5. ЛИНГВОЭТНИЧЕСКИЙ БАРЬЕР КАК ДЕТЕРМИНАНТ ПЕРЕВОДЧЕСКИХ ДЕЙСТВИЙ
Как уже неоднократно говорилось, в переводе семантико-струк- турные параметры исходного текста воспроизводятся с необходимыми модификациями — «компенсирующими» расхождениями, с тем чтобы с их помощью компенсировать и нейтрализовать расхождения в лингвоэтнических коммуникативных компетенциях (именуемые у нас лингвоэтническим барьером) и тем самым уравнять у носителей ИЯ и носителей ПЯ объективные предпосылки для восприятия сообщения и реакции на него.
При этом, однако, названные модификации носят ограниченный характер. Во-первых, они ограничены третьим условием отождествления ИТ и ПТ, запрещающим «компенсирующие» расхождения, выходящие за определенные (допустимые в переводе) рамки, и, во-вторых, они ограничены характером ИТ — характерной для него системой элементов содержания с заданной точностью их воспроизведения (системой функциональных доминант и субдоминант содержания). Таким образом, у переводческих действий оказываются две как бы «сталкивающиеся» детерминации: исходный текст диктует переводчику, что и с какой минимальной точностью нужно воспроизвести, а лингвоэтнический барьер определяет, какие модификации воспроизводимого материала необходимы для того, чтобы обеспечить коммуникативно-функциональную эквивалентность ИТ и ПТ. Соответственно если действия, детерминированные ИТ, мы назвали транслирующими, то действия, детерминированные лингвоэтническим барьером, правомерно именовать модифицирующими. Детерминация переводческих действий со стороны исходного текста была рассмотрена нами в предыдущей главе. В данной главе мы рассмотрим детерминацию действий переводчика со стороны лингвоэтнического барьера. Начнем это с уточнения содержания понятия «лингвоэтнический барьер». Как говорилось выше, к лингвоэтническому барьеру относится все то, что не позволяет носителю ПЯ непосредственно воспринять текст на ИЯ и отреагировать на него так же, как если бы он был носителем ИЯ. Лингвоэтнический барьер складывается из ряда разнородных факторов. Фактором номер один является расхождение двух языковых систем — системы ИЯ и системы ПЯ. Понятие языковой системы имеет в современном языкознании различные истолкования, которые можно свести к тому, что система языка — это совокупность взаимозависимых единиц языка и моделей, по которым они сочетаются. Крайне существенно при этом, что к продуктам, производимым системой, относятся не только реально существующие языковые и речевые образования (сочетания морфем, лексем, синтагм, предложений и т. д.), но и гипотетические образования, которые возможны с точки зрения системы, то есть могли бы быть произведены ею, но реально в языке не существуют и в речи не функционируют. «Система языка,— пишет В. А. Ицкович,— это не то, что реально существует в языке, а все то, что может быть в нем создано» [22:11]. Так с точки зрения словообразовательной системы русского языка одинаково возможны следующие реально существующие и несуществующие в русском языке отглагольные существительные, обозначающие лиц по роду их занятий: «мечтатель», «мечталыцик», «мечтальник»; «шутник», «шутилыцик», «шутитель»; «точильщик», «точитель», «точильник» [22:12]. Л. В. Щерба писал о том, что слова, «писалыцик», «читальщик», «ковырялыцик» никогда не входили и не входят в словарь, но могут быть всегда сделаны и правильно поняты. Теоретическая возможность образования по всем трем моделям (с суффиксами -тель, -(ль)щик, -ник) существительных — названий по роду деятельности доказывается, в частности, реальным существованием таких слов-дублетов, как «сеятель» и «сеяльщик» [см.: 22:12]. Следующий фактор лингвоэтнического барьера — языковая норма. Она является своеобразным фильтром, который либо пропускает, либо задерживает то, что производит языковая система: пропускает то, что реально существует в языке и функционирует в речи, и «отфильтровывает» те продукты системы, которые реально в языке не существуют и в речи не употребляются. Иными словами, в отличие от системы языковая