При оценке состояния разработанности метода современной теоретической социологии следует исходить из того, что метод пока что осознается как совокупность различных правил и норм познания, как множество различных определений.
Для одних социологов он представляется объективным, для других — субъективным, в одном случае его требования связываются с детерминизмом, в другом — индетерминизмом, одни его считают номотетическим. другие — идиографи- ческим и т.д. Метод, как и современная социология, характеризуется многопарадигматическим статусом. Дальнейшее развитие учения о методе в социологии, как представляется, предполагает преодоление нынешнего разброса методологических парадигм и установление собственно социологического метода. К интеграции методологических парадигм призывают многие современные социологи, хотя предлагают для этого далеко не совпадающие платформы. Чтобы добиться в учении о социологическом методе необходимого единства, следует выполнить ряд условий, решить, по крайней мере, три проблемы, связанные с преодолением основных противоречий современной социологии. 1. Надо прежде всего разрешить противоречие объективного и субъективного методов в социологии, преодолеть дуализм в этой области. Этот дуализм в конечном счете сводится к антиномии мате- риал'изма и идеализма, к несоизмеримости данных методологических парадигм, поскольку отрицается возможность существования единой меры для их сопоставления. Решение этой проблемы требует отказа от той формы противопо-. ставления объективного и субъективного методов, при которой на одной стороне выставляется в виде особой сущности самостоятельность непосредственного отождествления метода познания и объекта познания, на другой -- такая же самостоятельность и абсолютность только субъективной опосредованности метода, его отождествление с субъективным. Вступая в науку, отмечал Гегель, мы должны отказаться от такого рода догматически определяемых противоположностей, не останавливаться на констатации неразрешимых антимоний (как это делал Кант), найти их решение, не отказываясь от принципа раздвоения единого в учении о методе18. Этим решением, однако, не может быть простой синтез принципов объективности и субъективности, или их примирение, эклектическое объединение в неком третьем, не являющемся ни субъективным, ни объективным, а также рассмотрение названных противоположностей в одном континууме. Получают распространение соответствующие интегральные модели, в которых предлагаются различные формы синтеза объективного и субъективного подходов, в частности, модель социальной реальности, составленной из объективного и субъективного уровней (Дж. Ритцер). Эти уровни образуют своеобразный объективно-субъективный континуум, в котором как бы снимается противоположность объективного и субъективного, а вместе с этим происходит объединение противоположных парадигм в единую, интегральную методологическую парадигму, не знающую противопоставления объективного и субъективного. Действительное решение проблемы может быть осуществлено лишь на основе выбора одного из двух противоположных методов в качестве действительного, базового принципа всего социологического метода. Проблема состоит в том, что взять за основу этого единства. К сожалению, необходимость в выборе этой основы нередко замалчивается. С одной стороны, имеется серьезная попытка Т. Парсонса и его последователей восстановить и развить принцип классической научной объективности, обосновать модель объективно-позитивного метода познания общества. С другой стороны, социология как наука об объективной реальности решительно отвергается феноменологией, которая вместо объективного метода предложила метод, построенный на чисто субъективном принципе, восстанавливающем тождество об ь- екта и субъекта на субъективной основе. Спрашивается, можно ли интегрировать эти две основы и найти тот континуум, в котором они объединены? Ответ очевиден: такая ситуация больше свидетельствует о кризисе социологической методологии, чем о решении проблемы научной объективности социологического метода. Ни одна из названных противоположных позиций не смогла и не сможет стать новым типом научности и объективности метода в социологии. Найти этот новый тип, отменяющий не только «классическую», но и «неклассическую» модель, западной социологии не удалось. В то же время перед лицом вполне реальной перспективы утратить не только объективно научную строгость, но и теоретическую серьезность в самом обычном смысле, западная социология в последние 10-16 лет продолжает настойчиво искать возможность их интеграции в новой модели, чтобы преодолеть субъективный произвол в социологии19. Почему же ни классический объективизм, ни субъективизация