Вопросы лексики и семантики с разных точек зрения всегда привлекали внимание не только языковедов, но и филологов, в широком смысле, и историков. Действительно, эта сфера языка, наиболее близко по сравнению с фонетикой и грамматикой связанная с психической деятельностью человека, а также с идеологической и материальной жизнью общества, давала широкий простор для выхода далеко за пределы собственно языковедческих исследований.
В области изучения русской лексики, так же как и лексики многих других языков, накоплен обширный материал. Изучалась история лексики в связи с историей культуры. Изучалась история слов и выражений, а также различных слоев лексики в пределах отдельных языков. Значительное место занимали этимологические исследования в сравнительно- историческом плане. Выявлялась лексика диалектов и жаргонов. Немало интересных наблюдений накоплено в области лексико-стилистических исследований. Намечались семантические закономерности в развитии лексики. За последние десятилетия предметом особенного внимания была проблема слова и его структуры. Велась интенсивная лексикографическая работа. Теория лексикографии, как и практика словарного дела, чтобы быть научной, должна опираться на теоретические положения лексикологии. Определение понятия слова — основного объекта лексикологии и лексикографии — всегда было камнем преткновения лингвистической теории. Многочисленные попытки определить слово при учете только одной из сторон его характеристики — фонетической, морфологической, логической и т. п. — в отвлечении от сложной структуры целостного слова не давали ощутительных для лексикологии результатов. В области русского языка лишь исследования академика В. В. Виноградова во всей широте поставили вопрос о необходимости определения слова как целостной сложной структуры. Только разрешение всего круга вопросов, связанных с определением понятия слова, поставит на правильный методологический путь изучение в лексикологическом плане проблем взаимосвязи лексики (а также семантики) и грамматики, проблем словообразования, проблем омонимии, фразеологии и др. Вопрос о взаимоотношении лексики и грамматики приобретает особенное значение для тех языков, в которых существует сложная и разветвленная система способов создания производных слов, как это имеет место, например, в русском языке. Здесь от изучения проблем лексикологии совершенно неотделимы грамматические вопросы словообразования (образование отдельных слов) и системы формообразования (образование форм отдельных слов). Так, например, в русском языке грамматические категории, промежуточные между словообразующими и формообразующими, а также «чистые» формообразующие категории в различных грамматических разрядах слов обладают свойством внесения новых семантических качеств в слово, вплоть до создания нового отдельного слова. Один из важнейших для лексикологии вопросов — вопрос о разграничении формы слова и отдельного слова— еще не получил окончательного разрешения *. Форма слова должна пониматься как морфологическая разновидность цельного смыслового, семантического единства (слова), выявляющаяся в процессе его грамматического функционирования в словосочетании и в предложении. С этой точки зрения к формообразующим категориям отчетливо относятся изменения существительных и полных прилагательных в склонении, изменения прилагательных по родам, изменения глагола по лицам, числам, по родам в прошедшем времени, «междометные» формы прошедшего времени от однократных глаголов (бац, трах, хвать), а также изменения местоимений и числительных в склонении. Система форм одного слова в словах различных грамматических разрядов выявляется с различной степенью регулярности и единообразия. Слова, развивающиеся по живым или по еще прозрачным словообразовательным моделям, обладают, как правило, наиболее регулярной системой форм. Вместе с тем, в единую систему форм одного слова включаются разнокореппые образования, вошедшие в эту систему в процессе исторического развития языка. Таковы явления местоименных парадигм (например, личные— я, меня). Промежуточное положение между формой слова и отдельным словом занимают такие соотношения в системе существительных, как например, человек — множественное люди, ребенок — множественное дети. В подобных случаях обычная многозначность и возможность особых фразовых употреблений часто выводят формы слова на положение отдельных слов (ср. люди в значении «посторонние»: не как у людей, что люди скажут). К формам слов с полным правом могут быть отнесены такие образования, как сравнительная и превосходная степень прилагательных, причастия и деепричастия, а также формы страдательного залога от соответствующих действительно-переходных глаголов. Их особое положение среди других форм слова — только в особенностях их синтаксического функционирования. Превосходная степень сохраняет синтаксические функции прилагательного, но отличается возможностью словообразовательных модификаций (например, префиксация ставит превосходную степень на грань