Критические замечания: Фрейд о подтекстах языка Проиллюстрируем некоторые идеи

и понятия, анализируемые в настоящей главе, обратившись к интерпретации обмолвок, допускаемых в разговорной речи. То, что Фрейд именует «парафазиями »{ошибочными действиями), имеет отношение не только к оговоркам (когда, желая что-либо
сказать, кто-то вместо одного слова употребляет дургое), но и к опискам (когда то же самое происходит при письме), очиткам (когда читают не то, что напечатано или написано), ослышкам (когда человек слышит не то, что ему говорят), а также ко временному забыванию имен и других предметов. Фрейд полагает, что все эти случаи подходят друг другу благодаря внутреннему сходству, выражаемому частицей Ver- (Versprechen — оговорка, Verlesen — очитка, Ver- boren — ослышка, Vergessen — забывание). Все парафазии подразумевают ошибки, однако, почти все они весьма несущественны, в большинстве своем скоропреходящи и не играют важной роли в жизни людей, допустивших их. Фрейд пишет: «Только изредка какая-нибудь из них, например зате- ривание предметов, приобретает известную практическую значимость. Именно поэтому на них не обращают особого внимания, вызывают они лишь слабые эмоции и т. д. »[†††] [77]. В действительности, Фрейд стремился показать, что незначительные сбои такого рода являются ключом к разгадке базисных характеристик психодинамики личности.
Не обсуждая в деталях вопрос о том, относятся ли парафазии к единому классу ошибок или нет, сконцентрируемся на обмолвках. Используя классификацию, предложенную филологом Мерингером (Meringer) и психиатром Майером (Mayer) (с прочими убеждениями которых он не соглашался), Фрейд ссылается на следующие типы вербальных ошибок или оговорок: перемещения («Die Venus von Milo » вместо «Die Venus von Milo »(перемещение в последовательности слов— «Милос из Венеры» вместо «Венеры из Милоса »)); предвосхищения или антиципации («Es war mir auf der Schwest... aufder Brust so schwer » — «Мне было на душе (дословно: в груди) так тяжело », но вначале вместо слова «Brust» — грудь — была сделана оговорка — несуществующее слово «Schwest», в которой отразилось предвосхищаемое слово «schwer» — тяжело); отзвуки или постпозиции («Ich fordere Sie auf, auf das Wohl unseres Chefs aufeutossen» — «Предлагаю Вам выпить (дословно: чокнуться) за здоровье нашего шефа»; но вместо anstossen — чокнуться — сказано: aufetossen — отрыгнуть); контаминации
(выражение «ег setzt sich auf den Hinterkopf» как комбинация выражений «ег setztsicheinenKopfauf» — «он настаивает на своем» и «ег stellt sich auf die Hinterbeine» — «он встал на дыбы (воспротивился чему-то)»); замещения или субституции («Ich gebe die Praparate in den Briefkasten anstatt Briitkasten» — «Я ставлю препараты в почтовый ящик» вместо «Я ставлю препараты в термостат») [78].
Мерингер пытался объяснить подобные обмолвки с точки зрения фаз нейтрального возбуждения. Когда говорящий иннервирует первое слово фразы, в дело вступает процесс возбуждения, связанный с предвосхищением формы высказывания. Иногда этот процесс приводит к нарушению более поздних звуков высказывания. Возбуждение более интенсивного психически звука может воздействовать на другие, более слабые, звуки или слова. Таким образом, проблема обнаружения первопричины обмолвок сводится лишь к тому, чтобы установить какие именно звуки являются в том или ином слове более интенсивными. Мерингер полагает, что для того, чтобы установить, какой из звуков, составляющих слово, обладает наибольшей интенсивностью, достаточно наблюдать свои собственные переживания при отыскивании какого-либо забытого слова, например, имени. То, что воскресает в памяти прежде всего, обладало наибольшей интенсивностью до утраты. Как правило, высокой интенсивностью отличаются начальный звук слова или те гласные, на которых находится ударение. Фрейд уделяет этому мало внимания. В ситуации забывания слов начальный звук или выделенная гласная вспоминаются первыми весьма редко. Временами говорящие могут полагать, что так оно и происходит, однако, на самом деле они обычно заблуждаются; Фрейд утверждает, что в подавляющем большинстве случаев начальный звук, произносимый говорящим при попытке активизации памяти, является ошибочным.
Для иллюстрации последнего феномена обратимся к знаменитому примеру Фрейда, описывающего собственные огрехи памяти, когда им было забыто имя художника Синьорелли (Signorelli). Рассказывая об известных фресках «Четыре последние вещи » — Смерть, Страшный суд, Ад и Рай, написанных в соборе итальянского городка Орвието, Фрейд обнаружил, что не может воскресить в памяти имя художника. Вместо искомого имени — Синьорелли — ему
упорно приходили в голову два других — Ботичелли и Больтраффио. Когда другой человек напомнил ему настоящее имя, он признал его без каких-либо колебаний. Причину того, почему имя Синьорелли ускользнуло из памяти, не следует искать ни в особенностях этого имени, ни в психологическом характере тех обстоятельств, в которых Фрейд пытался вспомнить его. Само по себе имя это было известно Фрейду не хуже, чем одно из подставных имен (Ботичелли) и несравненно лучше, нежели второе — Больтраффио. Все случилось тогда, когда Фрейд ехал лошадьми с одним чужим для него господином из Рагузы (в Далмации) в Герцеговину.
Фрейд предложил следующую версию произошедшего. Объяснить исчезновение из памяти имени удалось лишь после того, как была восстановлена тема, непосредственно предшествовавшая данному разговору. Непосредственно перед тем, как упомянуть Орвието, Фрейд и его попутчик беседовали о нравах и обычаях турок, живущих в Боснии и Герцеговине. Фрейд рассказал своему компаньону о том, с каким фатализмом и покорностью турки относятся к болезни и смерти. Когда доктор сообщает им, что больной безнадежен, они отвечают: «Господин [Herr], о чем тут говорить? Я знаю, если бы его можно было спасти, ты бы спас его»[‡‡‡] [79]. Слова «Босния», «Герцеговина» и «Негг » поддаются включению в ассоциативную цепь, связывающую между собой имена Signorelli (Signor — господин), Ботичелли и Больтраффио. Фрейд хотел было рассказать своему собеседнику еще один случай, тесно связанный в его памяти с первым. Боснийские турки ценят выше всего на свете половое наслаждение и в случаях заболеваний, делающих его невозможным, впадают в отчаяние, резко контрастирующее с их фаталистическим равнодушием к смерти. Так, один из них сказал: «Ты знаешь, господин [Herr], если лишиться этого, то жизнь теряет всякую цену». Фрейд воздержался от сообщения об этой характерной черте, не желая касаться в разговоре с чужим человеком несколько щекотливой темы. Таким образом, он отклонил свое внимание и от дальнейшего развития тех
мыслей, которые готовы были у него возникнуть в связи с темой «смерть и пол ». Незадолго до этого, находясь в Trafoi (небольшой деревушке близ Тироля), Фрейд получил печальное сообщение: один из его пациентов, на лечение которого он потратил много труда, покончил с собой вследствие «неисцелимой половой болезни» [80]. Совпадение слов «Trafoi» и «Boltraffio» заставляет предположить, что в этот момент, несмотря на то что Фрейд намеренно направил свое внимание в другую сторону, данное воспоминание все же оказало свое действие.
Установив сходство, Фрейд полагает более невозможным рассматривать исчезновение из памяти имени Синьорелли, как простую случайность, и признает здесь наличие известного (неосознанного) мотива. То, что он сознательно предпочел позабыть и не упоминать в разговоре, привело к вытеснению из его памяти другого элемента — имени художника.
Связь, установленная здесь [81], указывает на то, что имя Синьорелли разложилось на две части. Последние два слога (elli) воспроизведены в одном из подставных имен без изменений (Boticelli); первые же два подверглись переводу с итальянского языка на немецкий («Signor » — «Herr »). Помимо этого имело место замещение слов Гс^цеговина и Босния — двух географических названий, часто употребляющихся вместе. Весь процесс, результатом которого стало забывание, разворачивался и протекал всецело вне сознания. Вытесненная тема и факторы, «напомнившие» заместительные имена, не имели между собой никаких очевидных связей. Отчасти очевидные сходства являются следствием наличия в словах общих звуков, однако, систематическое объяснение произошедшего возможно лишь в том случае, если мы воспринимаем забывание как результат психологического подавления — вытеснения. Конечно, не все случаи забывания имен относятся к этому разряду: «Наряду с обыкновенным забыванием собственных имен, встречаются и случаи забывания мотивированного, причем мотивом служит вытеснение »[§§§] [82].