метода. взятые в их абстрактной и односторонней противоположности, не могут служить основанием для решения этой проблемы в учении о социологическом методе? Чтобы ответить на этот вопрос, надо принять во внимание, что при их противопоставлении как двух самостоятельных противоположных сущностей следует принимать за действительную сущность одну из них, взятую, однако, не в ее абстрактной противоположности, возникшей из ее противопоставления к другой сущности, а как единую сущность, содержащую указанные противоречивые стороны. В этом случае эта единая сущность для своих противоречивых сторон (объективной и субъективной) выступает их общим основанием как для их единства, так и различия. Это основание, однако, предполагает, что составляющая его противоположность не остается в абстрактном тождестве с собой, она одновременно находится в отношениях противоречия со своей собственной противоположностью. В итоге их тождество будет одной стороной, а их различие—другой стороной заложенного в методе противоречия. Тогда метод оказывается противоречием единства и различия субъективного и объективного моментов, т. е., с одной стороны, имеется единство между тождеством и различием этих моментов, с другой — различие между их тождеством и различием (происходит удвоение терминов, затрудняющих понимание противоречия объективного и субъективного). Различенность каждый раз ведет к разрешению противоречия, а их единство — к преодолению дуализма сущности. Общим основанием для такого решения вопроса служит одна из противоположностей — принцип объективности. Применительно к методу социологии это означает, что его объективное содержание обра зует основание его существования, а его субъективная форма —необходимую, хотя и противоположную, его сторону, поскольку метод является инструментом познающего субъекта. Такое решение вопроса, отрицая одностороннюю субъективизацию социологического метода, вместе с тем не является восстановлением простого, метафизически понятого совпадения метода и объекта, не учитывающего специфику социального познания. Требование исходить из объективной реальности, а не из сконструированных понятий (смыслов и значений), остается, конечно, в силе. Но к нему присоединяется новое важное условие — опосредованность метода свойствами познания, которые не позволяют непосредственно и прямо отождествлять метод познания с объектом или с методом непосредственной практической деятельности. В то же время эти особенности познающего субъекта не превращаются в преграду, отделяющую метод от социальной действительности (как у Канта или феноменологов). Наоборот, они содействуют углублению познания, его движению от знания явлений к раскрытию их сущности. Метод, в свою очередь, будет всемерно способствовать этому движению. Что же касается вопроса о том, что служит общим основанием для сопоставления и соизмерения объективного содержания и субъективной формы метода, то его решение в общем виде опирается на признание мышления (и его форм) атрибутом единой материальной субстанции, способом практической материальной деятельности людей, которые не могут не быть согласованными друг с другом. Не говоря уже об учении Б. Спинозы, здесь можно воспользоваться антропологическим пониманием человека и общества (Л. Фейербах, Н. Г. Чернышевский), согласно которому человек как телесное существо образует часть объективно существующего бытия и вместе со своим мышлением подчиняется законам бытия. Мышление, будучи свойством мозга, идеальной формой деятельности реального, живого человека, не противостоит самому человеку. В телесном, но мыслящем человеке идеальное и предметность, объективное и субъективное выступают в единстве, в согласованности друг с другом. Соответственно, определения внешнего мира, содержащиеся в мышлении, — это определения и самого этого мира. Далее, мышление с его методами постигает тот же предметный мир, который воспринимается и чувственным созерцанием. Разумом постигаемое и чувственно воспринимаемое не образуют два мира. Точно так же социальная действительность как объект сознательного воздействия и как практически функционирующий мир составляют один и тот же социальный мир. Этим обосновывается положение о том, что метод, используемый для обработки сознанием эмпирического опыта, необходимо соприкасается с внешним миром, причем не только с тем, каким он человеку предоставляется, но и с его сущностью. Никакой стены между сущностью и явлением нет, не существует и неразрешимой антиномии между объективным и субъективным методами соци- .