее, не имеющее ничего общего с будущим всего человечества, считая себя членом еврейского народа, а еврейский народ — избранным народом» 7.

Бауэр приходит к выводу о том, что «наиболее упорная форма противоположности между евреем и христианином есть религиозная противоположность. Как можно устранить противоположность? Для этого надо сделать ее невозможной. Как сделать религиозную противоположность невозможной? Для этого надо уничтожить религию»2. Путь «эмансипации» от религии, предлагаемый Бауэром вполне в духе младогегельянских концепций, Маркс расценивает как совершенно нереальный и недостаточный. Он обращает внимание, в частности, на то, что религия сохраняется и в тех стра- пах, где государство как будто отказывается от навязывания какой-то религии своим гражданам. «Религия,— говорит К. Маркс,— ...не причина мирской ограниченности, а лишь ее проявление. Поэтому мы объясняем религиозные путы свободных граждан государства их мирскими путами... Они покончат со своей религиозной ограниченностью только тогда, когда уничтожат свои мирские путы» 3.

Маркс, таким образом, считает, что религия возникла и сохранилась не случайно, что она является отраже- ниєм определенных общественных явлений. «Постараемся,— развивает он свою мысль,— вглядеться в действительного еврея-мирянина, не в еврея субботы, как вто делает Бауэр, а в еврея будней.

Поищем тайны еврея не в его религии,— поищем тайны религии в действительном еврее» !.

Именно в постановке вопроса о «мирской» основе религии сказался принципиально новый, историко-материалистический подход, который является характерной чертой всех последующих работ Маркса. Религия вообще — порождение бытия. Специфика религии — специфика бытия. «Какова мирская основа еврейства? — спрашивает Маркс,— Практическая потребность, своекорыстие.

Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги». Отсюда следует и вывод: «Организация общества, которая упразднила бы предпосылки торгашества, а следовательно и возможность торгашества,— такая организация общества сделала бы еврея невозможным. Его религиозное сознание рассеялось бы в действительном, животворном воздухе общества, как унылый туман» 2.

Следует иметь в виду, что Маркс нередко употреблял слово «еврейство» («Judentum») в смысле «торгашество». Это связано с тем, что в немецком языке слово «Jude» кроме своего основного значения—«еврей», «иудей» — употреблялось также в смысле «ростовщик», «торгаш» 3 (эта сфера деятельности поощрялась иудаизмом). В эпоху первоначального накопления нарождающаяся буржуазия требовала аналогичных послаблений и со стороны христианства.

Торжество буржуазных отношений открывало перед еврейством такие перспективы, которые оно никогда не могло иметь раньше, в условиях преобладания натурального хозяйства и осуждения «неугодного богу» (христианскому) предпринимательства. С самого начала еврейство фактически находилось на положении одного из низших сословий по отношению к феодальной аристократии. Но, указывая на пропасть между юридическим и фактическим положением еврейства в современном ему обществе, Маркс отмечает, что «еврей эман сипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Ёвреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями» 8.

Переоценивая абстрактное, чисто теологическое содержание религий, Бауэр склонен был считать, что еврейство сохранялось лишь благодаря своеобразному противостоянию христианству. Возражая Бауэру, Маркс подчеркивает, что «еврейство удержалось рядом с христианством не только как религиозная критика христианства, не только как воплощенное сомнение в религиозном происхождении христианства, но также и потому, что практически-еврейский дух — еврейство — удержался в самом христианском обществе и даже достиг здесь своего высшего развития. Еврей, в качестве особой составной части гражданского общества, есть лишь особое проявление еврейского характера гражданского общества.

Еврейство сохранилось не вопреки истории, а благодаря истории.

Гражданское общество из собственных своих недр постоянно порождает еврея» 9,— говорит Маркс о развивающемся капиталистическом обществе.

