Процесс социализации собственности зависит не только от того, каким образом функционирует труд и производство, но и от того, какую социально-экономическую форму приобретает продукт труда — меновую стоимость или потребительную стоимость, т.
е. присваивается ли продукт труда в форме стоимости или потребительной стоимости. Создающий стоимость абстрактный труд направлен на обмен, обращение, которые при господстве развитого разделения труда ведут к собственности на основе чужого труда, когда через сферу обмена и обращения равных стоимостей появляется возможность присвоения чужого труда посредством эквивалентного обмена стоимости рабочей силы на стоимость ее жизненных средств. Соответственно возникает возможность из потребительной стоимости рабочей силы извлечь прибавочную стоимость и присвоить ее путем неэквивалентного обмена на основе права частной собственности. Пока экономика базируется на производстве меновой стоимости, доминирующей формой собственности будет частная форма. Обратная ситуация наблюдается при рассмотрении труда конкретного, создающего потребительную стоимость. Этот труд нацелен на потребление. Именно на основе труда, который производит потребительную стоимость, была возможна общинная собственность. Функционирование стоимостного обмена на основе трудовой собственности работника предполагает, что отчуждение продукта труда от производителя происходит после процесса груда, когда собственник продукта (производитель) выносит его на рынок для обмена на основе эквивалента. При этом предполагается, что производитель — единичный. Такая ситуация наблюдается при разрозненном производстве, когдг один производитель выполняет полностью все трудовые операции, необходимые для превращения сырья в продукт (он же выступает собственником средств производства). При трудовой форме собственности в простом товарном производстве товарный обмен составляет основу соединения отдельных товаропроизводителей в экономическую систему в определенной общественной системе. В ситуации, когда единый трудовой процесс раздроблен на отдельные операции, выполняемые коллективом, возникает необходимость координации действий работников, необходимо основание для соединения их усилий с целью получения результата труда. Таким основанием выступает капитал, который концентрирует орудия производства и отчуждает от них непосредственных производителей. Здесь обмен уже выступает как средство отчуждения потребительной стоимости труда от непосредственного производителя, как средство присвоения капиталом чужого труда, т. е. отношения товарного обмена проникают в само производство. Под воздействием товарной связи в процессе производства развивается отношение товарного обмена между капитаюм и трудом, что становится объективной предпосылкой, на которой теперь уже основан обмен товарами. При каком бы типе собственности ни функционировал обмен стоимостей — при трудовой или основанной на чужом труде — он так или иначе предполагает отчуждение, степень которого и различает вышеуказанные типы собственности. В то же время обмен выступает основой реализации социального характера труда. Поэтому при решении проблемы о снятии отчуждения труда в современном обществе необходимо, чтобы люди вступали в процесс труда, который уже был обобществлен, т. е. чтобы обобществление происходило до обмена. Речь идет о такой связи производителей друг с другом, при которой инди- видуапьный труд каждого из них непосредственно, т. е. еще до начала, а следовательно, и в самом акте труда существует как звено, часть, функция единого, целого, совокупного труда. Иначе говоря, индиви- дуа!ьный труд отдельного производителя непосредственно, сразу же, еще до того как начнется сам процесс производства, уже — труд общественный, а потому индивидуальные рабочие силы можно рассматривать как одну общественную рабочую силу. Что же касается обмена, то заранее коллективный характер труда еще до обмена делает труд всеобщим. При этом производство вещей продолжает существовать, но обмен вещами теряет форму обмена товарами, поскольку основанное на нем товарное производство лишь на поверхности содержит равный обмен эквивалентами, но основывается на обмене овеществ ленного труда как меновой стоимости на живой труд как созидателя потребительной стоимости. Поэтому на место обмена трудом в форме меновых стоимостей должен прийти обмен трудом в форме обмена деятельностей (потребительных стоимостей). В настоящее время примером такого обмена может служить сфера информационного производства, основу которого составляет всеобщий труд, при котором субъекты производства связаны между собой не посредством товарного обмена, а непосредственно в процессе своей предметной деятельности. Результатом информационного производства выступает знание, которое предполагает непосредственную < вязь между людьми и становится условием их взаимного развития. А поскольку в сфере информационного производства не работает механизм отчуждения информации, знания от его носителя, то социально- экономической формой производства будет система непосредственнообщественных, т. е. не опосредуемых движением вещей, товаров, отношений, а не стоимостных. В сфере материального производства таким примером может послужить предприятие, объединяющее воедино несколько этапов производства продукта, когда переход продукта с окончания предыдущего этапа на начало последующего не опосредуется актами купли-продажи. Предположенность общественного характера труда по отношению к обмену предполагает, что социализация собственности в этой последней области связана с обменом потребительных стоимостей, и следовательно, с трудом как созидателем потребительных стоимостей, поскольку общественный характер связей людей создается не только обменом стоимостей, но и обменом потребительных стоимостей как потребительных стоимостей для всех. Именно это обстоятельство предполагает то, что отдельный индивид — не частный собственник продукта своего труда, поскольку не зависит от того, какую конкретную потребительную стоимость он производит: предпо- сланность общественного характера труда обмену дает ему право на участие в потреблении коллективной продукции, т. е. в коллективном потреблении. Это предполагает соединение непосредственных производителей со средствами производства. В общественном производстве со все углубляющимся обобществлением труда такое соединение будет означать, что основные средства производства будут находиться в собственности всех так или иначе участвующих в общественном производстве, т. е. в принципе всех членов общества. Речь идет об общественной форме собственности. Общественная форма собственности основывается лишь на владении и пользовании, причем таком, когда доступ к объекту собствен ности практически не ограничен. Разумеется, таким свойством не могут обладать предметы потребления, которые в силу неизбежности наличия обмена в обществе вследствие разделения труда, присваиваются на товарно-денежной, т. е. на рыночной, основе и могут быть объектом только индивидуальной (личной) собственности. Речь идет прежде всего о неких некоммерческих благах, которые не могут быть производимы эффективно на рыночной основе, т. е. в частном секторе. Здесь имеются в виду так называемые общественные блага, а именно сфера образования, науки, культуры, здравоохранения, обеспечение обороноспособности и т. п. Эти блага обладают двумя фундаментальными свойствами. Во- первых, это неисключаемость, когда доступ к конкретному благу практически не ограничен для желающих его получить (или им воспользоваться). Во-вторых, это несоперничество в потреблении, т. е. увеличение круга потребителей этого блага не вызывает не только снижения полезности, которую получает каждый из потребителей, но и не несет за собой дополнительных издержек при предоставлении блага64. Здесь мы сталкиваемся с явлением, когда увеличение числа потребителей лишь увеличивает общественную полезность конкретного блага. Отсюда вытекает, что законы обмена, на которых функционирует товарное производство, перестают действовать в этой сфере, когда поставщик блага не имеет реального выбора, предоставлять ли благо только тем, кто за него платит, или всем желающим. Фундаментальные свойства благ делают невозможным их производство и функционирование в частном секторе экономики, т. е. частная форма собственности не в состоянии обеспечить их предоставление (предоставление благ такого рода, как правило, просто невыгодно для частного собственника (или их группы), поскольку издержки не покрываются прибылью. Если же такая возможность и изыскивается, то круг потребителей, имеющих возможность приобретения такого блага, достаточно узок, и можно говорить о явлении подобного рода скорее как об исключении, а не как о правиле. К тому же в этом случае отсутствует четкий и непротиворечивый критерий различия качества предоставления такого рода услуг в частном секторе (например, образования или услуги врача на платной основе) и в общественном секторе (бесплатное образование или услуги врача такого же профиля). Большинство экономистов, признавая допустимость частного сектора в экономике нашей страны, считают, что он обязательно должен дополняться общественным сектором, функционирующим под эгидой государства. Споры ведутся лишь о масштабах распространения частного сектора, о его доли в нашей экономике (и соответственно доли общественного сектора). Вопрос здесь сводится к тому, от каких объектов государству следует отказаться в пользу частного сектора, и какие должны остаться в государственной собственности. Большинство экономистов высказываются против передачи в сферу частной собственности предприятий транспорта, связи, энергетики, военно- промышленного комплекса и ряда других отраслей. Хозяйственнофинансовая деятельность государства, по их мнению, должна быть сконцентрирована на непроизводственной сфере — образовании, культуре, здравоохранении, фундаментальной науке, обороне65. Нетрудно заметить, что перечисленные отрасли народного хозяйства — поставщики общественных благ, которые, если их перевести на частную основу (приватизировать), попросту перестанут быть общественными, они станут частными благами, привилегией немногочисленных социальных групп (как, например, это было в эпоху рабовладения, феодализма и классического капитализма). В то же время необходимость в такого рода благах, именно как общественных, очевидна. Она выступает следствием нескольких глобальных тенденций развития современной цивилизации. Возникновение потребности в общественных благах в первую очередь связывается с так называемыми провалами рынка (в литературе в качестве синонимов встречаются термины «ошибки рынка», «неэффективность рынка», «изъяны рынка»). Именно в этих зонах и призван функционировать общественный сектор как основной поставщик общественных благ. Такая потребность обычно выводится из того, что социально-экономическое развитие разворачивается в сторону переноса акцента с издержек производства (затраты по производству, изготовлению продукта) на издержки по трансакциям (затраты на интегрирование все более дифференцирующихся элементов экономических отношений, т. е. в принципе затраты на функционирование самих производственных отношений)66. Движущей силой этого процесса выступает стремление оптимизировать затраты на изготовление продукта, когда оказывается более выгодным нести издержки по трансакциям, нежели издержки по формированию (трансформации). Начало этого процесса связывается с началом распада традиционного общества. Когда речь идет о традиционном обществе, то предполагается, что оно основано на натуральном хозяйстве. Кроме того, натуральное хозяйство характеризуется замкнутостью и самодостаточностью; иначе говоря, все нужные для потребления вещи производятся внутри него, обмен здесь выступает как нечто случайное. «При натуральном хозяйстве общество состояло из массы однородных хозяйственных единиц (патриархальных крестьянских семей, примитивных сельских общин, феодальных поместий), и каждая такая единица производила все виды хозяйственных работ, начиная от добывания разных видов сырья и кончая окончательной подготовкой их к потреблению»67. В такой ситуации рынок практически невозможен, и следовательно, не находится места трансакциям как минимальным актам экономического взаимодействия в ходе обмена (при этом понимается не только материальный, но и контрактный аспект обмена). Потребность в трансакциях возникает с началом развития процесса разделения труда и необходимостью интегрирования в единое целое сначала разделившихся видов труда (профессий), а затем и кооперирования все более дифференцирующихся операций в одном виде трудовой деятельности. Степень разделения труда и соответственно степень кооперации труда, с этой точки зрения, предполагает соответствующее количество трансакций и, следовательно, соответствующий уровень издержек по их осуществлению. При этом общество стремится минимизировать и эти издержки. Такое стремление выражается в создании различного рода социальных институтов, социальных организаций, которые, с этой точки зрения, выступают как реакция общественного организма на наличие трансакционных издержек с целью их сокращения, и через это увеличение выгоды от обмена. Таким образом, определенному уровню разделения труда и его интеграции и кооперации соответствуют определенные социально- экономические формы организаций, призванных сокращать трансакционные издержки. Пока разделение труда не выходило за рамки одной профессии, одного ремесла, такой организацией выступали средневековые цеха. По сравнению с натуральным хозяйством, городское хозяйство, в условиях которого функционируют цеха, предполагает обмен сначала избыточным продуктом, а затем и продуктом, произведенным именно с целью продажи. Кроме того, по сравнению с капиталистической организацией экономики, городское хозяйство характеризуется замкнутостью, так как охватывает лишь город и близлежащие территории. В этой связи цеховая организация несет не только функцию защиты своих членов от посторонней конкуренции (товары посторонних ремесленников продавались в последнюю очередь, горожане имели приоритет на покупку товаров перед негорожанами и т.