Примеры влиятельных концепций модернизации политической сферы

Некоторые политологи используют понятия политического развития и модернизации в эпоху Современности почти как синонимы, руководствуясь их общей неопределенностью либо смысловым многообразием.

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

власть; 3) равенство. Наиболее приемлемыми вариантами модер- низационных преобразований он считал пути 2 > 1 > 3 или 1 > 2 > 3.

Как раз эти две схемы и удалось осуществить большинству государств. Согласно Растоу, равенства следует добиваться не ранее достижения национального единства и устойчивости власти, ибо при отсутствии одного из этих компонентов (в случае декларации равенства) велика вероятность распада политического режима и последующей анархии. Без усовершенствованной системы властвования невозможно полноценное разделение труда, а значит, равенство будет установлено в самом примитивном виде, что непременно вызовет протест в обществе. Если политическая идентификация и базис властной системы могут складываться еще в условиях традиционного социума, то политическое участие и равенство — неотъемлемые характеристики модернизированного общества, причем переход к массовому участию длится несколько поколений.

Ускоренная, особенно форсированная властью, модернизация способна вызвать завышенные ожидания людей и привести в итоге к революции или реставрации.

Модернизация представляет собой соединение западных (вестернизация) и традиционных влияний... Одновременно с известными преимуществами она приносит с собой опасности и лишения. Последствия модернизации не определены в моральном плане.

Д. Растоу, «О мире наций»

Высокий научный авторитет завоевала теория политической модернизации Хантингтона, которая определена им как процесс, включающий: 1) рационализацию власти; 2) дифференциацию социальных, государственных и гражданских структур; 3) повышение уровня политического участия. По критерию очередности достижения этих целей ученый выделил три модели модернизации.

В континентально-европейском модернизационном процессе преобладали рационализация власти и дифференциация структур. Зарождение современного государства сопровождалось ослаблением аристократии, становлением новых социальных групп, ростом и усилением рационализированной бюрократии, появлением армии нового типа. Преданность церкви и династической монархии уступила место лояльности к государству. Британская институциональная модернизация была во многом схожа с континентальной и характеризовалась переподчинением гражданина государству вместо церкви, централизацией власти, увеличением численности и расширением влияния бюрократии, созданием постоянной 401

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

армии. Однако, в отличие от процесса на континенте, централизацию власти олицетворял и осуществлял парламент, а не институт монархии. США воспроизвели у себя британские политические институты образца XVI в. и сохранили к ним уважение, а модернизация свелась к росту политического участия. Строение американской политической системы Хантингтон назвал «уникальным античным анахронизмом» в эпоху Современности, которой свойственны рациональная власть, централизованная бюрократия и тоталитарные диктатуры.

Сэмюэл ХАНТИНГТОН (род. 1927, Нью-Йорк) - видный американский политолог, специализирующийся в сферах сравнительных исследований, теорий цивилизаций и политического развития.

ХАНТИНГТОН (Huntington), Сэмюэл (род. 1927, Нью-Йорк) — видный американский политолог, специализирующийся в сферах сравнительных исследований, теорий цивилизаций и политического развития; эксперт по внешнеполитической стратегии и национальной безопасности США. Его научная деятельность характеризуется плодотворным сочетанием преподавания в ведущих университетах США (например, в Гарварде) и прикладной и общетеоретической аналитики по широкому спектру политических и военных проблем. Кроме того, Хантингтон занимал посты координатора по планированию при Совете национальной безопасности в администрации Дж. Картера (1977-1978); исполнительного директора, затем директора Центра международных исследований при Гарвардском университете (1975-1976, 1978-1989). Он был избран вице-президентом (1984-1989) Американской ассоциации политических наук, а в 1985-1987 — ее президентом. В 1970 Хантингтон основал журнал «Foreign Policy» и был одним из его главных редакторов. Неоднократно удостоен премий в области журналистики и политических исследований. С 1989 и по настоящее время — директор Института стратегических исследований им. Дж. Олина; состоит действительным членом Американской академии наук и искусств (с 1965).

