Выбор референтных групп: детерминанты
В предыдущей главе сфера действия и цели теории референтных групп описывались с точки зрения систематизации «детерминантов и последствий тех процессов оценки и самооценки, благодаря которым индивид принимает ценности или стандарты других людей в качестве сравнительно-референтных координат».
Проблема 2
Выбор референтных групп и референтных личностей
С тех пор как Хайменом был введен термин «референтная группа», социологи заключили между собой терминологическую конвенцию, согласившись с тем, что этот термин описывает поведение, ориентированное не только на группу, но и на отдельных индивидов. Очевидно, эта эллиптическая конструкция была принята для краткости; просто термин «референтная группа и референтная личность» был бы слишком неудобен в употреблении, чтобы сохраниться на
долго. Однако, каковы бы ни были причины сокращения, сама терминология зафиксировала существовавшую в социологии тенденцию определения референтного поведения (об этой тенденции подробнее говорится в главе IV). Исследования и теория стремились сосредоточиться на референтных группах, оставляя в стороне референтные личности.
С самого начала следует иметь в виду, что выбор референтных личностей не больше определяется характером человека, чем выбор референтных групп. Почти независимо от источника, социологическая теория считает, что идентификация с группами и индивидами, имеющими определенный статус, не происходит случайно, но моделируется структурой сложившихся социальных отношений и преобладающими культурными определениями. Одним из многочисленных примеров этого моделирования служит предложенное Малиновским объяснение эдипова комплекса: Малиновский показал, что основные черты эдипова комплекса (идентификация и враждебность) формируются вследствие определенной организации ролей в структуре семьи. Однако еще многое предстоит раскрыть как в социальных, так и в психологических механизмах, с помощью которых социокультурная структура систематически формирует отбор референтных личностей внутри референтных групп.
Референтная личность часто описывается как ролевая модель. Однако, как подразумевают сами термины, допущение их концептуальной синонимичности только затемняет принципиальное различие тех вопросов, которые ими обозначаются. Человек, который идентифицирует себя с референтной личностью, равняется на поведение и ценности этого индивида, проявившиеся при исполнении им нескольких ролей. Понятие ролевой модели можно считать более ограниченным по своему масштабу, обозначающим более ограниченную идентификацию с этой личностью всего лишь по одной или немногим избранным ролям. Разумеется, ролевая модель может стать референтной личностью, так как ее многочисленные роли присваиваются человеком ради подражания ей, а не ради того, чтобы подражание ограничивалось той единственной ролью, на основе которой первоначально устанавливались психологические отношения между ними. Именно потому, что в процессе социального взаимодействия можно отделить одну роль от другой, — именно поэтому они могут выступать в форме референтных ориентаций. Подражание равному себе, одному из родителей или с общественному деятелю может ограничиваться лишь небольшой частью их поведения и ценностей, и тогда можно говорить о принятии ролевой модели. Или же подражание может распространяться на более широкий круг способов поведения и
ценностей этих людей, и тогда о них можно говорить как о референтных личностях.
Этот концептуальный анализ позволяет поставить вопрос о том, благодаря каким процессам происходит выбор ролевых моделей или референтных личностей. Сказать, что в первом случае происходит частичная идентификация, а во втором — полная, — значит описать проблему на другом языке, а не решить ее. По-прежнему остается неизвестным, при каких условиях происходит полная или частичная идентификация. Например, структура социального взаимодействия может сделать абсолютно невозможным выбор некоторых людей в качестве референтных личностей. Если взаимодействие носит частичный характер и ограничено лишь некоторыми ролевыми отношениями, то произойдет только выбор ролевой модели, а не более всесторонний выбор референтной личности (разве что в воображении). Однако частичная идентификация в духе одной роли может вызвать желание как можно больше узнать о поведении и ценностях ролевой модели в иных сферах. По-видимому, именно этот процесс вызывает всем известный, широко распространенный интерес к частной жизни общественных деятелей, которые выступают в качестве ролевых моделей для многих людей. Частичная идентификация с деятелями культуры прошлого и настоящего может превратиться в полную идентификацию, вызвав тем самым активный интерес к их поведению и ценностям, весьма далекий от той роли, которая принесла им известность. Биографы, издатели журналов для «фэнов» и журналисты — авторы и распространители бульварных сплетен — процветают именно благодаря этой широко распространенной тенденции превращать ролевую модель в референтную личность.
Ключ к пониманию детерминантов выбора референтных личностей можно найти, изучая, в какой последовательности один и тот же индивид выбирает референтных личностей. По-видимому, по мере того как люди переходят от одного статуса к другому на разных стадиях своего жизненного цикла, они переключаются с одних референтных личностей и ролевых моделей на другие. Тем самым мы снова имеем в виду, что такой выбор по большей части не является чисто психологическим, но моделируется последовательными структурно детерминированными и статистически частыми изменениями карьеры — как реальными, так и предвосхищаемыми или желанными. Такие исследования, базирующиеся на принципах развития во времени, а также структурные сравнения, проводимые в один и тот же момент времени, могут значительно расширить наше в высшей степени несовершенное понимание детерминантов выбора референтных личностей и ролевых моделей. С этой проблемой тесно связана другая — вопрос о рол и среды в выборе референтных личностей. Речь идет
как о непосредственной среде (milieu), которую образуют те социальные отношения, в которые индивид включен непосредственно[483]*, так и об обществе в более широком смысле, включая общественных деятелей, с которыми у него нет непосредственных социальных взаимодействий. Структура такой социальной среды (milieux), очевидно, разнообразна: в каких-то случаях, например, она имеет довольно устойчивую структуру и постоянные социальные отношения, связывающие, по существу, одних и тех же людей; в других случаях ее структура относительно устойчива, а состав людей быстро и часто изменяется. Как заметил Отто Фенихель, такие резкие перевороты, часто сопровождаемые изменением моделей социальных отношений, «могут сделать невозможной длительную идентификацию»[484]. Они могут также побудить тех людей, которым для идентификации не хватает местных референтных личностей, обратиться к более отдаленным фигурам, чтобы идентифицировать себя с ними.
Очевидно, эти немногочисленные наблюдения дают лишь краткий очерк того обширного круга вопросов, который рассматривается в этом разделе теории референтных групп. Например, они ничего не говорят о том, обязательно ли идентификация с референтной группой опосредуется идентификацией с отдельными членами этой группы. Однако всего вышесказанного, возможно, вполне достаточно, чтобы показать, что, различая ролевые модели, референтные личности и референтные группы, мы тем самым стимулируем исследование целого круга проблем.
Проблема 3
Выбор между потенциальными референтными группами: сопоставление членских и не-членских групп
В принципе существует почти бесконечное множество референтных гупп: любая из групп, членом которой является данный человек (их сравнительно немного), так же как и группы, членом которых он не является
(имя им легион), могут стать референтными центрами, формирующими его установки, оценки и поведение. При каких условиях человек выби- t рает других членов своей собственной группы в качестве референтных координат для самооценки и выработки своих позиций, а при каких такие координаты обеспечивают группы не-членов?
Эти более ранние формулировки, очевидно, подготавливали почву для постановки проблемы теоретического конструирования социальных, культурных и психологических детерминантов, определяющих выбор из широкого круга потенциальных референтных групп. Они концентрировали внимание на общей проблеме идентификации тех сил и контекстов, которые стимулируют выбор в качестве референтных ориентиров либо групп членов, либо групп не-членов; это — центральная проблема теории референтных групп.
В отличие от других разделов быстро развивающейся теории этот раздел в последние годы привлекал сравнительно небольшое внимание. Как мы вскоре убедимся, исследователи по большей части стремились идентифицировать условия, стимулирующие выбор тех или иных членских групп, но их мало интересовали условия, стимулиру ющие выбор не-членских групп. Однако проделанная работа подтверждает ранее выдвинутые в этой книге гипотезы и дает возможность поставить ряд дополнительных проблем. Одна такая гипотеза (которая, во всяком случае, немного продвигает решение вопрос) утверждает, что индивиды, «имеющие мотивы для вступления в группу», будут стремиться принять ценности этой не-членской группы. Эта ограниченная гипотеза познее была расширена Эйзенштадтом, который на примере иммигрантов в Израиль обнаруживает, что выбор референтной группы определяется главным образом способностью определенных групп «присваивать себе какой-либо престижный с точки зрения институциональной структуры общества статус»[485]. В той мере, в какой присуждение определенного статуса служит главным основанием для выбора не-членских групп, социальная структура, которая распределяет между группами престиж и авторитет и определяет доступ к ним, всегда будет моделировать этот выбор для тех, кто занимает разное положение в обществе.
В дальнейшем было высказано предположение о том, что «изолированные» члены группы, возможно, особенно легко примут в качестве нормативно-референтной системы координат ценности не-член- ских групп. Эта гипотеза позже была развита Блау, который полагает, что из всех людей, которые не проявляют социальной мобильное-
ти, скорее всего имено та категория, «которая находится в относительной изоляции», включает в себя «социальных борцов; лиц, усваивающих образ жизни более престижного класса, к которому они не принадлежат; разочарованных представителей элиты, которые принимают политическую ориентацию более низкого класса, чем их собственный»[486].
Наконец, было высказано предположение, что социальные системы с относительно высокой социальной мобильностью стимулирует самую широкую ориентацию на выбор в качестве референтных групп не-членских групп. Ибо имено в таких обществах желание попасть в более высокие группы и страты будет встречаться часто, а желаемая социализация станет функциональной. С этим предположением согласуется по крайней мере одно исследование. Стерн и Келлер, изучавшие, какие референтные группы стихийно выбирались населением Франции в качестве референтных, пришли к выводу, что собранные ими данные не позволяют говорить «об ориентации на не- членские группы». Соотнося свои наблюдения со структурным контекстом этой модели выбора, они заметили, что «одной из характерных особенностей французского общества является относительная иммобильность социальных групп. Аналогичные исследования, проведенные в других социальных системах, возможно, дадут другие результаты. Результаты нашего исследования нужно проверить в обществе, где традиционализм не играет такой важной роли, как во Франции, и где преобладает вертикальная социальная мобильность. Если бы мы обратились к такому обществу, как Соединенные Штаты, где базисные потребности удовлетворяются гораздо лучше, то, по-видимому, модель референтно-группового поведения была бы совсем иной»[487].
