О предмете социологии

Поскольку подзаголовок названия книги указывает на то, что к теме «Общество как система» автор будет подходить с позиций теоретической социологии, надлежит начать с вопроса о предмете социологической науки в целом.

От древних греков идет весьма плодотворный способ выяснения истины: одна за другой рассматриваются различные точки зрения на данный предмет, «по дороге» выясняется их односторонность и ошибочность, в итоге постепенно вырисовывается более полное представление, которое может претендовать на истинность. Мы осмелимся предложить читателю подобный ход рассуждений и по вопросу о предмете и структуре социологии. Автор наименования «социология» О. Конт полагал, что социология должна изучать законы функционирования общества («социальная статика») и его изменения, развития («социальная динамика»). Но основоположником науки недостаточно был разработан вопрос о взаимном отношении социологии и других наук об обществе; это объясняется, в частности, тем, что дифференциация обществознания в то время была недостаточно развита. С тех пор социология прошла длинный путь, в ней появилось много весьма различных концептуальных направлений, она явно идеологизировалась, и в отношении предмета науки появились значительные расхождения.

Сказанное полностью относится и к социологии в нашей стране. Немалым распространением в отечественной литературе последней трети XX века пользуется определение социологии как науки о социальных процессах. Ход рассуждений его сторонников предельно прост: «социальный» по-латыни (и в большинстве европейских языков) буквально означает «общественный», стало быть, социология суть наука о происходящих в обществе процессах. Легко видеть, что оно мало чем отличается от кон- товского и верно в той же мере, что и определение физики как науки о процессах в природе. Оно делает упор на процессуальную сторону, на движение и развитие объекта, но не содержит в себе критерия различия от других общественных наук и поэтому может служить лишь первым звеном в цепи последующих определений. Таков именно был ход мысли П. Сорокина, который в учебнике по социологии в 1917 г. писал: «Социология представляет науку, которая изучает жизнь и деятельность людей», но далее развертывал это самое общее определение с помощью цепочки разъяснений и уточнений. Социология, пишет Сорокин, изучает поведение людей, а оно зависит и от других людей, от «человеческой среды», «общества», от «общественных отношений», и подводит читателя к выводу: «Конечной и главной задачей социологии является понимание поведения и деятельности людей», но, поскольку люди живут не уединенно, «нужно понять общество, общественные отношения и общественную жизнь». Далее Сорокин указывает на три момента: «строение и состав общества; процессы его жизнедеятельности; происхождение и развитие общества».

Некоторые нынешние социологи, пытаясь опереться на авторитет П. Сорокина, воспроизводят первую, исходную часть приведенного им определения предмета социологии и лишь те добавления и разъяснения к нему, которые «удобны» для превращения социологии в «чисто поведенческую» науку. Например, Ж. Тощенко, в упомянутой выше статье, присоединяется к тем, кто считает социологию наукой о сознании и поведении людей, т. е. по сути отождествляет ее с социальной психологией. В последующих добавлениях и разъяснениях, что, мол, надо изучать указанное поведение «в конкретных социально-экономических, социально-политических, со- циально-культурных условиях, олицетворяющих влияние всех видов общественной макро- и микросреды» [Iй] автор воспроизводит только часть разъяснений П. Сорокина. Пункты насчет «строения и состава общества», его «происхождения и развития», в которых Сорокин отдает дань пониманию предмета социологии как науки об объективных законах строения, происхождения и развития общества, намеренно опускаются.

Аналогичным образом через несколько десятилетий размышляет Н. Смелзер, автор популярного в странах английского языка учебника, рекомендованного и для студентов российских вузов. Краткое исходное определение предмета социологии у него таково: «научное изучение общества и общественных отношений». Поскольку же общественные отношения — необходимая составляющая жизни общества, исходный пункт у Смелзера по сути таков же, как у Конта и Сорокина. Но автор учитывает, что имеются и другие науки, «изучающие поведение людей и функционирование общественных институтов», как то: антропология, экономика, политическая наука, психология. Отличие от них социологии он усматривает в пяти «социологических подходах»: демографическом, психологическом, коллективистском, выяснении взаимоотношений, культурологическом [2].