Автор многих работ: «Солдат и государство: теория и политические аспекты гражданско-военных отношений» (1957, ряд переизд.); «Совместная оборона: стратегические программы в национальной политике» (1961); «Изменение моделей военной политики» (1962); «Политическая власть: США — СССР» (1964, соавт. 3. Бжезинский); «Политический порядок в изменяющихся обществах» (1968); «Авторитаризм в политике современных обществ: динамика развитых однопартийных систем» (1970); «Трудный выбор: политическое участие в развивающихся странах» (1976); «Американская политика: неизбежность дисгармонии» (1981); «Дилеммы мировой политики» (1985); «Реформирование американской оборонной сферы» (1985); «Политическое развитие» (1986); «Третья волна: демократизация в конце XX века» (1991); «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» (1996) и др. Кроме того, Хантингтон —

соавтор и редактор более 10 книг и докладов, среди которых выделяется доклад «Кризис демократии» (1975, соавт. М. Крозье, Й. Ватануки), подготовленный для международной Трехсторонней комиссии.

Вклад в развитие политической мысли. Помимо вышеуказанного, в круг научных интересов Хантингтона входят общие проблемы http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

демократии, демократизации и модернизации, международные отношения; его работы в этих областях — выражение новейших подходов к изучению политики.

В статье «Политическое развитие и политический упадок» (1965) и затем в книге «Политический порядок в изменяющихся обществах»

Хантингтон предложил различать концепты политической модернизации и политического развития, отделив их от социально-экономической модернизации. Отождествляя политическое развитие с «институционализацией политических организаций и процедур», а политическую модернизацию — с массовой мобилизацией и расширением политического участия, он выдвинул предположение о том, что быстрая модернизация оказывает негативное воздействие на институты и ведет к их упадку. В основе данной гипотезы лежит позитивное представление о политической стабильности, рассматриваемой в качестве абсолютной цели и источника легитимности политических институтов и существующего порядка вне зависимости от задействованных интересов и характера режима.

Социоэкономическая модернизация — «это процесс, ведущий к однородности», порождающий «тенденцию к сходству» современных обществ из-за появления у них «одинакового набора основных качеств» в результате урбанизации, индустриализации, распространения грамотности, появления СМИ и т.п.; она создает предпосылки для политической модернизации и развития. Социоэкономическая «модернизация приводит в значительной мере к росту числа и многообразия социальных сил в обществе», т.е. социальная структура усложняется: помимо религиозных и этнических групп, свойственных традиционным обществам, возникают профессиональные, классовые и т.п. группы. В традиционном обществе наблюдается «простое политическое единство», часто имеющее «чисто этническую, религиозную или профессиональную основу», для поддержания которого не требуется наличия высокоразвитых политических институтов. Однако чем более сложным и разнородным становится в ходе модернизации общество, тем в большей мере оно зависит от эффективного функционирования политических институтов, острый дефицит которых испытывает большинство модернизирующихся обществ. Отсюда вывод Хантингтона о том, что быстрая социально-экономическая модернизация порождает политическую нестабильность и упадок в сфере политики.

Под политической модернизацией Хантингтон понимает прежде всего массовую мобилизацию и развитие политического сознания и участия, которые порождают в итоге нестабильность. Он принимает и другие общие формулировки модернизации, при этом подчеркивая такие ее элементы, как: рационализация власти (в результате секуляризации, ослабления традиционных лояльностей, интеграции и централизации появляется собственно политическая власть, в обществе утверждается единый властный центр, обладающий суверенитетом); дифференциация новых политических функций и возникновение специализированных структур для их осуществления; массовое политическое участие и учреждение новых политических институтов для его организации.

Политическая модернизация может быть инициирована не только эко-

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

номическими изменениями, но и интенсификацией социальных коммуникаций, повышением уровня грамотности и т.п.