Несмотря на то что мы все еще очень далеки от создания теоретически развитых и эмпирически обоснованных гипотез по поводу детерминантов, определяющих выбор не-членских групп в качестве референтных групп, мы все же знаем достаточно, чтобы очертить общие контуры дальнейших исследований. По-видимому, конкретные образцы референтно-группового поведения отличаются друг от друга в зависимости от типа личности и социального статуса носителей этого поведения, а также от структурного контекста, в котором оно существует. Изучение личностных особенностей такого поведения предусматривается современными исследованиями, но все же ему не придается должного значения. Гораздо больше внимания уделяется
статусной детерминации референтно-группового поведения; особенно это относится к изолированным и интегрированным членам группы, а также к социально мобильным или, напротив, стационарным личностям.
Особенно поучительны начальные разделы сравнительных исследований различных обществ, которые призваны раскрыть, каким образом различные структурные контексты влияют на классы и распространенность идентифицикационных образцов референтно-группового поведения. Исследования, подобные уже упоминавшимся исследованиям Эйзенштадта, Стерна и Келлера, а также работам Митчелла403, можно адекватно применить для объяснения других интересующих нас теоретических проблем и воспроизвести в иных обществах со стратегической целью — обеспечить подлинно сравнительный анализ референтно-группового поведения. Это в особенности относится к проблеме условий, при которых не-членские группы выбираются в качестве референтных групп; здесь только сравнительное исследование позволит социологам избежать культурологической ограниченности своих обобщений, из-за которой их можно не признавать, так как они фактически относятся только к определенным типам социальных систем. Это соображение, которое, разумеется, уместно для гораздо более широкого круга социологических проблем, имеет особенно важное значение для теории референтных групп, которая вплоть до последнего времени развивалась почти исключительно в Соединенных Штатах. Это обстоятельство нашей интеллектуальной истории могло бы постепенно привести нас ко все большим перекосам в результатах исследования, если бы ему не противостояла традиция сравнительного изучения референтно-группового поведения в самых разнообразных структурных контекстах.
Проблема 4
Выбор референтных групп из числа не-членских групп
Как отмечалось в предыдущей главе, теория и эмпирические исследования должны перейти к изучению динамики выбора референтных групп из нескольких членских групп, в которые входит данный индивид: когда индивиды ориентируются на людей из своих профессиональных групп или из своих религиозных групп? Каким образом мы можем охарактери
зовать структуру социальной ситуации, которая приводит к тому, что именно та, а не иная из этих групп принимается в качестве значимого контекста?
Выше неоднократно упоминалось, что отличительная особенность теории референтных групп определяется тем обстоятельством, что люди, формируя свое поведение и оценки, часто ориентируются на иные группы, чем их собственная. Она является отличительной в том смысле, что до недавних пор социологическая теория систематически концентрировала свое внимание на влиянии групп на своих членов и только случайно принимала во внимание влияние не-членских групп. Этим мы отнюдь не хотим сказать, будто именно не-членские группы образуют эксклюзивный центр теории референтных групп. Тем не менее предложенное здесь переключение внимания легко можно истолковать в том смысле, что только не-членские группы оказывают влияние на референтно-групповое поведение[488] — недоразумение, от которого не так-то легко избавиться.
На самом деле, конечно, большая часть работ в этой области по- прежнему сосредоточена на изучении детерминантов и последствий принятия норм и ценностей членских групп в качестве нормативно- и сравнительно-референтных систем координат. Отчасти это происходит потому, что все признают: именно та группа, членом которой является данный человек, чаще всего оказывает самое сильное влияние на его поведение. В гораздо меньшей степени причиной такого положения дел являются серьезные затруднения, которые испытывает большинство исследователей в своих поисках подходящих исследовательских инструментов, позволивших бы адекватно идентифицировать влияние групп на тех, кто не является их членом. Но каковы бы ни были причины этого явления, именно выбор членских групп продолжает привлекать внимание исследователей, изучающих референтно-групповое поведение, и именно теоретическая структура этой проблемы требует самого тщательного исследования.
Все вышеназванные вопросы, связанные с изучением динамики выбора референтной группы из числа членских групп, очевидно, вполне уместные, однако не были поставлены в той эксплицитной форме, которая позволяет выявить специфику теоретической проблемы. Иными словами, эти вопросы подразумевают, но не систематизируют те частные проблемы, которые должны быть решены прежде, чем мы сможем получить фундаментальные методологичес
кие ответы. Каждую из этих частных проблем следует сформулировать и исследовать саму по себе, прежде чем мы сможем уловить их взаимосвязь.
Проблема 4.1 Классификация типов членских групп
Вопросы по поводу того, какая из нескольких членских групп избирается в качестве референтной группы (подобные вопросы были поставлены, когда давалась формулировка проблемы 4), очевидно, предполагают, что имеются разные типы членских групп, но они не ставят в эксплицитной форме до сих пор не решенную проблему систематической классификации этих типов. Таксономия далека оттого, чтобы быть целостной социологической теорией, однако она является ее неотъемлемой частью. Когда мы исследуем, на каком уровне современная социологическая теория концептуализирует и классифицирует типы групп, мы должны с сожалением констатировать, что в ней еще не появились свои Линней или Кювье. Тем не менее, несмотря на эту принципиальную неудачу, возможно, было бы полезно снова привлечь внимание к теоретическому значению и современному статусу проблемы систематической типологизации групп.
Высказывание, которое знакомит нас с проблемой 4, может быть воспринято как типичный пример теоретической неадекватности, и именно поэтому с его помощью мы сумеем заново сформулировать проблему классификации. Иллюстративно ссылаясь на профессиональные, родственные и религиозные группы, это высказывание позволяет выставить на всеобщее обозрение преобладающую у социологов практику — использовать для научного описания групп обыденный язык. Перечень групп может быть продолжен (он действительно был продолжен), и тогда он будет включать в себя: тред-юнионы и масонские ложи; студенческие организации, женские университетские клубы, вообще разнообразные братства и общины; банды, клики и дружеские группы; этнические, профессиональные, развлекательные, политические, религиозные, родственные, образовательные группы и т.д. Этот перечень можно продолжить и дальше. Он может быть ограничен только общепринятым в современном обществе количеством групп и терминов для их обозначения. Однако подобные перечни не имеют ничего общего с теоретически обоснованной классификацией.
От этих описательных перечней резко отличаются многочисленные и разнообразные классификации, зачастую построенные по дихотомическому принципу и базирующиеся на одном или нескольких
критериях. Так как время их существования определяется все еще очень недолгой историей социологии, некоторые из этих классификаций успели стать почтенными и респектабельными и подверглись лишь незначительным усовершенствованиям на протяжении жизни двух (и более) поколений[489]. Но в настоящее время все указывает на то, что и эти классификации групп, и те, которые были сделаны позже, предназначены быть только предшественниками более точных и более жизнеспособных в теоретическом отношении классификаций, которым еще предстоит появиться. Есть некоторая заслуга в том, чтобы рассматривать незнание как прелюдию к общему наступлению на те проблемы, которые все еще не поддаются решению, но важность которых ясна всем. Для некоторых целей было очень полезно работать с применением таких классификаций, как первичные и вторичные группы, внутренние и внешние группы, конфликтные группы и группы компромиссные, «малые группы» (выделенные по числу членов, образующих диады, триады и т.д.) и (предположительно) «большие группы», ассоциации и сообщества. Однако совершенно очевидно, что они образуют всего лишь истоки теоретически обоснованных классификаций, способных адекватно проанализировать действия групповых структур.
Разумеется, проблема создания хорошей классификации групп возникла очень давно; она привлекала внимание многих поколений иссследователей от Аристотеля до наших дней. Однако, отличаясь во всех остальных отношениях, лучшие из них были согласны в одном: они исходили из фундаментального требования, согласно которому эффективная классификация должна не просто описывать наблюдае
мые «типы», но быть выведенной из комплексной оценки определенных групповых свойств43. Основная проблема, конечно, состоит в том, чтобы идентифицировать стратегическую в теоретическом отношении группу свойств, что позволит систематически различать действия каждого результативного типа групп и отделять их друг от друга44. Именно Сорокин видел и очень точно высказывал это требование (см.: Sorokin Р., «Society, Culture, and Personality», pp. 159—163); тоже самое относится и к Парсонсу, особенно к его основополагающим соображениям по поводу понятий «Gemeinschaft» [община] и «Gesellschsaft» [общество] (см. Parsons Т., «The Structure of Social Action», pp. 686—694). Я назвал его соображения «основополагающими», так как, судя по всему, именно этот анализ конкретных отношений, который был задуман еще Теннисом и Вебером, послужил источником более поздней классификации «переменных образцов», выполненной Парсонсом. Таковы только два направления из множества дискуссий, ведущихся по обсуждаемому здесь вопросу, обзор которых содержится в следующем примечании. — Примеч. автора. Среди многочисленных попыток сформулировать эту проблему, а затем добиться ее решения, см.: Lundberg G.A., «Some problems of group classification and measurement», American Sociological Review, 1940, 5, pp. 351—360; уместную дискуссионную статью: Becker H., «Constructive typology in the social sciences», American Sociological Review, 1940, 5, pp. 40—55; многие статьи Стогдилл P.M., особенно следующие из них: Stogdill R.M., «The organization of working relationships: twenty sociometric indices», Sociometry, 1951, 14, pp. 336—373, и «Leadership, membership and organization», Psychological Bulletin, 1950, 47, pp. 1 — 14; работу еще одного сотрудника той же лаборатории по изучению лидерства в Государственном университете штата Огайо: Hempill J.K., «Situational Factors in Ledership» 7 Columbus: The Ohio State University, 1949 (особенно глава IFF «Об описании группы»); целую серию статей и методологическое обсуждение данной проблемы в: The Language of Social Research, Section IY. — eds Lazarsfeld P.F. and Rosenberg М.; Bakke E.W., «Organisation and the Individual» (New Haven: Yale University Press, 1952); что касается систематического обсуждения проблем измерения групповых характеристик, смотри серьезное, обобщающее исследование: Riley M.W., Riley J.W., Jr., Foby J., and associates. Sociological Studies in Scale Analysis (New Brunswick: Rutgers University Press, 1954); Borgatta E.F., and Cottrell L.S., Jr. «On the classification of groups», Sociomery and the Science of Man, 1955, 18, pp. 409—422. Авторы этой последней статьи начинают ее с точной постановки обсуждаемой проблемы: «Если нам нужно выявить различия [между коллективами и группами]; то даже в том случае, когда мы делаем допущение, что одни коллективы представляют собой группы, а другие нет и что это различие носит качественный характер, мы все же будем искать переменные, которые помогут нам расположить все коллективы в определенной последовательности и с помощью которых их логично будет самым различным образом классифицировать для самых различных целей. Таким образом, вопрос о том, является ли данная совокупность людей группой или нет, преобразуется в вопрос о том, в какой мере данная совокупность характеризуется специфическим комплексом переменных, которые, как мы допустили, являются компонентами их «группового характера». Такая формулировка свидетельствует о необходимости идентифицировать релевантные, критические, составные переменные, которые позволят оценить и классифицировать любую совокупность людей по любому пункту». — Примеч. автора.
