ПИСЬМО IV О РЕВОЛЮЦИИ В АНГЛИИ ПО СРАВНЕНИЮ С РЕВОЛЮЦИЕЙ ВО ФРАНЦИИ
Милостивый государь! Невозможно рассматривать недавнюю революцию во Франции, не имея перед глазами того, что произошло в Англии в 1688 г. Это событие встретило такое сердечное одобрение всех классов народа, по крайней мере тех, которые называются вигами, что вы сами по необходимости должны одобрить его.
Но вы желаете провести различие между теми принципами, из которых исходили великие деятели, участвовавшие в памятном событии, и принципами, от которых отправляется Национальное собрание во Франции. Деятели английской революции, по вашему мнению, не руководствовались представлением о естественных (или как вы называете их, химерических) правах человека, но они находились под влиянием почтения к правам, вытекающим нз факта владения с незапамятных времен. Следовательно, их пример не дает права какому-нибудь народу выбирать своих собственных правителей или увольнять их за их дурное поведение. Для выяснения принципов английской революции вы обращаетесь к лорду Сомерсу *, но пусть его сочинения выяснят его взгляд на природу правления. Уже заглавный лист приписываемого ему трактата — «Суждение королевств и народов относительно прав, власти и прерогатив королей и относительно прав, привилегий и собственности парода» — утверждает, что «все власти и правители имеют свой источник в народе». Это положение автор обстоятельно доказывает на протяжении своего сочинения, в котором он приводит в качестве вывода из этого великого принципа положение, что народ, будучи угнетаем, вправе облегчить свое положение путем смены своих правителей или своего правительства. Таким образом, он с различных точек зрения отвергает, выражаясь его собственными словами, рабское учение о пассивном повиновении и лояльности. Одно из самых необычайных ваших утверждений об английской революции состоит в следующем. «Весьма далеко, — утверждаете вы *, — от всякой истины то положение, что мы благодаря революции приобрели право избирать наших королей, что если бы мы обладали этим правом ранее, то английский народ в то время самым торжественным образом отказался и отрекся бы от него сам и за все свое потомство навсегда». Но мог ли народ серьезно думать запрещать навсегда своему потомству делать снова то, что он тогда сделал сам? Изменяя порядок естественного наследования королевской власти в нашем государстве, не осуществил ли этим народ своего права избирать королей, указывая, какие лица с этого времени должны получать по наследству корону? И то, что сделал какой-либо один парламент, следующий парламент, несомненно, может отменить. Но что отказ от права поступить таким образом не предусмотрен законодательством того времени — это видно нз актов парламента. Один из них относится к четвертому году правления королевы Анны 10 и принят до союза с Шотландией; другой относится к шестому году царствования королевы и mutatis mutandis11, распространяется на всю Великобританию. Это произошло во время жизни лорда Сомерса и, без сомнения, с его согласия. Из этих актов видно, что ваше утверждение является не чем иным, как государственной изменой. В этих актах говорится следующее: «Если кто-нибудь в письменном или печатном виде будет настаивать и утверждать, что короли и королевы этого государства, опираясь на авторитет парламента, ие могут издавать законов или постановлений достаточной силы для ограничения короны, королевского потомства, порядка наследования и управления, то всякое такое лицо будет признано виновным в государственной измене». Я далек от того, чтобы причинить вам какую-нибудь серьезную неприятность, изображая вас нарушителем законов нашей страны. Но я хочу намекнуть на это только для того, чтобы вы обратили больше внимания на великие принципы нашей конституции, равно как и на общие принципы управления и на права человека, как бы ни был неприятен для вас последний термин. Вы говорите217: «Джентльмены общества революций (как вы презрительно называете его) не видят ничего в революции 1088 г., кроме отступления от конституции, и они прппяли это отступление от принципа за сам принцип». Давайте рассмотрим сам факт, чтобы открыть истинный принцип событий и проверить справедливость вашей жалобы. Король злоупотребил оказанным ему доверием, и, по мнению других органов власти, он в сущности отрекся от правления. В соответствии с установленным правом наследования преемником его должен был быть его сын, но палаты опасались от этого сына тех же бедствий, которые они испытали от отца и от всех государей той же самой линии, т. е. от всех, кто исповедовал католическую религию. Поэтому они издали закон об исключении из числа наследников всех таких государей и закрепили право наследования за ближайшей протестантской линией. Но сообща с первым лицом из этой линии они избрали лицо, совершенно чуждое этой ветви, которое не имело никаких законных прав на корону вообще, так как это был только муж королевы Марии 12, как принц Георг Датский был муж королевы Анны 218, и, поскольку у его жены Марии и у принцессы Анны отсутствовало потомство, они передали корону наследникам принца Оранского 219. Таким образом, здесь был сделан выбор как особого короля pro tempore 13, так и новой ветви наследования для будущих королей. Разумеется, если поведение наших предков в эту эпоху является прецедентом для будущего, то оно предоставляет право нашему народу не только вносить какие-либо изменения в права наследования короны, но и делать любое лицо королем, а также предпринимать все то, что он сочтет необходимым для устранения несправедливости. Это было, бесспорно, настоящим основанием, мотивом, принципом или правилом его поведения, и действия, которые на него опираются в дальнейшем, нельзя назвать принятием «отступления от принципа за самый принцип». Предпринимать все, что следует считать необходимым для устранения существующих зол или для предупреждения их повторения, значило бы делать не более того, что он сделал бы при тех обстоятельствах, в которых мы находимся.