между формой слова и отдельным словом, ср. превысокий, наибыстрейший, а также возможностью аналитических образований, ср. самый высокий). Причастия по своей синтаксической функции смыкаются с прилагательными, деепричастия — с наречиями. Формы страдательного залога создают отличия объектно-субъектных отношений в предложении (плотник строит дом и дом строится плотником). В разрешении этого казалось бы чисто грамматического вопроса о природе формы слов, лексикология, как и лексикография, заинтересована непосредственно: на путях лексико-семантических и грамматических отношений формы слов выкристаллизовываются в отдельные, самостоятельные слова. Некоторые формообразующие категории обладают особенным свойством преобразовываться в особые слова, вплоть до омонимов. Такова категория числа имен существительных. Например, употреблению отвлеченных существительных во множественном числе часто сопутствует образование нового семантического содержания, предметного, выделяющего новое значение слова; ср., например: грубость ответа и говорить грубости. Этот процесс приводит иногда к утрате первоначального отвлеченного значения (ср. неприятность). Семантическая дифференциация на путях метафорического употребления слова во множественном числе или суженного предметно-вещественного применения часто приводит к отпадению множественного числа в данном значении из данной парадигмы и переходу его в разряд омонимов. Ср., например, такие слова, как устои, бега, часы, счёты, которые образуют вокруг себя производные слова, не существовавшие до образования нового значения: беговой, часики и т. д. Общеизвестен переход косвенных падежей существительного в наречия — шагом, верхом, бегом, деепричастий в наречия — сидя, стоя, причастий (главным образом, страдательных с суффиксами -нн-, -енн-, -г-) в прилагательные — образованный, краткая форма образованна. Вопрос о лексико-семантических и грамматических условиях перехода форм слова в самостоятельные слова разработан в лексикологии недостаточно. Поэтому и лексикографическая практика отличается здесь крайним разнобоем и противоречиями. Явления, относящиеся к этой области, рассматриваются то как омонимы, то как новые значения слова, а часто аналогичные явления в разных словах определяются по-разному. Однако вопрос о разграничении формы слова и отдельного слова не исчерпывается пределами перечисленных категорий. Ряд промежуточных явлений, связанных с тем или иным приурочением производных слов, не получил убедительного истолкования. Характерны в этом отношении суждения Л. В. Щербы. В сборнике «Русская речь» он писал: «Такие слова, как писать и писатель, не являются формами одного слова, так как одно обозначает действие, а другое — человека, обладающего определенными признаками. Даже такие слова, как худой, худоба, не считаются нами за одно и то же слово, зато такие слова, как худой и худо, мы очень склонны считать формами одного слова, и только одинаковость функций слов типа худо со словами вроде вкось, наизусть и т. д. и отсутствие параллельных этим последним прилагательных создают особую категорию наречий и до некоторой степени отделяют худо от худой. Конечно, как и всегда в языке, есть случаи неясные, колеблющиеся. Так, будет ли столик формой слова стол? Это не так уж ясно, хотя в языковедении обыкновенно говорят об уменьшительных формах существительных. Предобрый, конечно, будет формой слова добрый, сделать будет формой слова делать, но добежать едва ли будет формой слова бежать, так как самое действие представляется как будто различным в этих случаях» 205. В другом месте, ранее, Л. В. Щерба признает формами одного и того же слова уменьшительные образования существительных, прилагательных и качественных наречий 206. К формам слова он причисляет там же относительные по родо-половому признаку образования существительных женского рода от соответствующих существительных мужского рода. При таком понимании формы слова само это понятие становится зыбким, неопределенным, растворяясь в понятии отдельного слова, ибо в живом понимании языка многие из указанных категорий воспринимаются именно как отдельные слова. Форма слова не должна смешиваться с отдельным словом. Дело в том, что вся масса производных слов, как входящих в активный запас лексики, так и остающихся за его пределами, неравноценна. В системе языка производные слова по своему характеру образуют своеобразную иерархию. Намечаются два полярных разряда производных слов, в живом употреблении обнаруживающих серии промежуточных явлений. Первый разряд — это слова, объединяющиеся родственностью корня, связанностью этимологической и исторической. Образованные от одного корня, от одной основы, будучи производными с исторической точки зрения, в данной системе языка такие слова уже не связаны семантически и словообразовательно не зависят друг от друга. Действительно, зависят ли по образованию с точки зрения современного языка такие слова, как дать и дань, стать и стан, наседка и наседать? Это слова, утратившие живые