«У нас нет закона, нет денег, нет торговли...»: итоги кризиса в экономике
Во всеподданнейшем письме от 4 апреля 1826 г. П. Г. Каховский писал Николаю I из Петропавловской крепости: «Общее негодование громко говорило во всей России: Император занимается лишь солдатами, играет ими как игрушкой, не печется о благосостоянии нашем, тратит сотни миллионов на армию, бесполезным содержанием миллионов войск иссушая источники богатства народного.
У нас нет закона, нет денег, нет торговли, у нас внутренние враги терзают государство; у нас тяжкие налоги и повсеместная бедность»143. Это была не вся правда. Экономика России трудно выправлялась после разорения 1812 г. Кроме того, общеевропейский кризис конца 1810-х годов охватил и Россию. Время изоляции России прошло. Впервые экономика России стала развиваться синхронно с мировым рынком, но введение свободной торговли оказалось все же преждевременным. 12 августа 1821 г. министр финансов Д. А. Гурьев направил государю секретную докладную записку «О положении заграничной торговли в 1820-1821 годах». В ней отмечалось, что за два последних года резко возрос ввоз шерстяных, хлопчатобумажных и других тканей из-за границы, что привело к сокращению производства отечественных фабрик и «с продолжением времени соделаться может пагубным орудием против благосостояния государства, продолжая унижать достоинство наших денег, стеснять собственную промышленность и подавлять трудолюбие народа»144. Русская промышленность и торговля испытывали затяжной и глубокий кризис. Правительственная политика в отношении промышленного развития была невнятной. При организации министерств «попечение о распространении и поощрении земледелия и промышленности» было возложено на Министерство внутренних дел. Руководители МВД первоначально отдавали приоритет развитию земледелия, и составитель отчета за 1803 год М. М. Сперанский писал: «Россию природа и все обстоятельства призывают предпочтительно к земледелию...». Фабрики же рассматривались в отчете «как отрасль ее земледелия»145. В 1810 г. в докладе императору «О нынешнем состоянии мануфактур в России» министр О. П. Козодавлев пришел к выводу, что правительственные меры по поддержанию промышленности «нимало не соответствуют ожидаемой прибыли от фабрик, но обращаются в крайний казне убыток»146. Манифестом от 25 июля 1810 г. «О разделении государственных дел на особые управления...» главный предмет ведения МВД определялся как «попечение о распространении и поощрении земледелия и промышленности». МВД должно было заниматься разными отраслями хозяйства, фабриками, внутренней торговлей, почтой и публичными зданиями. В связи с упразднением Министерства коммерции 17 августа того же года в ведение МВД были переданы строительная часть, все дела промышленности (за исключением соляного дела), дела о торговле, дела о дворянских и купеческих выборах. «Часть соляная» передавалась в ведение Министерства финансов. В 1811 г. было проведено обследование «всех российских мануфактур» в 21 губернии, которым руководил сенатор И. Я. Аршенев- ский, один из наиболее осведомленных чиновников. Обследование показало, что производство на них ведется «заводским способом», применяются технические достижения, а с 1817 г. и паровые машины. В период 1803-1813 гг. рост численности фабрик и заводов шел очень быстро; по неполным данным, появилось 800 новых предприятий. Для поощрения фабрикантов в 1810 г. было установлено звание мануфактур-советника, за развитие производства стали награждать медалями и орденами. Много внимания уделялось развитию суконного производства, так как отечественного сукна для нужд армии не хватало. Отечественные заведения могли дать только треть нужного сукна, а закупка за границей обходилась дорого. Были приняты различные меры, выдавались ссуды. К 1814 г. число суконных фабрик возросло до 225 (45,3 тыс. рабочих) и потребности армии удовлетворялись полностью. Только к началу 1820-х годов внутренний спрос на сукна вновь превысил их производство. Xотя война и нанесла промышленности тяжелый удар, внимание к ней правительства и министра внутренних дел Козодавлева способствовало ее возрождению и «поразительно быстрому» развитию61. Активно развивались шерстяная, шелковая, свеклосахарная и кунжу- товая отрасли. По неполным данным, за время