ального познания. Нет непроходимой грани и между объективностью внешнего мира, существующего вне сознания, и объективным содержанием метода познания. Метод имеет дело не просто с тем миром, который составляет содержание познания и входит в состав нознаиия. В этом случае для согласования метода и объекта было бы достаточно отождествления сознания и данного в сознании бытия, т. е. критерий объективности метода не выходил бы за границы самого познания. Объективная действительность не может быть выведена из игры или заключена в скобки при обосновании объективности метода. Обращение к теоретической аргументации в пользу объективности метода, о чем говорилось выше, дает не все для обоснования его объективности. Последняя не объясняется одной лишь принадлежностью мышления материальной субстанции (природе) в качестве ее атрибута или его отнесением к свойствам человеческого тела (мозга). Решение вопроса о предметной истинности человеческого мышления, как утверждал К. Маркс, вовсе не дело теории. Это практический вопрос, в практике человек должен доказать истинность, действительность и мощь своего мышления20. То же самое можно сказать относительно объективности метода социального познания. Его объективность в этом случае доказывается прежде всего тем, что добытое при помощи метода знание реализуется в практическом деле, в получаемом социальном результате, удовлетворяющем потребности общества и человека. Метод в виде правил, схем познания, т. е. субъективных образований, воплощается в соответствующие формы практики и тем самым превращается в нечто объективное, которое приобретает независимое от познания существование. Практика, чтобы быть успешной, может и должна осуществляться по законам самой социальной действительности. В результате объективное содержание метода как формы познания и объективность осуществленной по предписаниям разума практической деятельности становятся однопорядковыми, приобретают в этой объективности основание для их соизмерения и, следовательно, критерий истинности и объективности метода. Казалось бы практика в этом своем качестве, т. е. как предметно-материальная деятельность, приобретающая статус объективного, подчиненного законам самой действительности образования, и должна быть принята объединяющим эти социологические парадигмы началом, в котором снимается их антиномичность. К сожалению, этого в современной социологии не происходит. Чаще всего дуализм субъективного и объективного переносится в область практики, в которой эти два момента оказываются принципиально разграниченными. Не обнаруживается желания признать практику объективной основой, имеющей статус независимого от сознания существования. Не в том, конечно, смысле, что она не сопровождается сознанием человека, а в том, что практика есть «объект познания, независимый от познания» (В. И. Ленин). П. Фейерабенд, например, считает идеалистической мысль о том, что разум руководит практикой, формирует ее в соответствии со своими требованиями, и что практика представляет собой лишь сырой материал, форму которому придает разум. С его точки зрения, практика по своим традициям, стандартам и правилам равноправна с разумом (наукой), с традициями последнего, практика и разум образуют две стороны единого диалектического процесса. Что же касается тезиса о том, что разум свое содержание и авторитет получает от практики, что разум описывает лишь способ, которым осуществляется практика, и формулирует лежащие в ее основе принципы, то это тоже не принимает, называя его натурализмом21. Однако без признания определяющей роли практики по отношению к разуму (познанию) констатация их единства не достигает цели. Упускается основание этого единства, т. е. является ли им практика или тот же разум, взятый лишь в форме «практического» разума. Нельзя считать решением проблемы единства познания и практики их сведение к равноправности субъективного (целесообразной деятельности) и объективного (объекта этой деятельности). В этом случае отрицается независимость практики как объекта познания от самого познания. Из этого, конечно, не следует делать вывод о том, что в лице познания и практики мы имеем две противоположные сущности. Но для признания их сторонами (противоположными) одной и той же сущности, необходимо этой сущностью брать практику. Тогда разум будет одним из способов практической деятельности, т. е. утверждается их монизм на базе одного начала — практики как основы познания. С этой точки зрения методология познания и вообще идеальное в сфере ума должны быть истолкованы как способ, форма практической деятельности, имеющие своим аналогохм соответствующие формы в самой практике. Абстрактными, идеальными бывают не только понятия, но и труд, деньги и многое другое из реальной практической жизни. Идеальность формы, например, у стоимости, вовсе не означает, что она отсутствует в действительности. Она