норма выражается в конкретно реализуемых, реально функционирующих формах языкового выражения, принятых обществом и признаваемых им правильными [17:6]. Норма есть факт коллективного языкового сознания. По выражению Э. Коссериу, «норма — это коллективнай реализация системы» [85:97]. Языковая норма «пропускает» лишь то, что признается обществом «правильным». Существуя в языке как объективно данное, норма отражается в грамматиках, словарях, справочниках [22:4—5]. Норма не есть нечто незыблемое. В языке существуют варианты нормы, наблюдаются колебания, отступления от нормы [23:43]. В качестве примеров нарушения языковой нормы можно привести такие неправильности, как известный всем призыв водителей общественного транспорта: «Не забудьте оплатить за проезд!», как вопрос «Сколько время?» (вместо «Сколько времени?»). Есть более тонкие неправильности. Так, например, в своей книге «Момент истины» писатель В. Богомолов приводит подлинные оперативные документы советской военной контрразведки периода Великой Отечественной войны. Там, в частности, несколько раз употребляется грамматическая конструкция, достаточно понятная, соответствующая потенциальным возможностям русского языка, но не предусмотренная его нормой,— причастие с частицей «бы», например: «Прошу Вашего указания сообщить особые приметы или какие-нибудь дополнительные сведения, способствовавшие бы вероятной идентификации задержанных». Еще одним фактором лингвоэтнического барьера является речевая норма, именуемая также узусом. Узус представляет собой как бы еще один фильтр, следующий за фильтром, образуемым языковой нормой. Если языковая норма отсеивает правильное от абсолютно неправильного, такого, что всегда, во всех ситуациях общения недопустимо с точки зрения грамотной части языкового коллектива, то узус среди правильного, «пропущенного» языковой нормой отделяет то, что уместно в данной ситуации общения, от того, что неуместно. Так, к примеру, в приятельском кругу про кого-то может быть сказано «отъявленный бездельник», а написать такое в официальной характеристике неуместно, там следует это выразить иначе: «недостаточно трудолюбив», «уклоняется от выполнения своих обязанностей» и т. д. и т. п. «Нельзя говорить одинаково на заводском митинге и в казачьей деревне, на студенческом собрании и в крестьянской избе...»,— подчеркивал В. И. Ленин [Поли. собр. соч.— Т. 21.— С. 21]. По определению Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова, узус — это такие реализации языковой системы, которые пригодны для данных условий общения [12:137]. Понятие узуса связано с понятием стереотипа. Фразы нашей речи в значительной своей части стереотипны. Узус отражает языковые привычки носителей языка [17:7]. Стереотипизация речи, как нам представляется, имеет двоякую природу: не только ситуативную (как принято говорить в данной ситуации), но и тематическую (как принято говорить на данную тему: о погоде, о здоровье, спрашивать, сколько времени и т. д.). В различных конкретных случаях та или иная сторона узуса — тематическая или ситуативная — может проявляться в большей степени, чем другая. Так, неузуальность фраз «Как поздно сейчас?» или «Какой сегодня день календаря?» объясняется тем, что у русских так не принято спрашивать о времени и дате. Неузуальность фразы «Слушаюсь!» в ответ на приказание командира объясняется тем, что военные вэтой ситуации отвечают «Есть!». Таким образом, если языковая система — это совокупность всех реальных и абстрактных возможностей функционирования языка, а языковая норма — совокупность аналогичных реальных возможностей, то узус представляет собой уже совокупность тема- тико-ситуативных правил употребления языка. Если нарушение нормы языка представляет собой такую его реализацию, которая воспринимается как неправильность абсолютная — во всех ситуациях и при общении на любые темы, то нарушение узуса — это реализация языка, не соответствующая данной теме или ситуации общения, не столько ошибка, сколько неуместность. Следующим фактором лингвоэтнического