словообразовательные связи. Такие только с исторической точки зрения производные слова являются существенным источником пополнения активного запаса лексики. Другой разряд — производные слова, имеющие в современном языке живой непосредственный источник, образованные с помощью легко выделяемых формантов — суффиксов, префиксов. В них сохраняется живая словопроизводная иерархия. Наличие продуктивных или непродуктивных формантов, продуктивные и непродуктивные способы соединения основы с формантами определяют разряды этих производных слов. Действительно, такие слова, как плотничать, темнеть, устрашить, как производные, находятся, с точки зрения современной системы, в непосредственной сем антико-морфологической связи со словами плотник, тёмный, страшить. Однако сами форманты, образующие серии зависимых производных, в системе языка неравноценны. Одни из этих формантов оформляют такие слова, которые представляют собой самостоятельное лексическое образование, относящееся к иной грамматической категории и с другим вещественным содержанием. Иначе говоря, с помощью этих формантов возникает самостоятельное слово со своим, особым значением, хотя и связанное семантически с источником. Таково отношение в словах писать — писатель, боровой — боровик, бежать — отбежать. Такие словообразующие форманты можно назвать «словарными формантами». Но есть словообразующие форманты иного рода. Они также образуют самостоятельные слова, но взаимоотношение таких слов с источником иное, чем в первом случае. Источник занимает положение основного слова для выделения данного значения. Производные являются как бы параллельными средствами, парными формами для выражения того же основного значения, но в другой грамматической категории. Смысловой оттенок такого производного слова возникает только как отражение абстрагированного значения грамматической категории и не выходит за пределы основного предметно-смыслового содержания слова-источника. Слово-источник является как бы семантическим представителем в кругу таких производных слов. Словообразующие форманты этого рода производных слов можно назвать «словарно- грамматическими формантами». Путем таких грамматических формантов в русском языке образуются следующие лексико-грамматические категории: 1) парные виды глагола: делать — сделать, запугать — запугивать, настроить — настраивать, запустить — запускать; 2) отглагольные существительные, обозначающие действие по глаголу: дробить — дробление, устранить, устранять — устранение, оклеить, оклеивать — оклеивание, оклейка, обвязать, обвязывать — обвязывание, обвязка, стирать — стирка, стирание; 3) возвратный залог глаголов: мыть— мыться, брить — бриться; 4) собирательные существительные: ворон — вороньё, тряпка — тряпьё; 5) существительные, соотносительные по родо-половому признаку — названия лиц женского пола от соответствующих названий лиц мужского пола: а) по профессии, занятию: покупатель — покупательница, колхозник — колхозница, тракторист — трактористка, кондуктор — кондукторша; сюда не входят, понятно, названия жен по профессии или должности мужа (директорша, полковница и т. п.), названия самок животных; 6) по внутренним качествам: озорник — озорница, затейник — затейница, баловник — баловница, драчун — драчунья, лгун — лгунья; б) уменьшительные, увеличительные, уничижительные существительные, уменьшительные прилагательные и наречия: дом — домик — домище, стол — столик — столище, рука — ручка — рученька — ручонка — ручище, белый — беленький, кратко — кратенько; 7) отвлеченные существительные от прилагательных: шаловливый — шаловливость, искусственный — искусственность, неопровержимый — неопровержимость; 8) наречия с формантами -о, -е, регулярно образующиеся от прилагательных: красивый — красиво, страшный — страшно, отчетливый — отчетливо; 9) относительные прилагательные: се редняк — середняцкий, сосание — сосательный, дробление — дробильный. Следует отметить, что в ходе развития словарного состава в кругу производных слов, созданных средствами словарно-грамматических формантов, происходит постоянное движение, приводящее к перераспределению отношений основных и производных слов. Так, в живой системе языка отглагольные существительные, обозначающие действие, как показывает и сам термин, регулярно являются производными от соответствующих глаголов. Однако увеличение семантической весомости слова, обусловленное необходимостью отражения в слове отношений реальной действительности, может вести к тому, что в системе языка основным словом становится отглагольное существительное, а глагол воспринимается как производное. Если отглагольное существительное становится термином, то такой переход воспринимается весьма отчетливо. Так, например, существительное образование (в значении «просвещение») является основным по отношению к глаголу образовать. Сравним вливание— вливать. В отношении таких слов в словарях в лексикографической практике до сих пор наблюдается большой разнобой. Разряд производных слов с словарно-грамматическими