там присутствует, и человек, обладая способностью абстрагироваться, ее извлекает из действительной жизни и пересаживает в свою голову, преобразуя ее в соответствии со своей практикой. Идеальные формы выступают одновременно и способом познания и способом практической деятельности. Ясно, что практически идеальное, возникая из нужд жизни, не может не иметь своим продолжением соответствующие формы мышления и обмена мыслями. Дело сводится к тому, чтобы выявить механизм преобразования жизненных, практических форм в мыслительные, установить соответствующие «правила», «производные», «коэффициенты» для этого преобразования. К сожалению, в данном вопросе больше сделано на путях движения от теории к практике, чем в обратном направлении. Обоснование объективности социологического метода со стороны практики предполагает и это обратное движение. Метод социального познания представляет собой интериоризацию метода социальной практики, превращение способа деятельности с действительными предметами во внутренний, субъективный план, их «вложение» в человеческую голову. С этой точки зрения метод познавательной, умственной деятельности выступает своеобразным средством замещения деятельности с реальными предметами. Следовательно, тезис о необходимости использования одной и той же методологии как в познавательно-исследовательской работе, так и в социальной практике, основывается не просто на единстве теории и практики, но и на положении о том, что нельзя одну основу иметь для науки, другую —для жизни, практики. И у жизни, и познания она одна и та же. Решая вопрос в пользу признания единой основы для методологии социального познания и практики, вместе с тем нельзя их не различать. Методология познания в своих приложениях к социальной практике претерпевает существенные модификации, и, наоборот, принципы практической деятельности не применимы к познанию без их соответствующих преобразований. 2. Практика, чтобы выполнить свою роль основания объективности метода, сама как способ бытия, в свою очередь, должна опираться на более глубокий фундамент — на бытие, свойства и законы объективной социальной действительности. Если практика выступает как социальное действие, то она должна быть соединена с его причиной, если она трактуется, как деятельность, как атрибут общественного бытия, она должна предполагать социальную субстанцию.
Эго является основой для решения второй проблемы — преодоления дуализма деятельностного и субстанционального принципов в методологии социологии. Решается это противоречие посредством онтологического обоснования социологического метода, позволяющего превзойти феноменологическую трактовку как метода, так и общественного бытия. Кроме того, обращение к онтологическим основам дает возможность вывести специфику социологического метода из особенностей самого общества, согласовать метод с объектом познания. С этой точки зрения важно указать на ряд особенностей общества, во многом способствующих выявить специфический «социоло- Ч гизм» метода. Имеется в виду прежде всего рассмотрение общества как постоянно производящего и воспроизводящего себя общественного организма, что осуществляется на базе материальной производственной деятельности (труда). Социологическое понимание общества и его свойства как объекта приложения специфического метода начинается, по мнению А. Турена, тогда, когда общество предстает как результат своего труда, т. е. тогда, когда то, что на первый взгляд кажется набором социальных «данных», оказывается продуктом социальных действий, предпринимаемых решений и соглашений, конфликтов. «Социология, — пишет он, — не могла бы существовать раньше, чем общество могло быть понято как продукт собственной деятельности»22. Другим, более известным обстоятельством, во многом предопределяющим специфику социологического метода, служит то, что делание людьми своей истории и производство общества происходит путем целенаправленной сознательной деятельности, проектирования ее результатов и планирования ее этапов. Метод познания общества должен учитывать, что он используется для изучения людей (объекта), обладающих сознанием, причем не только индивидуальным, но и общественным сознанием, что люди согласно своим целям и интересам выбирают способы и орудия деятельности, проявляя при этом свою волю к действию в том или ином направлении. Нужно, следовательно, иметь такой способ социального познания, при помощи которого можно было бы учитывать влияние сознания на жизнь, его соответствие или несогласованность с действительным положением вещей. Поэтому от решения вопроса о соотношении общественного бытия и общественного сознания в значительной мере зависит специфика социологического подхода к познанию