Пациентка говорит: «Я складываюсь, как Tassenmescher (несуществующее слово) — я имею в виду Taschenmesser (перочинный ножик) gt;gt;. Фрейд признает, что звуки могут быть перепутаны вследствие трудности произношения, однако, он обращает внимание пациентки на ошибку и связывает последнюю с темой, вызывающей у женщины подсознательную тревогу. Другая пациентка, отвечая на вопрос о том, как чувствует себя ее дядя, сказала: «Даже не знаю. Теперь я вижу его только in flagrante (поимка с поличным, на месте преступления)». Оборот, который она собиралась использовать, звучал как еп passant (мимоходом). Допущенная оговорка имела отношение к эпизоду из прошлого этой женщины. Молодой человек заговаривает с дамой на улице, обращаясь к ней со следующими словами: «Если Вы разрешите, барышня, я Вас провожу», но в слово «beglei- ten» — проводить вставлены еще три буквы «dig». Таким образом, в слове begleit-digen кроется, кроме слова begleiten (проводить), очевидно, еще слово beleidigen (оскорбить). Молодой человек хочет проводить (begleiten) даму, однако, боится, что его предложение оскорбит (beleidigen) ее. Как и в случае с забыванием имени Синьорелли, скрытое намерение — не вполне невинное предложение молодого человека — приводит к бессознательно мотивированной оговорке. Председатель собрания, на котором обсуждаются спорные вопросы, говорит: «Теперь мы поспорим (streiten) — вместо перейдем (schreiten) — к вопросу четыре повестки дня ». Истинная точка зрения оратора, которую он всячески пытался подавить, проявилась в речевой ошибке. Кого-то спрашивают: «В каком полку Ваш сын? » В ответ звучит: «В 42-м полку Убийц» (по-немецки Mdrder, вместо Morser (минометный)). Г ость, присутствующий на светском мероприятии, высказывает мнение: «Да, чтобы доставлять мужчинам удовольствие, женщина должна быть привлекательной. Мужчина гораздо состоятельнее; «as long as he has his five straight limbs »(курсив мой. — Пер.), он ни в чем не нуждается!» Это высказывание — один из многочисленных примеров того, что Мерингер и Майер называют контаминациями, а