В условиях феодализма довольно интенсивно проходил процесс ассимиляции евреев за счет перехода из лагеря приверженцев иудаизма в лоно христианства. Противоположный процесс, видимо, был менее значительным. Однако он все-таки имел место10. В эпоху первоначального накопления эти процессы становятся более заметными; усиливается, с одной стороны, отток иудеев в христианство, а с другой — срастание отдельных христианских «еретических» течений с еврейством. Указывая на жизнестойкость иудейства в условиях буржуазного общества, Маркс поясняет свою мысль: «Что являлось, само по себе, основой еврейской религии? Практическая потребность, эгоизм.

Монотеизм еврея представляет собой поэтому в действительности политеизм множества потребностей... Бог практической потребности и своекорыстия — это деньги.

Деньги — это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога» \ «То,— говорит далее Маркс,— что в еврейской религии содержится в абстрактном виде — презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку, как самоцели, — это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью...

Химерическая национальность еврея есть национальность купца, вообще денежного человека.

Беспочвенный закон еврея есть лишь религиозная карикатура на беспочвенную мораль и право вообще, на формальные лишь ритуалы, которыми окружает себя мир своекорыстия» 11.

Таким образом, религиозные догмы иудаизма Маркс объясняет как «ритуалы» мира своекорыстия, который нашел благодатную почву для развития как раз в буржуазном обществе. Эпоха первоначального накопления, выдвинув на первый план ростовщиков, купцов, торгашей во всех их проявлениях, предпринимателей, делающих деньги, обострила противоречия между политической властью и властью денег. «Еврейский иезуитизм,— говорит Маркс,— тот самый практический иезуитизм, который Бауэр находит в талмуде, есть отношение мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира»12. Соглашаясь с Бауэром в том, что иудаизм оказывается крайне бедным в теоретическом отношении, Маркс объясняет причину и этого явления. «Еврейство,— говорит он,— не могло дальше развиваться как религия, развиваться теоретически, потому что мировоззрение практической потребности по своей природе ограничено и исчерпывается немногими штрихами.

Религия практической потребности могла по самой своей сущности найти свое завершение не в теории, а лишь в практике — именно потому, что ее истиной является практика.

Еврейство не могло создать никакого нового мира; оно могло лишь вовлекать в круг своей деятельности новые, образующиеся миры и мировые отношения, потому что практическая потребность, рассудком которой является своекорыстие, ведет себя пассивно и не может произвольно расширяться; она расширяется лишь в результате дальнейшего развития общественных условий» !.

Говоря о соотношении иудейства и христианства, Маркс подчеркивает неспособность христианства преодолеть эгоизм и своекорыстие — основу иудаизма. Призывая к «смирению», к обузданию своекорыстных потребностей в земной жизни, христианство обещает вознаграждение «на небесах» в виде удовлетворения тех же потребностей.

Отметив неспособность христианства устранить истоки иудаизма, Карл Маркс подчеркивает, что эту задачу не в состоянии решить и современное ему «гражданское», то есть буржуазное общество. «Мы объясняем,— говорит он,— живучесть еврея не его религией, а, напротив, человеческой основой его религии, практической потребностью, эгоизмом.

Так как реальная сущность еврея получила в гражданском обществе свое всеобщее действительное осуществление, свое всеобщее мирское воплощение, то гражданское общество не могло убедить еврея в недействительности его религиозной сущности, которая лишь выражает в идее практическую потребность». Заключая статью, Маркс еще раз подчеркивает, что «сущность современного еврея мы находим не только в пятикнижии или в талмуде, но и в современном обществе,— не как абстрактную, а как в высшей степени эмпирическую сущность, не только как ограниченность еврея, но как еврейскую ограниченность общества». Отсюда следовал и практический вывод: «Как только обществу удастся упразднить эмпирическую сущность еврейства, торгашество и его предпосылки, еврей станет невозможным, ибо его сознание не будет иметь больше объекта...» «Общественная эмансипация еврея,— заключает Маркс,— есть эмансипация общества от ев~ рейства» 13. Вопроса соотношения христианства и иудаизма касался и Ф. Энгельс в статье «Бруно Бауэр и первоначальное христианство». К этому времени (1882 г.) сам «еврейский вопрос» в известном смысле осложнился. Но Энгельс касался в данной статье прежде всего истории. Он, в частности, поставил вопрос о том, почему христианство могло стать «мировой религией», тогда как иудаизм к этому не был способен. «...На Востоке,—говорит он,— свирепствовала система религиозных запретов, которая не мало способствовала наступившему в конце концов упадку. Люди двух разных религий — египтяне, персы, евреи, халдеи — не могут вместе ни пить, ни есть, не могут выполнить совместно ни одного самого обыденного дела, едва могут разговаривать друг с другом». «Это отделение человека от человека,— по мнению Энгельса,— было одной из основных причин гибели Древнего Востока. Христианство не знало никаких вносящих разделение обрядов, не знало даже жертвоприношений и процессий классической древности. Отрицая, таким образом, все национальные религии и общую им всем обрядность, и обращаясь ко всем народам без различия, христианство само становится первой возможной мировой религией» *.