барьера является расхождение преинформационных запасов носителей ИЯ и носителей ПЯ, то есть запасов экстралингвистических знаний, которые используются при восприятии и интерпретации текстов. Любой текст рассчитан на определенные экстралингвистические знания адресата, без которых он не может быть правильно понят. Классическим примером обмена текстами, целиком основанными на преинформацяи, может служить такой диалог хороших знакомых: — Ну как? — Да, все по- прежнему. Здесь преинформационные запасы, необходимые для расшифровки текста, носят сугубо индивидуальный характер. Возможно, что никто, кроме участников диалога, ими и не располагает. Границы преинформационного запаса могут быть обусловлены социальногрупповой принадлежностью человека (преинформационный запас взрослого и ребенка, специалиста и неспециалиста, образованного человека и малообразованного). Для перевода как для чисто лингвоэтнической ретрансляции индивидуальные и социально-групповые различия в преинформационных запасах несущественны. В переводе учитываются лишь те расхождения преинформационных запасов, которые обусловлены принадлежностью носителей ИЯ и носителей ПЯ к разным лингвоэтническим коллективам и относятся к понятию лингвоэтнического барьера. К преинформации лингвоэтнического характера относятся прежде всего сведения культурно-исторического характера. «Культура — это исторически сложившаяся на основе экономического базиса совокупность материальных и духовных ценностей общества» [65: 112]. С понятием «культура» связывается не только положительное рациональное, но также нерациональное и иррациональное, указывают К. Клахон и У. Келли [цитируется по: 11:103]. В лингвоэтни. ческих и переводоведческих работах с термином «культура» связывается широкий круг явлений этнографического, исторического, географического и т. п. характера [29:112]. Культура и язык взаимосвязаны. В процессе эффективной двуязычной коммуникации имеет место не только межъязыковая, но и межкультурная коммуникация, под которой принято понимать адекватное взаимопонимание двух участников коммуникативного акта, принадлежащих к разным национальным культурам. Эффективная межкультурная коммуникация, таким образом, является обязательным условием успешности общения с помощью перевода, ибо «даже если люди владеют одним и тем же языком, они не всегда могут правильно понять друг друга, и причиной часто является именно расхождение культур» [12:49]. На необходимость преодоления «культурного барьера» в переводе указывают многие авторы [79:14, 243—244; 29:122 и далее; 55:112 и далее]. В частности, Б. Матезиус, В. Прохазка и другие яешские исследователи перевода постоянно подчеркивали, что перевод — это не только замена языка, но и функциональная замена элементов культуры. Массу замен такого рода дает художественная литература. Однако, как мы знаем, в связи с ограниченностью масштабов и глубины «компенсирующих» расхождений ИТ и ПТ возможности преодоления «культурного барьера» ограничены и не всегда с помощью перевода удается исключить моменты «культурологического непонимания» и «инокультурного реагирования». Наиболее ярко связь языка и культуры проявляется в сфере узуса. Так, по мнению Ю. С. Степанова, принципы отбора языковых средств из общенационального языкового достояния и их организация лежат в сфере социального, «не в языке, а вне его, в организации общества» [66:202]. Дж. Р. Ферс считает, что стереотипизация речи в существенной мере обусловлена «особым строем культуры» носителей языка. Все это позволяет отнести узус к явлениям смешанного культурно-языкового плана. Такая природа узуса наглядно видна в таких его проявлениях, как ораторские традиции, традиции построения газетпо-журнальных статей и т. п. Еще Oj ним проявлением взаимосвязи языка и культуры является наличие в значениях слов «культурного компонента», каковым являются практически все типы вышеописанных сигнификативных коннотаций. Однако все эти компоненты культуры в большей или меньшей мере интегрированы в языке или хотя бы в стереотипах