это попытался сделать ПЛ. Сорокин[490], создав в результате классификацию, ожидающую своего дальнейшего систематического применения в современных исследованиях.
Социологи, в сущности, согласны с тем, что стратегическая классификация групп должна удовлетворятьлог^ес/сол/у требованию вывода из комбинации групповых свойств. Разногласия между ними относятся к проблеме существования, то есть к вопросу о том, какие свойства группы обеспечивают основу для самых поучительных классификаций. Так как проблема существования не имеет однозначного решения, то, возможно, будет полезно дать краткий обзор таких групповых свойств, которые, как показал анализ социологических работ[491], посвященных изучению групп и организаций, являются теоретически значимыми свойствами групповой структуры. Бесспорно, нижеследующий перечень, снабженный краткими аннотациями, есть всего лишь незавершенный эскиз, или, точнее, «эскиз эскиза», но тем не менее в условиях, когда общее направление теоретических исследований еще не обозначилось, он может принести некоторую пользу.
Проблема 4.2 Предварительный перечень групповых свойств Определенность или неопределенность социальных дефиниций членства в группе. Группы различаются в зависимости оттого, насколько точно можно определить их членский состав, причем спектр этих различий весьма широк — начиная с неформальных групп, имеющих расплывчатые границы, которые можно идентифицировать только
благодаря систематическим исследованиям, и кончая группами, в которых существует четкий, формализованный механизм «приема» в члены. По-видимому, это свойство связано с другими групповыми свойствами, например, со способами социального контроля. Если членство в группе определено неясно, то, по-видимому, на первый план может выйти проблема осуществления эффективного контроля над теми, кто может считать себя только номинальными или периферийными членами; в такой группе ориентация на ролевые требования членов будет неопределенной. Следует заметить, что в данном случае речь идет о свойстве группы, а не об индивидуально-психологических вариациях определения членства отдельными индивидами. Группа может иметь либо четко определенные, понятные критерии членства, либо они могут быть неясными, и их будет трудно идентифицировать как членам группы, так и ее не-членам.
2. Степень вовлеченности членов в группу. Это свойство связано со сферой и интенсивностью вовлеченности членов в группу. На одном полюсе находятся группы, которые почти полностью замыкают на себя и регулируют чувства и поведение своих членов как в личностном, так и в ролевом планах; их можно более или менее нейтрально описать как «тоталитарные группы». На другом полюсе находятся группы, которые лишь ограниченно-сегментарно замыкают на себя и регулируют личности и роли своих членов; их можно описать как «сегментарные группы».
Все это понимается не с позиций отдельных членов группы и не с точки зрения их идентификации с группой, а как свойство группы, то есть как мера вовлеченности в группу ее членов, нормативно предписанная и реализуемая в действительности. Разумеется, в социологии часто применялась общая концепция, утверждавшая, что в сложно организованном обществе индивид обычно включается в исполнение самых разнообразных ролей, каждая из которых захватывает его как личность лишь отчасти, тогда как в менее дифференцированных обществах членство в группе обычно почти полностью поглощает личность каждого из ее членов. Кажется вполне вероятным, что чем выше определяемая культурой степень вовлеченности в группу, тем выше вероятность того, что она выступит в качестве референтной группы для самого широкого круга оценок и способов поведения.
3—4. Фактическая и ожидаемая длительность членства в группе. Несмотря на то что оба эти свойства могут варьировать независимо друг от друга, они взаимосвязаны и могут рассматриваться совместно. Они, соответственно, относятся к реальной длительности членства в группе и к сложившимся ожиданиям по этому поводу. В некоторых группах и организациях (например, в школах) членство — как реальное, так и ожидаемое — имеет фиксированные сроки. В других
либо одно из них, либо они оба могут длиться сколь угодно долго. По крайней мере в одном исследовании по этому вопросу[492].было обнаружено, что ожидание относительного постоянства или быстрых перемен, как и его влияние на поведение членов сообщества, не зависит от сроков их действительного пребывания там. Членский состав групп и организаций проявляет большие различия в этих двух отношениях.
5—6. Действительные и ожидаемые сроки существования группы. Подобно своим индивидуальным членам, группы и организации, рассматриваемые как объединения, существующие во времени, тоже отличаются в этом отношении. Можно предположить, что действительный «возраст» группы — это свойство, которое оказывает влияние на другие ее свойства — способность к изменениям, относительную устойчивость, систему нормативного контроля и т.д.[493]
Однако действительную длительность существования группы следует отличать от стереотипных ожиданий вероятной длительности. Иными словами, следует различать, является ли данная группа «временной» ассоциацией, сложившейся для удовлетворения некоторой потребности и предполагающей свою самоликвидацию[494] после того, как эта потребность будет удовлетворена, или же она учреждена с ожиданием своего бесконечного существования в грядущем. Различия в ожиданиях по поводу сроков, по-видимому, могут влиять на самоопределение ее членов, на вид и степень их вовлеченности в группу, на внутреннюю структуру организации и на ее силу, а также на другие свойства, которые нам еще предстоит рассмотреть. Абсолютная величина группы или ее составных частей. Это свойство характеризует число людей, составляющих группу. Однако простое на первый взгляд дело — сосчитать число членов группы, — очевидно, требует от социолога большой предварительной работы, выдвижения исходных допущений и решений, как это следует из выше
приведенного анализа понятия членства в группе. Что следует принять в качестве критерия членства: объективно измеряемый коэффициент социального взаимодействия, измеряемого в соответствии с ролевыми ожиданиями? Самоопределение индивидами своей принадлежности к группе? Наличие большого числа определений со стороны других людей, приписывающих индивиду членство в группе? В некоторых случаях абсолютная величина группы обозначает не чис- лолюдей, входящих в ее состав, но число различныхположений в организации группы. В этом последнем случае связь между увеличением группы и усложнением ее социальной структуры, которую так часто декларируют, превращается в тавтологию.
Абсолютную величину группы (или ее составной части), независимо от способа ее измерения, следует эксплицитно отличать от ее относительной величины. Относительная величина группы или ее составных частей[495]. Это свойство часто не принималось во внимание даже в тех случаях, когда оно имплицитно включалось в социологический анализ группы или социальной организации. Оно характеризует отношение числа людей в данной группе (или в каком-то определенном ее слое) к числу людей в других группах, входящих в ту же самую институциональную сферу (группы из других институциональных сфер принимаются в
расчет только в специальных целях). Иными словами, группы или организации, имеющие одинаковую относительную величину, будут функционировать по-разному в зависимости от их абсолютной величины, и соответственно группы, имеющие одинаковую абсолютную величину, будут функционировать по-разному в зависимости от их количественного соотношения с другими группами социальной среды. (Это, по-видимому, имеет силу для групп, ассоциаций и сообществ.) Например, сообщества, имеющие одинаковый относительный расовый состав — скажем, десять процентов негров, а все остальные — белые, — попадут в различные в социологическом плане ситуации в зависимости от того, составляет ли их абсолютная величина сто или сто тысяч человек. Соответственно, сообщество, состоящее из тысячи человек, будет иметь сильно различающуюся социальную структуру в зависимости от того, будут ли его окружать другие сообщества примерно такой же абсолютной величины или сообщества, имеющие гораздо большую или меньшую величину.
Все это означает, что группы и организации, имеющие ту или иную абсолютную величину, будут иметь один статус и выполнять одни функции в обществе, где имеются другие аналогичные группы и организации, чья абсолютная величина гораздо больше или гораздо меньше, чем у них, и совсем другой статус и другие функции, если они существуют в обществе, где сопоставимые с ними группы и организации имеют туже самую величину. Например, университеты в США и в Англии, имеющие одинаковую абсолютную величину, будут иметь принципиально различные относительные размеры. Эта общая концепция, разумеется, хорошо сформулирована в пословице: «Большая рыба в маленьком пруду становится маленькой рыбкой в большом пруду». Однако, как это обыкновенно бывает с подобными идиомами, регистрирующими какие-то аспекты человеческой жизни и социальной реальности, они не стали методологией последующих исследований. Кроме того, эта фольклорная идиома (что для них характерно) не принимает во внимание, что один и тот же пруд в зависимости от его расположения может быть относительно малым или относительно большим. Во всяком случае, понятия абсолютной и относительной величины имеют прямое отношение к теории референтных групп. Открытый или закрытый характер группы. Это свойство уже обсуждалось в этой главе; можно напомнить, что оно относится к таким критериям членства в группе, которые делают группу относительно открытой и доступной или относительно закрытой и ограниченной. Оно обозначает степень недоступности членства. В каждой институциональной сфере некоторые группы стремятся сохранить относитель
но ограниченное членство, а другие — обеспечить максимальное увеличение числа членов. Это свойство, по-видимому, связано с другими: относительным положением, степенью «полноты», автономности, терпимостью к отклонениям и т.д. Этот пункт, если иметь в виду предшествующее обсуждение, не требует дальнейших пояснений. «Полнота»: отношение действительных членов к потенциальным. Как мы убедились несколько раньше, свойство полноты, выделенное Зиммелем и по большей части проигнорированное социологами, характеризует количественное отношение действительных членов группы или организации к ее потенциальным членам, то есть к тем, кто удовлетворяет действующим критериям членства. Следует только повторить, что это свойство группы множеством нитей связано с другими ее свойствами. Например, на относительное положение группы в сообществе может влиять (не обязательно линейно) степень полноты, которая отличается от ее относительной или абсолютной величины. Например, Американская ассоциация медсестер (ААМ), имевшая в 1956 г. 178 ООО членов, значительно превосходит по численности Американскую медицинскую ассоциацию (АМА), которая заявляет о наличии примерно 140 ООО членов. Однако организация врачей имеет самый высокий среди всех профессиональных ассоциаций показатель, свидетельствующий о том, какая часть потенциальных членов, имеющих право на вступление в нее, действительно вошла в ее состав, — примерно 65% всех врачей, имеющих лицензию; в организации медсестер, несмотря набольшую абсолютную величину, «организованные медицинские сестры» составляют всего около 41% всех работающих профессиональных медсестер. (Тем не менее обе эти ассоциации имеют гораздо более высокие показатели полноты, чем большинство остальных профессиональных организаций.) Совершенно очевидно (даже если оставить в стороне другие групповые свойства, характеризующие различия в социальном положении и силе этих ассоциаций, что АМА, включающая в свой действительный состав более высокий процент своих потенциальных членов, имеющих право на вступление в нее, может претендовать на более высокое положение и обладает большей силой, чем ААМ, имеющая больше членов. Тем не менее связи между абсолютной величиной, степенью полноты, социальным положением и силой еще предстоит изучать и изучать. Говоря о том, что полнота группы не обязательно находится в линейном соотношении с такими свойствами, как престиж и сила, мы хотим обратить внимание на такие организации, которые в целях создания и поддержания своего элитарного статуса отбирают только ограниченное число членов из всех тех, кто удовлетворяет критерию правомерности членства.