Фрейд рассматривает как проявления психологического процесса «уплотнения». Оно (высказывание) представляет собой «сращивание » двух сходных по смыслу идиоматических выражений: «as long as he has his four straight limbs » и «as long as he has his five wits about him »(в переводе на русский — «быть на чеку, понимать что к чему»). Фрейд полагает, что многие обмолвки могут быть приняты за шутку. Разница заключается в том, сознательно или бессознательно ошибся говорящий.
(7) Вторичный анализ примеров, упоминаемых Мерингером и Майером: «Es war mir auf der Schwest... auf der Brust so schwer ». Этот случай невозможно объяснить антиципацией звуков. Возможно, эту оговорку следует толковать в терминах подсознательной ассоциации между словами «Schwester» (сестра), «Bruder» (брат) и «Brust der Schwester» (грудь сестры).
Подводя итог, Фрейд заключает: «Каждая обмолвка имеет свое основание »[83]. Это касается и других (помимо обмолвок) видов расстройства речи, таких как бормотание и заикание от смущения. Все они — симптомы внутреннего конфликта, проявляющегося в искажениях общего ритма речи и произношения. Фрейд заявляет, что расстройства речи не появляются во всех тех ситуациях, когда человек «всецело присутствует» — при тщательно подготовленном выступлении или серьезном объяснении в любви.
Се qu’on consoit bien S’enonce clairement Et les mots pour le dire Arrivent aisement [84][****].