Слияние евреев с общей массой европейского населения было в то время возможно главным образом за счет разрыва с иудаизмом и перехода в христианство. И безусловный атеист Ф. Меринг отмечал прогрессивное значение этого акта для большого числа евреев. «В великой умственной работе наших лучших мыслителей и поэтов,—подчеркивал он в биографии К. Маркса,— еврейство не принимало участия. Скромный светоч Моисея Мендельсона 14 тщетно силился осветить своему «народу» путь в область немецкой духовной жизни. Как раз в те годы, когда Генрих Маркс (отец Карла Маркса.— Авт.) принял христианство, в Берлине образовался кружок еврейской молодежи, которая пошла по стопам Мендельсона. Но и ее попытки кончились неудачей, хотя среди этой молодежи были такие люди, как Эдуард Ганс и Генрих Гейне. Ганс, рулевой этого небольшого судна, первый спустил флаг и принял христи-

анство. Гейне, правда, послал ему вслед суровое проклятие: «Еще вчера ты был герой, сегодня — него

дяй»,— однако и сам вскоре был вынужден заплатить ту же цену за «входной билет в европейскую культуру». Оба сыграли историческую роль в духовном развитии Германии своего века. Имена же их прежних товарищей, сохранивших верность еврейству, давно забыты.

Вот почему в течение многих десятков лет переход в христианство был в смысле культуры шагом вперед для свободомыслящих в еврействе» 15.

Иудаизм отгорожен от внешнего мира (прежде всего христианского) системой гетто и самоизоляции. В течение многих столетий раввинат воспитывал у приверженцев иудаизма ненависть по отношению к «гоям», то есть всем неевреям. С торжеством буржуазных отношений в Европе роль христианской церкви все более ограничивается и формальный переход в христианство нередко становится формой отрицания религиозного фанатизма.

Торжество капитализма в Европе и Северной Америке поставило «мирского бога Израиля» над всеми другими в глазах буржуа этих стран. Религия своекорыстия, практической потребности и эгоизма стала повседневной практикой всего буржуазного общества. «Министры, генералы, князья и графы,— отмечал Фридрих Энгельс, говоря о Пруссии,— состязаются в биржевой игре с самыми продувными биржевиками-евреями, а государство признает их равенство, целыми пачками возводя евреев-биржевиков в баронское достоинство»16. Но развитие капитализма приводило к обострению новых противоречий, в частности противоречий между самими капиталистами. В Германии, например, «собственно» немецким буржуа приходилось пробиваться «на верх» в упорной конкурентной борьбе с капиталистами- иудеями, занявшими в мире предпринимательства заметные позиции еще в пору средневековья. Буржуазия христианская для укрепления собственных позиций апеллирует к «своим», «единокровным» рабочим и особенно отсталым слоям общества, дабы устранить или максимально ослабить соперника. Но мишенью критики теперь становится не столько религия, сколько «происхождение», «раса».

Развитие буржуазных отношений связано и с подъемом национального самосознания, и с развитием национализма. Ослабление религиозного мировоззрения на первых порах способствует росту влияния «естественных» теорий, доказывавших извечную отчужденность и даже несовместимость отдельных рас и народов.