Степень социальной дифференциации. Это свойство характеризует набор статусов и ролей, операционально различаемых в организации группы. Было замечено — по крайней мере со времен Спенсера, — что увеличение размера группы идет рука об руку с возрастанием ее дифференциации[496]. Тем не менее эмпирически было также установлено, что организации, имеющие одинаковую абсолютную величину, значительно отличаются друг от друга в зависимости от того, сколько дифференцированных статусов они включают в себя. Организации могут либо придавать многим членам один из относительно немногих статусов, либо умножать число различных структурных статусов, приписывая каждый из них все меньшему числу членов.
Это свойство, конечно, характеризует не только иерархическую дифференциацию статусов (описываемую как социальная стратификация). Однако социальная дифференциация часто идентифицируется с социальной стратификацией, отчасти, наверное, потому, что дифференциация статусов по-разному оценивается (а значит, и ранжируется) членами общества. Однако, как напоминает нам понятие разделения труда, различная (большая или малая) дифференциация статусов может происходить на одном и том же уровне стратификации: например, различные виды труда, дифференцированные по функциональному признаку, могут относиться к сходным категориям. Форма и уровень стратификации. Это свойство характеризует число признанных обществом и ранжированных страт, относительную величину каждой страты и относительную социальную дистанцию между стратами. Так как эти свойства групп и объединений уже привлекали внимание большого количества исследователей, нет никакой необходимости продолжать здесь их обсуждение513. Типы и уровни социальной интеграции. По крайней мере со времен Дюркгейма уровень социальной интеграции считался таким групповым свойством, которое оказывает воздействие на широкий спектр способов поведения и исполнения своих ролей членами группы. Существует удачная типология социальной интеграции, разработанная на основе понятия базисной интеграции и выделяющая три типа социальной
интеграции[497]. Все три типа можно обнаружить в любой группе или объединении, но это не снимает различий между ними. Группы и объединения отличаются друг от друга в зависимости от того, в какой мере обнаруживаемый у них уровень социальной интеграции обусловлен тем или иным из этих базисов. В соответствии с ними мы различаем: а) социальную интеграцию, индуцированную культурой, — такая интеграция обусловлена общими нормами и ценностями, интериоризован- ными членами группы; (б) социальную интеграцию, индуцированную организационно, — такая интеграция обусловлена тем, что личные и групповые цели реализуются через взаимодействие членов группы; (в) социальную интеграцию, индуцированную структурным контекстом, —такая интеграция обусловлена, например, контрастом внутренних и внешних групп, конфликтом между группами и т.п.[498]. Остается только понять, каким образом базис, который интегрирует группу, связан с другими свойствами группы. Потенциал разделения или единства группы. По-видимому, это комплексное свойство есть производное от уровня социальной дифференциации (см. пункт 11) и от уровня социальной интеграции (см. пункт 13). Оно характеризует специфическую для жизни группы переменную величину: некоторые группы проявляют склонность к последовательному, зачастую стихийному разделению на подгруппы, которое в конце концов может привести к превращению возникающих при этом подгрупп в самостоятельные группы; другие стремятся
вновь инкорпорировать возникающие подгруппы в более широкую организацию с тем, чтобы они помогли укрепить структуру и функции этой организации[499]. Например, политические партии резко отличаются друг от друга в этом отношении: некоторые из них распадаются на многочисленные «раскольнические» партии, другие сохраняют монолитное единство. Кроме того, некоторые группы обнаруживают явную склонность к «колонизации», образуя зависимые от них дочерние группы, имеющие свой собственный облик; некоторые из них впоследствии обретают независимость от родительской группы.
Степень социального взаимодействия в группе. Это свойство характеризует степень ожидаемого и действительного социального взаимодействия между носителями определенных статусов в пределах группы. В некоторых группах реальное социальное взаимодействие ограничивается носителями «соседних» иерархических статусов (т.е. находящимися на одном и том же уровне, а также на непосредственно примыкающих к нему высшем и низшем уровнях), что и было зафиксировано в концепции «прохождения по каналам». Другие группы и организации обеспечивают больше структурных возможностей для взаимодействия между теми, кто относится к категориям, далеко отстоящим друг от друга, что нашло свое выражение в понятии иерархической группы, которая тем не менее образует «общество равных». Однако следует отметить, что в действительности группы первого типа часто обеспечивают более интенсивное взаимодействие между своими членами, занимающими неравное положение, чем это гарантируется их структурой (иными словами, в них имеются неформальные способы общения, не требующие «прохождения по каналам»), тогда как в группах второго типа часто обнаруживается гораздо более слабое
взаимодействие между неравными, чем этого требуют нормативные предписания. Характер социальных отношений в группе. Это свойство традиционно считалось главным признаком, позволяющим выделить различные типы групп; в этом можно убедиться, если вспомнить общепринятые классификации, разделяющие группы на первичные и вторичные, внутренние и внешние общины (Gemeinsihaft) и общества в целом (Gesellschaft), формальные и неформальные и т.д. Сообразуясь именно с этим свойством, Парсонс создал свою известную систему структурных переменных, которая позволяет проанализировать соотношение ролевых структур в социальной системе: эмоциональность — эмоциональная нейтральность; личностная ориентация — коллективистская ориентация; универсализм — партикуляризм; реальные достижения — приписки; специфичность — диффузия55. Составленные из этих пяти переменных комбинации ценностей позволяют охарактеризовать преобладающие в группе конкретные социальные отношения. Степень ожидаемой конформности по отношению к групповым нормам: терпимость к девиантному поведению и институционализированные отступления от строгого определения групповых норм. Это свойство характеризует меру структурных отклонений в поведении членов группы, обычно допустимую с точки зрения других ее членов. Некоторые группы и организации требуют строгого соблюдения норм, допуская лишь минимальные отступления от них по усмотрению самих членов; это часто обозначается термином «бюрократизм», который применяется здесь в оскорбительном смысле. В других группах разрешаются самые разнообразные отступления от норм; это относится, в частности, к группам, которые гордятся тем, что обеспечивают большие возможности для проявления индивидуальности и творческой энергии своих членов. Стереотипный образ прусской бюрократии приблизительно соответствует первому типу; некоторые учебные и исследовательские организации Запада приближаются ко второму типу. Разумеется, в конкретных обстоятельствах первый тип допускает гораздо большую, а второй тип — гораздо меньшую свободу действий, чем считается обычно. Тем не менее это не означает, что группы и организации не отличаются по этому свойству.
Отклонения от норм могут стать функциональными в масштабах группы, и часто в качестве прелюдии к структурно-групповым изменениям возникает более или менее устойчивая фаза, в которой эти отклонения приобретают институциональный характер. Это именно
Га модель, которую я описал как «институционализированное отклонение от институциональных правил»[500]. Это сложная фаза изменения социальной структуры, которая требует более серьезного исследования, вряд ли уместного здесь. Можно сказать, однако, нто модель институционализированных отклонений возникает в тех случаях, когда острая практическая необходимость, с которой сталкивается группа или коллектив (или их значительная часть), требует выработать адаптивное поведение, не согласующееся с устоявшимися нормами, настроениями и практической деятельностью[501]. В первом случае какое-то время официально поддерживаются существующие нормы и настроения, тогда как молчаливо допускаемые отклонения от них постепенно обретают свою собственную правовую основу и при
нимаются группой. Во втором случае от новых институциональных требований фактически уклоняются, тогда как медленно изменяющиеся нормы и настроения по-прежнему продолжают управлять действительным поведением. Можно предположить, что определенное количествотерпимых отклонений от норм функционально необходимо для устойчивости сложных социальных структур. Система нормативного контроля. Это свойство характеризует структуру нормативного контроля, который регулирует поведение членов группы. Группы и организации различаются в зависимости оттого, какую систему контроля они применяют: контроль при помощи четко сформулированных правил (законов); контроль при помощи менее четко сформулированных, но имеющих четкую структуру поведенческих ожиданий, которые усиливаются благодаря настроениям и поддерживающим их моральным доктринам, нормам и рутинным, часто привычным, но менее сильным ожиданиям (народным обычаям).
из главных проблем теории референтных групп (в чем мы убедимся несколько позже).
Описывая социологическую природу аристократии, Зиммель дает следующую характеристику этого свойства, выполненную им в форме эссе: «Существует абсолютный предел, ограничивающий число членов аристократии как группы; если число членов превысит его, аристократия не сможет сохраниться как группа. Этот предел, за которым начинается распад, определяется отчасти внешними, отчасти психологическими обстоятельствами. Для того чтобы эффективно действовать как целостная группа, аристократия должна быть «видимой или наблюдаемой»[502] каждым ее членом. Каждый элемент [этой группы] должен быть лично знаком со всеми остальными».