Определяя институты как «стабильные, высоко оцениваемые, повторяющиеся модели поведения», институционализацию как «процесс приобретения организациями и процедурами стабильности и ценности» и политическое развитие как создание сложных и автономных политических институтов, Хантингтон предлагает четыре переменных для определения уровня институционализации организаций, процедур и политических систем: способность к адаптации (англ. adaptability; функциональная и к вызовам среды), сложность (англ. complexity; определяется наличием различных элементов, подсистем и функций и в итоге поддерживает стабильность), автономия (англ. autonomy; автономия политической сферы — атрибут развитой политической системы, способной обеспечить вхождение новых групп в политику по определенным правилам; ее отсутствие или преобладание неполитических средств и методов в политике оборачивается коррупцией), целостность (англ. coherence). Результатами низкого уровня автономии и целостности являются государственные перевороты и частое вмешательство военных в политику. Атрибут высокоразвитого общества — политические институты, способные «выражать общественные интересы», причем партия есть ключевой институт современной политики. Отсюда — практические рекомендации американскому правительству сосредоточить усилия на поддержке некоммунистического партстроительства в модернизирующихся обществах.

Уровень развития любой политической системы зависит от соотношения между политической институционализацией и политическим участием. Из этого Хантингтон делает заключение, что страны главным образом различаются не формами правления, а степенью управляемости и ее источниками. Собственно в плане управления и СССР и США имеют немного фундаментальных различий, поскольку их политические системы, являющиеся достаточно управляемыми, относятся к категории сильных, так как высокие уровни политической институционализации и политического участия находятся в динамическом балансе.

Для демонстрации соотношения политической модернизации и развития, а также их зависимости от социально-экономических процессов Хантингтон выстраивает следующую схему: 1) увеличение социальной мобилизации по сравнению с экономическим развитием ведет к ситуации разочарования вследствие завышенных социальных ожиданий (фрустрации); 2) возрастание социальной фрустрации по сравнению с реальными возможностями мобильности приводят к политизации граждан и, в результате, к росту политического участия; 3) запаздывание политической институционализации, ее несоответствие уровню политического участия означает политическую нестабильность. Таким образом, если темпы социальной мобилизации и расширения политического участия высоки (результат политической модернизации), а темпы политической организации и институционализации (показатели политического развития) низки, то итогом станут всеобщее насилие и нестабильность. Отсюда вывод о том, что сознательное или спонтанное уве- 404 личение участия необходимо ограничивать различными средствами и/

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

или канализировать его в партийное русло. Наоборот, более высокая стадия развития характеризуется другим выбором: расширение политического участия или экономический рост (соответственно, и две модели развития: популистская и технократическая). Популистская модель акцентирует увеличение возможностей политического участия, которое сопровождается мероприятиями по обеспечению экономического равенства (путем перераспределения), что может вызвать ухудшение параметров экономического роста. Популистская модель развития в результате резкого роста участия может привести к разного рода гражданским столкновениям. Технократическая модель определяется целенаправленным снижением уровня политического участия граждан, увеличением количества инвестиций, высокими темпами экономического роста и неравенством в доходах, что приводит к поляризации общества, которая выльется в резкое повышение внеинституционального участия граждан, следствием чего могут стать масштабные социальные потрясения.

Весьма актуальной представляется идея Уильяма Корнхаузера («Политика в массовом обществе», 1959), к которой обращается Хантингтон для демонстрации последствий политической модернизации в виде резкого перехода к демократии: «Там, где существовавший политический режим высоко автократичен, его быстрая и насильственная замена демократическим режимом весьма благоприятствует появлению массовых экстремистских движений, которые направлены на преобразование новой демократии в антидемократических направлениях».