Антисемитизм является одной из форм национальной и религиозной нетерпимости, выражающейся во враждебном отношении к евреям. В то же время это реакционное, антигуманное явление спекулятивно использовалось (и используется поныне) сионистами и раввинатом в качестве жупела, с помощью которого предполагалось осуществить консолидацию рассыпавшихся еврейских общин. В трактовке современных сионистов понятие «антисемитизм» чаще всего используется, когда речь идет об антисионизме и антииудаизме. Между тем термин этот не адекватен ни тому, ни другому. Немецкому буржуа трудно было критиковать многие важнейшие догмы иудаизма, так как он сам стоял на их почве. Поэтому ему представлялось более удобным обратить внимание на другое. Иудаисты упорно проповедовали свою этническую «исключительность», «национальность, идущую от Авраама». В течение многих веков проживания среди разных народов члены еврейских общин неизбежно (временами весьма интенсивно) смешивались с коренным населением. Но религиозная традиция по-прежнему вела генеалогию «от Авраама», а сионисты в тесной связи с этим выдвинули тезис об «извечности» антисемитизма, сводя его фактически именно к антииудаизму и объясняя его тем, что все не- иудеи не могут смириться с «духовным превосходством» «богоизбранного народа».

Все это давало возможность буржуазным идеологам и политикам направить неприязнь к некоторым специфическим постулатам иудаизма в расово-национальное русло. Согласно сочинениям идеологов иудаизма, носителями «мессианской» роли были иудеи-семиты. Немецкий буржуазный национализм стремился трактовать этот тезис совсем по-иному, представив семитов исключительными носителями тех пороков, которые сопутствовали буржуазному обществу. Не случайно В. И. Jle- пин назвал антисемитизм «гнусным раздуванием расо* вой особности и национальной вражды» 17.

Напомним, что до второй половины XIX в. крещеные евреи в Европе не испытывали никаких ограничений со стороны властей. Даже в царской России крещение уравнивало еврея в правах (причем не с крестьянами, которые прав не имели, а с русскими буржуа). В этих условиях антисемитизм становился средством политической борьбы, которое применялось всеми реакционными силами.

Но тут надо иметь в виду и следующее. Поскольку на повестку дня становилась борьба за свержение буржуазного строя, а «еврейство», торгашество, так или иначе являлось выражением мировоззрения этого общества, среди социалистов порой распространялись не только антииудаистские, но и антисемитские настроения.

Ф. Энгельс резко осудил попытки навязать социал- демократии антисемитизм как средство борьбы с буржуазным строем. Говоря об истоках антисемитизма, он подчеркивал, что «это не что иное, как реакция средневековых, гибнущих общественных слоев против современного общества»18. Решительно осуждая антисемитизм, Ф. Энгельс в то же время подчеркивал, что «мирское» содержание иудаизма, как религии, выражающей существо буржуазного общества, равно как и пороки капитализма вообще, необходимо было постоянно разоблачать ради движения вперед, а не в целях возврата назад к средневековью.

Развитие капитализма выявило во второй половине XIX в. и еще одно существенное обстоятельство, которое ранее практически не прослеживалось. Капитализм коснулся и еврейских гетто, упорно сохранявшихся раввинатом. Появляется еврейский пролетариат, который в силу своего положения оказался объектом воздействия со стороны двух противоположных идеологий: иудаизма, который призывал его к единению с евреем-капита- листом, обещая помощь (и иногда оказывая ее), и социализма — к нему еврея-пролетария побуждало обращаться его действительное социальное положение. Это воздействие так или иначе сказывалось и на участии е#- реев в рабочем движении: они могли быть в нем сознательной или бессознательной агентурой евреев-капита- листов и раввината, но очень часто рабочее движение окончательно отрывало их от иудаизма и направляло по пути единственно возможного решения и так называемого еврейского вопроса, и всех других социальных язв буржуазного общества, то есть по пути революционной борьбы.

