§ 2. Природные условия социально-политического бытия российского общества
Особенности географического положения и тесно связанные с ними особенности исторического пути России наложили глубокий отпечаток на характер русского народа, других народов России, на формирование структур и архетипов их сознания, в том числе и коллективного бессознательного.
Негативное отношение к богатству и осуждение накопительства, приверженность к аскезе и этике самоограничения, соборность, коллективизм («всем миром»), служение отечеству, державе, приоритет общественных интересов над личными заботами, широта натуры и постоянное стремление к справедливости, духовности и т. д. — все эти качества, свойственные русскому народу, были жизненно необходимы в его суровых природно-климатических условиях существования и, само собой разумеется, формировались они под их непосредственным воздействием и влиянием. Иначе и не могло быть. Такие факторы, как гигантская территория при отсутствии естественных природных границ, ее ограждающих, геокультур- ный размах и разнородность регионов, расположенность между разными полюсами цивилизационного развития человечества — Европой и Азией, постоянное военное давление на границах, богатые залежи полезных ископаемых и т. д., —не могли не выступить детерминантами в формировании и развитии духовно-ментальных структур и в целом особенностей исторического пути развития российского общества. Глубоко прав был Н. А. Бердяев, когда говорил о соответствии в России географии физической и географии душевной. Многое, очень многое объясняется в жизни восточноевропейского славянина его «местопребыванием», территорией, географией. Вот, в частности, такой факт. Западную Европу в силу ее уникальных благоприятных условий населяло к тому историческому моменту, когда англичане, французы и немцы стали создавать свои государства, великое множество исторических этносов — кельтских, иллирийских, балтийских, славянских и т.д. Где они сейчас на территориях этих государств? Ведь их было не меньше (если не больше), чем на территории России. Они все полностью уничтожены или ассимилированы. На территории Англии несколько раз почти полностью уничтожалось коренное население и заменялось другим. Никто сейчас особо не вспоминает, что территорию Европы еще в эпоху Карла Великого и первых Каролингов (786-843) почти от самой Дании, по Эльбе и за Эльбой (первоначально это река называлась славянским словом «Лаба»), через Эрфурт к Регенсбургу и по Дунаю — жили славянские племе на: Ободриты, Лютичи, Липоны, Гавелы, Гедарии, Укры, Поморяне, Сербы и др. Что от них осталось? Выдающийся русский философ И. А. Ильин пишет в связи с этим: «Они подвергались завоеванию, искоренению или полной денационализации со стороны германцев. Тактика завоевателя была такова: после военной победы в стан германцев вызывался ведущий слой побежденного народа; эта аристократия вырезалась на месте; затем обезглавленный народ подвергался принудительному крещению в католицизм, не согласные убивались тысячами; оставшиеся принудительно и бесповоротно германизиро- вались»79. Процесс уничтожения не «титульных» народов и народностей в Западной Европе был таков, что они либо вообще исчезли, либо превратились к настоящему времени в своего рода этнические реликты (шотландцы, валлийцы, бретонцы, гасконцы, лужичане и т. п.). Сегодня только два древних народа в Западной Европе — ирландцы (в британском Ольстере) и баски (в Испании и Франции) пока еще сохранили свою идентичность. Однако многолетние кровавые войны этих народов за элементарную национальную автономию так и не могут до сих пор увенчаться успехом80. А теперь посмотрим на судьбу народов в составе России. Как ни странно, все они выжили, развили свою культуру и чуть ли не по всей горизонтали России пытаются ныне создать свою государственность, которой у многих из них вообще никогда не было. Не будем спорить: Россия, наверное, была «тюрьмой народов». Где на земле не было такой тюрьмы? Но «кладбищем народов», подобно Англии, Франции, Германии, Испании, она никогда не была. Историческая правда заключается в том, что нерусские народы, соединившие свою судьбу в пределах российской государственности, имели вполне реальные возможности для своего развития, а русский народ в массе своей не выступал по отношению к ним в качестве угнетателя и никогда не ставил перед собой цели их уничтожения. Более того, в ряде случаев нерусским народам (Финляндия, например) представлялись привилегии, которыми не пользовалась сама русская нация. Сам факт существования в России с древнейших времен по сегодняшний день полиэтнического состава правящего класса (и правительства) говорит о многом. Но почему так произошло? Едва ли это стало возможным в силу какой-либо изначально присущей русскому этносу доброты к иноплеменникам. Скорее всего, это может быть объяснено историческими условиями жизни русского народа, его географией и климатом. Широта пространств, их малонаселенность превращали в совершенно неразумное занятие полное искоренение и денационализацию ассимилируемых Россией территорий. Напротив, для выживания в суровых российских условиях необходимой была кооперация усилий, сотрудничество. На Западе же было тесно. Там борьба за овладение нишами