речевого поведения, имеющих смешанную лингвокультурную природу. А у нас речь идет о преинформации экстралингвистического плана. Выше, когда речь шла о содержании на уровне интерпретатора, мы приводили примеры того, как необходимы бывают знания культурных реалий для адекватной интерпретации высказывания. Приведем еще один пример: Нерусская, несоветская тенденция «дегероизации» и отступление от пушкинского кредо добрых чувств бросалась в глаза уже в «Дне поэзии-83» (из выступления Ю. Друниной на съезде писателей). Для того чтобы правильно и полно понять мысль автора этого высказывания, нужно знать пушкинское стихотворение «Памятник», говорящее нам, что важнейший долг поэта Пушкин видел в том, чтобы пробуждать в народе добрые чувства. Как уже отмечалось ранее, преинформация культур но-истори- ческого характера может содержать не только сведения о явлениях настоящего и прошлого, но и утвердившиеся в обществе оценки этих явлений («что хорошо и что плохо»). Эти оценки по поводу аналогичных явлений у разных народов расходятся, и эти расхождения, как было показано выше, не всегда удается нейтрализовать в переводе, с тем чтобы обеспечить для носителей ИЯ и носителей ПЯ равные объективные предпосылки для интерпретации высказывания в оригинальном и переводном вариантах. К понятию «культура» относятся лишь достаточно устойчивые факторы материальной и духовной жизни народа, характерные для общества в целом, прочно входящие в его жизнь на данном историческом этапе или ставшие достоянием истории. Представляется, что к культуре нельзя относить временные, преходящие явления. Однако нередко именно сведения о такого рода явлениях бывают необходимы для адекватной интерпретации сообщения, например: Какой кросс мы выдали! Куда там Валерию Борзову! Данный текстовой фрагмент, взятый из повести С. Высоцкого «Выстрел в Орельей Гриве», построены на предположении, что читателю известно имя олимпийского чемпиона по бегу на короткие дистанции Валерия Борзова. Преинформацию, не имеющую культурно-исторического характера, можно именовать «переменной».
Все сказанное о факторах лингвоэтнического барьера можно обобщить в следующей схеме: Каждый из перечисленных факторов лингвоэтнического барьера имеет свою специфику, и в том числе свой вес, как фактор «анти- коммуникативного» свойства, препятствующий общению носителей ИЯ и ПЯ без языкового посредника. Соответственно и неосуществленная нейтрализация того или иного из этих факторов по-разному (с разной отрицательной силой) сказывается на двуязычной коммуникации с переводом, на его качестве. Как для теории, так и для практики перевода очень важно понять специфику каждого «антикоммуникативного» фактора лингвоэтнического барьера, его весомость, ибо это существенно поможет осознать цели переводческих действий, степень их обязательности, их иерархию и как результат этого — позволит переводчи- ку действовать более сознательно, постоянно отдавая себе отчет в степени необходимости осуществляемых приемов. Составить представление о специфике отдельных факторов лингвоэтнического барьера удобнее всего, представив перевод как цепочку последовательных действий (операций), направленных на последовательное преодоление факторов лингвоэтнического барьера, и ряд соответствующих промежуточных результатов (состояний создаваемого текста), завершающихся конечным результатом. Сразу же оговорим, что мы не ставим вопроса о том, насколько психологически реальны те умственные действия (операции), совершаемые переводчиком, которые мы будем рассматривать, и те промежуточные результаты (состояния создаваемого им текста), о которых пойдет речь. Наша цель — не исследование в области психологии перевода, а познание перевода в методических целях и прежде всего уяснение его детерминирующих факторов. Среди шагов, направленных на преодоление лингвоэтнического барьера, первым и совершенно необходимым является «переведение» исходного текста (как минимум доминантных элементов его содержания) в иную языковую систему. Иными словами, ИТ пере- выражается