д.), но и накладывали на своих членов определенные обязательства (регуляция цен цеховыми правилами, строго определенное количество подмастерьев и т.д.)68. Тем самым минимизация издержек по трансакциям на этом уровне развития разделения труда (через создание системы цехов) реализуется достаточно широким спектром социально-экономических мер. С дифференциацией операций внутри профессии интегрирующим началом выступил капитал, т. е. организация производства, в основе которой лежит капитал. Стремление увеличить прибыль, основной путь к чему лежал через оптимизацию производства, вело ко все большей детализации процесса труда, усложнялась структура самих средств производства, организация производственного процесса и процесса труда и т.д. В результате сильно возросло количество трансакций и соответственно связанные с ними издержки, с которыми капиталистическая организация производства более не могла справляться. Вследствие этого повышается роль государства, которое и берет на себя создание определенных социальных институтов, призванных минимизировать издержки по трансакциям. Это одна из причин появления общественного сектора экономики, когда государство берет на себя оказание услуг в виде предоставления общественных благ. Прежде всего здесь имеются в виду трансакционные издержки, связанные с неполнотой информации, издержки измерения и т.д. Государство принимает участие в формировании информационной инфраструктуры рынка, берет на себя издержки измерения, устанавливая определенные стандарты качества и т. п. Другая причина развития общественного сектора лежит в усложнении структуры средств производства, связанных с внедрением технологий и повышением требований к работнику, а также повышением роли человека в производстве. Частный собственник не заинтересован в самом процессе производства технологии (в силу неопределенности необходимого для ее производства времени и негарантированности получения полезных конечных результатов), в том числе и подготовке кадров, но при этом заинтересован в конечном результате такой подготовки — квалифицированном работнике. Поскольку дальнейшее общественное развитие уже невозможно без такой подготовки (речь идет прежде всего о системе образования), то эту функцию берет на себя общество в лице государства, которое через систему налогообложения обеспечивает услуги, оказание которых не под силу частному сектору, функционирующему на частной форме собственности. Кроме того, существуют общественные блага, производство которых традиционно входит в функции государства как социального института. Среди них можно назвать обеспечение обороны, охраны порядка и т. п. Они существовав в зародыше еще при общинной форме собственности, когда все члены общины были вынуждены объединять свои усилия и нести затраты своего труда для реализации какой-либо необходимой им всем общей цели. Сюда можно отнести и трансакционные издержки, связанные с такой сущностной функцией государства, как правовая защита, а именно издержки спецификации и • защиты прав субъектов, связанные с содержанием судов, арбитражей и т. п. Из вышеперечисленных причин развития общественного сектора видно, что две первые из них вызваны обобществлением социально- экономических отношений и неспособностью организации производства на основе частной, капиталистической формы собственности на определенном этапе развития разделения труда обеспечить эффективное удовлетворение потребности в них. В таких условиях эту задачу вынуждено решать государство через общественный сектор. Статистика показывает, что за последние десятилетия доля общественного сектора в валовом внутреннем продукте (ВВП) западных странах постоянно растет. Например, в Швеции — 61,5%; в Норвегии — 56,8; в Нидерландах — 55,8; в Австрии — 49,9; во Франции —45,4; в ФРГ — 43,8; в США — 36,0% и т.д.69 Что касается России, то процент отношения расходов государственного бюджета Российской Федерации к ВВП составил: в 1990 г. — 23,4%; в 1991 г. - 24,8; в 1992 г. - 31,3; в 1993 г. - 33,6; в 1994 г. - 38,4; в 1995 г. — 29,4%70. Исходя из этих данных ясно, что наша страна отстает от развитых стран Запада, причем в расходы государственного бюджета входят расходы не только по финансированию общественных благ, но и другие, такие как, например, расходы на внешнюю политику. При этом необходимо сделать поправку и на возможную неточность информации, поскольку в настоящее время у нас в стране достаточно развиты «теневые структуры», доля которых не находит отражения в официальных статистических данных. Поэтому с уверенностью можно предположить, что доля общественного сектора еще меньше, чем это демонстрируют приведенные цифры. Хотя фундаментальные свойства общественных благ и дают возможность говорить об общей собственности на эти блага, они не дают выхода к основным средствам производства. Обычно функционирование общественных благ обеспечивается перераспределением доходов через систему налогообложения, осуществляемого законодательным путем. Поэтому эта сфера может существовать только при посредстве государства и на основе государственного финансирования. Тогда как быть с общественными благами, предоставляемыми сферой производства, например, общественными силами труда, мож но ли говорить о реализации общественной собственности на эти блага? Общественные силы труда, предполагающие кооперацию трудовых усилий всего общества, образуются в результате сложения трудовых вкладов многих людей в единый процесс производства, что реализуется в конечном результате труда, в котором содержится как труд непосредственных производителей, так и опосредованно труд общества в целом. В настоящее время роль общественных сил труда становится решающей в развитии экономики и всего общества. Но поскольку эта общественная сила труда овеществляется в продукте, т. е. приобретает материальную форму, она имеет возможность отчуждаться и соответственно становиться объектом частной собственности. В то же время общественная природа этих сил труда предполагает, что они более не могут быть частной собственностью, они могут быть только общественным достоянием, что вытекает из факта их происхождения. Отсюда—и необходимость снятия момента отчуждения как принципиального и фундаментального признака частной формы собственности. Этот же вопрос можно поставить по отношению к земле как достоянию живущих на ней людей. Земля — первоначальное и исходное средство производства, поэтому земельный вопрос представляет собой определяющий аспект социализации отношений собственности на основные средства производства. Земля являет собой особый объект собственности, что вытекает из факта происхождения земли в этом качестве. Практически все вещи, обращающиеся в социуме, —это продукты человеческого труда, даже если потребляются в натуральном виде. Однако это положение верно только для продуктов, создаваемых трудом как основным поставщиком объектов собственности при использовании земли как основного средства производства. Но это положение не относится к самой земле. Ведь «земля (с экономической точки зрения к ней относится и вода), первоначально обеспечивающая человека пищей, готовыми жизненными средствами, существует без всякого содействия с его стороны как всеобщий предмет человеческого труда»71. Именно этот аргумент дает основание рассматривать землю как нечто «богом данное», внеположенное обществу и человеку, что роднит ее в этом смысле с человеческой жизнью (по поводу чего в настоящее время также ведутся споры о возможности ее существования как объекта собственности). С этой точки зрения, если рассмотреть отношение любого человека к земле, то выяснится, что, во-первых, ни один человек как и любое живое существо не может быть изначально отчужден от земли (неисключаемость). И, во-вторых, в силу той же причины никто не может помешать ему так или иначе пользоваться землей (несоперничество). Можно говорить, что изначально земля представляет собой своеобразное общественное благо. Его своеобразие в этом случае будет заключаться, во-первых, в том, что земля не создается обществом, в то время как другие общественные блага производятся в процессе общественных отношений. Во-вторых, земля являет собой материальный объект, тогда как рассмотренные общественные блага в основном нематериальны. Кроме того, в качестве основного средства производства ее не только нельзя, как в промышленном производстве, увеличивать по желанию, но и она обладает различной производительностью, различной степенью плодородия72. Земля предстает общественным благом никем из людей не произведенным и никем из людей неуничтожимым, вокруг которого организуется социальная жизнь людей. Вероятно, именно в силу этого исторически первой формой собственности на землю выступает общая форма собственности. В настоящее время в нашей стране идет фундаментальный передел собственности, и земельный вопрос встает со всей его остротой. Рассмотрение земли как общественного блага предполагает общественную собственность на нее. Однако, во-первых, будучи специфическим общественным благом, т. е. материальным объектом, земля может быть отчужденной от непосредственных производителей, иначе говоря, быть объектом частного присвоения и объектом товарооборота. Во-вторых, в условиях высокоразвитого разделения труда товарные отношения неминуемо проникают и в сферу земледелия, превращая землю в товар. Приверженцы частной формы собственности главным аргументом выдвигают тезис о том, что у земли наконец-таки должен появиться хозяин, который будет заинтересован в получении максимально возможного урожая при заботе о дальнейшем плодородии земли, а значит будет использовать землю наиболее рациональным способом, что будет выгодно и всем остальным членам общества через механизмы обмена и обращения. Однако этот аргумент верен лишь тогда, когда собственник сам трудится на своем участке. Если же размер участка земли превышает площадь, которую физически может обработать собственник и возникает необходимость наемного труда, тогда вышеуказанный иринцип нельзя рассматривать как аргумент в пользу такой частной собственности. Кроме того, существует возможность, что собственник земли будет просто использовать наемный труд, не вкла дывая при этом своего (например, сдавать в аренду или нанимать работников на сезонные работы). В этих условиях «мы имеем дело уже с коммерческой операцией: земля становится товаром, машиной для добывания деньги»73, когда собственнику совершенно безразлично как будет использоваться земля, лишь был бы доход. Однако это не безразлично обществу, так как земля все же ограниченный ресурс. Принципиальным моментом различения форм собственности на землю в условиях товарно-денежных отношений должно, по нашему мнению, выступать не различение между общей и частной ее формами, а между трудовой и нетрудовой собственностью. Следует исходить из фундаментальной тенденции развития отношений собственности в настоящее время — ее социализации, предполагающей соединение собственности на основные средства производства с непосредственными производителями. Однако в нашем законодательстве этот момент не учтен. Так, в Гражданском кодексе при определении общих положений о праве собственности на землю сказано: «Лица, имеющие в собственности земельный участок, вправе продавать его, дарить, отдавать в залог или сдавать в аренду и распоряжаться им иным образом постольку, поскольку соответствующие земли на основании закона не исключены из оборота или не ограничены в обороте»'4. Тем самым допускается возможность не просто частной собственности, но собственности нетрудовой, когда непосредственный производитель отчужден от земли и мы не можем говорить о том, что у земли теперь есть хозяин: номинально он есть, фактически же она находится в руках не-хозяина. Что же касается