общества, в частности, требование выбрать исходным пунктом первичность или реального бытия или сознания, а также строить общественную жизнь на основе научного предвидения (проектирования) или отдаваться власти стихий ных процессов, непреднамеренно следовать традиционным порядкам и спонтанным процессам самоорганизации, например, «невидимой руке» рынка (А. Смит). Подход к обществу со стороны его производства и воспроизводства необходимо предполагает наличие еще одной важнейшей особенности метода познания — требования рассматривать людей в системе общественных (социальных) отношений, в которых и посредством которых реализуются все формы человеческой практической и духовной деятельности. В этом случае объектом методолог ического анализа социологии выступает общество в виде системы общественных отношений, т. е. не просто индивиды и их поведение, а социальные отношения людей. Имеются в виду та фундаментальная особенность человеческой истории и то обязательное условие деятельности людей, какими являются их жизнь обществами, коллективами. Из такой формы существования образуются многие специфические человеческие социальные атрибуты: обмен деятельностями и их продуктами; общение посредством языка и других коммуникативных средств, служащих для замещения одних социальных форм другими, использование социальных институтов и т. д. Именно это обстоятельство заставляет социологов делать предметом социологического анализа социальные отношения, ставить вопрос о принципе «социологизма» (Э. Дюркгейм), оценивать функционирование и развитие общества с позиции «социального порядка» (Дж. Тернер), объявлять предметом самой социологической науки «социальные отношения» (А. Турен). Из того, что люди — авторы и действующие лица своей исторической драмы, из того, что действуют и существуют в обществе и посредством общества, вытекает специфический характер функционирования и развития общества, его законов. Общество как результат своей деятельности может приобретать новые формы и преобразовываться лишь при условии, если этот результат превосходит затраты на его достижение. В этом отношении деятельность общества и человека существенно отличается от общего механического движения, подчиняющегося закону сохранения массы и энергии. Человеческая деятельность по своей природе, в частности, из-за своего общественного (коллективного) характера, приводит к результату, превышающему сумму потребленных ресурсов и условий в процессе создания этого результата. Социальные законы приобретают своеобразие не только по той причине, что они — законы объекта, обладающего сознанием и волей, выступают законами деятельности и взаимоотношений сознательных существ. В первую очередь это законы, согласно которым условия возникновения той или иной общественной формы превращаются в результат, превосходящий то, что из чего он образовался. Лишь ири таком подходе можно объяснить историчность человеческой деятельности, появление новых социальных форм жизни. Овладев их законами, люди могут и должны приобрести специфический социальный атрибут свободы, господствовать над самими же созданными общественными отношениями, управлять ими, программировать, проектировать и прогнозировать свою жизнь. Противопоставление человеческой сознательной деятельности и объективных законов развития общества в этом случае преодолевается тем, что люди с их практической деятельностью и материальными общественными отношениями признаются за единственный субъект функционирования объективного социального процесса. Нет двух отдельно существующих начал — метасоциального объективного общественного процесса и деятельности людей. Объективный общественный процесс есть не что иное, как деятельность вступающих друг с другом в общественные отношения людей. Соответственно законы общественного развития — это законы самой общественной деятельности людей и самих их отношений, а не какого-то вне людей и их деятельности находящегося метачеловеческого естественноисторического процесса. Из рассмотренных особенностей общества можно вывести следующие основные, собственные требования социологического метода: во- первых, все исследуемые объекты рассматриваются через призму общества в целом, фокусируя эту призму на общественные (социальные) отношения; во-вторых, каждое социальное явление изучается с позиций того, как оно производится и воспроизводится, как оказывается результатом человеческой дятельности, направленной прежде всего на создание средств производства и жизни; в-третьих, состояние и результаты развития общества оцениваются объективной мерой — превалированием результатов социальной деятельности над ее затратами, выраженных в категориях социальной экономии. 