Широкое распространение получила концепция волн демократизации, сформулированная в книге «Третья волна: демократизация в конце XX века». Волна демократизации — это «группа переходов от недемократических к демократическим режимам, происходящая в заданный период времени и значительно превосходящая по их числу группу переходов в противоположном направлении». 1-я волна демократизации началась в США в 1828 и достигла кульминации после Первой мировой войны, когда в 32 странах были установлены демократические режимы. Ее откат фиксирован маршем Муссолини на Рим в 1922 и завершен в 1942, когда в мире осталось только 12 демократических стран. 2-я волна демократизации обозначилась победой союзников по антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне и продолжилась деколонизацией, достигнув кульминации в начале 1960-х, когда демократическими стали 36 стран. Откат второй волны демократизации, в основном из-за военных переворотов, начался с конца 1950-х и закончилась к 1973, когда демократическими оставались 30 стран. Подъем 3-й волны демократизации — с 1974 на юге Европы; она охватила страны с однопартийными (высокоинституционализированные с идеологической легитимностью) и военными (военная сила как основной источник власти) режимами, а также с личными диктатурами, многие из которых соответствовали веберовской модели султанистских режимов (Румыния при Н. Чаушеску, Португалия при А. Салазаре), а также ЮАР с конкурентной расовой олигархией. Хотя внешние факторы демократизации по-прежнему играли важную роль, в отличие от 2-й волны процессы перехода к демократии в 3-й волне в основном были инициированы внутренними причинами и силами.

Антониу ди Оливейра САЛАЗАР (1889, Санта-Комба-Дан, провинции Бейра-Алта - 1970, Лисабон) - португальский государственныгй деятель, в 1932 - 1968 гг. председатель совета министров и фактический диктатор Португалии, создатель фашистской партии Национальныгй союз. http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

Не все процессы трансформации соответствуют идеальным моделям. Реформы де Клерка в ЮАР сочетали элементы трансформации и замещения. Нельсон Мандела и Фредерик де Клерк после получения Нобелевской премии мира (1993 г.). «Мандела и де Клерк достигли соглашения о путях перехода к новому политическому устройству, основанному на принципах признания избирательного права за каждым человеком».

Хантингтон выделяет три типа процессов (или моделей) перехода: трансформация (= реформа, по Х. Линцу; элиты инициируют и возглавляют переход), смещение (исп. replacement или ruptura, по Линцу; оппозиция во главе процесса, авторитарный режим разрушается сам или его свергают); замещение (исп. transplacement; демократизация как результат совместных действий правительства и оппозиции). Странам с военными режимами проще осуществить переход к демократии, однако в государствах с бывшими однопартийными режимами демократия лучше институционализируется.

Трансформации, более распространенные в численном отношении, и замещения (в некоторых случаях разница между ними достаточно условна) как модели демократического транзита наиболее характерны для большинства военных и однопартийных режимов. Трансформация проходит через пять основных фаз: первая — появление в рамках авторитарного режима либерально и/или демократически настроенных реформаторов; вторая — получение реформаторами власти, причем их лидерам необходимо как можно быстрее поставить своих сторонников на ключевые позиции в силовых ведомствах; третья — провал либерализации (курс на либерализацию, смягчение, «улучшение» авторитарного режима при его сохранении быстро себя исчерпывает; он ведет или к масштабной демократизации политической системы, или к ужесточению режима); четвертая — старая легитимность (англ. backward legitimacy — подчеркивает элементы преемственности, связи с прошлым; реформаторам следует проводить демократические реформы посредством процедур и в рамках институтов, установленных еще авторитарным режимом), подавление консерваторов (реформаторы-демократы усиливают свои позиции в правительстве, ослабляя и вытесняя консерваторов, но при этом делая им некоторые компенсации и демон- http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

стрируя сохранение связи с прошлым; надо быть готовым к попытке переворота со стороны консерваторов, можно ее спровоцировать и потом безжалостно подавить). Пятая фаза, происходящая уже за пределами авторитарного режима — кооптирование оппозиции (реформаторы-демократы прибегают к консультациям с лидерами оппозиционных групп и движений, результатами которых могут стать открытые переговоры с заключением соглашений или пактов, вроде испанского Райоэ ёе 1а Мопс1оа в 1977; оппозиция рассматривается реформаторами как опора в конкуренции с консерваторами). Как показывает опыт удачных трансформаций, реформаторы-демократы должны удерживать инициативу по демократизации и стараться гасить неоправданно высокие социальные и политические ожидания, поддерживая при этом умеренную оппозицию и создавая ощущение неизбежности демократических перемен. Замещение как модель демократического транзита (в Польше, Чехословакии, Южной Корее и т.д.) является результатом совместных действий правительства, которое не имеет принципиальной цели удержать власть во что бы то ни стало (т.е. восприимчиво к негативным издержкам сохранения режима) и готово начать консультации об изменении режима, но само не способно их инициировать (да и не очень к ним стремится), и оппозиции (ее основная проблема —