фермера, капиталистического предпринимателя и сельскохозяйственного рабочего, то нужно согласиться с тем, что они не более привязаны к земле, из которой они извлекают доход, чем фабрикант и фабричный рабочий привязаны к тому хлопку или к той шерсти, которую они обрабатывают. Привязанность они чувствуют лишь к цене своего хозяйства, к денежному доходу75. Разрешение частнокапиталистической (нетрудовой) формы собственности на землю ставит под сомнение национальные интересы России, поскольку дает возможность вложения иностранного капитала в аренду российских земель. Вложение же иностранного капитала в недвижимость означает получение иностранными инвесторами права на объявление территорий зонами своих национальных интересов и их защиту, не исключая вооруженного вмешательства. Таким образом, принятие закона о частной собственности на землю (особенно без запрещения ее иностранного инвестирования), кроме всего прочего, ставит под сомнение целостность России как государства. В настоящее время вопрос о собственности на землю так и остается нерешенным. Глава 17 Гражданского кодекса «Право собственности и другие вещные права на землю», регламентирующая правила, по которым будет осуществляться экономический оборот земли как объекта собственности, вступает в силу только после принятия Земельного кодекса РФ, в котором будут обозначены пределы включения земли в экономический оборот. Мы полагаем, что наиболее целесообразна сейчас разработка системы форм собственности, предполагающая тождество труда и собственности, которая может включать как общие, так и частные формы. При этом необходима разработка системы положений, направленных на контроль со стороны государства за использованием земли различными субъектами. Практически большинство исследователей признают, что вследствие особого положения земли как объекта права к ней более всего неприменимы представления о неограниченной власти собственника и о полном невмешательстве государства в вопросы землеустройства. Что касается теоретических аргументов, связанных с характеристикой земли как общественного блага, то признание за последним свойства неисклю- чаемости дает возможность опровергнуть мнение о том, что якобы общественная собственность всех на землю «отрицает собственность каждого в отдельности и наоборот»76. Этот же аргумент приводится против существования общественных благ с их свойством принадлежности всем и каждому. В настоящее время вопрос о самой возможности общественной собственности как таковой ассоциируется с недостатками экономической системы доперестроечных времен. Господствует точка зрения, согласно которой утверждается, что если собственность принадлежит всем (общественная форма собственности), то это значит, что она никому не принадлежит, т. е. является ничьей. Такое положение проистекает из юридического понимания собственности, где во главу угла ставится право частной собственности, сущностной характеристикой которого выступает так называемый исключающий характер — собственник отстраняет всех других от присвоения объекта. Человек относится к какому-либо объекту либо как к своему, либо как не к своему, чужому, на который он не имеет права. Если объект принадлежит всем членам общности и если кто-нибудь из них осуществляет попытку реализовать свое право собственности на этот объект, то тем самым он с необходимостью отстраняет других от их права на этот объект, и он (объект) уже не принадлежит всем. Поэтому, когда нечто принадлежит всем, т. е. никто не отстранен от права на это нечто, то это означает, что нечто ничье. Когда мы имеем дело с предметами индивидуального потребления, то, действительно, их использование кем-либо в русле права частной собственности с необходимостью отстраняет других от этого объекта. Объект такого рода не может принадлежать всем, поскольку он нацелен на удовлетворение потребностей единичного индивида. Иная ситуация наблюдается со средствами производства. Приверженцы вышеуказанной точки зрения считают, что в силу исключающего характера права собственности средства производства тоже могут быть лишь в частной собственности, которая, в свою очередь, может иметь внутри себя множество модификаций в зависимости от комбинации различных правомочий, свойств субъекта и свойств объекта. Частный собственник (или их группа) отстраняет всех других от получения прибыли посредством использования этого объекта. Однако использование средств производства, как и их создание, осуществляется прямо или опосредованно коллективным трудом. Частная форма присвоения входит в противоречие с общественным характером производства и труда. Поскольку здесь сталкиваются две противоположные по своей природе сущности, а не две стороны одной и той же сущности, то противоречие должно с необходимостью разрешиться в сторону исчезновения одной из них и установления другой в качестве действительной и необходимой. Причем встает вопрос — как же быть с собственностью отдельного индивида в том случае, если устанавливается общественная собственность? Именно такой аспект и является камнем преткновения при спорах о возможности общественной собственности. Принимая точку зрения тех, кто придерживается взглядов о ее невозможности, мы тем самым противопоставляем индивида обществу, делая их разными по природе сущностями, когда одна из них необходимо исключает другую (один исключает всех, а если все, то ни один, т. е. никто). Между тем, такое рассмотрение неправомерно. Индивид не может существовать иначе как вместе с другими индивидами, т. е. в обществе. Общество есть способ существования людей, совокупности индивидов, хотя оно не есть простая, механическая их сумма, а, как и любая система, представляет собой нечто большее. В то же время отдельный индивид выступает здесь в двоякой роли: с одной стороны, как член общества, как предел его делимости, и в этом смысле он представляет собой нечто социализированное; с другой, как нечто иное, как неповторимая индивидуальность. Отсюда, ни общество нельзя рассматривать как самодовлеющую сущность, ни тем более индивида. Они соотносятся друг с другом, друг друга предполагают и обусловливают. Когда же речь идет об общественной собственности на средства производства в сфере промышленности, то она необходимо и обязательно функционирует во взаимосвязи с индивидуальной (но не частной) формой собственности, они выступают как стороны одной сущности. Соотношение между ними определяется диалектикой взаимодействия общего и единичного, когда принцип бытия всех единичных явлений составляет общее, а оно, в свою очередь, существует и проявляется не иначе как через единичное. Таким образом, вопрос о функционировании общественной собственности на средства производства упирается в вопрос о ее соединении с отдельным человеком, т. е. о том, как общая собственность может реально соединяться с индивидуальной. При этом мера и способ объединения общего и единичного в одном явлении фиксируется категорией особенного, поскольку человек как член общества существует прежде всего как член определенной социальной группы, в качестве же трудящегося субъекта — как член трудового коллектива. Поэтому проблема в этом случае сводится к разработке модели человека как субъекта общественной собственности в условиях высокообобществленного производства, т. е. к включению в модель человека отношений собственности. Распределение обычно трактуется как отношение, касающееся продукта производства, рассматриваемого в форме различных доходов (заработной платы, прибыли, ренты), распределяемых между людьми и социальными группами. Говорится и о распределении ресурсов, в том числе труда, между отраслями производства. Об этих формах можно узнать в любом учебнике. Иначе обстоит дело с распределением самой собственности как общественной формы и общественного отношения, в которых осуществляется производство продукта. Этот аспект остается почти не изученным в нашей социологической и экономической науке. Между тем собственность сама должна распределяться: отношения распределения одновременно и отношения собственности, и наоборот, отношения собственности выступают как отношения распределения. Так, заработная плата, прибыль и рента, прежде чем быть распределенными между людьми (классами) в качестве форм доходов, должны быть распределены как формы собственности. Это означает, что источники доходов, например, капитал и земельная собственность, предполагают свое собственное распределение: собственность на условия производства изымается у рабочих и переходит предпринимателям, а земельная сосредоточивается в руках других индивидов. Происходит, следовательно, первоначальное распределение собственности на капитал и землю между различными социальными группами. Это не что иное, как распределение их форм доходов. Первое относится к производственным отношениям, т. е. к общественным формам производства, и затрагивает общественные отношения агентов производства. До того как продукт, его стоимость примут форму доходов, осуществляется распределение на капитал как условие (фактор) производства, а затем на доходы как условие потребления. Сначала, например, заработная плата выступает как категория производства (переменный капитал), а потом — как доход, составляющий категорию распределения в обычном его понимании. Причем внешнюю, поверхностную сторону производственных отношений составляют отношения распределения доходов и различных прав на долю продукта, предназначенного для индивидуального потребления, а сущностную, невидимую — отношения распределения собственности. Разграничение сущности и явления дает возможность оторвать отношения распределения от отношений собственности (отношений производства), что и сделал в свое время М. И. Туган-Барановский, у которого распределение — сугубо социальное деление доходов, не имеющее отношения к производству стоимости и требованиям закона стоимости. Причины распределения, по его мнению, лежат не в сфере отношений производства, а в социальной области — взаимодействии классов, их борьбе за свои интересы. Соответственно доля и роль участника в распределении благ обусловливаются не его местом в системе отношений производства, а социальным положением. Заработная плата рабочего, например, определяется не стоимостью его рабочей силы, не тем переменным капиталом, на который она обменивается, а только социальной борьбой рабочих и технологической стороной труда, его производительностью. Подобным грешат и многие представители современной экономической теории прав собственности, пытающиеся свести распределение в области собственности исключительно к распределению правовых полномочий на собственность, т. е. к юридической форме. Распределяется вроде бы не сама собственность на капитал или землю, а лишь «пучки прав» на эти объекты. Независимость влияния изменений в распределении прав собственности на аллокацию ресурсов и структуру производства (при четкой спецификации прав собственности и нулевых трансакционных издержках) у Р. Коуза выставляется в качестве исходного постулата его теоремы. Решение проблемы заключается в отказе от автономизации отношений распределения благ и отношений производства. Нельзя рассматривать их как два независимых типа отношений, считать одни из них производственными и только производственными, а другие исключительно распределительными. Основанием для единства отношений распределения доходов и отношений распределения их источников как объектов собственности служит то, что в действительности они представляют собой две различные стороны одних и тех же производственных отношений (одной и той же сущности). , Такой подход позволяет полнее (и не только качественно) учитывать воздействие распределения на результативность производства, ставить и решать вопросы об эффективности тех или иных форм распределения собственности. Если, например, заработную плату работника не связывать со стоимостью рабочей силы (что делалось в политической экономии социализма), а непосредственно замыкать ее на труд и его производительность (распределение по труду), то невозможно правильно понять и влияние отношений общественной собственности на эффективность производства, в том числе и на стимулы к труду, удовлетворенность трудом. Эти отношения, распределение собственности выводились из игры, считались одинаковыми для всех, их значимость приравнивалась к нулю. Заработная плата, взятая как доход, обмененный на рабочую силу, тоже не повышает привлекательности труда для рабочего. Посредством обмена он не обогащается, а обедняется, поскольку дополнительная сила его труда ему уже не принадлежит: он обменял свою рабочую силу на эквивалент жизненных средств. Следовательно, распределение по труду на деле могло было быть только распределением по стоимости рабочей силы, что никак не стыковалось с общественной собственностью на условия и средства производства. Все это ставило границу для социально-экономического развития трудящихся. Перераспределение собственности в пользу ее частных форм, осуществляемое в России в