3. В качестве третьей проблемы, решение которой ведет к созданию единого социологического метода, выступает разработка специфической логики функционирования социологического метода, которое соответствовало бы особенностям социологического исследования общества. В этой области основные противоречия, подлежащие разрешению, выражаются в дилемме «общество — индивид», т. е. как выйти из противопоставления этих крайностей в качестве отправных пунктов познания общества. Через этот дуализм, как известно, не удалось пере шагнуть даже Гегелю, поскольку общее и единичное у него в конечном счете выступают как две сущности: общее как особая духовная сущность противостоит единичному, которое из-за своей конечности никогда не может подняться до истинной всеобщности. У Гегеля общее как принадлежность абсолютной идеи обладает самостоятельным от единичного существованием и только мистически воплощается в единичном, эмпирически и, конечно, существующем. В вопросах соотношения общества и человека действительным субъектом, по Гегелю, становится мистическая субстанция, а реальный субъект предстает как нечто другое, как инобытие и момент этой субстанции. Дуализм здесь проявляется как раз в том, что Гегель не рассматривает всеобщее как действительную сущность действительного человека, т. е. существующего, определенного, конечного; иначе говоря, действительное существо он не считает подлинным субъектом общества. Исторический материализм в лице К. Маркса, а не его истолкователей из кантианцев, всегда настаивал на приоритете действительного человека, на том, что именно он составляет базис общества (носитель) общего, его творец (субъект истории) и его исходный пункт и т. д. К. Маркс не мог согласиться с Гегелем, а тем более с Прудоном, что человек (единичное) есть лишь превращенная форма некой субстанции, некого общего, стоящего над действительными индивидами. На самом деле общество (общее) образует свойство, сущность действительного субъекта и именно индивид есть подлинный субъект всеобщего и бесконечного. Поэтому общественная история людей есть всегда лишь история их индивидуального развития, а сводное развитие каждого — условие такого же развития всех. Общественные отношения, при которых происходит это развитие, относятся к индивидуальности людей, а не являются чем-то внешним для них, общество не есть некая абстрактно-всеобщая сила, противостоящая отдельному индивиду, а есть его творение. Оно —сущность каждого отдельного индивида, его собственная деятельность, его собственная жизнь. С этой точки зрения человек всегда остается сущностью создаваемых им социальных форм своего существования — семьи, государства, гражданского общества и т. д., которые выступают как общее всем людям. Преодоление дуализма общего и единичного сводится к следующему: общество и индивид не есть две противоположные сущности. Если одна из них, скажем, общество преподносится как некая особая, стоящая над индивидами (надындивидуальная, деперсонифицированная) сущность, то она теряет свою действительность (необходимость), свою истинность, свое оправдание. И, наоборот, если другая сущность- индивид — лишается свойства быть носителем общего, субъектом общества, не доводится до уровня всеобщности, то он не будет действительной, истинной личностью. Общество и индивид по необходимости образуют две различные, противоречивые стороны одной и той же сущности. Сущность у общества и индивида одна, она и составляет основание для них обоих, для их различия и для их единства — будет единством различия и единства, и одновременно различием единства и различия. Такое решение вопроса о соотношении человека и общества, т. е. преодоление дуализма общего и единичного, предполагает соблюдение двух исходных правил метода познания социальной сущности человека. Первое из них — рассмотрение человека (индивида) в качестве отправного пункта анализа общества и его базиса. Ни обществу в целом, ни социальной группе не следует приписывать самостоятельное, независимое от составляющих их личностей существование. Действительным субъектом общества и всех социальных образований остается человек, индивид. В той мере, в какой социология при анализе общества отправляется от реального человека (а не от социального действия или взаимодействия и т. п.), она принимает антропологический метод, делает его и своим методом. Социология не может не согласиться с социальной антропологией там, где последняя стремится наполнить себя специфическим содержанием на пути движения познания от человека как субъекта к обществу, к объективированным формам социального бытия. Нужно лишь дополнить эту мысль: отдельный человек приобретает мощь, становится человеком с большой буквы, если будет возведен на уровень всеобщности, т. е. если