фрагментированность), где в целом преобладают демократически настроенные умеренные, недостаточно сильные для самостоятельного изменения режима, но согласные при определенных обстоятельствах участвовать в переговорах с правительством. Замещение развивается по определенному сценарию: 1) правительство начинает в стране либерализацию, из-за чего его властный потенциал уменьшается; 2) оппозиция пользуется результатами некоторой либерализации и ослаблением правительства, пытается увеличить свою базу поддержки и активизирует деятельность в надежде сместить правительство; 3) власти предпринимают жесткие меры для остановки политической мобилизации населения оппозицией; 4) в условиях неопределенности правительство и оппозиция понимают, что заходят в тупик, и начинают искать пути к ведению переговоров и достижению компромисса. Однако не исключено, что правительство может жесткими средствами временно восстановить всю полноту власти или оппозиция продолжит наращивать силы для свержения режима. Это, в свою очередь, выливается в циклы протестов и репрессий (Корея, Чили, Польша). Практически всегда реформаторы от правящего режима и умеренная оппозиция принимают меры по снижению рисков во взаимоотношениях, вырабатывая гарантии, принимая обязательства придерживаться определенных правил и т.п. Это становится возможным, когда они зависят от успехов друг друга.

Смещение характерно в основном для режимов, основанных на личной диктатуре, и значительно отличается от трансформации: в правительстве нет реформаторов или их позиции чрезвычайно слабы; власть полностью монополизирована консерваторами либо диктатором, в конечном счете они опираются на военную силу, и в последний момент решающий фактор — на чьей стороне армия. В этих условиях демократизация является результатом потери правящим режимом влияния,

Замещение как модель демократического транзита является результатом совместных действий правительства и оппозиции. Вверху: лидер польской оппозиции Лех Валенса и глава государства генерал Ярузельский. Внизу: транспарант с эмблемой возглавляемого Валенсой профсоюза «Солидарность» - основной польской оппозиционной организации.

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

что ведет к его саморазрушению или свержению, и приходу к власти оппозиционных групп, подчеркивающих резкий отказ от прошлого, т.е. вместо «старой легитимности» вырисовывается «будущая легитимность» (англ. forward legitimacy). Смещение проходит три основных фазы развития: первая — подготовка падения режима (началом может стать военное поражение, потеря поддержки из-за рубежа и т.п.); вторая — крушение режима (очень быстрое); третья — борьба после падения старого режима между пришедшими к власти группами оппозиции (здесь для успешной демократизации необходимо преобладание демократически настроенных умеренных; демократам нужно спешно заполнить возникший вакуум власти, стимулировать создание коалиции на базе оппозиционных групп и быть готовыми воспрепятствовать установлению новой диктатуры кем-либо из них).