министерства О. П. Ко- зодавлева (1810-1819), погибшего в дорожной катастрофе, число фабрик и заводов выросло почти вдвое (с 2,5 до 4,5 тыс., то есть в среднем на 200 предприятий в год). Некоторое время в 1819 г. управление МВД было возложено по совместительству на князя А. Н. Голицына. В 1819 г. министром МВД вновь становится П. П. Кочубей, занимавший эту должность до февраля 1825 г. После ликвидации Министерства полиции его функции были переданы МВД, а Департамент мануфактур и внутренней торговли 4 ноября 1819 г. был передан в ведение Министерства финансов, которому уже были подведомственны Департаменты внешней торговли и Горный. Историк Л. Е. Шепелев по этому поводу пишет: «Лишение МВД в 1819 г. функции заведования торгово-промышленным развитием страны представлялось не согласованным с перспективой отмены крепостного права. Предполагалось, что при любых условиях проведения реформы часть крестьян останется без земли. Владение ими кустарным производством или навыками работы на фабриках давало им возможность менее болезненно пережить эту реформу, в чем МВД было особенно заинтересовано. Это обстоятельство понималось многими современниками, но официально не рассматри- валось»147. В сущности, это отражало курс на отказ от быстрого реформирования страны. В 1825 г., по официальным данным, в России значилось 5261 предприятие148. За 6 лет после министерской реформы количество предприятий увеличилось еще на 1800 (в среднем на 300 в год). Воздействие кризиса было противоречивым. В это время капиталистические мануфактуры с вольнонаемными рабочими начинают вытеснять помещичьи (вотчинные) мануфактуры, но и те и другие страдали от мирового сельскохозяйственного кризиса и таможенных войн. Покровительственный тариф, введенный в период действия Тильзитского мира, сменился в 1816 г. тарифом, носящим фритредерский характер, затем еще более откровенным фритредерским тарифом 1819 г. Это вызвало сокращение числа фабрик, сахарных и суконных заводов, то есть предприятий в тех отраслях промышленности, где действие тарифа сказалось особенно сильно. Процесс разорения вотчинных предприятий ярко показан академиком Б. Д. Грековым на материалах хозяйства декабриста М. С. Лунина. Суконная фабрика в тамбовском имении Лунина еще в 1820-1821 гг. приносила 18,5 % прибыли, в 1824-1825 гг. — только 2,1 %. Сукна этой фабрики не могли конкурировать с тонкими зарубежными материями. В итоге фабрику пришлось закрыть149. В связи с промышленным переворотом в Англии пропал интерес к уральскому чугуну и железу, а также полотнам для парусов (с началом развития парового флота). В 1820-е годы экспорт железа по сравнению с концом XVIII в. снизился с 3 до 1 млн пудов. За Россией все больше закрепляется роль поставщика сырых сельскохозяйственных продуктов (сало, лен, щетина, пшеница, лес, кожи). И все же промышленность развивалась. Статистик К. И. Арсеньев в 1822 г. отмечал, что «нынешнее царствование отличается необыкновенным приращением числа различного рода фабрик и быстрым, неимоверным усовершенствованием изделий мануфактурных»150. Вместе с ростом фабрик и заводов разного профиля росла и численность рабочих, на них занятых: в 1825 г. их было 210 568 человек, из которых 54 % составляли вольнонаемные151. Впрочем, многие их этих работников не порывали связи с земледелием, так как летом возвращались в деревню. Труд на фабриках во многом носил сезонный характер и был связан с крестьянским отходом на заработки. Развивалось и крестьянское кустарное производство, в которое крестьянами привносились и навыки, полученные на промышленных предприятиях. Кустарное производство перерастало в фабрику, но фабрика давало импульс кустарному производству. Купечество было недовольно крестьянской конкуренцией. В апреле 1817 г. О. П. Козодавлев предложил даровать крестьянам право учреждать и иметь фабрики и заводы без приобретения гильдейских свидетельств, но оно было отвергнуто по настоянию министра финансов. Купечество, разделенное на гильдии, было разобщено. Было запрещено принимать прошения купцов 3-й гильдии о неприменении к ним телесных наказаний. От них были освобождены только купцы 1-й и 2-й гильдий. Кстати, духовенство было освобождено от телесного наказания только указом от 22 мая 1801 г., а жены священников — указом от 17 мая 1808 г.