Действительно ли подсознательная мотивация имеет место во всех случаях оговорок? Фрейд склонен считать, что это так, и именно потому, что «когда разбираешь каждый случай оговорки, такое объяснение находится »[85].
Сравним рассуждения Фрейда об оговорках (обмолвках) с работами Гофмана, посвященными «ляпсусам » в речи дикторов радио и телевидения [86]; данное сравнение может показаться бесперспективным, хотя на самом деле оно весьма интересно с точки зрения теории структурации. Взгляды Гофмана существенно отличаются от идей, которых придерживается Фрейд, и посему мы не станем углубляться в анализ его аргументации, а применим некоторые из полученных им выводов для оценки фрейдовской концепции расстройств речи. Речь дикторов радио и телевидения коренным образом отличается от обычных разговоров, но именно поэтому позволяет проникнуть в самую суть их обстоятельств и деталей. Дикторы не являются авторами озвучиваемых текстов. Их речь представляет собой элемент предварительно запланированной последовательности действий, от которой они не могут уклониться ни в чем, за исключением крайне незначительных деталей. В то же время предполагается, что речь дикторов должна создавать впечатление «натуральной беседы» и поддерживать ощущение спонтанности происходящего. Соответствовать столь противоречивым требованиям достаточно сложно, поскольку дикторы должны произносить тексты свободным от ошибок образом. Таким образом, задачей ведущего теле- или радиопрограммы является «ведение внешне точной и безошибочной натуральной беседы» [87].
Тем не менее, дикторы, конечно же, допускают оговорки. Среди примеров подобных ляпсусов, приведенных Гофманом, несложно найти ошибки, упоминаемые Мерингером и Майером: «В заключение телепередачи «Церковь в эфире» позвольте напомнить нашим слушателям, что время калечит все раны» (метатезы или спунеризм). «Вы слушаете «mucous »(в переводе с английского «слизистый, покрытый слизью») Клайда Лукаса (Clyde Lucas)»(предвосхищение). «А теперь в игру за красных вступает номер сорок четвертый — Фрэнк Фуллер (Frank Fuller) — «futility (дословно «тщетность, пустота») infielder» (постпозиция).
«В эфире радиостанция Канадской Широковещательной Кастрации» (контаминация). «До нас дошел слух, что сегодня утром в театре Рокси взорвался самодельный «blonde» (блондин) — вместо «bomb» (бомба)» (субституция).
Многочисленные примеры сходны с теми, что были названы Фрейдом. Так: «Viceroys — и хорошее удушье (choke) Вам обеспечено». «Взбейте яичный желток, добавьте молока, постепенно смешивайте с сахарной пудрой. Пока Вы это делаете, следите за тем, как смесь гнуснеет ». «А теперь, дорогие друзья, позвольте представить Вам особого гостя нашей телевизионной программы, которого все мы так долго ждали — всемирно известный литератор, лектор и путешественник, человек, ведущий светский образ жизни. Мистер, мистер, мистер... О, черт возьми, как же его зовут? » «Друзья, непременно посетите ресторан Фрэнки, специализирующийся на слоновьей пище и обедах» («restaurant for elephant food and dining »).
Большинство упомянутых нами оговорок носит юмористический характер [88] и надлежащим образом подкрепляет предположение Фрейда о том, что шутки и обмолвки отчасти сходны. Хотя это и невозможно продемонстрировать напрямую, подобные примеры фактически соответствуют фрейдовской трактовке вербальных парафазий. Неправильно высказанные или замещенные слова не являются простой альтернативой тем, что должны были быть произнесены. Они сбивают с толку и приводят в замешательство, затрудняя восприятие идей, которые диктор должен «донести » до аудитории; некоторые из них имеют «единственно действительно верное » значение, на что указывает Фрейд; другие имеют самоочевидный сексуальный характер. Рассмотрим два других вида обмолвок, встречающихся в речи дикторов радио: «Как только дамы снимут свои одежды, о них немедленно позаботятся ». «Испытайте удобство наших кроватей. Я лично стою за каждой кроватью, которую мы продаем».
И Устроение общества
«Пропавшие вещи и машины были внесены в список украденного Департаментом полиции Лос-Анджелеса ». «А здесь, в Голливуде, поговаривают, что бывшая старлетка ожидает через месяц своего пятого ребенка» («.. .the former movie starlet is expecting her fifth child...»). «Turns даст Вам мгновенное облегчение — никаких проблем с желудком или недомоганий в течение всей ночи... Примите Turns и отправляйтесь спать с широкой... (переворачивает страницу) улыбкой ». «А сейчас, леди и джентльмены, настало время познакомить Вас с нашим особенным гостем — выдающимся лектором и общественным деятелем, миссис Элмой Додж... [включение супермена], которая способна преодолеть расстояние между двумя зданиями одним прыжком ». Локальная телевизионная станция транслирует матч по боксу, проходящий в «Мэдисон Сквэр Гарден»; внезапно репортаж прерывается сообщением о смерти местного политического деятеля. После восстановления трансляции диктор заявляет: «Да, удар был не очень!»
В данных случаях речь идет не об обмолвках или оговорках, здесь мы сталкиваемся с парафазиями. Смысл того, что говорящий намеревался донести до своих слушателей, искажается. Вторая группа примеров интересна постольку, поскольку, не знай мы истинных обстоятельств происходящего, может показаться, что содержащиеся в них типические высказывания имеют «единственно действительно верное » значение. Они не имеют очевидных мотивов, за исключением тех случаев, когда продюсеры и режиссеры- постановщики, ответственные за монтаж программ, почему-то (преднамеренно или нет) организовали цикл таким образом, что это привело к известным последствиям. Первая категория оговорок поддается объяснению с трудом. Возможно, эти обмолвки представляют собой бессознательно мотивированные двусмысленности. Однако подобное кажется нам маловероятным. Скорее всего, двусмысленный характер сказанного остается незамеченным как ораторами, так и слушателями, если все происходит в рамках обычных повседневных бесед. Интересно не только то, что неоднозначность такого рода высказываний не становится не

медленно очевидной, но и то, что в обыденных разговорах появлению значений, отличных от подразумевавшихся говорящими, препятствуют, как правило, контекстуальные особенности речевого общения. Ораторы могут адресовать свои высказывания конкретным людям, с которыми они пересекаются, подбирая слова и фразы таким образом, что это исключает возможные разночтения. Дикторы радио и телевидения не имеют такой возможности, поскольку обращаются к абстрактной аудитории, состоящей из несоприсутствующих с ними людей.
Следовательно, рассматривать речевое общение посредством радио или телевидения как типичный пример общения вообще, безусловно, некорректно. Можно выделить две основные причины, по которым обмолвки, допущенные ведущими радиопрограмм, бросаются в глаза сильнее, чем те, что встречаются в повседневных беседах. Во-первых, мы имеем дело с общением физически удаленных друг от друга людей. В данной ситуации сказанное, освобожденное от любых оттенков или намеков, «говорит само за себя » гораздо больше, нежели тогда, когда оно «вкраплено» в ткань повседневной деятельности. То же самое можно утверждать относительно многочисленных примеров расстройств речи, упомянутых Фрейдом и собранных им в результате терапевтической практики. Как и радиовещание, социальное взаимодействие врача и пациента вряд ли является примером обыденной беседы. Слова пациента рассматриваются как нечто, имеющее особую значимость и требующее тщательного анализа. Во-вторых, дикторы считаются специалистами, продуцирующими безупречную речь, что опосредуется самим характером их профессии. Основная задача исполнителя — плавное и понятное оглашение текста. Понимание случайного и непредвиденного характера заурядных обыденных разговоров приходит лишь тогда, когда мы начинаем понимать, насколько специфической и необычной является относительно безукоризненная речь дикторов радио и телевидения. Как правило, и «непрофессиональные » ораторы, и специалисты в области лингвистики склонны считать обыденную речь гораздо более «совершенной » и «упорядоченной », чем она есть на самом деле.