Иудаизм как религия стал стремительно терять влияние. В век быстрого развития науки не могла встречать энтузиазма архаическая обрядность. Примитивными стали казаться самим иудеям догмы иудаизма. Капитализм помог вскрыть и их кажущуюся ирреальность. И для еврейской буржуазии возникла потребность в «реформировании» своей обветшалой идеологической системы ради сохранения идей об «особой миссии». Этой цели и должен был послужить возникший в конце XIX

в. сионизм.

Сионизм возник в условиях, когда наряду с ростом конкуренции и зарождением монополий на повестку дня встал вопрос о ликвидации капиталистического строя вообще, как строя, обреченного историей. Приспосабливая иудаизм к потребностям крупной еврейской буржуазии в свете изменившихся условий, сионизм пытался консолидировать и еврейскую буржуазию, и еврейские социальные низы на базе все тех же иллюзорных идей об «особой миссии» и т. д. Сионисты заимствуют из иудейской религии идею «богоизбранности» и формируют концепцию «всемирного еврейского народа», «нации». О принадлежности к «богоизбранному народу» напоминают и тем, кто давно порвал с иудаизмом. Сочиняются фантастические истории от библейских времен до наших дней, которые должны убеждать и в «особой миссии», и в «извечном отчуждении» «сверхнарода» от всего остального человечества.

Об истории появления сионизма и его сущности немало писали, хотя, конечно, вопрос этот далеко еще не исчерпан. На этих страницах отметим лишь одно немаловажное обстоятельство. Сионизм, как уже говорилось, зародился в Западной Европе, где к концу XIX в. ассимиляция зашла настолько далеко, что грозила местами полным уничтожением еврейских общин. Поэтому взоры сионистов вскоре с особой надеждой устремляются к царской России, где еще сохранялись средневековые ограничения для последователей иудаизма и где более прочные позиции имел внутри еврейских общин раввинат. Характерно, что в России на первых порах сионизм действовал открыто (тогда как, например, социал-демократия находилась в глубоком подполье и преследовалась самыми свирепыми методами). Царизм и сионизм были заинтересованы и в сохранении антисемитизма, и в стремлении оторвать еврейские низы от набиравшего силу рабочего движения.

Следует заметить, что в связи с настойчивой кампанией сионистов в пользу существования особой еврейской «нации» или «народа», а также в связи с общей неразработанностью на рубеже XIX—XX вв. теории нации в обиходе очень часто говорили и о «еврейской нации», и о «еврейском вопросе» как части национального вопроса. Но В. И. Ленин неоднократно указывал на неадекватность в данном случае бытовых и научных представлений. В сущности, понятие «еврейской нации» или «народа» могло удерживаться в общественно-политической жизни именно потому, что специальной теоретической разработки их не было и в одни и те же термины подчас вкладывалось разное содержание.

Хотя одной из задач сионизма было именно противодействие развитию социалистического движения, он не упускал возможности завоевать для себя плацдармы и в самом этом движении. В России такой удобной для распространения сионистских идей организацией явился Бунд *. Уже в 1906 г. один из лидеров сионизма В. Жаботинский писал, что «Бунд и сионизм — это не два ростка из одного корня: это большой ствол и один из его побегов... Когда будущий исследователь напишет связную историю сионистского движения, в его труде, быть может, особенное внимание читателя привлечет одна глава... в начале ее читатель встретит повторение мыслей Пинскера, в конце — первую прокламацию «Поалей Цион». В этой главе будет рассказан один из эпизодов сионизма, и она будет озаглавлена «Бунд» » 19.

История Бунда —это наглядная иллюстрация провала попыток совместить социалистические идеи с мелкобуржуазным и религиозным мировоззрением. В реферате, зачитанном в Вильно перед еврейскими рабочими в 1895 г. и позднее изданном в печати, Ю. О. Цедербаум (Мартов), отнюдь не именуясь сионистом, внушал своей аудитории следующие идеи: «...когда русскому пролетариату придется жертвовать некоторыми из своих требований для того, чтобы добиться хоть чего-нибудь, он скорее пожертвует такими требованиями, которые касаются исключительно евреев, например, свободы религии или равноправия евреев» Следовательно, делал вывод Мартов, необходимо создать специально еврейскую рабочую организацию.