с помощью средств и по законам системы ПЯ- Без этого шага перевод невозможен и невозможны все последующие шаги. Результат этого действия можно представить себе как буквальный перевод, а точнее, перевод-подстрочник, предназначенный для дальнейшей обработки, например: Die Winterpause fur Motorrad ist verntinftige Fahrerentscheidung („Jugend + Technik”). Зимний перерыв для мотоцикла — разумное решение водителя. Подстрочный перевод может содержать отклонения от нормы ПЯ и узуса, он также может быть неадекватен преинформационному запасу носителей ПЯ (быть недостаточно понятен им). Следующим этапом должно быть устранение отклонений от нормы ПЯ. Недостаточная нормативность текста перевода в принципе не влияет на смысловое восприятие, хотя и может затруднить понимание текста. Отрицательное влияние ненормативности выражается в том, что она вызывает представление о неправильности [17:6] и подрывает доверие к переводу и переводчику. А как справедливо отмечает В. Д. Уваров, «вся ситуация перевода держится на доверии говорящего и слушающего к посреднику — переводчику» [69:17]. Об этом пишет и Т. В. Воеводина [14:84]. С целью устранения ненормативности перевода-подстрочника переводчик предпринимает определенные трансформации, например: Зимний перерыв для мотоцикла — разумное решение водителя. —> Перестать ездить на мотоцикле зимой будет разумным решением водителя. В результате трансформации из текста устранено, вероятно, возможное с точки зрения системы русского языка и поэтому осмысленное и понятное словосочетание «перерыв для мотоцикла», которое, однако, противоречит норме русского языка, поскольку слово «перерыв» употребляется исключительно с названием лиц, коллективов и процессов (сравните: «Через час у меня обеденный перерыв», «перерыв в работе фабрики», «перерыв в подаче горячей воды»). Следующий шаг на пути создания эквивалентного перевода — преодоление расхождения узусов, действующих в коллективах носителей ИЯ и носителей ПЯ, то есть придание тексту узуальности. В нашем случае тексту необходимо придать форму, принятую в статьях, содержащих советы авто- и мотолюбителям, например: Самым разумным будет вообще отказаться от езды на мотоцикле в зимнее время. Возможно, кое-кому придание тексту узуальной формы может показаться делом второстепенным. Поэтому скажем еще несколько слов по этому поводу. Действительно, речевая норма (узус) менее обязательна, чем норма языковая, и поэтому можно считать, что в каком-то смысле преобразования, осуществляемые ради достижения узуальности, также носят менее обязательный характер. Так же как и нормативные нарушения, узуальная неадекватность ПТ не влечет за собой смысловых искажений, однако перенасыщение ПТ неузуальными единицами и конструкциями затрудняет его смысловое восприятие и, согласно данным некоторых исследований, вызывает «подозрительность и недоверие» у получателей перевода, что не позволяет в полной мере достигнуть запланированный коммуникативный эффект [20:139]. Отдельное нарушение частотного принципа отбора языковых средств — использование во имя наибольшей точности передачи исходного содержания единицы, малохарактерной для текста данного коммуникативно-функционального жанра, выбор нетипичного способа выражения данного содержания не отражается существенно на качестве перевода (его коммуникативно-функцио- нальной эквивалентности). Однако, если такие нарушения происходят часто и текст перевода перенасыщается неузуальными единицами и конструкциями, это затрудняет его восприятие [79:181 —182], создает неравенство предпосылок для достижения коммуникативного эффекта в сферах носителей ИЯ и носителей ПЯ, поскольку для носителей ПЯ возникают дополнительные «неуловимые» препятствия, о которых хорошо сказал писатель Константин Симонов в письме к одному немецкому писателю по поводу перевода его романа на русский язык: «Как человек, не знающий немецкого языка, я не могу, разумеется, судить сколько-нибудь профессионально о тонкостях перевода, о его идентичности и т. д. и т. п., но просто как