Конкуренция торгующих крестьян вызывала жалобы на «упадок купеческих капиталов». Министром финансов Е. Ф. Канкриным был подготовлен указ от 14 ноября 1824 г. о «гильдейской реформе», которая должна была «уменьшить тяготение крестьян к городским промыслам»152. Одновременно большинство исследователей признают, что указ установил в принципе свободу учреждения фабрик и заводов для всех сословий. Другое дело, что учреждение предприятия обусловливало переход его владельца в торговое сословие. Крепостные крестьяне могли заниматься предпринимательской деятельностью лишь от имени (по доверенности) помещика. Поскольку транспортные издержки составляли тогда до половины стоимости товара, особое значение в начале XIX в. прибрели транспортные артерии, наиболее эффективными из которых были речные. Водные перевозки доминировали над более дорогими гужевыми. Еще ранее, с петровского времени, функционировал Вышневолоцкий водный путь, появление которого относится к 1703-1709 гг., позднее реконструировавшийся. В начале XIX в. к нему прибавились еще два водных пути, связавших бассейн Волги с Балтийским морем: Тихвинская водная система (Молога — Сомина — Тихвин- ка—Сясь), судоходство по которой началось в 1802 г., и Мариинская система с массовой перевозкой грузов с 1809 г. (Шексна—Белое озеро — Онежская озеро — Свирь). Большое место в транспортировках помимо продовольственных товаров занимали ткани, железо, чугун и изделия из них (гвозди, котлы, сковороды), химические и «колониальные» товары. Важное значение имел Сухоно-Двин- ский путь, освоенный во второй половине XVIII в. и завершавшийся в Архангельске, водный путь по Южному Бугу, Березинская водная система в Белоруссии (с 1805 г.), Огинский канал, соединивший бассейны Припяти и Немана в 1810 г. Эксплуатация водных путей, в том числе искусственных каналов, способствовала развитию транспортной промышленности и торговли153. Однако все наиболее значимые каналы были сооружены в первое десятилетие царствования Александра I. В результате непродуманной либерализации после войны 1812 гг. оказалась подорванной русская внешняя торговля, находившаяся в ведении Министерства финансов. В рассматриваемый период министрами финансов были Д. А. Гурьев (1810-1823) и Е. Ф. Канкрин (1823-1844), доставшийся затем в наследство Николаю I. Д. А. Гурьев с самого начала был противником запретительного тарифа 1811 г Он считал, что «запретительная система оказывает вред внутреннему производству, отнимая у промышленников побуждение к соревнованию и к усовершенствованию своих изделий, и возбуждая промышленную спекуляцию»154. Под влиянием фритредерских идей, господствующих на Венском конгрессе, Д. А. Гурьеву удалось добиться в 1815 г. разрешения подготовить более либеральный тариф как «меру осторожную и переходную». Он был опубликован 31 марта 1816 г. Естественно, это привело к увеличению импорта: за два года ввоз товаров увеличился до 257,3 млн руб. Конвенция с Пруссией 1817 г., между прочим, нанесла урон колониальной торговле, поскольку открывала доступ иностранным товарам через Россию на азиатские рынки. Было оговорено право провоза польского сукна из Прусской Силезии в Кяхту. В результате продажа русских сукон в Кяхте резко сократилась. 20 ноября 1819 г. был введен новый таможенный тариф, который однозначно оценить трудно. По мнению историка Л. Е. Шепелева, это был по существу охранительный тариф, но современниками воспринятый как свободный по сравнению с тарифами 1811 и 1816 гг. Ввоз иностранных товаров возрос после этого незначительно (в 1819 г. — 215 млн руб., в 1820 г. — 231 млн руб.). Тем не менее, современники расценивали его как «второе разорение» после наполеоновского нашествия. Вскоре стало ясно, что торговые партнеры России не намерены адекватно вводить систему свободной торговли у себя. Русским купеческим домам и фабрикантам грозило разорение. В области финансовой политики Д. А. Гурьев попытался сделать ставку не на прямые налоги, а на косвенные. В 1818 г. был принят новый Соляной устав, который, впрочем, оказался не очень эффективным. Была сделана также попытка изменить «питейный налог». В XVIII в. в этой области стала преобладать откупная система, которая привела к тому, что