[...] Когда явилось учение Дарвина, говорившее о борьбе за существование в царстве животных, то совершилось весьма благоприятное для развития человечества обстоятельство. Так как учение это воспламеняло умы стремящихся вперед людей, то все желающее задерживать движение человечества стало на него нападать, объявлять его безнравственным и т.
д. Это лишило противников со- циальнрго прогресса случая воспользоваться тем аргументом, который возможно было из него извлечь для оправдания господства силы и создать теорию общественной жизни вроде той, какая несколько десятков лет тому назад создана была швейцарцем Галлером 5. Впрочем, тот, кто будет предаваться мечтам оптимизма по случаю этой счастливой случайности, выпавшей на долю человечества, жестоко ошибется. Учение Галлера забыто, но симпатии его остались. Из учения Дарвина уже делаются применения совершенно в этом духе, и не подлежит сомнению, что подобные воззрения принесут человечеству столько же вреда и набросают на путь цивилизации столько же баррикад, сколько создали для нее ошибки учения Мальтуса и Смита с их последователями. Если Мальтус и Смит наперекор ложности и зловредности данного ими направления были признаны великими учеными вследствие давно укоренившегося, в обществе обожания богатства, то учитель, умеющий также верно угадать тайные желания образованного общества, которых скрытый источник заключается в обожании силы, безо всякого сомнения приобрел бы еще большую славу, чем Смит и Мальтус; обожание силы гораздо более укоренилось в человечестве, чем обожание богатства. Бороться в этом случае против отдельных порождаемых этими чувствами идей, даже против обширных и пользующихся громкой известностью систем совершенно бесполезно, потому что настолько, насколько вы уничтожите старых, настолько явится новых, и все сделанные усилия окажутся бесплодными. Самым лучшим примером тут может послужить борьба социалистов с экономистами 6. Социалисты не только не уничтожили экономистов, но они показали, что им самим присущи те же самые чувства, из которых вытекли ошибки учения Смита и Мальтуса, и чувства эти имели такое сильное влияние на их образ мыслей, что некоторые из них не только изменяли себе, но очень часто были похожи на роялистов, которые ведут оппозицию против короля, и на красных республиканцев, которые убеждены в необходимости диктатуры, их чувства были в разладе с выражаемым ими направлением идей и парализовали друг друга. Такая борьба против проявлений, помимо источника, из которого они выходят, в особенности если она переходит на поле практической деятельности, крайне утомительна для борцов; чем более они борются, тем более они видят перед собою препятствия: это лишает их мужества и сочувствия в обществе. Если бы борьба между рабочими и имущественными классами давала осязательные практические результаты, то все усилия имущих классов не могли бы помешать тому, чтобы симпатии общества сосредоточились на деле рабочих точно так же, как привилегированные классы не могли противостоять идеям XVIII века; но, к несчастью, общество видит борьбу, тяжелую и истощающую силу рабочих, а результаты таковы, что они совершенно неспособны одушевить его симпатии. Защитники масс разбивают одно рутинное воззрение за другим, создают одну идею за другой, но разбиваемые идеи держатся упрямо даже на совершенно расшатанном основании. По большей части им достаточно принять на себя какую-либо лживую личину великого принципа жизни, чтобы преспокойно процветать под надетой маской.
Под личиной собственности скрываются до сих пор не только капиталисты и крупные поземельные собственники, но даже рабовладельцы, обладатели наследственных должностей, высасывающее народ духовенство и всякого рода монополисты. Совершенно разбитая и уничтоженная идея заменяется новой, и защитники масс встречаются с новым препятствием, не сделав видного для общества шага вперед. Безнадежное состояние, в котором находятся борцы передовых идей, кидает их на самый жалкий из всех путей — на путь прожектерства и принципов, защищаемых во что бы то ни стало. Составлять проекты — вовсе не дело ученого и человека идеи; проект у места только тогда, когда идеи и чувства уже созданы и окрепли в обществе; он должен быть составлен не теми, кто создает идеи, а людьми практическими, имеющими своим назначением согласовать формы, среди которых живет общество, с его идеями и чувствами. За формой должна быть прочная сила, иначе она никуда не годится. Существование этой силы мы узнаем потому, что общество стремится к форме, одолевая все препятствия, и тогда, когда форма является перед ним во всей своей наготе, без всяких прикрас. Между тем научные прожектеры XIX столетия, подобно прежним мечтателям или жалким политическим интриганам, должны были приписывать изобретенным ими формам, для того чтобы сделать их пленительными, такие свойства, которые не только эти формы, но никакие формы иметь не могут, например, свойство создавать богатую и роскошную жизнь и безоблачное счастье для всех людей. [...] После этого не мудрено прийти к убеждению, что единственный правильный прием заключается в борьбе против самого источника вместо борьбы против проявлений, которые из него вытекают. Кому удастся ослабить те чувства, из которых вытекают все ложные современные социальные и политические воззрения, т. е. обожание богатства и силы, тот сделает для успеха в социальном и политическом отношении гораздо более, чем все борцы против проявлений. Борцы эти нередко не только вполне разделяют чувства, из которых эти проявления вытекают, но своей проповедью и своим. образом действий помогают им укорениться еще глубже в душе человеческой. Проповедуя против высших сословий, утопающих среди роскоши и искусственных потребностей, они сами пленяются и этой роскошью и этими искусственными потребностями и делают из них для народа идеал счастья. Идеал такой для него недостижим, и из него выходит только то, что руководители народа, которых он выдвинул тяжелой борьбой и поддержал тяжелыми усилиями, тотчас усваивают приемы свергнутых ими предшественников. [...] [...] Пока сильные будут стремиться подчинять себе каким бы то ни было путем слабых, до тех пор они будут стараться ослаблять и водить по ложным путям, а не развивать этих слабых. В обществе будет идти совершенно законная борьба из-за самостоятельности, мало этого, слабые будут увлекаться чувствами сильных и ставить что девять десятых земной суши нуждаются в заселении, и которые все-таки утверждают, что людям для того, чтобы жить, нужно бороться между собою за существование, а не помогать друг другу? Пусть их самолюбие восстает против этого сколько им угодно, а я все-таки им скажу, что их цивилизация не сознательная,— варварская!