русский читатель Вашего романа, воспринимающий всю его художественную ткань на русском языке, хочу сказать, что на мой взгляд, роман Ваш на русском языке звучит превосходно. Его читаешь, все время размышляя над ним, но нигде не спотыкаясь о те неуловимые препятствия, которые создает перевод плохой или неточ ный» [63]. Аналогичные мысли высказывают и исследователи перевода. Для того чтобы читатель мог «соглашаться с мыслями автора или, напротив, отвергать их...,— пишет Т. В. Воеводина,— привычная форма текста нужна не меньше, чем привычное (орфографически правильное) написание. Если бы каждый пишущий писал слова, как бог на душу положит, читающий сосредоточивал бы внимание только на разглядывании и разгадывании буквенной оболочки слов. Здесь уже не до содержания» [14:84]. А. Нойберт оригинально поясняет эту проблему с помощью следующего сравнения: тот, кто запомнил номер телефона 37195 как «три — семь — один — девять — пять», может не узнать его, если услышит его в иной «компановке», например: «тридцать семь — сто девяносто пять» [53:202]. При переводе художественной или публицистической прозы воспроизведение оригинала узуально неравноценными средствами искажает стилистические характеристики текста, создавая иллюзию индивидуального (авторского) стилистического приема там, где его нет. Расхождения узусов, действующих в коллективах носителей ИЯ и носителей ПЯ, могут касаться не только особенностей построения словосочетаний и фраз, но также и традиций структурирования целых текстов. Так, например, мы уже говорили о том, что статьи в западных газетах чаще, чем у нас, строятся по принципу «от общего к частному», в то время как у нас чаще — по принципу «от частного — к общим выводам». Такого рода расхождения узусов не могут быть нейтрализованы в переводе, ибо для этого необходимы преобразования, в переводе недопустимые. Выше приводились соответствующие примеры, заимствованные из мемуаров И. М. Майского. В свете всего сказанного об узусе он может рассматриваться как правила речевого поведения человека. Соблюдение этих правил представляет собой необходимую предпосылку для того, чтобы оно стало частью общественной практики и было адекватно воспринято членами общества. Понятие узуса непосредственно соотнесено с психологическим понятием эталона восприятия. Узуальность речи является тем ее свойством, которое позволяет получателям использовать находящиеся в долговременной памяти эталоны восприятия речи и опереться в процессе идентификации и интерпретации речи на прошлый опыт. Соответственно частые нарушения узуса затрудняют ориентировку в речевом поведении отправителя речи, восприятие и интерпретацию высказывания. Аналогичные последствия имеет «перенесение» чужого узуса в текст перевода. Так, например, в испанской ораторской речи традиционно употребляется больше экспрессивных средств, чем, к примеру, в русских и немецких ораторских выступлениях. Поэтому, если сохранить в переводе всю экспрессию оригинала, у носителя ПЯ, привыкшего к иным, более «скупым» ораторским традициям, может возникнуть неблагоприятное впечатление от оратора (дурной вкус, высокопарность и т. п.). «Там, где испанец может получить эстетическое наслаждение от страстности оратора,— пишет К. Райе,— у немца может легко сложиться впечатление излишеств и нагромождений, которое может нарушить общее впечатление» [57:222]. Именно поэтому в подобных случаях делаются поправки на узус ПЯ с помощью соответствующих «компенсирующих» расхождений ИТ и ПТ (замены части экспрессивных единиц исходного текста нейтральными). Из сказанного следует, что узуальная неадекватность перевода не только в какой-то мере затрудняет смысловое восприятие, но также нарушает адекватность эмоционального и эстетического эффекта, дает искаженное представление о личности автора. В отличие от узуальной неадекватности перевода его языковая ненормативность не способна исказить «облик автора», ибо в силу своей грубой элементарности ошибка в языковой норме всегда будет отнесена за счет переводчика. Узуальные