Интуитивно Зиммель понимал всю важность группового свойства хорошей видимости, однако, не располагая богатым теоретическим материалом, который появился уже после выхода его работ, он не сумел систематически разработать эту глубокую идею, так же как и идею величины группы, которая оказывает влияние на вариабельность этого свойства, и выяснить его отношение к системам контроля, которые поддерживают устойчивость группы. С появлением теории информации стало очевидно, что Зиммель выделил такое групповое
свойство, которое оказывает фундаментальное воздействие на поведение и развитие групп. Ибо теперь можно сказать, не обращаясь в поисках оправдания к простым аналогиям и другим бессодержательным оборотам речи, что социальные группы отличаются по своей организации следующим образом: некоторые из них обеспечивают эффективную «обратную связь» или «информацию» для тех, кто играет главную роль в регуляции поведения ее членов, тогда как другие группы почти не способны на это. Разумеется, те структурные условия, которые делают исполнение своих ролей членами группы хорошо наблюдаемым или видимым, обеспечат соответствующую обратную связь, если исполнение ролей отклонится от характерных для группы ожиданий. Ибо при таких условиях ответные реакции других членов группы, стремящихся привести отклонения в соответствие с нормами, начнут появляться вскоре после того, как произойдут случаи девиантного поведения. Соответственно, если существуют структурные помехи, затрудняющие такую прямую и непосредственную наблюдаемость, то девиантное поведение может стать кумулятивным, все больше отходя от превалирующих норм, прежде чем остальные члены группы обратят на него внимание, и тогда возникает «сверхсильная реакция», которая будет содействовать только отчуждению носителей девиантного поведения, а не исправлению их «отклонений». Эти структурные помехи, возникающие на пути потока информации (понятие информации, очевидно, служит современным аналогом введенного Зиммелем понятия наблюдаемости), будут, таким образом, нарушать относительно устойчивое состояние группы и вызывать резкие и нерегулярные колебания социального контроля.
В последнее время появилось много исследований, затрагивающих пограничные вопросы, связанные с этим групповым свойством. Эти исследования изучают, каким образом коммуникационные сети, действующие в экспериментальных, упрощенных групповых структурах, влияют на скорость, силу и характер потока информации и каковы последствия этого влияния не только для решения стоящих перед группой задач, но и для социального контроля. В столь кратком очерке, пожалуй, достаточно привести лишь некоторые из этих исследований, особенно упомянув при этом исследования, выполненные Алексом Бавеласом и его сотрудниками, которые, на мой взгляд, относятся к числу наиболее продвинутых исследований поданному вопросу[503]. Другие исследования, относящиеся скорее к области социальной
психологии, чем к изучению социальной структуры, стали накапливать информацию о существовании качественных различий между мнениями лидеров и мнениями рядовых членов группы[504]. Они служат просто прелюдией к новой фазе — социологическим исследованиям, в которых консолидируются исследования обоих типов — структурного и социально-психологического. Таким образом, наблюдаемость мнений и исполнения ролей будет соотнесена со структурой группы, потоком информации и действием социального контроля.
Социологические исследования, рассматривающие тот или иной аспект наблюдаемости (в том смысле, о котором говорится здесь), включают работы Блау по использованию статистических методов, которые выявляют количественную сторону и характер исполнения ролей в системе бюрократии, его значение для социального контроля[505], а также работы, анализирующие дружбу как социальный процесс, которые в качестве своего главного переменного принимают условия, способствующие либо открытому выражению мнений в дружеских парах, либо их длительному подавлению[506].
Так как социологические исследования, изучающие соотношение общения и социальной организации, развиваются бурными темпами и их теоретическая консолидация все еще не достигнута, они требуют тщательного обсуждения, а не простого упоминания. Но самым существенным моментом этого обсуждения является следующее обстоятельство: как только мы поймем, что наблюдаемость есть свойство группы, нас должно заинтересовать, каким образом структура группы влияет на вход информации и на ее выход (т.е. на ответную реакцию), который затем оказывает влияние на социальный контроль.
Примерно в том же духе, в каком мы уже упоминали о свойстве наблюдаемости и в каком будем рассматривать его в дальнейшем, оно с необходимостью подразумевается (если только явно не принимается в расчет) в теории референтных групп, так как изменчивость наших знаний о групповых нормах очевидно определяет, в каком отно
шении эти изменения могут быть приняты в качестве референтнонормативной системы координат. Но надлежащим образом это можно будет рассмотреть позже, когда этот перечень групповых свойств будет завершен. Экологическая структура группы характеризуется прежде всего с помощью одного экологического переменного — пространственного распространения членов группы, хотя другие переменные, обычно включаемые в экологическую теорию, здесь не рассматриваются. Совершенно очевидно, что группы различаются в этом отношении: члены одних групп могут плотно распределяться в пространстве и иметь высокую концентрацию, тогда как члены других групп могут быть рассеяны в пространстве и находиться далеко друг от друга. Все современные исследования этого свойства показывают, что степень пространственной и функциональной близости влияет на формирование социальных отношений, типов социального контроля и уровень вовлеченности членов в группу[507]. По-видимому, она связана также со свойством наблюдаемости. Автономность или зависимость группы. Что касается исполнения функций и достижения целей, то в этом отношении группы различаются по уровню своей самодостаточности или зависимости от других, более масштабных групп и институтов. Группы могут продолжать свою деятельность, даже несмотря на то что сами они не удовлетворяют одно или несколько из своих функциональных требований, до тех пор, пока эти требования удовлетворяются ими с помощью других общественных групп. Видимость полной автономии, если рассмотреть ее с точки зрения социологии, часто бывает обманчивой. Например, израильские кибуцы, по-видимому, не могли бы сохранять свой, по существу, социалистический характер, если бы другие части израильской экономики и израильского общества не удовлетворяли некоторые из их наиболее существенных требований и если />
бы к ним не поступали ресурсы из-за рубежа[508]. Эта концепция уровней социальной самодостаточности группы или сообщества создавалась и эмпирически изучалась главным образом социологами-рура- листами; по-видимому, она применима не только к сельскохозяйственному, но и к другим секторам общества. Уровень стабильности группы. Это свойство характеризует способность группы противостоять оппозиции извне, сохранять свою структуру и упорядоченно изменяться. Оно не характеризует изменения в личном составе группы, хотя оба эти свойства тесно связаны. Более того, оно отличается от социальной интеграции (см. пункт 13), которая связана со стабильностью, но не совпадает с ней. Говоря об этом свойстве как о «способности», а не как об эмпирически наблюдаемом уровне стабильности, я хочу в эксплицитной форме высказать следующее соображение: как станет ясно из дальнейшего обсуждения, наблюдаемая стабильность группы зависит от давления среды, а не только от внутренней структуры группы. Уровень стабильности структурного контекста группы. Это свойство говорит о способности социальной среды той или иной группы сохранять свой характер. Вероятно, оно имеет сложные связи со свойством стабильности группы. Например, стабильная социальная среда может укреплять эмпирическую стабильность групп, которые действуют в этой среде, так как они постепенно все лучше приспосабливаются к ней. Однако слишком стабильная среда может вызвать стресс у тех групп, которые явно находятся в процессе изменения. Именно эту ситуацию, если рассматривать ее с точки зрения социальной структуры, а не с точки зрения культуры, по-видимому, отражает введенное Огберном понятие «отставание культуры». Способы сохранения стабильности группы и структурного контекста. Как часто отмечал Зиммель, группы и их структурные контексты в конечном итоге отличаются тем, какими способами они сохраняют свою стабильность — посредством сравнительной жесткости или сравнительной гибкости. Иными словами, сталкиваясь со стрессом, они могут либо сохранить свою групповую специфику и в структурном, и в функциональном отношениях, либо сохранить свои
функциональные особенности, отвечая на стресс соответствующими изменениями структуры. Эта давнишняя идея требует серьезных разъяснений, но даже ее неточные термины не могут скрыть того, что, оказывается, группы значительно отличаются друг от друга специфическими способами адаптации к внутренним и внешним стрессам. Относительное социальное положение групп. Группы, подобно индивидам, имеют определенный социальный ранг, измеряемый с точки зрения престижа и возможности пользоваться ценностями культуры. Социологи считают само собой разумеющимся, что статусы присваиваются на основании оценок и что носители этих статусов хотят, чтобы оценки были адекватными. Однако когда в своей исследовательской практике мы начинаем объединять все имеющиеся у нас данные, в своей совокупности характеризующие относительный ранг групп и организаций, то мы не столь единодушны[509]. Все же повседневные наблюдения показали, в каких отношениях вопрос о положении группы имеет большое значение. Как заметили Парк и Берджес (целое поколение тому назад) и как постоянно подчеркивали эволюционисты, конкуренция определяет не только относительное положение индивидов, но и относительное положение групп, организаций и сообществ. Относительная сила групп. Это свойство характеризует варьирующую способность группы навязывать свои коллективные решения а) своим членам и б) своей социальной среде. Здесь предполагается, что относительная сила группы есть совокупный результат других групповых свойств, но изучение этой сложной проблемы еще только начинается[510].
Прекратить на этом перечисление групповых свойств — значит, разумеется, поступить произвольно, потому что, вероятно, существует гораздо больше свойств (а возможно, совсем иные свойства), спорадически или систематически изучаемых социологами. Но этот перечень не претендует на то, чтобы быть исчерпывающим; в лучшем случае он носит характер пропедевтики. Это только небольшой шаг к достижению важной теоретической цели — созданию концептуальной схемы, характеризующей социальные группы. Подобная схема,
очевидно, потребуется, если многочисленные факты, относящиеся к группам и их структуре, нужно будет свести воедино в форме консолидированного знания.
По поводу этого предварительного перечня можно придерживаться диаметрально противоположной точки зрения: можно не считать его далеким от завершения, а, напротив, полагать, что он уже сейчас слишком длинен. Ибо как можем мы полностью охватить интересующую нас задачу — охарактеризовать каждую исследуемую группу по всем двадцати шести признакам одновременно? Сама постановка этой задачи заведомо означает, что лишь у немногих групп будет обнаружено структурное сходство по всем этим многочисленным показателям. Следовательно, будет трудно, а может быть, совсем невозможно обнаружить в групповом поведении единообразие, связанное с групповой структурой.