последнее время (приватизация общественной собственности на средства производства), лишило широкие массы почти всех общественных благ, которые предоставлялись из общественных фондов потребления и которые они получали как субъекты общественной собственности. В результате экономика страны и вся социально-культурная сфера оказались в глубочайшем кризисе, что свидетельствует о громадном влиянии распределения собственности на экономическое и социальное развитие. Оценке этого воздействия, проблемам поиска критерия эффективности распределения собственности должно быть отведено значительное место. В качестве критерия названного влияния обычно используют категорию издержек, именуемых трансакционными. В самом широком смысле их связывают с затратами, которые сопровождают функционирование общественных отношений, в частности тех или иных форм собственности, их перераспределение. В более узком аспекте речь идет о «стоимости» общественных отношений. В литературе их считают издержками, необходимыми для того, чтобы держать экономическую систему «на ходу», преодолевать неизбежное «трение», создаваемое теми или иными формами взаимодействия людей, в том числе и формами собственности, их распределением. Предполагается, что воздействие распределения собственности и прав собственности на производство (аллокацию ресурсов) менее всего значимо в тех идеальноабстрактных условиях, когда собственность строго специфицирована, доход не учитывается, а трансакционные издержки равны нулю. Этот принцип формулируется в виде теоремы (теорема Р. Коуза), с тем, чтобы обозначить исходную точку отсчета для прослеживания возрастания значимости распределения собственности и повышения трансакционных издержек, их воздействия на производство. Если происходит интенсивное перераспределение собственности и размывание прав собственности, то эти издержки увеличиваются, что оказывает существенное влияние на аллокацию ресурсов и структуру производства, а следовательно, и на его эффективность. Соответственно основная задача сводится к тому, чтобы экономить трансакционные издержки, сделав это главной целью функционирования институтов общества, поскольку они затрачиваются преимущественно на управление той или иной системой. Трансакционные издержки строго отграничиваются от производственных, связанных с хозяйственной деятельностью и переносящихся на продукт. Причем многие из видов издержек, обычно включаемых в производственные, стали относиться к трансакционным. Так, вместо трактовки фирмы в категориях производственной функции и характеристики издержек управления ею как производственных теория трансакционных издержек рассматривает фирму в качестве структуры управления, а издержки управления —в форме трансакционных. Это обстоятельство служит поводом обвинять сторонников указанной теории в восстановлении прежнего классического, но уже преодоленного в неоклассике разграничения производительного и непроизводительного труда. Если в последней чрезмерно расширяется понятие производительного труда (в него включается всякая полезная деятельность), то в теории трансакций, наоборот, почти вся управленческая, организационная деятельность в сфере производства, непосредственно касающаяся образования и функционирования общественных производительных сил труда, выводится за пределы производственной функции, чем чрезмерно расширяются возможности непроизводственной (непроизводительной) деятельности. Неслу чайно появляются расчеты, согласно которым в ряде развитых стран трансакционные издержки превышают издержки производства. Издержки по осуществлению трансакций в этой теории предстают центральной категорией, базовой единицей анализа, в том числе и процесса распределения собственности. Предполагается, что посредством ее можно дать научное объяснение и оценку многим видам деятельности и человеческого поведения, которые раньше не учитывались в экономической и общественной науке или оставались вне более или менее точного измерения и обоснования. К ним обычно относят издержки по поиску информации, ведению переговоров, осуществлению оценок и измерительных процедур и т.д., а также затраты, связанные с оппортунистическим поведением человека, его ограниченной рациональЕюетью. Большую группу составляют издержки, сопровождающие деятельность по спецификации и защите прав собственности. Анализ отношений распределения собственности с помощью затрат и поиск способов их минимизации должны оцениваться как важное достижение, позволяющее перейти от качественного изучения отношений людей и деятельности институтов к их количественному определению. Вместе с тем нельзя не заметить и довольно очевидную односторонность этой теории. Во-первых, превалирует затратный подход, оставляющий в тени результаты, в которые должны превращаться издержки. В теореме Р. Коуза результаты в виде доходов вообще не берутся в расчет. И сами трансакционные издержки могут приравниваться к нулю не только при установлении исходной точки их отсчета, но и вследствие их минимизации. Тогда они теряют свою аналитическую функцию. Пренебрежение результатами — не случайность. Ведь если затраты —это затраты денег (стоимости), то в сфере трансакций они в отличие от производственных издержек только расходуются, исчезают как стоимость. Если затраты деятельности в этой области создавали бы продукт и новую стоимость, то они были бы подобны производственным издержкам. В этом случае речь шла бы о перенесении классической теории производственных издержек в область трансакций, а не о новой теории. Экономия, минимизация затрат —это, конечно, тоже своеобразный результат, но она не дает больше, чем уже затрачено. К тому же не всякая экономия заслуживает одобрения, особенно когда она касается расходов на общественные блага, например на безопасность людей, их информационное обслуживание и т. п. Во-вторых, остается не до конца определенным смысл трансакционных издержек. Если это затраты непроизводительного труда по об- служиванию трансакций, то оплачиваются из доходов: прибыли, ренты, заработной платы. Занятые в непроизводственных отраслях не образуют собственного фонда жизненных средств, обеспечивающего их существование и функционирование. Этот фонд создается в матери-, альном производстве и, будучи частью продукта этого производства, приобретает форму различных доходов, расходуемых в значительной мере в виде трансакционных издержек. Последние представляют собой затраты уже «израсходованного» в производстве производительного труда, то есть превращенную форму продукта производства. Когда затраты по трансакциям обмениваются на соответствующую им равную часть стоимости продукта материального производства, их связь с эффективностью производства (влияние на аллокацию ресурсов и структуру производства) объясняется законом стоимости. Экономия на трансакционных издержках способствует возрастанию производственного капитала, т. е. замыкается на производство прибавочной стоимости. Получается, что вся социальная сфера почти полностью работает на производство, реализацию стоимости его продукта и ее увеличение. Все экономические и социальные институты, в том числе институт собственности, вроде бы служат лишь средствами экономии затрат на трансакции, чтобы поддерживать функционирование экономической системы, преодолевать оказываемое обществом «сопротивление» процессу производства стоимости. Нет никаких оснований оценивать непроизводственную деятельность только с точки зрения затрат, с позиции влияния институциональной и всей социальной среды на минимизацию трансакционных издержек и через нее — на эффективность производства стоимости. Нельзя результаты этой деятельности видеть лишь в производстве, а трансакционные издержки оставлять без собственного результата. Проблема должна решаться на основе признания, что результатом затрат непроизводственной деятельности, работы социальных и экономических институтов и в конечном счете самой хозяйственной деятельности выступают расширенное воспроизводство общества и человека, лучшее удовлетворение потребностей, повышение благосостояния. Этого невозможно достичь одной минимизацией трансакционных издержек. Речь должна идти не просто о затратах или экономии уже затраченного производительного труда, а о затратах новой созидательной деятельности, предоставляющей не менее важные, чем товары, блага — блага для социального развития человека и общества. В отечественной литературе вопрос о социальных издержках, вызываемых функционированием общественных отношений р взаимо- действием людей, и об их результате в виде благосостояния и развития человека усиленно разрабатывался (в том числе и нами) в 60-70-е годы в связи с планированием социального развития. Были преодолены бытовавшие взгляды на измерение социальной эффективности исключительно экономическими показателями, а также суждения о том, что .в показателях социальной эффективности якобы неприемлемо соотношение затрат и результатов. Это не означало отрицания воздействия социальной среды на экономические результаты. Вопрос ставился в иной плоскости — о невозможности сведения результатов социальных издержек к чисто экономическим, наличии специфического соотношения социальных издержек и их собственно социальных результатов. Экономические показатели могут переводиться в социальные, и, наоборот, их можно подвести под общий знаменатель. Однако в условиях рыночной экономики этого нельзя сделать, исходя из стоимостной парадигмы, поскольку социальные результаты теряют стоимостную форму и стоимость исчезает. Можно было бы решение проблемы перенести на иную теоретическую базу — трудовую теорию потребительной стоимости и с этих позиций обосновать критерий социальной эффективности трансакционных издержек. Нерыночный подход предполагает, что непроизводственной (социальной) деятельностью, основанной на реализации (потреблении) произведенного в сфере материального производства продукта, создается новая потребительная, но не меновая, стоимость в виде разного рода общественных благ и воспроизводится самое главное — человеческая, социальная жизнь. Потребительное производство, в котором происходит переход от продукта материального производства к человеку через потребительную деятельность, остается вне поля зрения общественной науки. Обычно ограничиваются изучением потребительского спроса и потребительского поведения. Обращение к нему со стороны стоимостной парадигмы не дает серьезных результатов, не выводит к познанию деятельности институтов социального воспроизводства человеческой жизни. В отличие от известного в науке процесса опредмечивания труда в продукте и его стоимости здесь мы имеем дело с обратным процессом — распредмечиванием продукта, превращением его в состояние человеческой субъективной деятельности и формы социального благосостояния. Главная особенность названного процесса — создание результата, полезность которого превышает как непосредственные затраты на трансакции, так и затраты производительного труда на создание потребительной стоимости продукта, который распредме- чивается в деятельности потребления. Это — второй источник разви тия, умножающий результат первого источника — производительного труда. На основе потребительно-стоимостного критерия превосходства результата над затратами (чего не предполагает стоимостная эквивалентность) и должна оцениваться эффективность производства общественных благ, всей непроизводительной деятельности, а также соизмеряться трансакционные издержки и их результаты в виде разного рода общественных благ и, в конечном счете, в виде самого человеческого развития. С помощью этого критерия следует оценивать и эффективность перераспределения собственности, т. е. издержки на трансакции и результаты социального развития. Такой подход, к сожалению, не встречается в литературе по экономике общественного сектора. В ней господствует затратный, стоимостный подход, под который подгоняются и некоторые отличные от стоимости полезностные критерии. Высказываются суждения о невозможности установления критерия социальной эффективности, ибо в области социальной сферы якобы нет проблемы соотношения затрат и результатов. Авторы специальных работ нередко ограничиваются перечислением известных критериев: экономии трансакционных затрат (стоимости), результативности с точки зрения достижения поставленных целей, производительности, измеренной экономией стоимости затраченных ресурсов при достижении того или иного конкретного результата. Из-за несоизмеримости различных социальных благ при анализе издержек и выгод обычно довольствуются условными индикаторами, полученными на основе опросов и экспертных оценок. Реальная польза подобных измерений и соизмерений невелика. Достаточно обратиться к практике утверждения и выполнения государственного бюджета России. Вместо того чтобы установить, сколько потребительских корзин нужно для обеспечения нормального существования людей, сколько для этого требуется киловатт-часов энергии или тонн условного топлива и т. д., и затем определить соответствующие денежные средства, начинают с обратного: рассчитывают, сколько надо собрать налогов, взять взаймы, продать ресурсов, а потом смотрят, хватит ли их на заработную плату и другие нужды.