3-я волна демократизации, приведшая в орбиту демократии 40 стран, с середины 1990-х движется от фазы экспансии к консолидации и, вероятно, уже начался ее спад. Демократизация ставит перед этими странами ряд проблем, среди которых Хантингтон выделяет три. Во-первых, демократизация вызывает рост коммунализма, т.е. широкое распространение социально-политических движений и организаций, основанных на религиозных или этнических принципах (является, таким образом, результатом политизации религиозных или этнических идентичностей, мобилизующей в массовом порядке членов соответствующих групп в сферу политической борьбы), и всплеск этнических конфликтов. В новодемократических странах демократические процедуры могут приводить к власти сугубо антидемократические фундаменталистские силы. Во-вторых, страны, осуществляющие переход к демократии, более агрессивны во внешней политике, что чревато их участием в различных военных конфликтах (Хантингтон ссылается на исследование Э. Мансфилда и Дж. Снайдера «Демократизация и угроза войны!»). В-третьих, демократизация имеет побочный эффект в виде распада традиционных ценностей и норм, роста социально неприемлемого поведения и т.п. Помимо этих, а также доставшихся в наследство от прошлого проблем, режимы 3-й волны сталкиваются с совершенно новыми угрозами, исходящими от участников демократического процесса, приверженных несовместимым с демократией ценностям: придя к власти на конкурентных выборах, они (бывшие коммунисты, исламские фундаменталисты и т.п.) злоупотребляют демократическими процедурами, что ведет к эрозии демократии. Но гораздо более реальная угроза возникает в тех случаях, когда глава исполнительной власти сосредоточивает в своих руках чрезвычайно большие полномочия и начинает управлять указами (страны Латинской Америки, Россия при Б.Н. Ельцине). Отсюда феномен «демократии с прилагательными» (авторитарная, делегативная и т.п.). Кроме того, во многих демократиях 3-й волны широко распространены недемократические практики, нарушающие права и свободы. Некими альтернативными формами правления для ряда этих стран становятся «азиатский авторитаризм», обеспечивающий какое-то время высокие темпы экономического роста (Сингапур, Малайзия), и «исламская альтернатива» (Иран), хотя далеко не все собственно исламские страны ей следуют. Тем не менее, только демократия дает обществу возможность обеспечить себя на продолжительный

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

период «хорошим правлением» (англ. good government) вне зависимости от добродетелей правителей или народа, на что даже самые продвинутые формы авторитаризма не способны.

В статье «Столкновение цивилизаций» («Foreign Affairs», 1993) и в книге «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка» Хантингтон утверждает, что вместо либерального сценария «конца истории» и затухания глобальных конфликтов имеет место превращение факторов культурного характера в основной источник будущих конфликтов в мире, которые примут форму конфликтов между «нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям». Последние Хантингтон определяет как «культурную общность наивысшего ранга, как самый широкий уровень культурной идентичности людей»;

«выше» цивилизации в этом отношении может быть только весь человеческий род. Цивилизации достаточно динамичны: они «смешиваются, накладываются одна на другую, включают субцивилизации», «у них бывает подъем и упадок, они распадаются и сливаются» и, наконец, они могут погибнуть и исчезнуть «в песках времени».

«Столкновение цивилизаций» является следствием того, что главным критерием различия между людьми в современном мире становится культурная принадлежность, или идентичность, складывающаяся из лингвистических, этнических, исторических, религиозных, институциональных элементов, а традиционные политические, идеологические, экономические и т.п. антагонизмы постепенно утрачивают статус доминирующих в политике, которая все больше превращается в средство утверждения культурных и цивилизационных идентичностей. Эти обстоятельства ведут к преобразованию мирового порядка: он строится уже не вокруг политико-идеологических блоков государств, как во времена холодной войны, а вокруг семи-восьми основных (крупнейших) цивилизаций мира: западной, конфуцианской, японской, исламской, индуистской, православно-славянской, латиноамериканской и, «возможно, африканской» (позже Хантингтон добавил девятую — буддистскую). Результат имеет огромное значение: «В этом новом мире региональная политика осуществляется на уровне этнических отношений, а глобальная — на уровне отношений между цивилизациями. Соперничество сверхдержав уступает место столкновению цивилизаций. Самые обширные, серьезные и опасные конфликты будут вспыхивать не между социальными классами, не между богатыми и бедными, не между какими-то иными экономически конкретными группами, а между народами, принадлежащими к разным культурам. Межплеменные войны и этнические конфликты произойдут в рамках цивилизаций». Эти новые конфликты будут разворачиваться вдоль «линий разлома между цивилизациями», часть из которых проходит по территории России или в непосредственной близости от нее.