Социал-демократы, разумеется, всегда ратовали ва свободу вероисповедания, но боролись они прежде всего не за религиозную свободу, а за свободу от религии. В. И. Ленин решительно отвергал самую форму обращения приверженцев Бунда к русским пролетариям: «Наши товарищи из «христианских рабочих организаций»». Он находил такое обращение «диким». «Мы,— подчеркивал он,— никаких «христианских» рабочих организаций не знаем. Организации, принадлежащие к Российской социал-демократической рабочей партии, никогда не делали различия между своими членами по их религии, никогда не спрашивали об их религии и никогда не будут делать этого...» 20.

Пока речь шла об уравнении в правах иудейской религии и ее приверженцев с господствующей в стране религией, «социалисты»-иудаисты делали вид, что идут вместе с пролетариатом данной страны. Но едва появлялась возможность получить какие-то преимущества для иудаистов, вопреки общим интересам рабочего класса, как те же «социалисты» оказывались в лагере реакции.

Что касается Бунда, то он временами внешне как будто выступал за то же, что и РСДРП. Социал-демократы требовали права наций на самоопределение — и Бунд требовал права евреев на самоопределение. РСДРП требовала равноправия языков — и Бунд добивался такого же права, только для евреев. Разница в постановке вопроса, как видим, существенна. Бундовцев не интересовало положение' широких трудящихся масс, если это нельзя было каким-либо образом использовать в собственных интересах. Они говорили (и подчас справедливо) о тех или иных трудностях, испытываемых евреями. Но для них были безразличны страдания многих миллионов обездоленных, находившихся в еще более тяжелом положении.

Специфическое содержание идеологии Бунда особенно ярко сказалось в требовании ими субботнего отдыха для евреев и даже особых больниц, где обстановка должна способствовать выздоровлению правоверного иудея 21. XX

в. особенно обнажил несовместимость религиозного подхода с принципами научного социализма. Сионисты и их открытые или замаскированные сторонники немало труда положили для прикрытия религиозных традиций и претензий «национальными». Они взяли на вооружение тезис Р. Шпрингера 22 о том, что нация — это «союз одинаково мыслящих и одинаково говорящих личностей»23. Поскольку «одинаково мыслить и говорить» евреи могли, только будучи привязанными к иудейской религии, слова «нация» и «национальность» являлись в данном случае прикрытием именно религиозной традиции.

Манипуляции сионистов и бундовцев открыто буржуазного направления с понятием «нация» сбивали с толку многих марксистов, не занимавшихся специально национальным вопросом и иудаизмом. Поэтому исключительное значение имела критика В. И. Лениным этого сионистского тезиса. Апелляция «к идее еврейской нации», подчеркивал В. И. 'Ленин в статье «Положение Бунда в партии», имеет «несомненно принципиальный характер». «К сожалению только,— сразу определяет свою позицию В. И. Ленин,— эта сионистская идея — совершенно ложная и реакционная по своей сущности» 24. В подтверждение своих слов он воспроизводит резкую отповедь французского радикала Альфреда На- кэ в адрес сионистов: «Если Бернару Лязару... угодно считать себя гражданином особого народа, это его дело; но я заявляю, что, хотя я и родился евреем... я не признаю еврейской национальности... у меня нет другой национальности, кроме французской... Представляют ли из себя евреи особый народ? Хотя в очень давнем прошлом они несомненно были народом, тем не менее я отвечаю на этот вопрос категорическим нет». «Евреи немецкие и французские,— пояснял Альфред Накэ,— совсем не похожи на евреев польских и русских. Характерные черты евреев не имеют ничего такого, что носило бы на себе отпечаток... национальности... Современный еврей есть продукт противоестественного подбора, которому его предки подвергались в течение почти 18 столетий». Приведя эту цитату и солидаризируясь с ней, В. И. Ленин иронизирует, что «бундовцам остается разве только разработать идею особой национальности русских евреев, языком которой является жаргон, а территорией — черта оседлости» К