Мы взяли в качестве примера два популярных учебных пособия именитых авторов, отделенных друг от друга солидной временной дистанцией. Сходство в том, что, во-первых, в обоих случаях приведенное выше этимологическое определение берется за исходное, но далее уточняется; во-вторых, что в обоих учебниках доминирует «поведенческий» ракурс, хотя далее речь идет и об условиях существования, « социальной среде». Что же касается разграничения с другими науками об обществе, то Сорокин попросту обходит этот вопрос, а Смелзер решает его непоследовательно. Действительно, психологический подход он считает одним из пяти специфических для социологии, но вместе с тем пишет об отличии этих наук друг от друга; демографический подход — одним из пяти специфических для социологии, но демография — одна из давно выделившихся частных общественных наук; так же обстоит дело и с культурологией.

Чем же все таки отличается социология от других ветвей обществознания? Дело не меняется от того, что общее определение дополняют и уточняют с помощью слов «процессы», «явления» и т. д. Само собою ясно, что общество находится в движении, в нем все время происходят процессы самого разного рода, возникают новые явления. Заметим, что в отечественной литературе авторы, настаивающие на определении предмета социологии как науки о социальных явлениях, процессах и т. д., обычно оговаривают, что термин «социальный» берется ими не в общем, а в особом, более узком его смысле. Действительно, данный термин имеет много значений. Его употребление в самом общем смысле, как общественного, представляется единственно возможным, когда сопоставляются (противопоставляются) общество и природа, и не только окружающая нас внешняя природа, но и присутствующая в каждом человеке. Понятие «социальный» в более узком его смысле употребляется для обозначения определенного вида процессов, происходящих в обществе. Поскольку в данных очерках мы имеем возможность высказать свою позицию по ряду вопросов, дискутировавшихся в отечественной социологической литературе, которая развивалась при преобладающем влиянии марксистской традиции, следует рассмотреть трактовку данного понятия в труде Маркса «Предисловие “К критике политической экономии”». Там Маркс писал: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» [3]. Социальный процесс здесь сопоставляется с экономическим (способ производства), политическим и духовным; процессы неотделимы от отношений, следовательно, социальные отношения, по Марксу, отличны от отношений экономических, политических, идеологических. Некоторые социологи пытались отыскать «социальные» отношения (процессы, сферу деятельности) как бы вне остальных, указанных выше, т. е. как существующих наряду с ними; предмет социологии тем самым отграничивался от предмета экономических, политических, культурологических наук самым простейшим образом. Поиски социального, как лежащего где-то рядом с экономическим и т. д., стимулировались тем обстоятельством, что в СССР в 60- 70-е гг. в массовом масштабе составлялись планы социального развития коллективов предприятий, городов, регионов, отраслей хозяйства; в связи с этим было написано немало книг и брошюр о развитии социальной сферы общественной жизни [4]. Понятие «социальной сферы» закрепилось и в государственных документах. Всеобщее признание имеет также термин «социальная политика», как обозначение особого направления политики государства, имеющего своей целью регулирование и развитие социальной сферы. Под последней обычно понимается совокупность отраслей, призванных обеспечить удовлетворение таких базовых потребностей населения, как наличие жилья, охрана здоровья, получение образования, социальное обеспечение по болезни, инвалидности, старости и т. д. Соответственно социальная политика понимается как политическое управление данной сферой.

Уязвимость такого понимания предмета социологии становится очевидной при анализе состава социальной сферы, особенно если в нее включают также условия труда. Удовлетворение «социальных» потребностей предполагает выделение средств из государственного бюджета на эти цели, то есть перераспределение национального дохода, а это уже сфера отношений распределения, что входит в компетенцию экономической науки. Если следовать Марксу, то в системе общественных отношений между экономическими отношениями (базис) и отношениями политическими, правовыми, идеологическими (надстройка) не предполагается существование некоей «прокладки» в виде особых «социальных» отношений. Они рассматриваются скорее в виде своеобразного «моста», соединяющего способ производства — а тем самым производственные отношения, с политическим и духовным процессами. Таким «мостом» является особая черта общественных отношений, определяемая делением общества на классы — социальные группы и слои. В этом контексте социальные отношения могут быть поняты не как особые, «рядоположенные» с экономическими и т. д. отношениями, но как сторона, важнейший аспект всех общественных отношений в классовом обществе.

В марксистской терминологии учитывается данная особенность общественных отношений путем введения таких понятий, как социально-экономические отношения (отсюда и социально-экономическая формация), социально-политические, социально-культурные отношения, равно как процессы, планирование и т д. Поэтому в трудах марксистски ориентированных социологов в СССР (а иных тогда не было) стало обычным определение социологии как науки о социальных отношениях (выделено мною. — М. Р.), понимаемых как отношения между социальными группами [5]. В. Ядов эту позицию выразил в следующих словах, заменив «группы» — «общностями»: «Понятие социальной общности представляется нам ключевым в определении предмета социологии, потому что содержит решающее качество самодвижения, развития социального целого».