Принимая во внимание то уважение, которое всегда питают ко всему древнему, несомненно, благоразумно сохранять во всяком народе старые учреждения до тех нор, пока они терпимы, потому что парод будет переносить их легче, чем всякие новые. Несомненно, этот принцип оказывал влияние на наших предков во время революции и в другие времена. Они удовлетворялись устранением угнетающего их тяжелого положения и придерживались старой системы насколько могли. При революции не было повода стремиться к чему-нибудь другому, как к изменению линии наследования короны путем отклонения католической линии и установления линии протестантской. Но если бы народ нуждался в чем-либо большем, он сделал бы больше. Вы называете революцию «актом необходимости» *, но что же делало этот акт необходимым? На какой политический принцип эта необходимость опиралась? Не являлось ли это необходимым потому, что народ опасался, как бы его свободы, а следовательно, и его благо не подверглись опасности в связи с королевскими мерами? Поэтому, как вы справедливо утверждаете *, хотя «революция является последним средством для мыслящего н хорошего человека», именно к ней вынужден был обратиться народ. Это было меньшим из двух зол, которые стояли перед ним. И то, что ои сделал, он считал необходимым для устранения зла и для предотвращения его в будущем. И на том же самом основании, в силу которого он изменил порядок наследования, он мог бы изменить весь строй управления. Если бы народ опасался, что управление при помощи всяких королей может сопровождаться такими же тяжелыми бедствиями, как управление при помощи католических королейу то он совершенно отменил бы королевскую власть, и наша страна была бы теперь республикой. Когда обстоятельства благоприятствовали более значительным переменам, то мудрые народы пользовались этим. Когда Америка была вынуждена, как вы допускаете (в то время вы принимали активное участие в этих делах, и я испытывал особое удовлетворение, наблюдая, как вы выступаете в защиту американской свободы), ввиду угнетения со стороны Англии совершенно порвать с ней, американцы, более сильно ощущавшие зло, присущее прежнему правительству, чем это чувствовали наши предки при нашей революции, решились сделать гораздо больше и дали этим славный пример Франции и всему миру. Они создали совершенно новое управление на принципах равной [для всех] свободы и прав человека «без знати, — как выразительно сказал д-р Прайс, — без епископов и без короля». Правда, это еще раныне их сделали голландцы после своего отделения от испанской монархии. Если самодержавные государи трепещут при мысли об этих великих примерах (мысль о них могла бы заставить трепетать вас самих, как если бы вы были частью королевства и принадлежали к нему), это значит, что наступило время, когда те, кто так долго заставлял трепетать других, должны в свою очередь трепетать сами. Но пусть торжествует народ. Это заставит государей держаться в границах или же дает ему надежду на то, что время его освобождения уже близко. Что не все лица испытывают такой страх перед революциями, какой охватил вас, и что подлинные принципы английской революции до сих пор сохраняются її изучаются в нашей стране, видно из следующих извлечений из сочинения г-на Палея14 «Принципы морали и политической философии». Этими выдержками я и закончу это письмо. «Правительство может быть слишком самоуверенным. Величайшими тиранами были те, права которых не подвергались никакому сомнению. Поэтому там, где мнение о праве является чрезмерным и приобретает характер суеверия, оно устраняется нарушением обычая. Так, [английская] революция нарушила обычай наследования и этим ослабила и у государя и у народа те высокие представления о наследственном праве, которые у одного были постоянным искушением к тираническому правлению, а другого склоняли к рабскому состоянию вследствие ненужной снисходительности и опасных уступок» *. «Настоящая причина, почему люди презирают память тех, которые продали свою свободу тирану, заключается в том, что эти лица вместе со своей собственной свободой продали или подвергли опасности и свободу других, а на это они, конечно, не имели права» **. «Нет нп одного обычая, закона или авторитета, которые были бы столь обязательными, чтобы их нужно было сохранять в том случае, когда изменения их являются выгодными для общества. Династия государя, порядок наследования, прерогативы короны, форма и части законодательной власти с соответствующими правами, функционирование, продолжительность и взаимная зависимость различных частей — все это только различные законы, которые изменяются подобно другим законам, если этого требует польза, при помощи обыкновенного законодательного акта или, если необходимо, путем вмешательства народа. К указанным зако- нам подходят обыкновенно с особенным почтением, они изображаются как основы конституции, установленные нашими предками и не подлежащие никаким видоизменениям или обсуждениям как нечто совершенно неприкосновенное. Они изображаются как статьи и условия социального договора, которым должен оставаться верным каждый гражданин государства в силу обещания, от которого он не может отказаться. Такие соображения не имеют места в нашей системе. Для пас если и есть какое-нибудь основание относиться к ним с большіїхМ уважением, чем к каким-либо другим законам, то это основание может заключаться или в преимуществе нынешнего государственного строя (это основание имеет различную силу в различных странах), или в том, что для всех стран важно, чтобы форма и обычаи управления признавались и понимались как правителями, так и управляемыми, или, наконец, в том, что, чем реже бывают эти перемены, тем большим уважением пользуется управление с обеих сторон» 220. Остаюсь, милостивый государь, Ваш и т. п.