Эта проблема, разумеется, далеко не новая и не ограничивается социологическими классификациями. Именно эту проблему требуется решать каждый раз, когда в той или иной дисциплине предстоит создать полезную классификацию. Общие методы ее решения довольно хорошо известны по прошлому опыту. Во-первых, предложенный список свойств может послужить основой нескольких классификаций, каждая из которых будет полезна по-своему. Вряд ли следует создавать единую классификацию на основе многочисленных признаков. Во-вторых, совершенно очевидно, что некоторые свойства можно вывести из других и, следовательно, их не нужно рассматривать самостоятельно. Некоторые из таких возможностей мы предусмотрели в предложенном списке. Наконец, вполне возможно, что некоторые из этих (и других) групповых свойств окажутся «несущественными» и не позволят упорядочивать факты. Однако польза предварительного списка наподобие предложенного выше состоит в том, что он обеспечивает исходный пункт для «экспериментирования» с альтернативными классификациями и позволяет не принимать ad hoc[511] классификации, созданные ради временных, преходящих целей.
Однако существует одно серьезное препятствие, которое нужно преодолеть, чтобы последующие классификации групп могли оказаться полезными. Это — трудность создания стандартизированных методов измерения каждого из рассматриваемых свойств. В развитии любой дисциплины существует фаза, когда методы измерения и индексы ad hoc заново создаются в каждом исследовании, так что хотя слова, описывающие данное свойство, остаются почти одинаковыми,
аспект явления, который они действительно обозначают, существенно меняется. До тех пор пока, например, «социальная интеграция» по-разному измеряется с помощью таких грубых показателей, как принятие групповых норм, «взаимная симпатия» членов группы, зарегистрированная с помощью метода социометрического выбора, чувство «принадлежности к группе» и т.д. — до тех пор сохраняется по крайней мере вероятность того, что один и тот же термин используется для обозначения различных, хотя и взаимосвязанных аспектов группы. С проблемой стандартизации номенклатуры и методов измерения сталкивается большинство научных дисциплин в тот или иной период своего развития; возможно, и социология подходит к той стадии, когда нужно попытаться решить эту проблему в принципе, а не с помощью целого ряда нелегких, судорожных подгонок и корректировок. Однако, подчеркивая важность того, что нам еще неизвестно и что нам предстоит сделать, не следует пренебрегать многочисленными знаниями и свершениями, которыми мы располагаем. На протяжении жизни одного-двух последних поколений накоплен огромный запас знаний о многих (возможно, о большинстве) свойствах, которые мы перечислили выше. Более того, у социологов все заметнее наблюдается тенденция мыслить на языке элементов и свойств фупповой структуры, а не довольствоваться чисто описательными оценками различных групп. Если все это и не дает поводов для чистого оптимизма, то для угрюмого пессимизма их еще меньше.
А теперь мы можем подытожить то, что могло показаться длинным экскурсом в характеристику групповых свойств, но что по зрелом размышлении предопределено невинными вопросами, открывающими обсуждение проблемы 4 современной теории референтных групп: «...когда индивиды ориентируются на людей из своих профессиональных групп, или из групп родственников, или из своих религиозных групп? Каким образом мы можем охарактеризовать структуру социальной ситуации, которая приводит к тому, что именно та, а не иная из этих групп принимается в качестве значимого контекста?»
Ибо, как теперь выяснено, эти вопросы предполагают, что полезнее всего классифицировать группы с точки зрения их институциональной деятельности — работы, игры и религиозности. Однако это предположение в лучшем случае спорно. Правда, в социологии, как и в процессе роста, разумнее (да и необходимо) сначала научиться ходить, прежде чем учиться бегать. И все же на какое-то время не только в прошлом, но и в будущем может оказаться и мудрым, и целесообразным изучение выбора референтных групп из конкретно описанных членских групп — из семьи, а не из группы ровесников, из профессиональных групп, а не из религиозных. Информация, полученная
благодаря исследованиям, выполненным именно в плане конкретности, несомненно, очень полезна. Но на будущее следует признать» что сточки зрения систематической теории референтно-группового поведения эти исследования являются только промежуточными: возможно, они служат необходимой прелюдией — но все же только прелюдией — к открытию некоторого единообразия при выборе (сделанном в определенных условиях) в качестве референтной группы, того или иного типа групп. Сделав эти оговорки» будет полезно продолжить обсуждение проблем, связанных с динамикой выбора референтной группы из нескольких членских групп, давая попутно обзор исследований, относящихся к этой проблеме. Какие вопросы ставятся в настоящее время, каков статус теории и фактического знания условий и процессов, определяющих выбор тех или иных членских групп в качестве нормативных и сравнительных референтных координат?
Проблема 4.3
Различные ценности и нормы — различные референтные группы
Уже давно было высказано предположение (хотя эта мысль медленно прокладывает себе дорогу в теории референтных групп), что разным сферам индивидуального поведения соответствуют разные группы. Это только означает, что референтные группы действуют в качестве таковых имплицитно (всегда, хотя эксплицитно и не всегда) в сочетании с определенными типами оценок и поведения. Как мы видели, когда рассматривали степень вовлеченности в группу ее членов (см. пункт 2), некоторые группы, по-видимому, считают приемлемым для себя широкий спектр поведения, а другие — нет.
В социологии существует множество указаний на подобный эффект. Например, в социометрии с самого начала было принято считать, что некоторые индивиды стремятся к тому, чтобы их коллеги оказывали им предпочтение в сфере работы, а другие — в сфере игры[512]. Рассуждая таким образом, нельзя молчаливо допускать, будто одни и те же группы постоянно служат референтными группами для одних и тех же индивидов на любом этапе развития их поведения. Понимаемое буквально, это высказывание имеет все признаки тривиального общего места, к тому же тяжеловесно сформулированного. Однако,
поскольку на практике мы постоянно упоминаем референтные группы, не связывая их сразу же с определенными формами поведения или оценок, нам удается избежать ограничений, заложенных в этой тривиальной формулировке. Более того, и профессионалы-социологи, и непрофессионалы, по-видимому, пока еще мало знают, каким образом общие принципы выбора в качестве референтной системы координат именно этой, а не какой-то другой группы связаны со специфическими типами поведения и оценок. Но то немногое, что известно об этом, подсказывает нам: здравое на первый взгляд предположение, согласно которому любая группа, подходящая в функциональном или субстанциональном отношении, обязательно станет референтной группой, далеко от истины. Выбор референтной группы отличается от таких ситуаций, когда, например, человек выбирает для себя какую- либо религию и этот выбор — и только он один — определяет, какая группа будет принята им в качестве нормативно-референтной системы координат по религиозным вопросам; или когда его профсоюз непременно будет определять его экономические взгляды. По-видимо- му, референтно-групповое поведение гораздо сложнее этой простой схемы вовлеченности.
Другие наблюдатели неоднократно подчеркивали, что одни и те же индивиды или группы в одних социальных сферах воспринимаются как ориентиры, определяющие поведение и оценки, а в других — нет. Со временем эти наблюдения вошли в описания деятельности лидеров. В качестве примера рассмотрим наблюдение, сделанное Солом Олин- ски: «Человек считается с кем-то как с лидером, чьим суждениям по политическим вопросам он доверяет, но когда он сталкивается с финансовыми проблемами, то обращается к одному из своих собратьев. И так во всем. В сфере его деятельности, возможно, существуют пять- шесть человек, к которым он будет обращаться по разным вопросам. Очевидно, те, кого можно определить как полного лидера, встречаются очень редко — один на 40—50 человек (которые являются его последователями) в любой сфере деятельности...»6К Так как в этом отрывке просто описываются впечатления, полученные Олински во время его полевых исследований, он выражает уверенность, что более систематические «исследования подтвердят» это наблюдение. Одно из таких исследований, описанное в следующей главе этой книги и посвященное изучению тех, кого, как я полагаю, лучше называть «люди, пользующиеся влиянием», а не «лидеры», обнаруживает, что
...лица, пользующиеся влиянием, различаются по числу сфер деятельности, в которых проявляется оказываемое ими межличностное влияние. Некоторые лица, пользующиеся влиянием — их можно назвать мономорфными, — упоминаются часто, но только в одной довольно узкой сфере деятельности — например, в сфере политики, или в качестве законодателей хорошего вкуса, или моды. Мономорфные влиятельные лица — это «эксперты» в какой-либо ограниченной области, и их влияние не распространяется на другие сферы принятия решений. Другие влиятельные лица — это относится к довольно большому числу деятелей высшего ранга — являются полиморфными: их влияние на других людей проявляется в самых различных (иногда, по-видимому, даже не связанных друг с другом) сферах.
Однако, как подсказывает нам это обсуждение, социологи уже готовы выйти за пределы эмпирического обобщения, согласно которому относительно небольшое количество влиятельных лиц оказывает самое разнообразное влияние в различных сферах деятельности, тогда как влияние их относительного большинства ограничивается только одной сферой. Очевидно, последующие исследования должны идентифицировать условия, при которых возникает одна из этих моделей влияния.
Наиболее всеобъемлющее исследование этой общей проблемы (унитарного или полиморфного влияния) можно найти в книге Катца и Лазарсфельда[513]. Здесь снова утверждается, что эмпирически преобладающая форма влияния — это влияние, ограниченное какой-либо одной разновидностью норм и деятельности: «Тот факт, что женщина является лидером в одной области, еще не говорит о вероятности того, что она будет лидером в другой области».