Если не хватает, то урезают бюджет. Было бы лучше, если б наши руководители следовали практике составления обычных семейных бюджетов, не говоря уже о правилах разработки рационального бюджета, бюджета прожиточного минимума и др. Постоянный и наиболее тщательно обсуждаемый предмет анализа — эффективность частной и общественной (в виде государствен ной) форм собственности, а также перераспределение собственности в пользу частной в процессе перехода к рыночной экономике. Частная собственность в концепциях западных авторов предстает как нечто неделимое, принадлежащее одному владельцу. Собственность одного субъекта на тот или иной объект исключает всех других собственников, и в этом смысле частная собственность не распределяется. Такую ее трактовку обычно приписывают мыслителям континентальной Европы, которые абсолютизируют ее и берут в том виде, в каком она зафиксирована в кодексе Наполеона. Дело, однако, не в этом. Частная собственность кроме общего содержит в себе и различенность, состоящую не только в разных комбинациях моментов ее определения (этих моментов насчитывают более десятка), но и в изменяющемся характере ее форм. Это прежде всего форма индивидуальной частной собственности и форма коллективной частной собственности. Соответственно и речь идет главным образом о распределении собственности между этими двумя формами и об издержках, связанных с ее распределением в пользу одной из них. В условиях простого товарного производства, когда собственность специфицируется как частная, основанная на индивидуальном труде, индивидуальный производитель при продаже своего товара на рынке не имеет никаких затрат, кроме возникающих во время его непроизводственной деятельности. При покупке товара он тоже ничего не расходует из того, что не входит в стоимость покупки. Вместе с тем при нулевых трансакционных издержках на рынке и при рыночном обмене индивидуальные товаропроизводители несут громадные затраты своего времени, идущего на обмен и вычитаемого из времени производительного труда. Очевидно, что такая потеря существенно снижает экономическую эффективность индивидуального производства, основанного на трудовой частной собственности. Обществу во имя повышения эффективности производства приходится перераспределять частную собственность на средства производства в пользу нетрудовой ее формы, базирующейся на эксплуатации чужого труда. Исторически это происходит в период становления капитализма, а первоначальное накопление капитала — одновременно и первый экономический эффект перераспределения собственности77. На одном полюсе растет и умножается капитал, на другом — в соответствующих размерах ухудшается положение наемного труда и его работников. (Выполняется критерий эффективности, по Парето: улучшение положения одних ухудшает положение других.) С переходом от трудовой к нетрудовой частной собственности на средства производства и в результате перераспределения собственно сти небывало расширяется рынок и вместе с ним увеличиваются соответствующие затраты. Если бы сохранялась трудовая частная собственность мелких товаропроизводителей, то рынок представлял бы скопление множества индивидуальных агентов и нес непосильное бремя огромного количества сделок, что неизбежно сопровождалось бы серьезными потерями для экономики. В новых условиях непосредственные агенты производства уже не смогли бы выполнять функции реализации стоимости. Поэтому функции обращения становятся сферой деятельности лиц, освобожденных от производительного труда. Издержки обращения тоже не относятся к производственным: эти затраты делаются не в самом процессе производства потребительной стоимости товара, а при реализации его стоимости и соответственно прибавочной стоимости. Они нужны для воспроизводства последних, а не для производства продукта. Из-за того, что купля-продажа из побочной функции многих вследствие разделения труда становится самостоятельной обособленной функцией части лиц, сам непроизводительный характер ее не меняется. Вместе с тем эта выделившаяся специфическая деятельность и соответствующие институты делаются средством экономии (минимизации) издержек обращения. Для производительного капиталиста купец уменьшает число покупателей, а для потребителей — число продавцов. По отношению к первым он концентрирует в немногих лицах потребителей, а по отношению ко вторым — в немногих лицах производителей. Этим обеспечивается значительное сокращение времени труда в процессе обращения. Один купец, например, с помощью операций по купле-продаже уменьшает время не одного, а многих производителей, расходуемое на эти операции. Его можно рассматривать как своеобразную машину, помогающую высвободить время для производства и снизить бесполезные затраты силы. В общем виде можно говорить о деятельности агентов по купле и продаже или, пользуясь языком институционалистов, о «контрактном» человеке — представителе издержек обращения. Он выполняет эту необходимую для воспроизводства непроизводительную функцию, не создавая ни стоимости, ни продукта, и приносит пользу не тем, что превращает непроизводительный труд в производительный, а тем, что благодаря его деятельности менее значительная часть рабочей силы и рабочего времени общества затрачивается на непроизводительную функцию обращения. Однако время, идущее на куплю и продажу, остается издержками обращения, ничего не прибавляющими к меняющей свои формы стоимости. Часть капитала (как переменного, так и постоянного) приходится отдавать на покупку рабочих сил агентов обращения («контрактных» людей) и соответствующих средств. Такое авансирование капитала не создает ни продукта, ни стоимости и тем самым уменьшает размеры капитала, функционирующего производительно. Постоянно растущие трансакционные издержки, связанные с расширением рынка и конкуренции, вынуждают общество переходить к таким формам организации производства, внутри которых перестает действовать рынок и отпадают соответствующие издержки. Так, в фирме, как показал Р. Коуз, из-за отсутствия внутри нее рыночного обмена, существенно сокращаются трансакционные затраты. Если же все производство организовано как одна фирма (фабрика), подразделения которой обмениваются продуктами своей деятельности без рынка, без торговли между собой, то общество обходится без громадных затрат (издержек рынка), которые в отдельных странах могут превышать издержки производства. Вследствие этого возникает вопрос о перераспределении собственности в пользу таких форм, которые при внутреннем функционировании не нуждаются в рыночных издержках или допускают их в незначительных размерах. Если, например, целая отрасль, представляющая естественную монополию (железнодорожная сеть, оборонная промышленность и т.д.), находится в собственности государства и внутри нее не ведется купля-продажа, нет сопутствующих ей издержек, то это не говорит, что нет затрат при обмене деятельностями. Однако тут издержки другого рода. В теории трансакций их связывают с управлением, расширяя до понятия затрат на управление экономической системой. В этом случае трансакционные издержки относятся к затратам управленческой иерархии, составляющей другой полюс по отношению к классической рыночной организации, которая тоже считается управленческим институтом. Обычно полагают, что такая иерархия, вырастающая из государственной собственности, несет с собой более значительные затраты, чем рынок при индивидуальной частной собственности. При государственной собственности индивид как ее совладелец получает дополнительные доходы, если отказывается от своих прав совладельца или передает их другим. Из-за незаинтересованности он теряет стимулы к контролированию растущей бюрократии, что увеличивает связанные с этим дополнительные издержки. Чтобы подчеркнуть меньшую эффективность государственной формы собственности, часть затрат на управление производством переносят из производительных в разряд непроизводительных, превра щая эти функции в непроизводительные, в том числе и управление предприятием, считая, что предприятие выполняет не производственную, а управленческую функцию. Нет никакой необходимости исключать функции управления предприятием (фирмой), отраслью производства из производительных, а затраты — из издержек производства. Такой подход явно преувеличивает возможности трансакционного анализа. Больше всего людей волнует проблема распределения собственности между частными и общественными формами в условиях нынешней рыночной экономики. Спецификация собственности в пользу частной, в том числе коллективной частной, на определенном этапе развития общества и в ряде сфер его функционирования оказывается неэффективной и перестает быть экономически и социально оправданной. Постперестроечный период предоставил достаточно фактов на этот счет. Частная собственность неизбежно вызывает рост рыночных издержек при реачизации стоимости товаров, особенно при извлечении прибавочной стоимости. Это и другие обстоятельства (например, обобществление труда) вынуждают ставить вопрос о переходе к ааьтернативной форме собственности —общественной. С ней обычно связывается устранение или существенное сокращение затрат на рыночные трансакции, а также уменьшение издержек на организацию ее защиты по сравнению с расходами на обслуживание частных собственников. Надо сказать, что западные представители экономической теории прав собственности, признав существование альтернативных систем собственности и необходимость их сравнительного анализа, отдают предпочтение частной собственности. Предполагается, что ее спецификация как исключительное право индивида создает у него максимальную заинтересованность в результатах своей деятельности и получении высшей цены при обмене, что способствует более эффективной аллокации ресурсов, их использованию. Что же касается общественной собственности, то она, по их мнению, размывает строго индивидуальное отношение человека к собственности. Отсутствие исключений из доступа к какому-либо благу или ресурсу делает его ничейным, «бесхозным», т. е. общее вроде бы не совместимо с индивидуальным, исключительным отношением к объекту собственности. Отсюда якобы все беды: нулевая личная заинтересованность в результатах, хищническое отношение к ресурсам и т. п. В качестве условного примера приводится отношение общины к лесу и его богатствам: она будто бы заинтересована вырубить весь лес и истребить всех животных, населяющих его. История свидетельствует, что именно с пере ходом лесов в руки частных собственников, с приобретением лицензий на отстрел зверей неминуемо наступает гибель и лесов, и животных. Превращение наиболее важных ресурсов и благ в объект общественной собственности — не только условие существования и развития общества, но и наиболее рациональный способ его жизнедеятельности с точки зрения 'экономии трансакционных издержек. Нужно прежде всего вспомнить экономику общественного сектора, где производство и использование общественных благ, деятельность соответствующих институтов осуществляются на базе общественной собственности и не нуждаются в рынке и рыночных затратах. Общественные блага (знания и информация, безопасность человеческой жизни и т.