его индивидуальная сущность станет одновременно и его общественной сущностью, совокупностью всех общественных связей и отношений. Лишь тогда, когда индивидуальный человек в своей эмпирической жизни, в своем индивидуальном труде, в своих индивидуальных отношениях станет родовым (общественным) существом, будет действовать по меркам любого вида, освоит свои собственные силы как общественные силы,- лишь тогда совершится человеческая эмансипация. Очевидно, что такое понимание проблемы не имеет ничего общего с приписываемой К. Марксу мысли об однолинейной детерминированности человека социальной средой, системой общественных отношений, о безоговорочном приоритете общества перед личностыо, о вторичности человека по отношению к объективным, деперсонифици- рованным, надличностным структурам. Приходится лишь сожалеть, что авторы подобных суждений, обрабатывая К. Маркса под Канта, не подтверждают их ссылками на работы самого К. Маркса, ограни чиваются «безличностными» обвинениями в адрес исторического материализма, полагая, видимо, что антропологический метод не учитывается социологическим методом. С этим согласиться нельзя. Не следует забывать о втором требовании метода исследования социальности человека—исходя из действительного человека как субъекта общества, раскрывать сущность человека через социальные формы существования. Этим снимаются дуализм сущности другим способом — путем превращения общего (общественного) в свойства единичного (индивида), т. е. общественную сущность индивида. Имеется в виду не только возвышение и превращение индивидуального в общественное, но и наоборот —общественного в индивидуальное. Надо еще, чтобы общее «снизошло» до единичного, реализовалось в нем, стало его свойством. К анализу единичного с точки зрения общего и сводится основная задача теоретического анализа всеобщего. Исторически общество в лице «верхов» монополизировало родовую (общественную) сущность человека в форме максимального развития своих представителей в ущерб «низам», оставляя последним область частного, значение единичного, отдельного. Отсюда недоверие ко всем тем, кто имеет дело с общим, к тем, у кого высокое развитие индивидуальности происходит за счет принесения в жертву индивидуального развития большинства человеческих индивидов. Чисто теоретический дуализм общего и единичного оказывается практическим дуализмом общества и индивида. Можно надеяться, что в конце концов общество разрушат этот антагонизм, раздвоение на противоположные сущности единой социальной сущности человека и общества, и развитие общества совпадает с развитием каждого отдельного индивида. В логическом отношении противоречия общего и единичного применительно к обществу решаются по-разному на различных этапах логики движения метода: a) на этапе анализа общества как абстрактного множества индивидов оно познается через индивида и достаточным оказывается антропологический метод; b) при рассмотрении общества и человека как особенных образований постижение человека возможно лишь через его отношения (взаимодействие) с другими людьми, т. е. через общественные формы, представляющие общее, следовательно, с учетом фенольенологи- ческого подхода; c) на заключительной стадии достигается понимание социума как единство общего и индивидуального, как конкретной целостности, а метод его анализа приобретает собственно социологическую опредг- ленность своей формы, посредством которой осознаются и первые этапы познания социума. Становление социологического метода предполагает единство прежде всего между тремя его главными определениями: a) его характеристикой через отношение к исследуемому объекту, признанием его объективности (гносеологический аспект); b) его определением в зависимости от особенностей общественного бытия, социальной реальности (онтологический аспект); c) его рассмотрением со стороны логики функционирования (логический аспект). При применении социологического метода к познанию общества от первоначального общего определения общества как совокупности индивидов осуществляется переход к анализу его специфики, а затем к его рассмотрению как единого и целого образования, соединяющего общее и специфическое. В отдельном человеке общество первоначально предстает еще «обществом в себе». Человек вначале тоже предпослан обществу как его составляющий элемент. В обществе же, в совокупности всех общественных отношений, он становится человеком «для себя», и в итоге общество и человек предстают как нечто единое, целостное. Этот порядок рассмотрения общества в конечном счете соответствует и порядку движения самого метода: от первоначальной его трактовки как множества абстрактных определений к сведению их к одной основе, единству.