Эта проблема — одна из тех, которые дают повод для консолидации[514] имеющихся фактических данных и гипотез, относящихся к влиятельным лицам и лидерам общественного мнения, и, следовательно, к референтно-групповому поведению, в теорию среднего уровня. Ибо становится очевидным, что одна группа исследований в юоге изучает референтные группы и референтных личностей, принимая во внимание прежде всего тех, кто обеспечивает систему
координат для нормативной и сравнительной оценки. В этих исследованиях внимание концентрируется в первую очередь на типологии личностей и групп, деятельность которых служит ориентиром для других людей, и только во вторую — на условиях существования тех, на кого эти личности и группы оказывают влияние. Вторая группа исследований, напротив, обращает внимание на тех, кто принимает ту или иную группу, либо тех или иных личностей в качестве ориентира и направляющей силы и только во вторую очередь — на детальном аналитическом изучении личностей и групп, оказывающих это влияние. Но так как «референтно-групповое поведение» включает в себя социальные взаимосвязи, которые, разумеется, являются двусторонними, то, очевидно, на следующих этапах исследования этого поведения потребуется одновременно проанализировать как индивидов, выбирающих различные референтные группы, так и группы, обеспечивающие для них референтные ориентиры. Можно смело утверждать, что до сих пор относительная независимость этих двух направлений исследования действительно была благом для развития теории социального влияния, так как многие точки их конвергенции, которые теперь хорошо прослеживаются нами, были установлены благодаря нашему доверию к валидности обоих направлений исследования, на том основании, что идентичные ошибки, допущенные в двух независимых направлениях, гораздо менее вероятны, чем независимо установленные идентичные истины. Но чем бы это ни обернулось, многочисленные независимые исследования социальных влияний, обращающие внимание главным образом на личности и группы, оказывающие эти влияния, и исследования референтногруппового поведения, принимающие во внимание главным образом тех, кто испытывает эти влияния, должны, очевидно, консолидироваться в социологические концепции, рассматривающие оба этих вопроса одновременно.
На этом основании можно сделать вывод, что появление некоторых современных исследований, изучающих, почему в качестве референтной группы выбирается именно эта, а не какая-нибудь иная группа, приобретает дополнительное социологическое значение. Эти исследования считаются только началом работы в данном направлении, но, быть может, именно по этой причине они симптоматичны для его дальнейшего развития. Например, исследование Ральфа Тернера начинается со следующего вступления (очень уместного в пункте 2 нашего перечня групповых свойств): «В литературе, посвященной референтным группам, не всегда подчеркивается, что группы соответствуют индивидуальным ценностям только сегментарно, но не
целиком»[515]. Затем Тернер приступает к исправлению этого недостатка, изучая, какие членские группы выбираются в качестве референтных координат для самых разнородных ценностей: для ценностей, связанных с профессиональным успехом; для определения этических и моральных ценностей; для ценностей, относящихся к тому, что Тернер называет «полнотой жизни». Я не хочу суммировать здесь все его открытия; все они, как говорит сам Тернер, скорее наводят на размышления, чем вынуждают прийти к определенному выводу. Его наиболее существенная мысль заключается в том, что существуют различные формы выбора, при котором устанавливается связь между различными типами ценностей и различными типами референтных групп. Например, такое вступление в группу, которое является реальным достижением, а не вопросом социальных приписок, чаще всего служит уместным поводом для принятия ценностей, свойственных определенному типу людей — «людям, ориентирующимся на будущее» (именно этот тип исследует Тернер). И все-таки даже ценности и стандарты тех фупп, к членству в которых люди стремятся, воспринимаются далеко не одинаково. Если эта последняя мысль может на первый взгляд показаться трюизмом, то при дальнейшем размышлении она может оказаться одним из тех трюизмов, которые лучше подвергнуть тщательному исследованию, чем оставить его без внимания как самоочевидный. Ибо она направляет наше внимание на изучение условий, порождающих противодействие нормам и ценностям потенциальной референтной группы, не ограничиваясь условиями, обеспечивающими принятие этих норм и ценностей; именно эту общую ориентацию мужественно пытался восстановить Соломон Эш[516], придав ей подобающее значение по сравнению с преобладающей в социологии и психологии тенденцией — считать первичным побудительное или ограничительное влияние группы. Остается только предположить, что изучение «автономности личности» и социальных ограничений — это две разные стороны одной и той же теоретической медали, а не две противостоящие друг другу теоретические альтернативы («личность» vs.* «группа»).
Анализ отношения «разные нормы и ценности — разные референтные группы», как оказалось, поднимается до уровня теоретического исследования. В том же самом номере журнала, где Тернер опубликовал свои сообщения, была опубликована также сходная по своей направленности, но независимая статья Розена (Rosen). Ее основное положение тоже утверждает очевидное, но он относится к трюизму серьезно и пытается его развить: «Значимые другие не обязательно являются референтами во всех сферах индивидуаного поведения»[517]. И в данном случае я тоже не буду суммировать все результаты исследования, а остановлюсь только на одном из них, который, по-видимому, имеет важное значение для дальнейших исследований. Розен приводит, казалось бы, аномальные данные: те индивиды, которые в действительности являются самыми большими «традиционалистами» в своих религиозных взглядах и поведении, меньше всего способны почувствовать, что они живут в соответствии с традиционными нормами, как можно было бы предположить на основе расхожего здравого смысла. Применение теории референтных групп проясняет этот кажущийся парадокс. Ибо наибольшими «традиционалистами» или «ортодоксами» в своем религиозном поведении стремятся быть те, чьи родители особенно строго требовали соблюдения религиозных стандартов, и именно в контексте этих строгих стандартов данные индивиды чаще всего оценивают, чего им не хватает для их точного соблюдения. Эти результаты хорошо совмещаются с укоренившейся теоретической концепцией, согласно которой самооценка зависит от разнообразных стандартов суждения, созданных группой. Заслуга этой концепции состоит в том, что она напоминает нам хорошо известное, но признаваемое только в экстренных случаях положение: испытываемое индивидом ощущение, что он находится «в согласии с самим собой», зачастую возникает только потому, что он находится «в согласии» со стандартами группы, в которую он вовлечен эмоционально. Чувство личной независимости необязательно свидетельствует об отказе от нормативных ограничений, выработанных всеми группами вообще.
Третья — и больше всего наводящая на размышления — статья Эйзенштадта[518] рассматривает проблему обусловленности выбора различных референтных групп характером ценностей и норм, связанных стой или иной конкретной ситуацией, наиболее всесторонне. Несмотря на то что выполненный Эйзенштадтом анализ этой проблемы ог
раничивается только его собственными данным, он все же явно представляет собой шаг вперед. Эйзенштадт начинает с создания типологии социальных норм, полностью признавая вместе с тем, что в его классификацию можно внести значительные усовершенствования. Пять типов норм, которые он выделяет (не буду упоминать их здесь, чтобы читатель мог обратиться к оригиналу), позднее были сведены к двум основным типам: 1) нормы, которые эксплицитно связывают «конечные ценности» группы с соответствующим ролевым поведением, создавая тем самым сложные переплетения социальных взаимодействий; 2) нормы, которые позволяют ранжировать различные роли или различные сферы поведения по их относительной важности, сглаживая тем самым потенциальные конфликты между их несовместимыми определениями. Подобно перечислению групповых свойств, которое, как мы только что убедились, есть прелюдия к классификации групп, классификация норм тоже предваряет постановку определенных теоретических проблем. Среди них основополагающей служит проблема определения условий, при которых тот или иной из этих общих типов референтных норм превращается в механизм социального контроля. Согласно пророческому предвидению Эйзенш- тадта, первый тип, который позволяет вновь и вновь подтверждать постоянно действующие ценности, лежащие в основе какой-либо специфической ситуации социального взаимодействия, обычно складывается в условиях, при которых установившийся в группе социальный порядок по тем или иным причинам серьезно нарушается. Слегка перефразировав это заключение, его можно выразить следующим образом: референтная ориентация на тип проникающих норм, связывающих конечные ценности с конкретными ситуациями социального взаимодействия, служит в качестве механизма социального контроля в условиях надвигающейся или действительно наступившей дезорганизации какой-либо одной подсистемы, а не в условиях потенциального конфликта между различными подсистемами (Eisenstadt, р. 202). Второй тип норм обычно вводится в действие, когда разнообразные и конфликтующие между собой определения социальной ситуации, даваемые различными группами, ставят индивида перед выбором между конфликтными ролями[519].
Мне следует допустить возможность того, что эти концепции кажутся мне такими важными потому, что в теоретическом отношении они очень близки некоторым концепциям, изложенным в предыдущей главе этой книги (на эту близость обратил внимание Эйзенштадт). Однако, независимо от этих чисто внешних соображений, данные концепции имеют совершенно очевидное достоинство: они концентрируют внимание на социологической теории референтно-группового поведения, на институциональных и структурных условиях, которые определяют тот или иной выбор референтных групп и, кроме того, выполняют для группы те или иные социальные функции[520]. И хотя авторы подобных исследований открыто признают, что эти работы носят предварительный характер, они тем не менее положили начало решению важной проблемы: каким образом именно те, а не другие членские группы выбираются в качестве референтных ориентиров для выработки взглядов, оценок и сравнений.
Проблема 4.4 Выбор референтных групп из статусных категорий или подгрупп, включающих длительное взаимодействие
[...Каково| сравнительное значение общих статусных категорий и внутренних подгрупп, членом которых является данный индивид... Например, что больше влияет на формирование личных ожиданий рабо
чих по поводу перспектив их занятости в будущем — их (и их коллег по труду) нынешняя работа или высокий уровень безработицы, существующий в их профессии?
Этот эпизод из «Американского солдата» указывает, таким образом, на необходимость кумулятивного исследования относительной эффективности систем референтных координат, созданных товарищами данного индивида и более общими статусными категориями. Он подсказывает, какие ключевые наблюдения должны быть инкорпорированы в эти исследовательские проекты, так что эта проблема... возможно, станет доступной для исследования уже в не столь отдаленном будущем. Подобные исследовательские проекты могли бы включать в себя данные о нормах и ситуациях, преобладающих в данном статусе в целом. Последующий анализ можно было бы выполнить, систематически сравнивая индивидов, которые имеют один и тот же статус, но чьи ближайшие коллеги руководствуются противоположными нормами или находятся в противоположных ситуациях.
То, что рассматривалось в этом отрывке как исследовательский проект, с тех пор стало обретать черты реальности, воплотившись в исследование поведения избирателей под названием «исследование Эльмиры». Так, в одной из частей этого исследования, подробно рассматривающей референтно-групповое поведение[521], отмечается, что именно содержание данного отрывка «обеспечило исследование голосования и что именно этот способ анализа» применялся повсюду, где только возможно. Эта монография включает целый ряд существенных результатов, которые я снова даже не пытаюсь суммировать в деталях. Чтобы проиллюстрировать общий смысл этих результатов, можно привести один пример. Было обнаружено, что взгляды рабочего на политическое лицо формальной организации (тред-юниона), к которой он принадлежит, формируются под влиянием его ближнего окружения по профсоюзу. Люди, чьи коллеги по профсоюзу являются республиканцами, гораздо больше склонны думать, что их профсоюз голосует по преимуществу за республиканцев, чем индивиды, чьи коллеги являются демократами. Тем не менее из собранных данных следует, что профсоюз как целое служит политической референтной группой только для некоторых его членов, тогда как для остальных референтные функции выполняют непосредственные товарищи по союзу. Этот результат приводит к постановке другой проблемы — проблемы идентификации условий, определяющих ту или иную модель выбора референтной группы.