д.), будучи потребительной, а не меновой стоимостью, выходят за рамки объектов частной собственности. В отличие от отчуждаемости последних и исключительности прав на них (один собственник объекта исключает другого собственника) им присуще свойство неисключаемости. Их может и должен присваивать и исполь- зоЕать каждый, не вступая при этом в соперничество (конкуренцию) с другими субъектами. Означает ли это, что каждый отдельный человек не может стать индивидуальным собственником этого блага, перестает быть собственником как таковым, а объект собственности становится ничейным никому не принадлежащим? Нет, этого общественная собственность не предполагает. Если, как было сказано, среднее образование как общественное благо — собственность всех, то оно сохраняет этот статус лишь при условии, что каждый член общества приобретает это благо. Ничейным оно будет* лишь тогда, когда не обеспечивается его получение. В таком случае среднее образование переводится в разряд частных благ. Разговорами о «бесхозности» общественной собственности прикрываются отсутствие охраны прав индивида и его индивидуальной собственности на общественные блага, подмена индивидуальной собственности частной индивидуальной. В российском Гражданском кодексе, призванном защищать права человека как гражданина, т. е. права, вытекающие из его общественной сущности, исключительные права на общественные блага не зафиксированы. Получается, что принадлежащее всем не должно принадлежать никому и не может быть объектом права применительно к человеку. Отдельный индивид лишается прав и на государственную собственность, которая сводится к исключительному пра»ву на те или иные объекты государства, но не рядовых его граждан. Чтобы окончательно не лишить конкретных людей свойства быть носителями правомочий в области государственной собственности, этими правомочиями наделяются представители государственных органов — чиновники. Поэтому правомерно ставить вопрос о фактическом обеспечении прав каждого на присвоение общественных благ. Пока они лишь провозглашаются в конституции или специальных декларациях по правам человека. Однако ни один суд не примет дело от безработного по реализации его права на труд как на общественную ценность. Проблема личности, ее свободы, развития и смысла жизни волновала умы ученых с давних пор. Одним из самых важных условий ее самореализации выдвигалось наличие собственности. Классическим примером такого подхода может служить понимание собственности Гегелем, изложенное им в «Философии права». Гегель определяет собственность как наличное бытие личности, когда лицо вкладывает свою волю в вещь. Наличие воли — основной признак лица, но как таковое оно —лишь субъективность, которая снимается и объективируется при овнешнении человеческой воли в собственности. Большое значение придается тому, что «лицо должно дать себе внешнюю сферу своей свободы»78, поскольку человек становится лицом именно потому, что находит свою реализацию в собственности. Если нет такого отношения, то не возникает и лица, личности. Таким образом, собственность, по Гегелю, — это бытие личности, в котором и через которое она реализует себя как свободная воля. Тем самым постулируется, что собственность, отвлекаясь от формы, в конечном счете всегда связана с личностью как своим единичным субъектом. Гегель, однако, считает, что поскольку воля лична, то собственность может быть только частной собственностью: «... собственность получает характер частной собственности, а общая собственность, которая по своей природе может быть в единичном владении, получает определение расторжимой в себе общности, оставлять в которой мою долю само по себе дело произвола»79. Гегель считал частную собственность не только необходимой, но и оправданной, поскольку «общественный союз в конце концов не имеет такого права на собственность как отдельное лицо»80, хотя им не отрицаются субстанциональные предпосылки права собственности в виде общественного союза (государства). Право частной собственности необходимо, поскольку именно через него прежде всего реализуется свобода личности. Однако это право гарантирует лишь всеобщее равенство в способности иметь собственность, но то «чем я владею и как велико мое владение, есть (...) правовая случайность»81. Общая собственность не может гарантировать реализацию свободы личности, так как ее существование противоречит самой природе собственности как наличного бытия абстрактной личной воли. Иное понимание соотношения собственности, личности и ее свободы можно найти у М. Штирнера. Собственность он видит в том, что человек безгранично господствует над чем-либо, располагает и распоряжается этим по своему усмотрению: «Что в моей власти, то — моя собственность»82. И прежде всего во власти собственника находится он сам, его тело со всеми своими свойствами, его способности и сама его личность: «Моя мощь —я сам, и благодаря ей я — моя собственность»83. Подводя тем самым саму личность под объект собственности, к соотносящемуся лишь с самим собой индивиду, Штирнер вначале лишает ее бытия субъекта собственности, наделяя им общество, поэтому «никто ничего не должен иметь (...) одно только общество получает имущество»84. Государство как универсачъный представитель общества поэтому — высший собственник, высший повелитель. В нем нет собственности каждой единичной личности, существует лишь государственная собственность. Перед высшим повелителем все люди равны, — они нули, перед высшим собственником все люди становятся одинаковыми — нищими. Поскольку в государстве нет собственности отдельного «я», то только через посредство государства индивид может обладать тем, что он имеет. Поэтому, согласно Штирнеру, частная собственность отдельной личности —это то, что государство выделяет ей из своего богатства, лишая и обделяя тем самым других своих подчиненных. Государство защищает личность и собственность друг от друга, чем разделяет их: каждый в обществе сам по себе, а то, что он имеет, он имеет для себя. Поэтому в современных условиях происходит война всех против всех, а меньшинство господствует над большинством. Следовательно, делает вывод Штирнер, государство должно быть уничтожено, поскольку суть социального либерализма состоит в том, чтобы благосостояние всех сменилось благополучием единичных личностей. Собственность не может и не должна быть уничтожена, более того, ее нужно отнять у повелителей чтобы сделать собственностью единичной личности. Это опровергнет положение о том, что отдельный индивид не должен иметь столько, сколько ему необходимо. И становится это возможным только с уничтожением государства, потому что, как считает Штирнер, либо индивид становится господином, либо его господином будет общество, а это, в свою очередь, определяет, кто есть индивид — собственник или нищий. Штирнер противопоставляет свободу личности и собственность, поскольку быть свободным от чего-либо значит от этого избавиться, а быть собственником, — наоборот, иметь это что-либо в своей власти. Однако свобода личности становится совершенной только в том случае, если она обращается во власть, и тогда личность из свободной превращается в личность собственника. В собственности личности может находиться все то, что в ее власти, то, что человек может за собой укрепить. То, чего он не в состоянии укрепить за собой и удерживать у себя, может быть справедливо отнято. В этом Штирнер видит смысл конкуренции. Поэтому он противопоставляет прудоновскому «собственность есть кража» — «собственность — это подарок», потому что она существует только благодаря уступке, смирению и отречению со стороны других. Исходя из этого, Штирнер объявляет, что не станет уступать и смиряться ни перед какой властью, а его отношение к миру и обществу заключается в том, что он пользуется им для своего самонаслаждения, но отказывается делать что-либо ради него: «Я не рядом с другими, а я единое: я — единственный»85. Как единственный он присваивает себе все, и только так утверждает и развивает себя. Индивид — собственник своей мощи, но становится по-настоящему таковым только тогда, когда осознает себя единственным. Тем самым Штирнер постулирует примат частной собственности, объявляя именно ее основой свободы и развития личности и отрицая необходимость соотноситься с другими лицами, чтобы стать собственником. Трактовка частной собственности как основного гаранта равенства, свободы личности, ее развития и ее гражданских прав стала особенно актуальной в период бурного развития капитализма, при переходе от трудовой к нетрудовой частной собственности, когда массовое разорение мелких товарных производителей и обезземеливание крестьян как результат перераспределения собственности выявили острую необходимость идеологического концептуального обоснования происходящего. Такая трактовка доминирует в общественных науках и по сей день. При этом частная собственность рассматривается как право частной собственности, как равная для всех возможность стать собственником, чем игнорируется ее действительное экономическое содержание. Лишь в 1960-70-х годах западная экономическая мысль приступила в аспекте экономической теории прав собственности к разработке экономических основ собственности, хотя и в косвенной юридической форме. Сразу же возник вопрос о создании модели человека как субъекта собственности. Вопрос о включении в модель человека отношений собственности за последнее время стал особенно актуальным. Вокруг проблемы человека как субъекта собственности ныне сосредоточивается острая практическая и идейная борьба. Индивидуальность и частная соб ственность объявляются основой прав и свобод личности. Во имя их защиты многие современные философы и социальные антропологи отказывают обществу и соответственно общей собственности в возможности на реальное существование. По их мнению, реальным и самодостаточным бытием обладает только индивид как частный собственник. Чтобы человек не претендовал на общественную собственность, его лишают общественной сущности. B.C.Барулин (а раньше — М. С. Каган и др.), например, обрушивается на определение К. Марксом сущности человека как совокупности общественных отношений, полагая, что подобная трактовка привела к расхождению между основным направлением мировой социально-философской мысли и философией марксизма и «идеально соответствовала определенному политическому режиму, именуемому “социализмом”, и подписывалась им»86. По его мнению, это, по-видимому, соответствует основному направлению мировой социально-философской мысли — «определяющая роль человека в обществе абсолютна и принадлежит к числу его фундаментальных качеств»87. Поэтому сущность человека не должна выводиться за пределы его личности и переноситься во вне — в общество. Такой выход к обществу, которое, как известно представляет собой поле для социального развития личности, вроде бы «пахнет» социализмом, ибо последний по своему определению служит утверждению общественных, социальных качеств человека, того фундаментального положения, согласно которому только в обществе возможно свободное и полное развитие личности человека. Чтобы не попасть в объятия социалистов, достаточно вроде бы самого индивида принять за сущность общества и общественных отношений. Во имя этого можно отказаться и от прежних симпатий к диалектике. Неважно, например, что согласно диалектике принцип бытия всех единичных явлений составляет общее, что оно укоренено в единичном как сущность, что, следовательно, и отдельный человек имеет своей сущностью не самого себя, а общественные отношения, что по своей сущности он — существо общественное. Все эго, по мнению названных авторов, уже не соответствует действительности. В то же время общество у них лишается статуса реального образования, своей субстанциональности по отношению к составляющим его индивидам. Вполне очевидно, что и общественная, общая собственность в этом случае теряет всякие основания для своего объективного существования, она становится бессмысленной. Полагают, что если под общественной собственностью понимать право каждого индивида на общественное богатство, например, на землю как общее достояние, то каждый в качестве собственника исключает всех других и общественная собственность становится невозможной. Если же отдельный человек претендует на часть общего достояния, то он становится частным собственником. Соответственно, из конституции выбрасывается право народа относиться к земле, к крупным средствам производства как к общей (общенародной) собственности. Одновременно охотно признается ничем не ограниченное право индивида на частную собственность. Она, в отличие от собственности народа, охраняется законом. Нужно, однако, сказать, что и отдельный индивид с его частной собственностью, взятый в виде абсолюта, самостоятельной, обособленной от общества сущности, теряет оправдание своего существования, свою действительность. Достаточно напомнить, что обещание приватизаторов сделать каждого частным собственником не имело под собой никакого реального основания и не могло осуществиться. Все члены общества, получив ваучеры, не могли стать частными собственниками главных условий своего труда и воспроизводства своей жизни —земли и средств производства. Если бы это случилось, то большинству трудящихся как частным собственникам объективных условий производства не нужно было бы ни продавать свою рабочую силу, ни быть наемными работниками. Приватизация может позволить лишь некоторым гражданам стать мелкими товаропроизводителями (фермерами или ремесленниками). Все таковыми тоже быть не могут, ибо тогда некому будет работать на фабриках и заводах. Большинство же народа лишается собственности на средства производства, для него она сводится к собственности лишь на свою рабочую силу, на свою способность к труду и на жизненные средства, получаемые от продажи своей рабочей силы или других своих природных сил и способностей (своего тела, волос или других частей организма). Подобно тому как римляне, потерявшие собственность на землю, обусловленную их принадлежностью к гражданам Римской Империи, оказались приватизированными (privati), т. е. ограбленными, лишенными собственности88, так и граждане России, переставшие быть носителями общенародной, государственной собственности, превратились в лиц, лишенных собственности на средства производства и землю, т. е. приватизированными. Итак, из сказанного выше следует, что ни общество и общественная собственность, с одной стороны, ни индивид и частная собственность, с другой, не могут быть признаны одновременно действительными в качестве обособленных, независимых друг от друга проти