формантами является богатейшим источником пополнения и расширения словарного состава, обогащения его семантической системы. Именно в этом разряде всегда зарождаются семантические закономерности образования новых значений, необычайно расширяющие семантическое богатство словаря. Типовая регулярность семантических переходов дает широкую возможность и средства для возрастающих потребностей называния явлений действительности. Так, в отглагольных существительных регулярен семантический переход от названия действия (быстрое снаряжение экспедиции, вооружение войск новыми средствами обороны, ощущение холода, неожиданное примирение поссорившихся) к названию предмета, объекта действия (прочное снаряжение, модернизованное вооружение), к названию результата действия, состояния (неприятное ощущение, чисто внешнее примирение). В отвлеченных существительных: от значений отвлеченного качества (говорливость детей, достопримечательность события) — к значению свойства, состояния и к значению предметности (достопримечательности столицы); в существительных от значения уменьшительности — к значению собственно предметному (нож — ножик). Мы пытались здесь наметить лишь существенные разграничения в области производных слов, нс входя во всю сложность смежных, промежуточных явлений, в частности в области многозначных слов. В круг лексикологических вопросов, тесно связанных с изучением грамматических процессов, входят и вопросы омонимии. Понятно, что проблема омонимов с лексикологической и лексикографической точки зрения шире, чем только проблема грамматических омонимов. Вне непосредственной зависимости от грамматики выступают лексические омонимы, традиционно и практически различаемые. Правда, типы лексических омонимов нс получили теоретического обоснования. С точки зрения определения лексического омонима небезразлично происхождение и развитие лексических омонимов в пределах лексической системы языка. С одной стороны, они возникают в результате сосуществования ничем не связанных между собою слов, часто пришедших из разных языков (ср. брак, пост и т. п.), с другой стороны — омонимы, создавшиеся па основе многозначного слова на ранних этапах развития языка и утратившие реально ощутимые семантические связи, т. е. лексические омонимы, возникшие в процессе исторического развития языка (ср. мир, свет строй и т. п.). По своему качеству они несомненно отличаются в современной системе от омонимов предшествующего типа. Тяготеют к расщеплению на омонимы значения слов, возникшие в процессе применения слова к новым объектам по различным ассоциативным связям, например: палата — большой дом, большая комната, комната для больных в больнице, законодательное учреждение, название некоторых государственных учреждений; павильон—беседка, постройка для торговли, выставочное здание, помещение для киносъемок; пазуха — в одежде, полость в органах, углубление между основанием листа и стеблем.
Установление закономерностей развития значений этого типа есть прямая задача лексикологии; в лексикографии в этой области царят полный разнобой и теоретическая путаница. Еще сложнее представляется проблема лексико-грамматической омонимии. Мы не имели твердой почвы для разрешения этой малоисследованной проблемы, а между тем это явление живое, развивающееся; вычленение омонимов из словарного состава языка происходит в ходе углубления лексико-семантических процессов, взаимодействующих с грамматическими и словообразовательными процессами. Явления лексико-грамматической омонимии многообразны. Так, в ходе развития словарного состава постоянно наблюдается процесс образования слов общей основы по одним или аналогичным словообразовательным моделям. Лексикографическая практика обычно игнорирует специфичность этих слов и рассматривает все образования как значения одного слова. Между тем по своей лексико-грамматической сущности эти образования сближаются с некоторыми типами лексических омонимов. Действительно, можно ли рассматривать как одно такие слова, как например, телятник, птичник, молочница (лицо и предмет), ночник (осветительный прибор, ночной извозчик, летчик — специалист по ночным полетам), ударник (приспособление, солдат ударных частей, рабочий), кубанка (шапка, пшеница)? Более сложные явления наблюдаются в сфере глагольного словообразования. Образование глаголов от общей основы с приставками различного значения (ср. заговорить), образование префиксальных глаголов с префиксами, утратившими свое материальное значение и полуомопимичпыми основами (ср. осадить), образование префиксальных глаголов с основами, семантика которых разграничена различными сферами применения (осесть, ср. изба осела, муть осела)—таков далеко не полный перечень скрещения лексико-грамматических процессов в глаголе, расширяющих сферу омонимии в области производных слов. Обрастание омонимов производными значениями и семантическими оттенками дополняет сложный характер этих процессов. Образование производных слов от глагольных омонимов и наличие своих словопроизводственных