Указав на то, что наука рубежа XIX и XX вв. отвергает «не только национальные, но даже и расовые особенности еврейства» 25, В. И. Ленин обращает внимание и на другую сторону вопроса: «Совершенно несостоятельная в научном отношении идея об особом еврейском народе,— писал он,— реакционна по своему политическому значению. Неопровержимым практическим доказательством этого являются общеизвестные факты недавней истории и современной политической действительности». В. И. Ленин в данном случае касается все той же проблемы «эмансипации еврейства», которая -в свое время занимала Б. Бауэра и которая в позднейший период дала определенные результаты. «Во всей Европе,— отмечает В. И. Ленин,— паденье средневековья и развитие политической свободы шло рука об руку с политической эмансипацией евреев, переходом их от жаргона к языку того народа, среди которого они живут, и вообще несомненным прогрессом их ассимиляции с окружающим населением». «Еврейский вопрос,— подчеркивает он,— стоит именно так: ассимиляция или обособленность? — и идея еврейской «национальности» носит явно реакционный характер не только у последовательных сторонников ее (сионистов), но и у тех, кто пытается совместить ее с идеями социал-демократии (бундовцы). Идея еврейской национальности противоречит интересам еврейского пролетариата, создавая в нем прямо и косвенно настроение, враждебное ассимиляции, настроение «гетто»»26. «Враждебность к инородным слоям населения может быть устранена,— говорит В. И. Ленин, приводя известное замечание Каутского,— «только тем, что инородные слои населения перестанут быть чужими, сольются с общей массой населения. Это единственно возможное разрешение еврейского вопроса, и мы должны поддерживать все то, что способствует устранению еврейской обособленности»». «И вот,— отмечает далее В. И. Ленин,— этому единственно возможному решению противодействует Бунд, не устраняя, а усиливая и узаконяй еврейскую обособленность распространением идеи еврейской «нации»...». «Это,—суммирует В. И. Ленин изложенное,— основная ошибка «бундизма»...» 27.

«Слияние с общей массой населения» для западноевропейских стран и России было возможно лишь на пути преодоления религиозных предрассудков или же прямого разрыва с иудаизмом. Игнорируя это, сионисты и бундовцы поднимали крик об «ассимиляторстве», которое якобы им навязывали социал-демократы и которое в их представлениях чуть ли не отождествлялось с физическим истреблением еврейского населения. «...Тот якобы марксист,— возражал В. И. Ленин бундовцам,— который на чем свет стоит ругает марксиста иной нации за «ассимиляторство», на деле представляет из себя просто националистического мещанина» 28. «Кто не погряз в националистических предрассудках,— подчеркивал Ленин,— тот не может не видеть в этом процессе ассимиляции наций капитализмом величайшего исторического прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов — особенно в отсталых странах вроде России»29. В. И. Ленин требовал только безусловной добровольности при ликвидации всех и всяких полуфеодальных пережитков и ограничений.

Большевики неоднократно ^предпринимали попытки воздействовать на Бунд самим опытом совместной революционной борьбы. Однако с течением времени окончательно выявилась неспособность Бунда встать на позиции действительных интересов рабочего класса. Внутри РСДРП бундовцы постоянно поддерживали «экономистов», меньшевиков, ликвидаторов, вели борьбу против большевиков, Ленина. В 1917 г. они- встали на сторону врагов Октябрьской революции, а позже бундовские руководители открыто сомкнулись с силами контрреволюции. Вместе с тем в обстановке гражданской войны и иностранной военной интервенции среди рядовых членов Бунда наметился перелом в пользу сотрудничества с Советской властью. Многие из них порвали с мелкобуржуазной идеологией, сионизмом и иудаизмом и перешли на пролетарские позиции.

В Советской стране были созданы все условия для постепенного изживания националистического и религиозного мировоззрения. При этом была проделана огромная воспитательная и идейно-политическая работа, фундаментальной основой которой стали произведения основоположников марксизма-ленинизма. Именно они содержат необходимые теоретико-методологические посылки для понимания реакционного существа сионизма и иудаизма.