Столкновение цивилизаций, как первоначально подчеркивал Хантингтон, совершенно неизбежно в силу: 1) фундаментальных различий между цивилизациями; 2) усиления взаимодействий между ними («мир становится более тесным») и роста цивилизационного самосознания; 3)

ослабления (один из результатов модернизации) и последующего замещения идентификации с местом жительства и «своим» нацией-государством

http://creativecommons.org/licenses/by-nc/2.0/

Электронная версия данной публикации распространяется на условиях лицензии Creative Commons Attribution-NonCommercial 2.0

конфессиональной идентификацией, вызывающей всплеск религиозного фундаментализма; 4) раздвоенности роли активно распространяющего свои ценности и отстаивающего собственные интересы Запада, все менее популярного у незападных элит и все более популярного в широких слоях народов, стремящихся к западным стилю жизни и ценностям;

5) устойчивости культурных и цивилизационных различий; 6) усиления экономического регионализма, успех которого напрямую связан с цивилизационной общностью участников региональных экономических связей. Основным источником конфликтов ближайшего будущего станут взаимоотношения между Западом и некоторыми незападными цивилизациями, представленными в виде «конфуцианско-исламского блока». Именно в сфере взаимоотношений с Западом будут строиться стратегии развития всех других цивилизаций, делающих выбор между самоизоляцией, копированием западных институтов и усвоением его ценностей или противостоянием (в какой-то форме) Западу. В последнем случае страны и цивилизации должны осуществить модернизацию без вестернизации, т.е. стать современными и при этом остаться незападными, сохранив свою уникальность. Вывод Хантингтона однозначен: несмотря на отдельные проявления, единая универсальная цивилизация преимущественно западного толка, по крайнем мере в обозримом будущем, невозможна. Хантингтон отмечает также большую разрушительную силу цивилизационных различий в случае культурно расколотых стран, или стран с внутренним конфликтом цивилизаций: распад СССР и Югославии демонстрирует серьезность этих угроз, с которыми сейчас сталкивается Россия, а в перспективе могут встретиться и США. Выдвинутая Хантингтоном концепция столкновения цивилизаций является попыткой создания целостной научной теории, пригодной для объяснения и прогнозирования состояния мира после холодной войны, а по сути — новой (ее предшественница — цивилизационная концепция истории Арнольда Тойнби) исследовательской парадигмой, но весьма абстрактной, в силу чего достаточно уязвимой.

Согласно Хантингтону, политическая модернизация есть дестабилизирующее явление, потому главная проблема такого процесса — не свобода, а создание легитимного общественного порядка, устойчивость которого становится основной ценностью. В данной связи его теорию нередко называют консервативной.

" Обратите внимание а

Хантингтон утверждает, что граждане вполне нормально проживут в условиях политического порядка без свободы, но они не могут пользоваться свободами без порядка. Под последним он понимает способности высокоинституционализированной системы сохранить свою автономию путем включения новых групп в политику таким образом, чтобы они действовали в соответствии с уже принятыми обществом (институционализированными) нормами и схемами политической активности. В свою очередь, политическое участие для Хантингтона — это энергичная деятельность граждан, влияющая на принятие решений властями, т.е. выборы, лоббизм, членство в организациях, а также насилие.

Сеймур Мартин ЛИПСЕТ (род. 1922) - американский политолог, сделавший социологический анализ неотъемлемой частью современной политологии; внес значительный вклад в понимание условий демократизации.

Хантингтон выделяет два вида модернизации. Технократическая модель — это временное ограничение участия граждан, увеличение капиталовложений, экономический рост, который усугубляет неравенство (прежде всего в доходах). В популистской модели, напротив, главенствует равенство, ради которого увеличиваются возможности политического участия, принимаются меры по обеспечению равного положения людей в материальном плане и, при необходимости, по удержанию темпов экономического роста на относительно низком уровне. Если технократическая схема модернизации, как правило, ведет к использованию принуждения (даже репрессий) для предотвращения широкого участия людей в политике, то популистская способна стать причиной гражданских столкновений из-за резкого расширения подобного участия. Такими доводами ученый показывает несовместимость основных целей модернизации: не равенство влияет на степень политического участия, а именно последнее воздействует на равенство. В этом состоит отличие теории Хантингтона от либеральной модели развития Д. Лернера и С.М. Липсета, которая предполагает, что увеличение равенства позволяет достичь более высокого уровня политического участия. 2.4.