выживания шла не на жизнь, а на смерть. Все это и формировало архетипические качества и менталитет народов: у русских — открытость, всечеловечность, уникально терпимое и доброжелательное отношение к другим народам, а у западноевропейцев — агрессивно-экспансионистское, высокомерное и враждебное. В подтверждение этому достаточно сказать, что колониальная экспансия Запада погубила более 90 миллионов австралийских аборигенов и американских индейцев, а варварская торговля людьми унесла жизни более 20 миллионов африканцев81. Или взять другой аспект. Многие с горькой неудовлетворенностью говорят об абсолютном доминировании в истории России государственного, державного начала над личностным, индивидуальным, о сверх меры централизованной и жестокой государственной власти, о ее неподконтрольности и вседозволенности. Действительно, такой феномен в русской истории имел место. Но он тоже в значительной степени объясняется объективными условиями исторического бытия России. Огромные пространства, почти не имеющие естественных оградительных рубежей, природных границ, непрерывные угрозы и нашествия со стороны воинственных соседей, нахождение на перекрестке Великого шелкового пути и пути «из варяг в греки» требовали мощного объединительного и защитного механизма, сильного централизованного государства. Можно определенно утверждать, что если бы русский народ не смог проявить своего гения в государственном строительстве, в создании мощной централизованной государственной и военной машины, восточнославянские, да и некоторые другие народы едва ли существовали бы сегодня на Земле и вряд ли где-либо слышно было бы русскую речь. Так что вопрос об оценке характера российской государственности нельзя решать уж так однозначно негативно. К тому же следует отмечать, что не такой уж беспредельной тиранич- ностью и жестокостью отличалась русская государственная власть. Если взять, например, статистику казней в России и Европе начиная со времен Ивана Грозного и вплоть до XX в., то она свидетельствует, отнюдь, не в пользу Европы82. Если бы люди, взявшиеся в свое время осуществлять рыночные реформы в России и других восточнославянских странах хотя бы в незначительной степени обладали чувством национальной почвы, должным уважением к специфике и исторической судьбе своих наро дов, то им нетрудно было бы понять, что всеобщая капитализация в этих странах путем полного разрушения государственной собственности и целостного народнохозяйственного комплекса, созданного ценой невероятных жертв и усилий народа, в принципе неприемлема. «Как западный предприниматель и сторонний наблюдатель, — пишет К. Штайльманн, — вижу, что проводившийся в России до сих пор курс губителен для многих ценностей, существовавших и существующих в этой стране, для ее культуры, духовности, науки, образования и мировой роли как государства. Мне, как предпринимателю, ведущему свой бизнес в России, просто жаль, что она может потерять все эти присущие ей достоинства»83. Нередко сторонники тотальной капитализации восточнославянских стран апеллируют к фактам из экономической жизни дореволюционной России, говоря о якобы весьма успешном, даже форсированном развитии капиталистических отношений в российском обществе после известных реформ императора Александра II. Верно, что для России перед Первой мировой войной было характерно фантастически интенсивное экономическое развитие. Она вошла в пятерку наиболее развитых индустриальных стран. Но это вовсе не означает, что она стала стандартной составной частью капиталистического общества западноевропейского образца. Существует огромное количество аргументов, что Россия, в отличие от стран Запада, имела крайне ограниченный и сугубо специфический опыт рыночного хозяйствования, а в гуще народных масс почти совсем не располагала рыночным менталитетом. В самом деле, можно ли назвать Россию страной с развитыми рыночными отношениями, если наемным трудом была занята едва ли десятая часть ее населения? Есть ли основания определять экономику страны рыночной, если коммерческие отношения и развитие производства осуществляются преимущественным образом на основе государственной поддержки? Кроме того, в России никогда не было развитой системы независимых частных банков. Те же банки, биржи и т. д., которые были созданы по западноевропейскому образцу, несли в себе иное экономическое содержание, нежели их прототипы на Западе. При этом не следует забывать, что вся хозяйственная жизнь, в том числе и развитие товарно-денежных отношений, всегда были так или иначе связаны в России с централистской, принудительно-самодержавной системой власти. Историк К. Ф. Шицилло пишет: «Совершенно ясно, что в крупнейшей промышленности на таких казенных заводах, как Обуховский, Балтийский, Адмиралтейский, Ижорский, заводах военного ведомства, горных заводах Урала капитализмом не пахло, не было абсолютно ни одного элемента, который свойствен политэкономии капитализма. Что такое цена, на заводах не знали, что такое прибыль —не знали, что такое стоимость, амортизация и т.д. и т. п. — не знали. А что было? Был административно-командный метод: постройте четыре броненосца и скажите, сколько заплатить; желательно построить за три года, построили за шесть, ну что же поделаешь?»84.