отношений у каждого омонима закрепляет и подчеркивает омонимию. Ср. у омонимов Осадить наличие разных форм причастия (осажденный и осаженный), наличие разных образований несовершенного вида (осаждать и осаживать), наличие разных глагольных существительных {осада, осаждение и осаживание?), наличие других несовпадающих производных групп (осадок, осадки, осадочный). Конкретные работы акад. В. В. Виноградова в этом направлении должны быть расширены на массовом словарном материале. В нашей пауке до сих пор нет твердых методологических обоснований в различении или неразличении омонимов— слов, принадлежащих к разным грамматическим классам. Так, в лексикографической практике существует полный разнобой в понимании субстантивированных прилагательных. В одних случаях они рассматриваются как существительные — омонимы к прилагательным (часовой, портной, служащий, столовая, парикмахерская), в других случаях они расцениваются лишь как возможность употребления (образованный). Предстоит еще большая работа по установлению условий субстантивации и — соответственно—по установлению норм размещения этих слов в словарях разных типов. Далее, если слова, принадлежащие к категориям существительного и глагола (печь), существительного и союза (раз), и некоторые другие рассматриваются как омонимы, то многие слова, принадлежащие к категориям наречия и предлога (вокруг), наречия, краткого прилагательного и категории состояния (худо), междометия и глагола (трах, бац), и многие другие рассматриваются и помещаются в словарях то как синтаксические модификации одного и того же слова, то как омонимы. Необходим коренной пересмотр всех вопросов, связанных с изучением синтаксического функционирования подобных слов, с целью установления действительных лексикограмматических признаков омонимов или отсутствия их. Одним из путей для этого является составление словаря омонимов, который даст действительно полный, а не иллюстративный материал для решения вопроса в теоретическом плане. С выяснением взаимоотношений лексики и грамматики непосредственно связаны проблемы сочетаемости слов и фразеологии. «Разум неистощим в соображении [т. е. в сочетании] понятий, как язык неистощим в соединении слов» (Пушкин). Но неистощимость эта не беспредельна. Так, принадлежность слова к определенной грамматической категории предопределяет, связывает возможности сочетаемости слов: есть определенные закономерности сочетания существительных, прилагательных, глаголов, наречий. Свобода сочетаний ограничивается и самой семантикой слов: одни из них свободно сочетаются с другими словами, иные ограничены в возможностях сочетания, иные входят только в единичные контексты. «Абсолютной» свободы слов со стороны их сочетаемости в жизни языка не существует. Прежде всего, свобода сочетаний почти всегда ограниченна в плане реально-вещественных отношений. Чем шире круг отраженных в слове реальных явлений, тем шире возможности сочетаний. Так, например, сочетания воздушный стрелок и подземный вестибюль были бы невозможны без тех реальных условий, которые создались в результате развития техники. Внутренними языковыми условиями, ограничивающими свободу сочетаний, являются сложные и многообразные исторические условия грамматико-семантического и стилистического развития слова. Так, связано с условиями сочетаемости наличие или отсутствие управления у глаголов с переносным значением (ср. катить шар и катить в значении «ехать»). В различных синонимических рядах различны возможности сочетаний. Сужение границ сочетаемости ведет к образованию замкнутых фразеологических единиц с различной степенью подвижности и устойчивости частей. Опирающиеся на конкретный анализ языковых фактов известные положения А. А. Шахматова и В. В. Виноградова о фразеологических единицах дают теоретическую и практическую базу для дальнейших исследований. Изучение с лексикологической точки зрения разных типов сочетаний — от «свободного» до застывшего фразеологического оборота— должно целиком опираться на учение о слове как строительном материале для грамматики. Необходимым условием плодотворности предстоящих исследований является создание фразеологического словаря, который может предоставить массовый материал для теоретических выводов. Одним из частных вопросов, связанных с фразеологией, является изучение закономерностей возникновения новых слов или новых значений в процессе распада сочетаний (ср., например, образование самостоятельного слова спичка из уменьшительного к слову спица в значении «тонкая палочка» через употребление его в сочетании зажигательная спичка) или возникновение новых значений в замену отпавших сочетаний (ср., например, возникновение значения «снимок» в слове фотография в замену сочетания фотографический портрет). Пересмотр всех вопросов, связанных с фразеологией в широком смысле, позволит по-новому поставить такие важные стороны лексикографической практики, как определение системы семантической классификации и системы расположения и выделения фразеологических единиц внутри