Основная работа, в которой излагается «исследование в Эльмире»[522], прямо ставит эту общую проблему, о чем убедительно свидетельствуют следующие выдержки, написанные так сжато и выразительно, что их пересказ обернулся бы только искажением смысла:
...Что сказать по поводу неизбежных разногласий между небольшой тесной группой, состоящей из людей, близких друг другу, вместе с которыми данный избиратель живет, и более обширным сообществом, в котором он живет? Обычно говорят, что самое большое значение для избирателя имеет близкая ему среда, и так оно и есть на самом деле. Если первичная группа друзей или товарищей по работе имеет единое мнение по вопросам политики, то респондент голосует без колебаний. Если первичные группы демократов являются «сплоченными», то эта партия получает лишь ненамного меньше голосов, чем «сплоченные» группы республиканцев (т.е. каждая сторона теряет на всевозможные отклонения примерно 12—15 процентов голосов). Явное большинство республиканцев в более широком сообществе слабо влияет на результаты голосования, так как люди, входящие в гомогенные демократические группы, ничего об этом не знают.
Но если первичная среда внутренне раздроблена, то влияние более отдаленного сообщества становится заметным. Тогда республиканцы получат более высокий процент голосов. Если среди друзей и товарищей по работе республиканцы относятся ко всем остальным как один к двум, то за них будет отдано примерно три четверти голосов; но если на каждых двух друзей придется по одному демократу, то за них будет голосовать примерно половина избирателей. В смешанной первичной группе средний избиратель как бы склоняется на сторону республиканцев. Таким образом, влияние более широкого сообщества больше всего сказывается на избирателях из раздробленных первичных групп. Если ближайшие партнеры избирателя не обеспечивают ему единого, ясного политического направления, если вместо этого они предлагают ему разные альтернативы, то более широкие ассоциации, имеющиеся в окружающем сообществе, усиливают какую-либо одну позицию в ущерб другой.
Точно такой же эффект можно наблюдать в любом социально-экономическом статусе, в любой религиозной категории. При поддержке друзей из «правильной» партии (т.е. партии» традиционной для данной страты) каждая из подгрупп достигает 90-процентной «сплоченности» при голосовании. Но почти в каждом промежуточном случае категория избирателей, расположенная к республиканцам, вместе со смешаной группой друзей даст своей партии гораздо больше голосов, чем се демократические оппоненты. Протестанты, имеющие одного (или трех) друга-демокра- та, «отдадут» демократам только 15 процентов голосов, но католики, имеющие одного друга-республиканца, «отдадут» республиканцам 36 процентов голосов (см. таблицу XLV — я усиленно рекомендую сделать это всем, кто испытывает интеллектуальное восхищение творческим социологическим анализом эмпирического материала).
В общем, республиканцы получат гораздро больше голосов, чем могла бы им дать чисто случайная доля их участия в корректировке конфликтной среды благодаря всепроникающей республиканской атмосфере в Эльмире, которая стремится сохранить себя именно таким образом. Окрестное большинство извлекает выгоду из перекрестного давления оппонентов друг на друга. Можно назвать это эффектом пошлины («навара»), позаимствовав этот термин из языка скачек. Играя на тотализаторе, люди делают ставки друг против друга и тем самым влияют друг на друга. Но когда в результате набираются круглые суммы, поставленные сверх того лишние пенни — «навар» — отчисляются в пользу ипподрома или маячащего на заднем плане государства. В нашем случае роль отчислений, корректирующих малые группы, переходит к республиканскому сообществу. В каждый данный момент времени они могут быть небольшими, как на ипподроме, но со временем становятся значительными. Например, более высокий процент голосов, поданных за республиканцев пожилым населением Эльмиры, может быть следствием усталости от компромиссов и взаимных уступок первичных групп. С возрастом бывшие демократы платят в республиканском сообществе более высокую пошлину.
Подобные результаты подтверждают некоторые фактуальные предположения, содержавшиеся в давно известной концепции плюрализма, которая утверждает, что ассоциации могут (а согласно политической доктрине плюрализма — должны) служить связующим звеном между индивидами, обществом и государством[523]. В аналитическом плане это здравая концепция социальной структуры, но только в первом приближении. Начать с того, что концепция не должна ограничиваться, как она ограничивалась в трудах плюралистов, борьбой за власть
между негосударственными ассоциациями и государством. Социальная структура воздействует не только на формальные и осознанные проявления власти, но на всю сферу социальных влияний, в том числе на неформальные и непроизвольные влияния.
Во-вторых — и глубокое исследование Нисбета это хорошо доказывает, — не свободу «индивидов», понимаемых как ничем не связанные человеческие атомы, защищают ассоциации, которые стоят между ними и суверенным государством, а свободу «личностей», включенных в самые разнообразные первичные группы — семью, группу партнеров в том или ином виде деятельности, локальную группу. Вымышленная фигура полностью изолированного индивида, которого так ярко описал Гоббс в освященной временем тринадцатой главе своего «Левиафана» и который с тех пор был включен во все постулаты либерального плюрализма, есть фикция, и к тому же, как доказала современная социология, это ошибочная и ненужная фикция.
В-третьих, даже первичные группы, в которые в той или иной мере вовлечена личность, не одинаково влияют на ориентации своих членов. Иногда ценности групп, образующих непосредственную социальную среду (milieu) индивидов, не согласуются между собой (полностью или по большей части), и в таких случаях потенциальное воздействие этих групп нейтрализуется. Кроме того, если конфликтные ценностные ориентации, полученные в первичных группах, и модальные ориентации более широкой социальной среды выражены четко и определенно, то связующая роль первичной группы становится все более незначительной или вовсе сводится на нет, а связующее влияние более обширного сообщества — все более заметным. По крайней мере именно в этом направлении можно с успехом развивать экспериментальные итоги исследований в Эльмире.
Другой способ осмысления этих результатов связан с выявлением того, какое место занимают «исследования малых групп» в теории референтных групп и в более общей социологической теории групп. Ясно, что в Эльмире не удалось бы получить такие интересные данные, если бы исследованию подверглось поведение нескольких индивидов, собранных на короткое время, чтобы составить «малую группу» для той или иной социологической лаборатории. Ибо решение проблемы в том и заключается, чтобы поведение этих индивидов изучалось в двойном контексте — контексте длительных и очень близких отношений («друзья» или «коллеги») и в контексте нормативной и поведенческой структуры сообщества, образующего общую среду для этих индивидов. Именно социологические проблемы такого рода подразумевают активное функционирование социальных структур, длительное
время оказывающих большое влияние на включенных в них индивидов, и именно эти требования не улавливаются, если объектом исследования становятся задуманные специально для данного эксперимента «малые группы», в которых индивиды сведены вместе ad hoc ради ограниченных целей, ограниченно вовлечены в «группу», — и все это на ограниченное время. Разумеется, здесь не подвергается сомнению исследовательская ценность экспериментальных малых групп; я только настаиваю на том, что такое исследование подходит для ограниченного круга социологических проблем и, вероятно, совсем не подходит для гораздо более широкого круга всех остальных проблем. Остается только сказать, что для таких проблем, как те, которые рассматриваются здесь в данный момент и для которых именно взаимосвязи между длительными, имеющими большое значение для человека личными отношениями и более крупной социальной структурой служат предметом исследования, метод экспериментальных малых групп, весьма поучительный в других случаях, оказывается неадекватным. Будем надеяться и верить, что уже в скором времени социологи и социальные психологи идентифицируют теоретические проблемы, которые лучше всего решаются с помощью метода экспериментальных малых групп, и будут отличать их от проблем, которые лучше всего изучать в обычной, повседневной социальной жизни793.
Еще по теме Выбор референтных групп: детерминанты:
- Референтная группа и референтность личности
- Членская группа как референтная группа
- 2.5. Личность, референтные группы, фрустрация
- Многочисленные референтные группы
- Концепты, родственные теории референтных групп
- Теория референтных групп и социальная мобильность
- Единообразие поведения, выводимое из теории референтных групп
- СВЯЗИ ТЕОРИИ РЕФЕРЕНТНЫХ ГРУПП И СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ
- Лекция 17 Роберт Мертон. Теория среднего уровня. Референтные группы
- Референтно-групповое поведение: элементы структуры
- Последствия референтно-группового поведения
- ВКЛАД В ТЕОРИЮ РЕФЕРЕНТНО-ГРУППОВОГО ПОВЕДЕНИЯ
- НАЦИОНАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ КАК ДЕТЕРМИНАНТ ПСИХОЛОГИИ ЛИДЕРСТВА
- ДЕТЕРМИНАНТЫ РАЗВИТИЯ МОТИВАЦИИ ЧЕЛОВЕКА
-
Cоциология семьи -
Антропология. Этнография -
Гендерная социология -
Демография -
Домоведение -
История социологии -
Методы сбора и анализа социологических данных -
Общая социология -
Первоисточники по социологии -
Политическая социология -
Социальная безопасность -
Социальная работа -
Социальная структура и стратификация -
Социально-территориальные общности -
Социоинженерная деятельность -
Социологические работы -
Социология культуры -
Социология личности -
Социология общественного мнения -
Социология права -
Социология управления -
Экономическая социология -
Этносоциология -
-
Педагогика -
Cоциология -
БЖД -
Биология -
Горно-геологическая отрасль -
Гуманитарные науки -
Журналистика -
Искусство и искусствоведение -
История -
Культурология -
Медицина -
Наноматериалы и нанотехнологии -
Науки о Земле -
Политология -
Право -
Психология -
Публицистика -
Религиоведение -
Учебный процесс -
Физика -
Философия -
Эзотерика -
Экология -
Экономика -
Языки и языкознание -