Таким образом, в годы, которые соответствовали наибольшему процветанию классического капитализма под знаком частной инициативы, Россия являла собой яркий пример индустриально развитой страны в условиях преобладания государственного сектора в экономике. Хотя природно-климатический фактор фатально и не предопределяет характер и направленность развития экономики и дает широкий простор для исторического творчества, он тем не менее являет собой такое наследство, от которого не может эмансипироваться ни один народ. Необходимо, однако, отметить, что вплоть до современной эпохи «демократизации» Россия вместе с близкородственными ей народами в целом успешно модернизировалась, и всякий раз оказывалась в состоянии дать ответы на возникающие трудности и препятствия, прежде всего на военно-технологические вызовы Запада. Английский историк А. Тойнби выделил три крупных вызова для России, на которые она успешно дала ответ. Первый — вызов природы: суровая природная среда, не позволяющая осуществлять интенсивное земледелие, оно могло быть только экстенсивным. Русским ответом этому было расширение территории на Восток и коллективизм (община). Коллективизм в условиях России был наиболее адекватной формой ответа на вызов природы, способом выживания народа. Второй вызов — это монгольское завоевание, которое грозило уничтожить Русь. Ответом стала духовная консолидация народа, укрепление восточноправославной христианской религиозности, а также переход к оседлому земледелию, которое было эффективнее по сравнению с кочевым скотоводством. Третий вызов, пожалуй, самый жесткий — вызов Запада, который начиная с Нового времени стал превращать весь мир в арену своего интереса и действия. Для предотвращения угрозы со стороны Запада России нужно было срочно модернизироваться. И ей это удалось: Россия — единственная страна, которая не была колонизирована Западом. Она явила миру пример необычайной силы и способности противостояния Западу в его военном, экономическом и духовном подчинении себе всех стран и народов планеты. Россия отчаянно стремилась сохранить себя, и даже сегодня (после 1991 г.), далеко еще не ясно, потеряла ли она свои уникальные потенции. В новейшей российской литературе имеются исследования, в которых категорически отрицается воздействие природно-экономических факторов на хозяйственно-экономическую деятельность российского общества. Так, Б. Н. Миронов пишет: «Воздействие географической среды на человека, на общественные явления происходит опосредованно и во взаимодействии с другими социальными, экономическими и политическими факторами. Оценить индивидуальный вклад каждого из них не представляется возможным. Поэтому любые соображения о влиянии географической среды на отдельные институты, модели поведения, социальные и экономические процессы и политические явления в жизни общества носят по необходимости предположительный, а часто просто гадательный, спекулятивный характер, так как не могут быть подкреплены эмпирическими данными и уязвимы для критики. Если суровость климата имела для России решающее, фатальное значение, то как объяснить, что народы ряда западноевропейских стран (Швеция, Финляндия, Норвегия, Дания), живя еще в более суровых природных условиях, не испытали их травматического воздействия? Еще более спекулятивный характер имеют попытки связать с географическими условиями существования человека явления культуры, права, психологию народов»85. В итоге своих размышлений Миронов приходит к выводу, что причина экономической отсталости России — в нерадивости ее населения. Другой известный российский исследователь А. Казинцев все разговоры об отрицательном воздействии природно-климатического фактора на хозяйственно-экономическую жизнь российского общества квалифицирует как нелюбовь к своей Родине. Критикуя нашумевшую книгу А. П. Паршева «Почему Россия не Америка», Казинцев не без возмущения пишет, что «возводя хулу на свою землю», Паршев вместе с тем «реформаторов изображает “неумехами”. Тогда как на самом деле — это враги, умные и умелые. Контролирующие хозяйственный пульс страны и убивающие ее. Вот в чем подлинная причина нашего развала и неконкурентоспособности»86. Получается, что всякие рассуждения о негативном воздействии природного фактора на жизнь российского общества есть оправдание реформаторов, незаконно, жульническим путем захвативших в свои руки собственность и власть в России. Природа же в России прекрасна и не в коей мере не является препятствием к успешному экономическому развитию, к высокой эффективности и конкурентоспособности ее производственно-хозяйственного комплекса. Но никак нельзя согласиться с мнением о том, что российская территория не уступает по эффективности и своим возможностям для развертывания успешной частно-предпринимательской экономики, основанной на принципе получения максимальной прибыли, территориям западноевропейских государств. Опираясь на многочисленные факты и данные, можно утверждать, что природные основы бытия российского общества не только не способствовали, но и препятствовали становлению капиталистической экономики западноевропейского типа. Что касается возможностей экологснбезопасного развития