словарной статьи. Перед советскими лексикологами стоит задача установления семантических классов лексики и выявления динамики развития и конкретных условий становления словарного состава. Неотложной задачей лексикологии является разработка вопросов, связанных с установлением характера словообразовательных возможностей слов различных лексических групп активного запаса, с установлением закономерностей развития значений в этих словах и круга их фразеологических возможностей. Активный запас лексики является базой для образования новых слов. Однако не все лексические группы активного запаса обладают одинаковыми возможностями в этом отношении. Так, серии производных слов, образованные от основ, обладающих возможностью производить слова, и именных и глагольных категорий, значительно богаче, семантически многообразнее, чем серии именных производных слов. Создание специального словаря активного словарного запаса применительно к современному его состоянию может быть наиболее целесообразным путем конкретного разъяснения проблем, связанных с дифференциацией словарного состава. Необходимо углубленное изучение всего массива лексики в ее истории. Предстоит установление закономерностей развития активного словарного запаса н всего словарного состава в условиях развития языков народностей и национальных языков. К этому кругу вопросов относится изучение в лексическом отношении взаимоотношений между общенародным языком с его литературными стилями и территориальными диалектами, социальными жаргонами, разновидностями профессиональной речи на разных этапах исторического развития языка народностей и национального языка. Язык есть продукт исторического развития. Поэтому и словарный состав современного языка должен изучаться как сложное историческое целое в процессе непрерывного его развития. В этом свете должны рассматриваться такие вопросы, как вопрос о лексических границах литературных языков, вопрос о стилистических нормах. Только в этом свете, с учетом исторической самобытности языка, приобретет твердую почву разрешение проблемы лексико- стилистической нормализации и тесно связанной с нею проблемы синонимической системы языка, до сих пор не исследованной с правильных методологических позиций и даже в русском языке не нашедшей лексикографической кодификации2. Существенной материальной базой для изучения исторических закономерностей развития словарного состава являются общие словари языка. Теоретическое определение задач этих словарей и их типов — первоочередное дело. Нельзя, прежде всего, смешивать задачи исторического и нормативного словарей. Исторический словарь включает весь выявленный лексический материал той или иной эпохи. Нормативный словарь производит лексический отбор в соответствии с поставленными задачами нормализации языка с целью повышения культуры речи. Отсюда вытекают и различия в структуре их и, прежде всего, различия в системе семантической классификации. Объем материала нормативных словарей тесно связан с определением границ современного языка. В зависимости от этого строятся и типы толковых (нормативных) словарей языка. Так, русская лексикография создает сейчас «Словарь древнерусского языка», охватывающий извлеченный из письменных памятников лексический материал вплоть до XVII в. и характеризующий, следовательно, словарный состав языка восточно-славянской и русской народностей3. Предположен «Словарь литературного языка XVIII века», т. е. эпохи формирования русской нации4. «Большой академический словарь современного русского литературного языка», характеризующий словарный состав от пушкинской эпохи до наших дней, является толковым словарем современного языка с широкой исторической перспективой5. Одной из очередных задач лексикологии, важных для лексикографической работы, является разрешение проблемы заимствованных слов. Характер этой лексики тесно связан с тем, происходит ли заимствование в сфере общенародного языка, территориальных диалектов или социальных жаргонов, в сфере устной или литературно- письменной речи. Так, в русском языке резко различаются семантические классы слов, проникших в общенародный русский язык из греческого книжным путем в эпоху Киевской Руси, и семантические классы слов, проникших в общенародный русский язык из тюркских языков в процессе устного общения в эпоху средневековья. Особенное место в общенародном русском языке занимает лексика, образованная на базе классических языков — латинского и греческого. В XVIII и XIX вв. эта лексика была своеобразным источником развития терминологии, имеющей интернациональный характер. Иная судьба заимствованной лексики, проникавшей из французского языка и являвшейся достоянием дворянского жаргона XVIII—XIX вв. В своей массе она не попадала в общенародный русский язык, а просочившиеся в язык некоторые ее элементы к настоящему времени почти не сохранились. Отсутствие исследований в области заимствованной лексики, основанных на твердой методологической базе, приводило к тому, что наши толковые словари без меры