воположных сущностей. Тогда, быть может, соответствующие утверждения о приоритете общественной или частной собственности представляет собой неразрешимую антиномию, и решение вопроса заходит в тупик. Чтобы не вставать на эту позицию, надо строго различать корда общественная (общая) собственность и частная (индивидуальная) собственность выступают: как две противоположные, не совместимые друг с другом сущности; как различные, противоречивые стороны одной и той же сущности. В первом случае речь идет о собственности на землю и средства производства, основанной на собственном (коллективном, индивидуальном) труде людей, и о противоположности ей по сущности собственности, базирующейся на чужом труде, т. е. на отчуждении труда и его результатов. Один тип собственности имеет законом своего функционирования тождество труда и собственности: с нее начинает свою историю человеческое общество, она долгое время остается господствующей, принимая форму непосредственно общей, общинной восточного (славянского), античного (греческого) вида, частной собственности германского крестьянина или ремесленника, не эксплуатирующих чужого труда. В советское время она существовала в виде колхозно-кооперативной собственности. Другой вид собственности основывается на чужом труде, законом ее функционирования и развития выступает отделение собственности на условия и результаты труда от самого труда, превращение последнего в наемный труд. Применительно к рабочему это означает, что купленная его рабочая сила и продукт его труда отчуждаются, становятся чужой собственностью. Очевидно, указанные противоположные по сущности типы собственности не могут образовать некую общу ю, дуалистическую сущность, они отрицают друг друга: первоначальная общественная собственность, базирующаяся на собственном труде работника, сменяется собственностью. основанной на чужом труде, т. е. капиталистической собственностью, а последняя — социалистической. Во втором случае имеются в виду различные, противоречивые стороны одного и того же вида собственности, которые не составляют самостоятельных сущностей, а характеризуют с противоположных сторон ту же самую сущность. Каждый из названных типов собственности внутри себя содержит индивидуальные, коллективные, государственные и иные формы, которые предполагают друг друга, находятся при всех своих различиях в определенном единстве Капиталистическая частная собственность, например, может существовать в формах индивидуальной, коллективной (акционерной), государствен ной собственности. Все эти формы имеют общее начало — отчуждение работника от условий, средств и результатов труда. Разграничение общественной и частной собственности как двух противоположных сущностей, и как сторон одной и той же сущности, позволяет установить различные способы их взаимодействия и разрешения противоречий между ними. Когда речь идет о противоречии между собственностью, основанной на своем труде, и собственностью, отделенной от труда, то она разрешается устранением в ходе истории одной из этих сущностей, и следовательно, установлением другой в качестве необходимой и действительной сущности. Капитализм разрушает общинную собственность, основанную на собственном труде работника, а социализм предполагает устранение нетрудовой капиталистической собственности. Удалось ли социализму выполнить эту задачу и развить общественную собственность на ее собственной основе до необходимого и достаточного уровня. Если нет, то почему и как это сделать? В России после Октябрьской революции оставшейся капиталистической собственности первоначально была противопоставлена общественная собственность в форме непосредственной собственности каждого работника (коммуна). Общий продукт, произведенный коммуной, был непосредственной собственностью каждого ее члена. Была сделана попытка прямой государственной организации производства и распределения продукта путем продуктообмена, без частной торговли. В дальнейшем эта форма реализации общественной собственности как непосредственно общей собственности подвергается отрицанию со стороны другой, противоположной ей формы — опосредованной общей собственности. Ее опосредованность развивалась в двояком отношении. С одной стороны, государственная собственность на крупные средства производства и землю все более приобретала статус особого отношения и тем самым отдельный человек или производственный коллектив в своих отношениях к крупным средствам производства и земле опосредствуются государством как высшим собственником, т. е. отдельный человек или коллектив сами но себе не их собственники, они — лишь их владельцы, а собственниками выступают лишь как члены (органы) общества и государства. С другой стороны, и это пожалуй, самое главное, общественная собственность в ряде важных аспектов стала реализовываться посредством товарно-денежных механизмов, которые используются государством и опосредствуют отношение отдельного человека к общенародной собственности. Государство по отношению к своим подданным становится торговцем глав ным образом через товарно-денежные механизмы, обеспечивает граждан предметами личного потребления, регулирует отношения классов и социальных групп в области обмена и распределения. Первоначальное допущение мелкотоварного производства как способа реализации условий существования крестьян и средства развития сельского хозяйства неизбежно требовало «одеть» в соответствующую товарную форму и продукцию рабочего класса, и следовательно, внедрить хозяйственный (коммерческий) расчет на государственных промышленных предприятиях. В дальнейшем, после ликвидации частнокапиталистических предприятий и проведения коллективизации товарные механизмы сохраняются, но выполняют другую функцию — реализуют отношения между государством как высшим собственником и членами общества как сохозяинами этой собственности. Дальнейшая реализация общественной собственности зависела от того, в какой мере исчерпала свои возможности товарная форма ее реализации и какова была степень ее подготовленности к переходу к новой форме. То, что ею должна была быть высшая форма — непосредственно общественная собственность, вытекало из развития труда как непосредственно-общественного продукта и производственных отношений — как непосредственно-общественных отношений. Были осуществлены соответствующие преобразования и в области присвоения предметов личного потребления: значительная их часть, предназначенная для совместного удовлетворения потребностей, стала объектом непосредственной собственности. Имеются в виду приобретаемые из фондов общественного потребления бесплатные блага: среднее образование для всего населения и высшее — для его значительной части; услуги участковых врачей и специалистов; государственный автотранспорт для инвалидов, пенсионеров, детей и т. д. Производственными предприятиями из коллективных фондов предоставлялись бесплатные путевки в санатории и дома отдыха, дети работающих обеспечивались бесплатными яслями и детскими садами, некоторые предприятия брали на себя бесплатное коммунальное обслуживание своих работников. Однако продвигаться дальше но этому пути помешали товарно- денежные механизмы, благодаря которым основную часть предметов потребления (необходимый продукт) трудящиеся присваивали посредством их обмена на стоимость своей рабочей силы, хотя этот обмен принимал форму присвоения по труду. В этом случае рабочему возмещается стоимость его рабочей силы, т. е. он получает лишь ту часть созданного им продукта, которая необходима для воспроизводства своей рабочей силы. Прибавочный продукт, доставляемый его трудом, не включается в меновый эквивалент. Понятно, чао из такого «эквивалентного» обмена ему не получить ни приращения своего умственного н физического потенциала, ни прибавки к его благосостоянию. Распределение путем эквивалентного обмена труда на продукт лишь на поверхности представляется присвоением посредством труда, т. е. дает рабочему только формальное право собственности на свой продукт. В действительности же обмен труда одной формы на труд другой формы (овеществленный в продукте) уже сам по себе предполагает разрыв между трудом и собственностью, отсутствие собственности у непосредственных работников, а потому и объективную возможность присвоения части их труда без эквивалента. «Основанное на меновой стоимости производство, на поверхности которого происходит указанный свободный и равный обмен эквивалентами, в основе своей есть обмен овеществленного труда как меновой стоимости на живой труд как потребительную стоимость; или, выражаясь иначе, это есть отношение труда к его объективным условиям, а потому и к создаваемой самим трудом объективности — как к чужой собственно* сти: отчуждение труда»89. За пределами простого товарного производства отношение меновой стоимости, одна из сторон которой — рабочая сила, есть, по существу, отношение присвоения труда. Оно заложено в самой социальной природе труда как созидателя стоимости, поскольку в последней заключен прибавочный труд. Отношение стоимости (меновой) неизбежно закрепляется в определенных формах собственности. Это, с одной стороны, собственность рабочего на свою рабочую силу, а с другой, обратной, — собственность нанимателя рабочей силы на средства производства, будь эта собственность государственной, коллективной (групповой) или частной. Нанимателю нет нужды в собственности на свою рабочую силу, но необходимо отчуждение рабочего от собственности на средства производства, ибо тот, кто нанимает рабочего, достоянием которого является только рабочая сила, неизбежно получает право на часть продукта рабочего. Оценивая создавшуюся ситуацию в этой области, следует сказать: основная задача по изменению системы распределения жизненных благ за годы после революции не была решена; способ распределения этих благ не был приведен в соответствие с обобществлением собственности на материальные средства производства. Если за это время собственность формально, т. е. в виде государственной собственности, была обобществлена применительно к средствам производства, то по отношению к предметам, предназначенным для индивидуаль ного потребления, этого не произошло. Их основная масса присваивалась непосредственными производителями на базе величины их необходимого труда, стоимости рабочей силы, т. е. на деле реальное обобществление не состоялось. Принцип распределения по количеству необходимого труда, возникший из недр мелкобуржуазного социализма и сформированный его теоретиками, в условиях сохранившегося товарного обмена оказался средством сохранения и утверждения наемного характера труда. В результате частнохозяйственный способ распределения жизненных благ оказался в явном противоречии с общественным способом их производства. Не разрешенное обществом противоречие с каждым новым расширением товарно-денежных отношений в сфере распределения жизненных благ обострялось. В этом противоречии и состоит сущность и главная причина современного кризиса. Наемный характер труда, превращение непосредственного производителя в наемного работника, поденщика привели к деформации общественной собственности и всего социализма, к потере интереса рабочих и крестьян к труду и его результатам, падению производительности труда, относительному обнищанию рабочего класса. Все это — следствие расширения товарного производства. Раньше считалось, что при наличии общественной собственности на средства производства и сохранении государственной власти в руках рабочих и крестьян товарное производство и обращение не могут привести к возрождению наемного характера труда и функционированию рабочей силы в качестве товара, к образованию рынка капиталов, безработице и другим неизбежным спутникам товарно-рыночных отношений. Действительность опровергла прежние представления. Подобно тому как перевод предприятий на хозяйственный расчет и показатель прибыли в первые годы нэпа привел к взвинчиванию цен и экономическому кризису, так и расширение товарно-денежных отношений, переход к производству прибыли в 1960-е годы привели экономику к кризису. Произведенные поправки в заложенном реформой стоимостном механизме на время задержали этот процесс (застойный период), но не смогли остановить. Последующая «радикальная» реформа, ориентированная на стоимостные показатели («вал» и прибыль), приблизила кризис, а переход к свободному рынку привел к экономическому краху. Этот переход не мог быть не чем иным, как переходом к рынку капитала и рабочей силы, ибо другие формы рынка, в частности рынок потребительских товаров, у нас существовал и раньше. Выйти из кризиса и разрешить указанное противоречие можно лишь на основе преодоления наемного труда, передачи собственности на создаваемые рабочими и крестьянами доходы в их собственные руки и утверж. гения принципа распределения по потребительной стоимости. Вместо стоимости рабочей силы должна вступить в действие ее потребительная стоимость, а основанием распределения жизненных благ становится потребительная сила