общества, становления и утверждения экологизированных промышленности и сельского хозяйства, то они в России не просто широки, но и уникальны. Российские пространства, ее географическая среда и соответствующий ей, как было показано выше, духовный склад народа как нельзя лучше соответствуют такого рода направленности развития общества (это, однако, особая тема). И. Солоневич в книге «Народная монархия» подчеркивает, что «на поотяжении тысячи лет Россия последовательно разгромила величайшие военные могущества, какие только появились на европейской территории: монголов, Польшу, Швецию, Францию и Германию. Параллельно с этим рядом ударов была ликвидирована Турецкая империя. В результате этого процесса Россия, которая к началу княжения Ивана III, в 1464 г., охватывала территорию в 550000 кв. км, в год его смерти —1505 — имела 2 225000; в 1584 (год смерти Грозного) — 4 200000; к концу царствования Федора — 7100000; в 1613 (воцарение Михаила) — 8500000; в 1645 г.— 12 300000; до Петра—15500000; к 1786 (год смерти Екатерины II) —19 300000 и к концу царствования Николая II —21 800000 кв. км»87. Приведенные здесь факты и цифры напрочь выбивают почву из- под ног тех, кто хотел бы говорить о русском народе как народе- рабе, о его неком особом сервильном (раболепном) комплексе. Эти аргументы, факты и цифры, как бы кому это не нравилось, говорят, скорее, об обратном, о том, что русский народ — народ-гигант, народ- богатырь. Исходя из вышеизложенного вполне можно понять искреннее возмущение Казинцева относительно утверждений о какой-то дефективности и ущербности природы России. Она не дефективна и не ущербна. Она просто другая, чем в Западной Европе, и соответственно предполагала другой путь развития русского народа. В этом все дело. Вместе с тем нельзя согласиться и с В. В. Клименко, который в природном факторе России видит основное препятствие для ее утверждения в современном мире как великой державы. Согласно ему, Рос сия по размерам «эффективной» площади (под эффективной площадью понимается территория, пригодная для успешной хозяйственной деятельности и длительного постоянного проживания), после потери половины своей эффективной площади в результате выхода из ее состава Финляндии, Польши, Украины, Прибалтики и других стран, уступает ныне ряду стран88. Поэтому, считает он, пора забыть о великой России. Этого уже никогда не будет. России, если и можно на что-либо сейчас рассчитывать, так это только на статус развивающейся страны. «Героическая эпопея России, — пишет Клименко, — окончена, и кто хочет, тот может гордиться тем, что мы — одно из государств, где она продолжалась так долго. В мире давно господствуют другие “великие идеи” (точнее —их суррогаты), в частности ложно понимается личная независимость и индивидуальное благополучие (по принципу “здесь и теперь”). Эти идеи оказались чрезвычайно привлекательными и являются доминирующими, вовлекая в свою орбиту все новые страны, след в след повторяющие путь развития, обозначенный или навязанный западными государствами. Пока горстка интеллектуалов пыталась разглядеть и культивировать в обществе ростки новой цивилизационной идеи, люди объединились вокруг “великой идеи” массового потребления, которая сейчас занимает в умах то самое место, где должна была разместиться новая экуменическая религия. Универсальность стереотипа потребления, совершенно ясно запечатленная в едином планетарном характере использования энергии, показывает, что объективные законы материальной культуры современного общества реально существуют. Разрушая стену, отгораживающую нас от внешнего мира, мы отдаем себя во власть этих законов, сопротивляться которым бессмысленно и небезопасно — ведь поддерживать то, что обречено историей, значит ставить под удар будущее»89. С точки зрения Клименко, сегодня «в пространстве материальной культуры сформировался единый тип цивилизации потребления, следующей стереотипам, установленным или навязанным западнохристианской (по Тойнби) цивилизацией»90. А если это так, то Россия хотя бы по количеству затрат электроэнергии на производство единицы продукта не может быть конкурентноспособной с Западной Европой. Ибо предельный уровень удельного потребления энергии в различных странах неодинаков и «определяется только климатическими и географическими условиями»91. Чем холоднее климат и чем больше территория страны, тем выше уровень удельного потребления энергии, обеспечивающей жителям стра- Q2 ны приемлемые условия существования . Итак, перед нами окончательный приговор России как великому государству. Конечно, если дальнейший вектор социокультурного развития связывать исключительно с западноевропейской цивилизацией потребления, то Клименко прав. Россия при таком развитии событий никогда не достигнет успеха. Однако в том-то все и дело, что уже в обозримой исторической перспективе путь дальнейшего развития современной инструментально-потребительской техногенной цивилизации, которой Клименко придает характер универсальности, будет непременно пресечен. Похоже, что человечество уже не долго сможет развиваться на основе предпринимательской экономики с ее культом «экономического человека» и расширенного потребления.