засорялись иноязычными словами. Отбор иноязычных слов в толковые (нормативные) словари должен производиться на основе оценки исторической роли и значения разных разрядов иноязычных слов в общенародном языке. Создание общих словарей языка являлось и является основной задачей лексикографической работы. Однако надо считать, что действительно высокий научный уровень наших общих словарей языка тесно связывается с одновременным проведением ряда вспомогательных исследовательско-лексикографических работ. Кроме указанных выше, в связи с лексикологическими проблемами, особенное значение имеют следующие работы. Важнейшим звеном в подготовке общих словарей являются словари языка писателей. Между тем в этом отношении в области, например, русского языка сделано очень мало. От дореволюционного времени имеется только малоудовлетворительный словарь языка Фонвизина, хотя еще на ранних этапах развития русской лексикографии словарям языка писателей придавали большое значение. Лишь после Великой Отечественной войны приступ- лено к составлению полного словаря языка Пушкина, основоположника современного русского литературного языка. На очереди — создание словарей языка писателей пушкинской поры и особенно писателей-декабристов. Только после такой работы раскроется словарное своеобразие языка пушкинской поры как основы современного литературного языка. «Горе от ума» Грибоедова, проза Лермонтова, поэзия Некрасова, «Что делать?» Чернышевского также нуждаются в лексикографическом исследовании. Работа по составлению словарей языка писателей огромна и трудоемка, но она необходима для дальнейшего развертывания общей лексикографической работы И вполне доступна для осуществления нашими научными филологическими кадрами. Надо всячески приветствовать лексикологические диссертации с уклоном к составлению словаря языка писателя. Уже известно несколько подобных диссертаций с тщательно разработанными словоуказателями. Очередной задачей является выработка, на основе опыта работы над пушкинским словарем, принципов составления полных и дифференцированных словарей языка писателя. Не менее важна задача составления диалектного словаря. От дореволюционного времени в области русского языка мы имеем сравнительно большое наследие в виде словарей отдельных крупных или мелких диалектов и общего областного • академического словаря. Однако теорией составления диалектных словарей почти не занимались, и поэтому неотложным делом является выработка принципов составления подобных словарей6. Ведь эти словари имеют не только собственно филологическое значение как источники для составления общих словарей и как источники для изучения исторического развития русского словарного состава и основного словарного фонда диалектов. Современная работа в области усовершенствования научно-технической терминологии и очищения ее от ненужных иноязычных напластований сплошь и рядом затрудняется в поисках удачного слова для использования его в качестве термина. Между тем именно народно-диалектная речь может служить поставщиком новых терминов. Известно, например, что терминология народных ремесел уже давно используется в качестве терминов новой техники. Известно также, что техники — знатоки народной речи — зачастую создавали удачные термины на народной основе. Так, академик А. Н. Крылов ввел термин зенковка для обозначения процесса просверливания отверстий в металле. Содействие вовлечению в терминологический оборот пластов народной лексики явилось бы большой заслугой диалектных словарей. Параллельно с диалектными словарями следовало бы приступить к созданию терминологических словарей. Работа эта могла бы пойти в двух направлениях. С одной стороны, должны готовиться терминологические словари «собирательского» типа для выявления богатств национальной, самобытно создававшейся профессиональной терминологии. С этой точки зрения для русского языка важно, например, выявление терминологии уральской промышленности, терминологии речного и северного морского судоходства, терминологии русского зодчества, русской охоты. Так же, как и диалектные словари, они помогли бы делу обогащения современной технической терминологии. С другой стороны, следует поставить вопрос о создании терминологических словарей «кодификационного» типа. Известно, какая большая работа ведется сейчас по очищению и уточнению терминологии в ряде областей техники и науки. Однако деятельность отдельных ведомств и специальных институтов, ведущих эту работу, протекает обычно в отрыве от языковедческих учреждений, что приводит иногда к таким решениям терминологических вопросов, которые находятся в противоречии с закономерностями развития словарного состава языка. Терминологическая работа несомненно должна протекать при участии языковедов. Только при этом условии могут быть выработаны научно обоснованные принципы очищения и уточнения терминологии. Вопросы лексикологии и лексикографии далеко не исчерпываются вышеизложенным. Требуется дружная работа всех языковедов нашей великой и многонациональной страны.