пьянство, поощряемое откупщиками, возросло; в их же карманах оседала и основная часть прибыли. Министр финансов попытался перенаправить финансовые потоки в пользу казны, и в апреле 1817 г. был принят «Устав о питейном сборе» в виде акциза с продаваемых напитков. Взамен откупов вводилось казенное управление питейными сборами, но деньги при этом стали оседать в карманах чиновников. Доход казны, наоборот, стал снижаться (с 1827 г. до 1863 г. была восстановлена откупная система). Международный сельскохозяйственный кризис был вызван тем, что после континентальной блокады скопившиеся запасы, не находившие сбыта внутри стран-производителей, были выброшены на международный рынок. Соответственно покатились вниз цены, на зерно, в частности, на берлинской бирже — в три раза за несколько лет. В это время Россия впервые стала зависимой от европейского рынка. Это также сказалось на вывозе сельскохозяйственных продуктов из России, занявших преобладающую роль в российском экспорте — взамен чугуна в донаполеоновскую эпоху. Падение вывоза имело прямо-таки роковые результаты. В 1817 г. экспорт зерна из России составил 143 млн пудов, в 1820 г. — только 38,2, а в 1824 году — упал до 11,9 млн пудов. Соответственно, упала и доля зерновых в русском экспорте. В 1821-1825 гг. хлебный вывоз в составе всего экспорта России сократился до 8,4 % (в 1802-807 гг. он составлял 18,7 %)155. Глубокий кризис охватил Южный регион, лидирующий в экспорте зерновых России. Осенью 1819 г. цена за четверть пшеницы (12 пудов) в Одессе упала с 45 руб. в лучшие времена до 8 руб. Объявленное для Одессы в 1817 г. порто-франко (свободный и беспошлинный ввоз всех иностранных товаров в Россию) слабо отразилось на общей судьбе региона. Часть купечества свернула торговлю и в надежде сохранить капиталы перешла к кредитным операциям. Сокращение экспорта было прямым ударом по небогатым помещичьим карманам. Кризис сбыта зерна, падение покупательной способности потребителей ударили и по российской промышленности. Правительство безуспешно пыталось способствовать развитию торговли и промышленности, поддерживая банковскую систему. Открытие Коммерческого банка 2 января 1818 г. с конторами в Архангельске (1819) и Одессе, Риге, Астрахани и временной конторы в Нижнем Новгороде (1820) для «доставления вспомоществования купечеству и прекращения непомерной лихвы» кардинально не изменило ситуации. Открытие новых контор тормозилось. В донесении шпиона в 1821 г. отмечалось: «Громкий ропот доносится с биржи и гостиного двора. Все, кто занимается торговлей, исключая нескольких барышников, находящихся под покровительством, негодуют на таможенные законы и еще более на способ проведения их... Никогда еще не было таких стеснений в торговле». Е. Ф. Кан- крин, сменивший 22 апреля 1823 г. Д. А. Гурьева на посту министра финансов, резко отрицательно относился к деятельности Коммерческого банка, считая его создание несвоевременным. По позднему свидетельству графа Н. С. Мордвинова (1827 г.), «вся почти внешняя торговля наша производится не на русские, а на иностранные капиталы...»156. Резко ухудшалось финансовое положение государства: с 1820 г. по 1822 г. государственный доход сократился с 475,5 млн руб. (ассигнациями) до 399 млн. Соответственно, дефицит бюджета вырос тогда же с 24,3 млн до 57,6 млн. Критическое положение государственного бюджета приводило к эмиссии бумажных денег. Еще накануне войны, в 1810 г., курс рубля упал до 25 копеек. Ярко выраженный протекционистский тариф 1822 г., сохранившийся без существенных изменений до 1850 г., не сразу произвел переворот. При общем экономическом кризисе его введение не сразу компенсировало те убытки, которые понесли русская промышленность и торговля157. Только через несколько десятилетий стало ясным его положительное воздействие на успехи российской промышленности. А пока со всех сторон доносились жалобы и стоны. Осенью 1825 г. министр финансов Е. Ф. Канкрин писал А. А. Аракчееву: «Внутреннее положение промышленности от низости цен на хлеб постепенно делается хуже, я, наконец, начинаю терять дух. Денег нет»158. Выше приводилось аналогичное мнение, высказанное 4 апреля 1826 г П. Г. Каховским Николаю I. Что может быть хуже? Xуже для всех?