труда. Потребительную стоимость своей рабочей силы работник реализует в живом труде. Особенность рабочей силы как потребительной стоимости состоит в том, что первая предполагает доставление большего количества труда, чем затрачивается на производство жизненных средств рабочего. Их потребление хотя и не входит непосредственно в процесс труда, тем не менее через реализацию рабочей силы в труде, а труда — в созидании продукта, приводит к созданию дополнительной потребительной силы общества и человека. Работник, следовательно, может с полным основанием претендовать не только на тот объем жизненных средств, который равен (эквивалентен) стоимости его рабочей силы, но и на дополнительное количество жизненных благ и средств развития, доставляемых его же живым трудом. Тем самым отпадает главный ограничитель благосостояния и развития трудящихся — способ распределения по затратам необходимого труда, осуществляемый пропорционально стоимости приобретаемых им жизненных средств, т. е. стоимости его рабочей силы. Главное, коренное преимущество распределения по потребительной силе труда, реализованной в потребительной стоимости продукта или полезности, состоит в том. что работники получают право присваивать не только необходимый, но и прибавочный продукт своего труда. Тогда масштаб их потребления уже не ограничивается затратами, стоимостью их рабочей силы, а необходимо предполагает приращение благосостояния тружеников, возможность «прибавочного» их развития. Тем обстоятельством, что они постоянно получают часть прибавочного продукта в качестве своего дохода, работники обязаны уже не только своему труду, но и общественной собственности на средства производства, благодаря которой они превращаются в работающих собственников. Следовательно, воспроизводство работника определяется не одним только трудом. Его отношение к объективным условиям труда как своей собственности выступает не результатом его труда, а предпосылкой90. Нормой же, по которой распределяется продукт между работающими собственниками, будет отношение потребительной стоимости совокупного общественного продукта к затратам труда. Принцип распределения, основанный на потребительной стоимости, чаще всего трактуется как распределение по производительности (эффективности) труда: фонд заработной платы на предприятии и оплату труда работника предполагается формировать в соответствии с коэффициентом эффективности труда как отношением полезного результата труда к затратам на его производство. Этим, однако, ограничиваться нельзя. Дело в том, что производительную силу труда надо сначала выразить в его потребительной силе. Если полезный результат берется в натуральных единицах определенного вида потребительной стоимости и сопоставляется с затратами, то это будет классическим определением производительности труда. И оно скажет нам лишь о том, что при высокой производительности доставляется больше продукта за ту же единицу времени. Но из этого автоматически не следует повышения благосостояния рабочего. К тому же условия производства продукции и условия ее реализации существенно отличаются друг от друга. Если первые замыкаются на производительности труда, то реализация продукта зависит еще от ряда обстоятельств: прежде всего от достигнутой пропорциональности отраслей народного хозяйства, от их соответствия структуре общественных потребностей, затем от потребительной силы общественного труда и от того, сколько потребителей будет приходиться на существующее количество производителей. Сама потребительная сила общества, в свою очередь, определяется потенциалом существующего способа производства. Для решения вопроса надо, во-первых, выразить потребительную стоимость (полезность) продукта количеством замещаемого, сэкономленного живого труда за вычетом затрат труда на достигаемый объем экономии, замещения; во-вторых, необходимо перевести исчисляемую таким образом производительную силу труда (в единицах сэкономленного труда) в потребительную силу труда, т. е. определить в итоге потребительную стоимость рабочей силы. Она, с нашей точки зрения, будет измеряться тем количеством сэкономленного рабочего времени, которое, с одной стороны, становится мерой получения благосостояния сверх минимума жизненных средств, а с другой — мерой развития рабочего. Распределение, следовательно, базируется в этом случае на законе экономии времени, который, согласно К. Марксу, становится первым экономическим законом на основе коллективного производства. Измерение посредством сэкономленного рабочего времени, отмечает К. Маркс, существенно отличается от измерения меновых стоимостей продуктов затраченным рабочим временем91. Очевидно, что распре делять жизненные средства на основе сэкономленного труда, достигаемого за счет более высокой потребительной стоимости рабочей силы, можно столь же успешно, как и на основе затраченного труда. Рассматривая вопрос о включении в модель человека отношений собственности, необходимо в заключение сказать, что альтернатива в моделях собственности человека существует лишь между собственностью, основанной на своем труде, и собственностью, основанной на чужом труде. Мы не отрицаем того, чтобы каждый стал собственником, мы лишь против того, чтобы быть собственником за счет чужого, наемного труда, за счет эксплуатации другого человека. Общество призвано на деле воссоединить личность и собственность, восстановить индивидуальную, личную и в этом смысле частную собственность каждого на самой широкой основе — на базе обобществленного, коллективного труда всего общества. Как бог дан в трех ипостасях, так и человек должен быть собственником в трех лицах, в трояком отношении. Во-первых, каждый должен быть собственником как индивид, носитель непосредственной индивидуальной собственности на продукт своего труда. Индивидуальная собственность такого рода может основываться не только на частной собственности на средства производства, но и на общей, коллективной собственности. В этом случае восстанавливается индивидуальная собственность, но не как частная собственность, а как собственность индивида на базе кооперации и общего владения землей и произведенными трудом средствами производства. Эта база, с одной стороны, позволяет часть произведенных общим трудом общества предметов превратить в личную собственность каждого и в этом смысле их индивидуализировать, сделать достоянием каждого работника, его индивидуальной (частной) собственностью. С другой стороны, посредством этой формы собственности присваивается труд в виде той части продукта, которая необходима не для коллективного, совместного потребления, а для индивидуального потребления. (Это —та часть продукта, которая, входя в состав индивидуально потребляемых предметов, должна соответствовать объему потребления, допустимому наличной производительной силой труда, и одновременно обеспечивать развитие индивидуальной личности.) Можно ли такую задачу в наше время выполнить посредством индивидуальной (частной) собственности, основанной на собственном индивидуальном труде? Практика показывает, что этого сделать нельзя. Фермерам приходится трудиться по 14-16 часов в сутки, и ни о каком развитии их индивидуальности речи идти не может. Если кто и развивает свою личность и свое благосостояние, так это та часть общества, которая существует за счет чужого прибавочного продукта-продукта непосредственных производителей, в том числе и фермеров. Частная собственность на средства производства и землю, даже если она базируется на собственном индивидуальном труде и оправдывается обществом, в современных условиях исключает возможность использования громадных сил всеразвивающегося обобществления труда и производства, которые не могут принадлежать отдельному работнику-носителю обособленного труда и обособленной собственности. В этом случае он лишается могучих потенций современной кооперации труда, без которых невозможно достигнуть нормального развития личности работника. К этому нужно добавить еще один довод: те, кто связывают свободу личности, ее развитие с частной собственностью, почему-то не задумываются над тем, что все члены общества не могут быть частными собственниками средств производства. Большинству в этих условиях все равно придется оставаться частными собственниками одной только своей рабочей силы, а вовсе не средств производства и земли, собственником которых окажется небольшая часть населения. Собственник же только своей рабочей силы, оставаясь в этом смысле индивидуально-частным собственником, не может получить из результатов своего труда больше, чем затрачивает труда на воспроизводство своей рабочей силы. Эквивалентный обмен его рабочей силы на продукты и услуги, необходимо вытекающий из частноиндивидуальной собственности на рабочую силу, ограничивает развитие работника. Причем стоимость его рабочей силы может упасть настолько, что он окажется за чертой бедности. Ни о каком развитии ему думать не приходится, ему лишь бы выжить. Во-вторых, каждый кроме собственности на продукт своего индивидуального труда должен иметь в собственности средства и продукт совместного труда, поскольку он — член определенного трудового коллектива. По отношению к средствам производства член коллектива выступает их совладельцем и одновременно их производительным потребителем. Функция владения ими и использования их в труде дают ему основание претендовать на часть прибавочного коллективного проду кта и реализовать его как индивидуальную собственность в личном потреблении посредством отчуждения этого продукта или же получать услуги коллективного пользования, например, услуги заводской поликлиники, дома отдыха и т. д. В итоге члены коллектива присваивают часть коллективного дохода в качестве собственников (совладельцев и потребителей средств производства), поскольку основные и оборотные средства могут быть продуктом труда других поколений и рабочих других предприятий. В отличие от предпринимателя, получающего прибавочный продукт на основе частной собственности на средства производства, труженик приобретает его как работающий собственник, осуществляющий производительный труд. Если предприниматель обращается к услугам собственности для получения предпринимательского дохода, то рабочий тем более не должен отказываться от этого права. Причем он имеет все основания претендовать не только на ту часть прибавочного продукта, которая идет на личное потребление и отчуждается им, но и на ту часть, которая предназначена для производственного накопления и используется для обновления оборудования. Соответствующий процент от накопления (с его участием) средств производства должен отчисляться и в том случае, если рабочий выходит на пенсию. В-третьих, каждый труженик выступает собственником принадлежащих всему обществу, всему народу средств производства, земли и других форм богатства. Основанием для реализации общенародной собственности как собственности каждого (для ее персонификации), служит опять-таки то, что эти средства производства представляют собой условия, используемые членами общества в их производстве, т. е. они относятся к ним как к им принадлежащим и используемым ими в их трудовой деятельности. Вместе с тем индивидуализация общей собственности в виде общих средств производства не предполагает их отчуждения отдельными работниками. В то же время отношение отдельного члена общества к общим условиям своей деятельности не может не входить в структуру общей собственности. Всякое отдельное так или иначе включается в общее, предполагает это общее как свою основу. Поэтому общая собственность может и должна реализоваться как собственность каждого, как общественно-индивидуальная собственность. Конечным звеном этой реализации выступает потребление части общественного продукта каждым членом общества. Это вынуждены были формально признать и при проведении чековой приватизации: каждому гражданину выплачена определенная сумма денег по специальному приватизационному чеку, т. е. выдана как бы его доля из принадлежащего всему обществу дохода. Важно, чтобы он получал такую долю постоянно, ежедневно. В итоге трудящийся человек, чтобы посредством распределения и потребления смог бы реализовать себя как собственника во всех трех измерениях, должен: а) как индивид — получать доход от применяемого им индивидуального труда, присваивая часть продукта своего труда; б) как член коллектива — присваивать часть коллективного дохода на основе производительного использования средств производства и совместного владения ими; в) как член общества — присваивать долю национального дохода на основе того, что он участвует в его создании и выступает владельцем общенародного достояния. Его доход, следовательно, складывается с учетом его собственности на все факторы производства и основывается на общественном труде как источнике доходов, а не ограничивается лишь заработной платой наемного рабочего, равной стоимости лишь необходимой части его продукта и эквивалентной стоимости сдаваемой им в наем рабочей силы.