Подводя итоги недавно проведенного эмпирического исследования речевого общения, Бумер (Boomer) и Лавер (Laver) отмечают:

Следует признать, что «нормальная » речь не равнозначна речи «совершенной». Нормы непринужденной, спонтанной речевой деятельности носят демонстративно несовершенный характер. Разговоры отличаются частыми паузами, непроизвольными задержками речи, колебаниями, неудачными началами, неверно произнесенными звуками, внесением поправок... В обычных условиях мы просто не замечаем ни свои собственные оговорки, ни обмолвки, допущенные другими людьми. В потоке речи такого рода ошибки возможно вычленить, применив специальную — «корректирующую» — технику слушания [89].
В большинстве случаев отличить оговорки от фрагментированного (буквально «разбитого на куски») стиля практически всех разговоров, имеющих место в повседневной жизни достаточно сложно. Г офман полагает, что для того чтобы проверить, является ли конкретное высказывание оговоркой или «ошибкой », необходимо знать, что при повторном обращении произнесший его человек внесет в него изменения (кроме того, к разряду ошибочных, несомненно, относятся и те изречения, которые были фактически усовершенствованы или «исправлены »). Установить факт оговорки, опираясь на идеализированную манеру произнесения звуков или модель речевого общения, невозможно. Для того чтобы понять специфику повседневных разговоров, мы должны обратиться к другим типам возможных ошибок. Какие выводы отсюда следуют?
Во-первых, что касается оговорок, то здесь можно привести доводы в пользу того, что Мерингер и Майер были не так далеки от истины, как это утверждал Фрейд. Фромкин (Fromkin) продемонстрировала, что неправильное произношение слов обнаруживает свойства и особенности, сходные с теми, что характерны для «надлежащего » процесса их генерирования [90]. Это не говорит о том, что подобные ошибки не являются следствием бессознательных побуждений, однако, позволяет предположить, что рефлексивный мониторинг речеобразования, необходимый для объяснения речевых расстройств, имеет, как правило, «непрерывный» характер. Явления предвосхищений или постпозиций также, по-видимому, связаны напрямую с рефлексивным мониторингом речевой деятельности. Слова должны быть перемещены из мозга и преобразованы в речь, оформившись в
синтагматически упорядоченные группы, в противном случае расстройства речи будут невозможны.
Второй крупный вид погрешностей имеет отношение не к самому процессу речеобразования как таковому, а к очередности. Говорящий может начать свою речь, не дождавшись завершения предыдущего высказывания, частично «перекрывая » или напрямую перебивая другого оратора; два человека могут начать говорить одновременно; любой из них может прервать повествование, став виновником ненужной паузы, нарушающей течение беседы. Как и в случае собственно речевых ошибок, большинство такого рода «накладок» проходит полностью незамеченным участниками обыденной процедуры общения. Они «фиксируются » только тогда, когда, например, речь была записана, и ее особенности становятся предметом детального анализа. И в этом случае повседневная речь отличается от речи дикторов электронных средств массовой информации, где любые накладки, двусмысленности и т. п. производят заметный эффект. Зачастую в диалогах происходит наложение фраз, когда один из участников начинает говорить, не дождавшись, пока другие замолчат. Однако люди, участвующие в беседе, не обращают на это внимания, поэтому их высказывания воспринимаются как отдельные и обособленные речевые элементы.
В-третьих, ошибочное речевое общение, признанное таковым, подразумевает, как правило, методики устранения «неисправностей», инициируемые самим говорящим или слушателями. Внесение поправок последними происходит сравнительно редко; отчасти это можно объяснить тем, что многие дефекты или изъяны, представляющие собой фонологические или синтаксические ошибки, не воспринимаются как таковые, когда оцениваются относительно идеализированной грамматической модели; отчасти же это происходит потому, что слушатели проявляют такт в отношении того, что может быть расценено как некомпетентность говорящих. Устранение дефектов самими ораторами практически всегда ограничивается проблемами очередности, оставляя за скобками собственно речевые расстройства.
Результаты наблюдений дают нам представление о том, что есть повседневная речевая деятельность, и подтверждают тот факт, что вербальные парафазии невозможно объяс
нить с точки зрения идеализированной концептуальной модели «правильной» речи. Используемая дикторами манера говорить отличается от повседневного языка постольку, поскольку она практически соответствует этой модели. Фактически речь и деятельность дикторов, исполняющих свои обязанности, позволяет нам увидеть, какой была бы социальная жизнь людей, походи она на представления сторонников объективизма. Большинство того, что произносится, программируется до того, как становится объектом передачи или демонстрации, и может лишь незначительно модифицироваться деятелем, строго придерживающимся определенного сценария поведения. Таким образом, актор выступает здесь единственно как «носитель» предустановленных об- разцрв социальной организации — или, по выражению Гофмана, как «аниматор», «музыкальная шкатулка, из которой исходят высказывания» [91]. Подавляющее большинство ситуаций речевого общения (и взаимодействия) совершенно не подходят под это описание. «Свободный » или небрежный характер повседневной речи, или того, что представляется таковым по сравнению с идеализированной моделью, в действительности является ее родовым свойством, обнаруживающим себя в социальной практике. Иными словами, поражает не отсутствие (или недостаток) в высказываниях формального «лоска », но тот факт, что речевое общение и (неизменно условный) процесс воспроизводства социальной жизни обладают какой бы то ни было соразмерностью или симметрией формы. В процессе повседневного взаимодействия нормативные элементы, вовлеченные в речевое общение во имя «грамотного речеобразования», почти никогда не являются основным побудительным стимулом участников. Скорее, речь насыщена практическими потребностями рутины социальной жизни.
Признать это — значит переосмыслить взгляды Фрейда. С точки зрения последнего, любое расстройство речи носит мотивированный характер и в принципе может быть объяснено при условии наличия достаточной информации о психологическом портрете конкретного индивида. Здесь отчетливо прослеживается представление об упорядоченной речи, причиной нарушения которой являются обмолвки и оговорки. Позиция, которую отстаиваем мы, в сущности прямо противоположна. «Хорошо организованная или