Понимание социологии как науки о социальных отношениях уязвимо и с другой стороны. Социология в приведенном определении Ядова оказывается одной из «поведенческих» наук, поскольку социальные общности рассматриваются им только как субъекты мышления, воли, действия. Человек и состоящие из людей группы, общности действительно являются субъектами, обладающими личными или агрегированными интересами, ставящими идеальные цели, преследующими достижение этих целей в своих действиях. Суть вопроса, следовательно, в том, достаточен ли подобный подход для понимания предмета социологической науки? На наш взгляд, недостаточен, действия людей детерминированы условиями их существования, в том числе общественными отношениями. Стало быть, социология, если она не хочет ограничиться поверхностными наблюдениями, должна изучать взаимодействие условий человеческого существования и сознательных действий, вызванных этими условиями и одновременно изменяющими таковые. Иными словами, предметом социологии является не субъективное, взятое само по себе, а взаимоотношение субъективного и объективного.

Понимание социологии как поведенческой науки настолько сближает ее с социальной психологией, что различия становятся незаметными. Приведем распространенное определение последней: социальная психология изучает «механизм сознания и поведения социальных общностей, групп, индивидов, их межличностных отношений, социальную детерминированность и роль этих механизмов в различных сферах общества и разных ситуациях» [7]. Как видно из общепринятого определения ее предмета, социальная психология тоже не может ограничиваться мотивами поступков, требует идти дальше, исследовать их «социальную детерминированность». Из отечественных социологов наиболее определенно склоняется к субъективизму Ядов, когда утверждает, что в социологической теории следует выделить «в качестве центрального понятия, ключевой социологической категории область субъекта». В соответствии с этой методологической установкой он указывает на значение для социологии таких признаков диалектического подхода, как взаимосвязь явлений, взаимодействие, функционирование, развитие и т. п., но не считает возможным отметить необходимость материалистического подхода в социологическом познании общества. И это не случайная забывчивость. «Основные понятия макросоциологической теории, — читаем там же, — в отличие от философских категорий, — не материя и сознание, но социальная структура и социальные институты» [8]. Безусловно, в социологической теории приходится иметь дело не с материей и сознанием вообще, это дело философии, и к этому вопросу мы вернемся далее, но в ней никак нельзя обойтись без познания высших форм того и другого, а именно — общественного бытия, материальной жизни общества и общественного сознания, духовной жизни общества.

Понимание социологии как «науки о субъектах действия» оставляет за бортом изучение взаимоотношения субъективного и объективного в реальной жизни общества. На наш взгляд, социология призвана рассматривать взаимодействие материальных и духовных факторов во всех явлениях, процессах общественной жизни, как бы «накладывая» непосредственно изучаемые ею эмоции, мысли, планы, оценки, поступки людей и общностей на материальные условия их жизни, сопоставляя одно с другим, выясняя воздействие первых на вторые и вторых на первые. Например, если придерживаться простейшей схемы социальной стратификации и брать за основу социальных различий самый легко измеряемый признак — уровень дохода, то и в этом случае необходимо сопоставлять «самоощущение» слоев, их самоидентификацию с определенными слоями, обозначаемыми обычно в исследованиях 90-х гг. так: «ни в чем себе не отказываю», «живу лучше других», «живукак все», «живу хуже других», «перебиваюсь от зарплаты до зарплаты», « испытываю острую нужду» и т. д., с реальным уровнем дохода этих слоев и источником этих доходов. В многомерных теориях стратификации, например у М. Вебера, который рассматривает в качестве основных критериев расслоения общества доход, власть и престиж, связь субъективных и объективных факторов заложена в самой основе, поскольку первый показатель дает представление об экономическом, объективном положении слоев общества, второй — об отношениях господства и подчинения в экономической и политической жизни, т. е. является объективно-субъективным, а третий — об оценке и самооценке данным слоем его относительного положения среди других слоев — является фактором субъективным. О марксистской схеме стратификации речь пойдет в очерке третьем. Таким образом, категории субъекта и объекта, равно как связанные с ними самым непосредственным образом категории субъективного и объективного, являются центральными для общей теоретической социологии, имеющей дело с категориями социологической науки. Не мысль, воля, практическая деятельность субъектов, взятые сами по себе, и не объективные условия, факторы, взятые сами по себе, а «наложение» субъективного на объективное, их переплетение, их взаимодействие — вот в чем, на наш взгляд, специфика социологического подхода. В этом его отличие от социально-психологического подхода, который имеет дело прежде всего с субъектом, его поведением (хотя так или иначе вынужден интересоваться причинной обусловленностью мотивов поведения), и от экономического подхода, который имеет дело прежде всего с объективными характеристиками социальных процессов, но при этом, так или иначе, вынужден интересоваться мотивами хозяйственной деятельности. В сфере общественного знания нет и не может быть наук, предметом изучения которых является только субъективное или только объективное, ибо они неразрывно сплетены в деятельности человека, социальных групп, этносов, любых субъектов исторического процесса. Поэтому диалектика взаимодействия субъективного и объективного в той или иной мере учитывается любой наукой об обществе, но для социологии является стержнем методологии. Далеко не все это признают в теории. Но одно дело — провозглашение принципов, другое — исследовательская практика. В последней ни один профессионал-социолог не обходится без сопоставления, без выяснения взаимодействия духовных и материальных факторов — от рядового опроса общественного мнения перед выборами в парламент до фундаментальных исследований, например, связи возникновения капитализма на Западе с протестантской этикой у М. Вебера, классового конфликта в индустриальном обществе у Р. Дарендорфа и др.