ошибки могут быть как грубыми, так и более или менее тонкими. Сталкиваясь с ними, читатель или слушатель перевода не всегда может отличить недостаточно квалифицированный перевод от плохого стиля автора оригинала. Из-за этого и по другим причинам, о которых будет сказано в разделе, посвященном переводческим ошибкам, узуальные недочеты в переводе представляют собой род наиболее коварных ошибок. Следующим фактором лингвоэтнического барьера является расхождение преинформационных запасов носителей ИЯ и носителей ПЯ- Преинформационная неадекватность ПТ, возникающая опять же при переводе «один к одному», без учета того, что носители ПЯ не располагают экстралингвистическими сведениями, необходимыми для адекватной интерпретации текста, может привести к непониманию или неполному пониманию авторской мысли, к несоответствию коммуникативного эффекта авторской интенции7. Поэтому в процессе перевода приходится прибегать к такому переводческому приему, как введение в текст дополнительной информации (переведение не содержащейся в тексте экстралингвистической информации в разряд «текстуальной информации»), использовать примечания переводчика. Таким образом, детерминированные лингвоэтническим барьером модифицирующие переводческие действия направлены на нейтрализацию таких факторов («слагаемых») лингвоэтнического барьера, как расхождение систем ИЯ и ПЯ, расхождение норм ИЯ и ПЯ, расхождение узусов, действующих в коллективах носителей ИЯ и носителей ПЯ, расхождение преинформационных запасов носителей ИЯ и носителей ПЯ. Необходимость нейтрализации каждого из факторов лингвоэтнического барьера детерминируется его собствен ной «антикоммуникативной» спецификой, отличной от аналогичной специфики других факторов лингвоэтнического барьера. Суть «антикоммуникативной» специфики каждого из названных факторов выражается в том ущербе для двуязычной коммуникации с переводом, которая возникает в тех случаях, когда тот или иной фактор лингвоэтнического барьера не нейтрализован или нейтрализован в недостаточной мере. Расхождение систем ИЯиПЯ- При полном отсутствии нейтрализации этого расхождения нет перевода, нет двуязычной опосредованной коммуникации. При отдельных дефектах в «переходе» от системы ИЯ к системе ПЯ — затрудненность смыслового восприятия (неясности, смысловые ошибки), эмоционального и смыслового восприятия. Расхождение норм ИЯ и П Я. Недостаточная нейтрализация этого фактора лингвоэтнического барьера ведет к нарушению эмоционального и эстетического воздействия, создает у получателя ИТ недоверие к переводу и переводчику, а в некоторых случаях затрудняет смысловое восприятие. Расхождение узусов. Недостаточная нейтрализация этого фактора ведет к перенесению чужого узуса в текст на ПЯ. При частых случаях74 узуальной " неадекватности — затрудненность смыслового восприятия, нарушение эмоционального и эстетического воздействия, сомнение в качестве перевода и в квалификации переводчика и/или создание искаженного представления об авторе, его манере речи. Расхождение преинформационных запасов носителей ИЯ и носителей ПЯ. Невосполненная переводчиком нехватка коммуникативно-релевантной преинформации у носителей ПЯ может иметь следствием различные степени нарушения смыслового восприятия сообщения: от частичного до полного непонимания содержания высказывания с соответствующей неадекватностью эмоционального и эстетического эффекта. Нетрудно заметить, что действия, направленные на нейтрализацию перечисленных факторов лингвоэтнического барьера, образуют определенную иерархию. Так, бессмысленно говорить о нейтрализации какого бы то ни было фактора лингвоэтнического барьера, если не нейтрализовано расхождение систем ИЯ и ПЯ. Соответственно нейтрализация узусов предполагает, что нейтрализовано расхождение языковых норм. Как детерминант переводческих действий лингвоэтнический барьер определяет качество «интенсивность» и количество модификаций транслируемого содержания, необходимых, чтобы уравнять лингвоэтнические предпосылки для восприятия и интерпретации ИТ и ПТ.