упорядоченная » речь, по крайней мере в условиях повседневного общения, зависит от общей мотивационной включенности говорящих в процесс осуществления ими практической деятельности. «Правильная речь », как и многие дру-
гие элементы подобной деятельности, не мотивирована
напрямую в большинстве случаев; исключение здесь состав-
ляет речь дикторов. Заметим в скобках, что иногда расстрой-
ства речи также могут носить мотивированный характер.
Так, в обстановке траура понесший утрату человек, сохра-
няющий обычную манеру поведения и речи, может быть
заподозрен в черствости и бездушии. Там, где проявление
эмоций считается правомерным и социально одобренным,
расстройства речи или деформации манеры говорить могут
стать одним из способов «вхождения » в образ [92].
Если наиболее специфические формы словоупотребле-
ния не являются непосредственно мотивированными, тогда
из этого следует, что большинство обмолвок невозможно
объяснить за счет подсознательной мотивации. Что это дает
нам в отношении фрейдовской теории вербальных парафа-
зий? Позволим себе сделать следующее предположение. Вероятно, трактовка, предложенная Фрейдом, применима
лишь в условиях, значительно отличающихся от тех, что
подразумевались им изначально. С точки зрения Фрейда, обмолвки имеют тенденцию встречаться главным образом в
непроизвольных или рутинных ситуациях, где от сказанно-
го практически ничего не зависит. В таких случаях подсознательное, вероятно, «прорывается » вовне и нарушает произносимые высказывания. Мы полагаем, что в этих услови-
ях — составляющих, кстати, большую часть социальной
жизни — бессознательные элементы менее склонны непос-

редственно влиять на то, что говорится. Рутинизация, пред-
полагающая непрерывное «воспроизводство» привычного и хорошо знакомого в обстановке глобальной онтологичес-
кой безопасности, является основным условием эффектив-
ного рефлексивного мониторинга деятельности, осуществ-
ляемого человеческими существами. Беспокойство по пово-
ду реальной манеры вести беседу усиливается только тогда,
когда актор особо заинтересован в том, чтобы преподнести
информацию должным образом и быть «правильно » поня-
тым. Именно этим озабочены дикторы радио и телевидения.
Вероятно, также обстоят дела и при объяснении в любви,              §
что противоречит предположениям Фрейда. Аналогичным образом можно считать мотивированными случаи забывания имени «Синьорелли » и имен собственных вообще. Последние обладают особой значимостью по сравнению с другими словами. Неправильно произнесенное имя или обращение могут, в отличие от других обмолвок, стать причиной возникновения личной обиды. Таким образом, правильное воспроизведение имен собственных имеет особую «цену», и это, возможно, означает, что процесс их припоминания вызывает больше тревоги и непосредственных опасений, нежели прочие ситуации словообразования. Нечто подобное наблюдается и при общении (терапевтическом взаимодействии) врача и пациента.
Комментарии Особенно полезное и поучительное, на наш взгляд, обсуждение этих проблем представлено в IrvingThalberg, «Freud’sanatomiesofself», в WollheimRichard, Freud, A Collection of Critical Essays (NewYork: Doubleday, 1974). Доработанныйвариантэтойработысм. В: Richard Wollheim and James Hopkins, Philosophical Essays on Freud (Cambridge: Cambridge University Press, 1982). Цит. no Thalberg, «Freud’s anatomies of self», c. 156. Freud, An Outline of Psychoanalysis (London: Hogarth, 1969), c. 56-7. P.F. Strawson, P.F., The Bounds of Sense (London, Methuen, 1966), c. 162-170; G. E. M. Anscombe, «The first person», in Samuel Guttenplan, Mind and Language (Oxford: Blackwell, 1972); J. L. Mackie, «The transcendental «I», in Zak Van Straaten, Philosophical Subjects (Oxford: Clarendon Press, 1980). Stephen Toulmin, «The genealogy of «consciousness» in Paul F. Secord, Explaining Human Behaviour (Beverly Hills: Sage, 1982), c. 57-58. Там же, с. 60-61. См.: J. S. Bruner, Beyond the Information Given (New York: Norton, 1973). J. S. Gibson, The Ecological Approach to Visual Perception (Boston: Houghton-Mifflin, 1979). Ulric Neisser, Cognition and Reality (San Francisco: Freeman, 1976), c. 22. См. также, он же, Memory Observed (San