Здесь представляется уместным сделать одно замечание философского порядка о категориях субъекта и объекта [9]. Эти категории, как любые философские категории, соотносительны, их содержание «звучит» по-разному в зависимости от принятого «угла зрения» на реальные процессы. Тот фактор, который выступает в одном случае как объект, может в другом случае оказаться субъектом, и наоборот. В наиболее общем смысле, при противопоставлении общества, как части природы, остальной природе на Земле и в Космосе субъектом сознания, воли и действия выступает весь род человеческий, в то время как природа — объектом его воздействия. Но когда мы переходим к изучению общества, то социальные общности разного рода оказываются одновременно субъектом мысли и действия по отношению к другим общностям и, с другой стороны, объектом воздействия последних. Это равно относится ко взаимодействию (т. е. сотрудничеству и борьбе) государств, этносов на международной или региональной арене и взаимодействию социальных групп, слоев, этнических групп и т. д. внутри данного общества, государства. Так же обстоит дело при переходе к подгруппам, вплоть до малых групп и индивидов. Противоположность субъекта и объекта простирается и на духовную сферу. Мысли и чувства другого выступают по отношению к моему «Я» как субъекту в качестве объекта изучения и потенциального воздействия; более того, мои собственные мысли, материализованные на бумаге в виде наброска анкеты, выступают по отношению к моей же актуальной мысли как объект познания и изменения, например, доведения анкеты до приемлемого вида. Употребление понятий «объект—субъект», «объективное—субъективное» абстрактно, без указания на конкретную ситуацию, в которой развертывается их взаимодействие, ведет к путанице и к игре в слова.

Проблема взаимодействия субъекта и объекта в социологическом исследовании имеет много аспектов. Об одном из них, типичном для социологического эмпирического исследования — устном или анкетном опросе населения — следует сказать особо. Речь идет о взаимоотношении опрашивающего, интервьюера и опрашиваемого, реципиента. Безусловно, ставя перед последним вопрос то ли при личной встрече, то ли по телефону, то ли положив перед ним анкету и предоставив возможность ее заполнить, социолог, так или иначе, оказывает определенное воздействие на сознание человека, ставшего на время объектом его исследовательского интереса. В опросе уже в самой постановке вопросов и порядке их следования содержится (явно или неявно) ограничение возможности формулировать ответ рамками предложенных вариантов; при непосредственном контакте эти возможности возрастают, поскольку разъяснение оказывает влияние на выбор варианта ответа. Исходя из этих соображений, подчас ставят вопрос о невозможности достижения в эмпирическом социологическом исследовании объективности, его «обреченности» на фальсификацию общественного мнения. Это не так. Надо отличать фальсификацию (она, увы, бывает!) от неизбежных ошибок измерения; важно строго установить допустимую при данной методике ошибку «в обе стороны» от полученного значения, й, что главное, надо понять, что означает объективность в данном случае. При исследовании общественного мнения в качестве объекта выступают оценки наличной ситуации и варианты возможного поведения, т. е. обыденное мышление (взятое в единстве с эмоциями) исследуемой общности людей. Истинность полученных социологами замеров общественного мнения означает соответствие полученных выводов состоянию духовной реальности этой общности. Более глубокое проникновение в суть общественных процессов предполагает сопоставление мнений и возможного поведения, взятых в обобщенном виде, с условиями жизни и реальным поведением, т. е. переход от эмпирического познания к теоретическому.