Francisco: Freeman, 1982); John Shotter, «Duality of structure» and «intentionality» in an ecological psychology », Journal for the Theory of Social Behaviour, vol. 13,1983. Neisser, Cognition and Reality, c. 29. M. Wertheimer, М., «Psychomotor coordination of auditory and visual space at birth», Science, vol. 134,1962. Neisser, Cognition and Reality, c. 72. E.C. Cherry, «Some experiments on the recognition of speech with one or two ears», Journal of the Acoustical Society of America, vol. 25,1953. A.M. Treisman, «Strategies and models of selective attention», Psychological Review, vol. 76,1969. J.A. Deutsch and D. Deutsch, «Attention: some theoretical considerations», Psychological Review, vol. 70,1963. Neisser, Cognition and Reality, c. 84-85. CPST, стр. 120-123. Erik H. Erikson, Childhood and Society (New York: Norton, 1963), стр. 15-16. Там же, с. 247. Ernest Becker, The Birth and Death of Meaning (New York: Free Press, 1962), c. 95. См. такжеErikson, Childhood and Society, c. 249; Harry Stack Sullivan, The Interpersonal Theory of Psychiatry (London: Tavistock, 1955), гл. 4. Мы не согласны с утверждением Эриксона, согласно которому эти психологические явления могут быть напрямую соотнесены с формой социальных институтов. G. Piers and М. В. Singer, Shame and Guilt (Springfield: Addison, 1963). Здесь мы ссылаемся на некоторые наблюдения, изначально относящиеся к теории суицида; для сравнения SSPT, с. 393, сноска 32. Erikson, Childhood and Society, с. 251. Там же, с. 256. Dennie Wolf, «Understanding others: a longitudinal case study of the concept of independent agency», in George E. Forman, Action and Thought (New York: Academic Press, 1982). T.B. Brazelton et al., «The origins of reciprocity», in M. Levis and L. Rosenblum, The Infant’s Effects on the Caregiver (New York: Wiley, 1974).
L.S. Vygotsky, Mind in Society (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1978), c. 20ff. Erik H. Erikson, Identity, Youth and Crisis (London: Faber amp; Faber, 1968), гл. 5; онже, Identity and the Life Cycle (New York: International Universities Press, 1967). Erikson, Identity and the Life Cycle, c. 19. См. тамже, глава3 «The problem of ego-identity». Там же, с. 102. См. CPST, с. 123-128. Bruno Bettelheim, The Informed Heart (Glencoe: Free Press, 1960), c. 14. Работа Гофмана, посвященная «тотальным институтам», во многом пересекается с анализом, представленным Бруно Беттельхеймом: Goffman, Asylums (Harmondsworth: Penguin, 1961). Bettelheim, The Informed Heart, c. 132. Там же, стр. 148.
—              36.              «Поскольку старые (проведшие в лагере несколько
“              лет. — Пер.) узники примирились, или вынуждены были
л              примириться, с по-детски непосредственной зависи-
пз              мостью от СС, многие из них, как нам представляется,
^              хотели верить в то, что хотя бы некоторые люди, из
числа тех, к кому они относились как ко всемогущим «отцам», были на самом деле справедливыми и добрыми»; там же, с. 172. См. примеры, приведенныев: William Sargant, Battle for the Mind (London, Pan, 1959). M. Merleau-Ponty, Phenomenology of Perception (London: Routledge, 1974). Там же, с. 101. L. Goldstein, Language and Language Disturbances (New York: Grune and Stratton, 1948). Merleau-Ponty, М., Phenomenology of Perception, c. 104. Там же, с. 109. Erving Goffman, Behaviour in Public Places (New York: Free Press, 1963), c. 17; онже, Interaction Ritual (London: Allen Lane, 1972), с. 1. Длясравнениясм. Ithiel De Sola Pool, The Social Impact of the Telephone (Cambridge, Mass.: MIT Press, 1981). С нашей точки зрения, этот взгляд превалирует, например, в работе JasonDitton, The View from Goffman (London:

Macmillan, 1980). См. также Alasdair MacIntyre, After Virtue (London: Duckworth, 1981), стр. 108-109. Для сравнения R. Harre and P.F. Secord, The Explanation of Social Behaviour (Oxford: Blackwell, 1972), гл. 10. Alvin W. Gouldner, The Coming Crisis of Western Sociology (London: Heinemann, 1971), c. 379-381. CPST, c. 83-84 и далее. Goffman, Behaviour in Public Places, c. 18. Erving Goffman, Frame Analysis (New York: Harper, 1974), c. 252. Roger Caillois, Man, Play and Games (London: Thames amp; Hudson, 1962); см. такжезнаменитуюработуJan Huizinga, Homo Ludens (London: Routledge, 1952). Goffman, Behaviour in Public Places, c. 560. Обсуждая взгляды Гофмана, мы не будем останавливаться на концептуальных проблемах, которые активно поднимаются, но с трудом поддаются разрешению. В общем и целом им отводится достаточно внимания; в частности, в качестве примера можно привести анализ Шюцем природы «множественных реальностей», а также другие направления современной философии, занятые вопросами релятивистских последствий толкования смысловых систем. См. NRSM, гл. 4. Goffman, Behaviour in Public Places, с. 156ff. Там же. Эта тема достаточно хорошо изучена. НаиболееизвестнаяработапопроблемепринадлежитEdward Т. Hall, The Silent Language (New York: Doubleday, 1959); см. также, онже, The Hidden Dimension (London: Bodley Head, 1966). Harvey Sacks and Emmanuel A. Schegloff, «Аsimplest systematics for the organisation of turn-taking in conversation », Language, vol. 50,1974. Длясравнениясм.: George Psathas, Everyday Language: Studies in Ethnomethodology (New York: Irvington, 1979). Jean-Paul Sartre, Critique of Dialectical Reason (London: New Left Books, 1976), c. 259. Goffman, Interaction Ritual,с. 141 ff. Habermas, Jurgen, Theorie des kommunikativen Handelns, 2 vols. (Frankfurt: Suhrkamp, 1981), т. 1, разд. 3. Goffman, Behaviour in Public Places, c. 25.
См. длясравнения: общиеразмышленияотносительнофеноменавежливостив: Penelope Brown and Stephen Levinson, «Universals in language use: politeness phenomena», in Esther N. Goody, Questions and Politeness (Cambridge: Cambridge University Press, 1978). Goffman, Behaviour in Public Places, c. 35; длясравнениясм.: John Blacking, The Anthropology of the Body (London: Academic Press, 1977). «Я полагаю, что многие телесные ощущения носят личный характер. Если моя рука обожжена, боль испытываю я сам, а ожог видят и другие, окружающие меня люди. Однако так бывает не всегда. Некоторые люди убеждены в том, что могут на самом деле ощущать боль других людей, или непосредственно мыслить чужими мыслями; другие же считают, что окружающие способны прочувствовать то, что чувствуют они, или «проникать» в их мысли», R.D. Laing, Self and Others (London: Penguin, 1971), c. 34. Harold Garfinkel, «Аconception of, and experiments with,
“              «trust» as a condition              of              stable              concerted              actions»,              in
O.J. Harvey, Motivation and Social Interaction (New York: 2              Ronald Press, 1963). Erving Goffman, Forms              of              Talk(Oxford:Blackwell,1981),
L-              c. 10 Iff. Там же, с. 103. Там же, с. 70-71. Roy Bhaskar, The Possibility of Naturalism (Brighton: Harvester, 1979), c. 51-52. В качестве одного из последних (среди множества других) примеров см.: BruceJ. Biddle, Role Theory (NewYork: AcademicPress, 1979). CPST, c. 117. Там же. Эта точка зрения часто использовалась в дебатах по поводу ролевой теории, имевших место в Германии порядка двадцати лет назад. Сегодня интересной и актуальной, на наш взгляд, остается работа F. Н. Tenbriik, F.H., «ZurdeutschenRezeptionderRollanalyse», KolnerZeitschriftfurSoziologie, vol. 3,1962. Длясравнениясм.: Nigel Thrift, «Flies and germs: a geography of knowledge», in Derek Gregory and John Urry, Social Relations and Spatial Structures (London: Macmillan, 1984).
Длясравнениясм.: William Labov, «Rules for ritual insults», in David Sudnow, Studies in Social Interaction (New York: Free Press, 1972). D. Lawrence Wieder, «Telling the code», in Roy Turner, Ethnomethodology (Harmondsworth: Penguin, 1974). Там же, с. 149. Sigmund Freud, Introductory Lecturers on Psychoanalysis (Harmondsworth: Penguin, 1974), c. 51. R. Meringer, and C. Mayer, Versprechen und Verlesen (Vienna, 1895). Freud, The Psychopathology of Everyday Life (Harmondsworth: Penguin, 1975), c. 39. Там же, с. 40. Впервые опубликовано в статье Фрейда «Thephysicalmechanismofforgetfulness» (1890), см. типовое издание, т. 3. Freud, The Psychopathology of Everyday Life, c. 44. Там же, с. 135. Boileau, Art poetique,цит. тамже, с. 148. Freud, Introductory Lecturers on Psychoanalysis, c. 71. Erving Goffman, «Radio talk: A study of the ways of our errors », in Forms of Talk (Oxford: Blackwell, 1981). Там же, с. 242. Несомненно, что они были выбраны именно по этой причине. Большинство данных, используемых Гофманом, взято из коллекций «глупых ошибок» под ред. К. Шафера (Schafer), например, Prize Bloopers (Greenwich: Fawcett, 1965). Donald S. Boomer and John D.M. Laver, «Slips of the tongue», British Journal of Disorders of Communication, vol. 3,1968, c. 2. Victoria A. Fromkin, «The non-anomalous nature of anomalous utterances», Language, vol. 47,1971. Goffman, Forms of Talk, c. 226. Как указывает Гофман, там же, с. 223ff.

<< | >>

↑

Источник: Гидденс Э.. Устроение общества: Очерк теории структурации.— 2-е изд. —М.: Академический Проект. — 528 с.. 2005

Еще по теме Критические замечания: Фрейд о подтекстах языка Проиллюстрируем некоторые идеи :

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -