ИВЕРДОНСКИИ ИНСТИТУТ. ПОСЛЕДНИЕ годы жизни (1804—1827)


В конце концов Песталоцци остановил свой выбор на расположенном во французской Швейцарии Ивердоне (в немецкой транскрипции — Ифертене), где он обосновался с конца октября 1804 г.; через некоторое время туда перебрался из Мюнхенбухзее и его институт почти в полном составе.

Песталоцци весьма опасался, что ему и всему педагогическому коллективу будет трудно работать на новом месте из-за недостаточного знания французского языка и быта. Но Ивердонский институт, который просуществовал до 1825 г., приобрел вскоре подлинно международный характер. В это закрытое среднее учебное заведение стремились отдать своих сыновей представители имущих классов не только Швейцарии, но и многих других стран: Германии, Франции, Англии, Италии, Испании, России. Число воспитанников, составлявшее обычно 70—80 человек, в 1809 г., например, доходило до 160. Кроме основного института для мальчиков, в Ивердоне был создан Женский институт. Учреждение Песталоцци ежегодно навещали многие иностранцы, в том числе выдающиеся общественные деятели и ученые. Среди них мы встречаем будущего русского декабриста Н. Тургенева, английского социалиста-утописта Р. Оуэна и известного педагога Белля, немецкого философа Фихте и географа Риттера, французскую писательницу мадам де Сталь и мнохих других.
В Ивердон приезжали изучать «метод» Песталоцци учителя из многих стран Европы. В 1818—1819 гг. в нем некоторое время проживали А. Г. Ободовский, Ф. И. Буссе, К- Ф. Свенске и М. М. Тимаев, командированные по окончании курса Петербургского педагогического института правительством Александра I за границу, чтобы познакомиться там с постановкой народного образования. При Ивердонском институте функционировал постоянный учительский семинар, в котором 30—40 человек получали теоретическую и практическую подготовку к педагогической деятельности. В большинстве своем они работали в самом институте в качестве «младших учителей». В «старшие учителя» обычно принимались люди с педагогическим стажем и предварительной теоретичес
кой подготовкой. Следует отметить, что во многих учителях, ранее получивших теологическое образование, Песталоцци разочаровался. В письме к священнику Гессне- ру от 24 марта 1805 г. он пишет, что охотно примет на выучку людей, обладающих высокими стремлениями и чистой человеческой любовью, которых чаще всего можно встретить в гуще народа. Но люди, лишенные этих качеств, хотя бы они имели до того много книг в руках и принадлежали к образованному кругу, не пригодны для «метода». «Пусть уж они ограничатся проповедованием, а не берутся «за детские души»!,— заявляет Песталоцци.
От учителей, работавших в Ивердоне, Песталоцци требовал усвоения основ «метода» и участия в его творческой разработке. Кроме того, он справедливо считал, что хороший учитель ни в коем случае не может сводить свое призвание к одному только умению обучать, а должен рассматривать его как «высочайшее искусство че-' ловеческого образования, неразрывно связанное с великим делом воспитания». Песталоцци стремился к тому, чтобы весь педагогический коллектив института систематически вел воспитательную работу с детьми. В «Обращении по поводу надзора»[39], он высказывает пожелание, чтобы каждый учитель взял на себя постоянную заботу об определенной группе учащихся: ел с ними за одним столом, ночевал в одной спальне, принимал участие в их играх и, находясь со своими воспитанниками в таком тесном контакте, приучал их к соблюдению порядка, чистоты, к организованности.
‘Песталоцци призывает учителей внимательно изучать каждого ребенка и неизменно проявлять к нему чуткое внимание, что, несомненно, благотворно скажется и на всем детском коллективе, который в свою очередь способен оказать большое влияние на отдельную личность. Сам Песталоцци обладал исключительным умением подходить к детям, к которым питал самую искреннюю любовь.
В незаконченном произведении «Больной Песталоцци здоровой публике» («Der kranke Pestalozzi an das

gesunde Publikum»), написанном в 1812 г., он признается, что в моменты самой тяжелой душевной депрессии и разочарования в людях его спасала от гибели именно любовь к детям. Обращение с ними Песталоцци было всегда проникнуто большой, неподдельной теплотой. Встретив мальчика в коридоре, он не мог равнодушно пройти мимо него: приветствовал его забавным словом, ласково спрашивал: «Не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать?» — целовал ребенка, проводил рукой по его волосам, иногда клал ему большой палец на лоб и заглядывал в глаза. Воспитанники охотно шли по воскресеньям на общие собрания, где Песталоцци подводил итоги прошедшей недели, отмечал достижения и недостатки в работе коллектива. Тут же, как уже было отмечено выше, он делал отеческие внушения отдельным учащимся.
С детьми, которые плохо поддавались воспитательному воздействию, Песталоцци обычно беседовал наедине в своей комнате, давал им советы, как избавиться от их недостатков, обещал помочь. Эти интимные беседы возбуждали у воспитанников большое доверие к Песталоцци, искреннее желание исправиться.
Среди детей он сам становился ребячливым, охотно участвовал в их играх и развлечениях, внося в них оживление и искреннее веселье. Исключительный педагогический такт, который Песталоцци всегда проявлял в общении с воспитанниками, его большое личное обаяние, все своеобразие его яркой индивидуальности обеспечивали ему огромное влияние на них.
Песталоцци был тонким знатоком детской души; об этом свидетельствуют те указания, которые он делал учителям, посещая их уроки, а также его многочисленные письма родителям учащихся. В 1807 г. Песталоцци опубликовал специальное «Сообщение родителям и публике о состоянии и организации учреждения в Ифертене» («Bericht an die Eltern und das Publikum fiber den Zu- stand und die Einrichtungen der Pestalozzischen Anstalt zu Iferten»). Это сообщение, а также ряд воспоминаний учителей и бывших воспитанников дают яркое представление о жизни института.
Режим в нем складывался следующим образом: десять часов отводились на занятия (для младших воспитанников— девять); три с половиной часа — на еду, на совершение туалета и т. д.; два часа — на игры, гимна
стику; восемь с половиной-девять часов — на сон (для младших воспитанников — десять).
Некоторые посетители института указывали Песталоцци на чрезмерную загрузку учащихся учебными занятиями. Однако он полагал, что правильно поставленное обучение, основанное на развитии детской самодеятельности, не может вызвать переутомления, в особенности если обеспечено планомерное чередование умственной работы с отдыхом, гимнастикой и спортом. Перемены учащиеся обычно проводили на воздухе, на красивых лужайках, обсаженных тополями и расположенных между замком и озером. Там они занимались «играми. Песталоцци правильно указывал, что учение и игра ребенка должны дополнять друг друга. Учителю необходимо преподавать детям учебный материал со всей присущей ему логической последовательностью и не допускать, чтобы занятия превратились в пустое развлечение. Но во время игры ребенок должен чувствовать себя совершенно непринужденно и находить естественный выход для свойственной ему активности. Поэтому, если кто-нибудь из воспитанников не принимал участия в общих играх, Песталоцци был встревожен его физическим и моральным состоянием и всячески пытался его развлечь. Большую радость доставляли детям традиционные празднества, проводимые очень торжественно. К ним воспитанники заблаговременно готовились. Они украшали классы, проявляя при этом много выдумки и изобретательности, исполняли народные песни, занимавшие вообще большое место во всей жизни руководимых Песталоцци заведений.
Много внимания уделялось в институте и спорту: летом — плаванию, зимой — конькам и лыжам. Регулярно проводились пешеходные экскурсии как в ближайшие окрестности, так и в горы. В летнее время, вместо каникул, дети участвовали в многодневных походах. Так, летом 1809 г. все воспитанники института, за редкими исключениями, совершили двухнедельный пешеходный поход в Альпы, который был тщательно подготовлен учителями. Поход наряду с образовательными задачами имел целью сплотить детский коллектив, закалить его участников, выработать у них волю и мужество.
Воспитанию у старших учащихся ценных нравственных качеств должны были способствовать и военные занятия, которыми руководил учитель, получивший специ

альную подготовку. Эти занятия, проходившие весьма организованно, имели разнообразную программу, построенную с учетом интереса подростков к военному делу и всеми связанными с ним атрибутами. Большим почетом было окружено знамя института, которое дошло до наших дней.
Гуманист Песталоцци никогда не рассматривал военные занятия как самоцель и неоднократно указывал, что приобретенные на них знания и умения учащиеся должны затем использовать, исходя из патриотических и человеколюбивых мотивов. Так, в новогодней речи, обращенной в 1809 г. к сотрудникам и воспитанникам института, он заявил: «Даже в том случае, когда пробьет барабан, призывая вас в железные ряды, и на ваших плечах заблестит смертоносное оружие, причинившее столько горя в наше время,— помните, что вы всегда должны руководствоваться в ваших действиях, в полном согласии с тем воспитанием, которое вы у меня получили, только любовью к родине и человечеству» 1.
Эти слова Песталоцци звучат особенно знаменательно для того времени, когда Швейцария была обязана поставлять наполеоновским войскам постоянные пополнения для захватнических войн.
Длительное пребывание на воздухе, простое, но здоровое питание, твердый режим, предусматривавший правильное сочетание занятий с играми и другими формами физической деятельности воспитанников, обеспечивали прекрасное состояние их здоровья, что отмечали многие посетители института. В системе многостороннего физического воспитания, которая в нем осуществлялась, большое место принадлежало и «элементарной гимнастике», входившей в качестве самостоятельного предмета в учебный план института. О характере гимнастики и всей постановки физического воспитания в Ивердоне дает яркое представление статья Песталоцци 1807 г. «О физическом воспитании» («Ober Korperbildung»).
В привилегированном среднем учебном заведении, каким являлся Ивердонский институт, Песталоцци не пытался, конечно, использовать гимнастику для подготовки

детей к предстоящей им трудовой деятельности; обучение труду также не могло составлять органической части всей его программы. Некоторые воспитанники работали в переплетной и столярной мастерских, в саду, ухаживали за домашними животными, но эти занятия были совершенно не обязательными. Имея дело с детьми имущих родителей, Песталоцци вынужден был считаться с их требованиями, чтобы институт давал знания, достаточные для поступления в высшие учебные заведения. Однако выработанная им применительно к начальной школе формальная методика не всегда давала учащимся возможность усвоить конкретное содержание отдельных учебных предметов в том объеме, который полагался для средней школы того времени.
Специальная правительственная комиссия, возглавляемая известным педагогом — отцом Жираром, подвергла в 1808 г. институт тщательному обследованию. Она отметила, что преподавание в нем математики, рисования и пения находится на весьма высоком уровне, но в то же время указала на неудовлетворительную постановку ряда других учебных дисциплин, являющихся весьма важными в курсе средней школы.
Столь резкие контрасты в стенах одного учебного заведения вызывались отсутствием у учителей единого понимания «метода» Песталоцци, сущность которого он и сам затруднялся ясно и четко определить применительно к специфике обучения в средней школе. Два основных сотрудника института — Нидерер и Шмид оспаривали* друг у друга право играть в нем главенствующую роль и претендовали на исключительно правильное истолкование каждым из них этого «метода», вовлекая в свои раздоры весь педагогический коллектив. Значительная его часть, вместо дальнейшей творческой разработки «метода», пошла по пути усовершенствования отдельных технических приемов, что способствовало усилению и без того присущих этому «методу» элементов формализма.
По свидетельству одного из очевидцев, многие учителя в результате неправильного пользования «методом» Песталоцци «засыпали хламом и мусором воспитательные идеи их руководителя» [40].

1808—1810 гг. были периодом расцвета института, а затем он, продолжая пользоваться славой образцового учебного заведения, начал переживать глубокий внутренний кризис, который стал особенно ощутим после 1817 г., когда заведение покинули наиболее квалифицированные учителя. Старик Песталоцци с чисто юношеским энтузиазмом пытался объединить распадающийся педагогический коллектив и направить его на путь творческих исканий, без которых он не мыслил призвания учителя. В этом плане очень интересно письмо, которое Песталоцци направил в 1817 г. одному своему бывшему сотруднику, где он в образной форме сравнивает свое отношение к педагогическому делу с узким, деляческим подходом к нему Фелленберга, к которому тот перешел на работу.
«Вылавливать жемчуг и дубить кожу,— пишет Песталоцци,— два различных ремесла. Искателю жемчуга грозит, конечно, опасность утонуть и быть сожранным акулой, в то время как кожевенник, занимаясь своим делом, может благополучно достигнуть старости и богатства. Разбогатевший кожевенник будет, разумеется, презирать бедного искателя жемчуга. Я люблю для достижения целей моей жизни погружаться туда, где я рискую пойти ко дну и быть сожранным. Полагали, что мне уже больше не удастся подняться из глубины, но я снова выбрался из волн на сушу и готовлюсь еще раз, а если понадобится и дважды, погрузиться в глубину, где, как полагают, я уже пошел ко дну» [41].
Однако Песталоцци не мог получить полного удовлетворения от Ивердонского института даже в период его процветания из-за социального состава воспитанников, определившего весь характер этого учреждения. До конца своих дней он не расставался со своей заветной мечтой о работе среди детей бедняков. «То, что я здесь имею,— заявляет он в 1807 г. в письме сотруднице института Розетте Кастхофер,— это не то, чего я хочу: я стремился к учреждению для бедных и продолжаю стремиться к нему, и только к нему влечет меня мое сердце» [42].
В период 1805—1812 гг. Песталоцци пишет ряд ста
тей, посвященных воспитанию детей неимущих классов, направляет своим друзьям письма, в которых раскрывает свои планы в отношении «Учреждения для бедных» и «образования для индустрии». Из этих статей следует назвать «Цель и план воспитательного учреждения для бедных» («Zweck und Plan einer Armen Erziehungsan- stalt», 1805), «О народном образовании и индустрии» («Ober Volksbildung und Industrie», 1806). Часть последней статьи вошла в докладную записку, направленную Песталоцци в марте 1807 г. в Малый Совет кантона Аар- гау. В этом кантоне был расположен замок Вильден- штейн, где Песталоцци намеревался открыть «Учреждение для бедных», в котором должна была также осуществляться подготовка учителей для народных школ.
Уверенный на этот раз в успехе своего дела, Песталоцци принялся за составление обширной «Памятной записки об учреждении для бедных» («Memorandum tiber die Armenanstalt»). Однако, когда в 1808 г. выяснилось, что представленный им проект окончательно отклонен правительством кантона Ааргау, Песталоцци прервал работу над «Памятной запиской». Он снова возобновил ее в 1811 —1812 гг. в расчете на то, что изложенные в ней предложения на этот раз возьмется осуществить правительство кантона Невшатель.
Мечты Песталоцци снова оказались иллюзорными, но фрагменты рукописи, над которой он, по свидетельству известного географа Риттера, посетившего в это время Ивердонский институт, работал буквально ночи напролет, были опубликованы в издававшемся там «Еженедельнике человеческого образования» («Wochenschrift fur Men- schenbildung») [43].
Рукопись в целом была завершена Песталоцци, видимо, уже в 1813 г. Так, в письме от 17 июля этого года к бывшему сотруднику Ивердонского института И. Мюральту, переехавшему в Петербург[44], Песта-
лоцци сообщает, что его «Памятная записка» наконец готова и ждет своего опубликования. Однако она увидела свет только в 1822 г., когда в несколько переработанном
виде была включена в первое полное собрание сочинений Песталоцци[45] под заглавием: «Взгляды на индустрию, воспитание и политику в связи с нашим современным положением до и после революции» («Ansichten fiber Industrie, Erziehung und Politik mit Rucksicht auf unseren diesfalligen Zustand vor und nach der Revolution»). Заключительную часть этой «Записки» составляют две ранее опубликованные в «Еженедельнике человеческого образования» статьи Песталоцци, одна из которых озаглавлена «Облик учреждения для бедных» («Bild eines Armenhauses»).
Мы располагаем, таким образом, довольно значительным материалом, чтобы составить представление о том, как Песталоцци мыслил себе в это время «образование для индустрии», то есть подготовку детей неимущих к деятельности в условиях рассеянной и централизованной мануфактуры, а также на фабриках, число которых возросло по сравнению с годами его юности.
Проблема «образования для индустрии» встала, как уже указывалось выше, перед Песталоцци еще в конце 70-х гг. XVIII в. Но вооруженный теперь теорией элементарного образования, он подвергает ее более глубокой разработке.
В нейгофский период своей деятельности Песталоцци стремился воспитать детей бедноты, исходя из ее жизненных условий и потребностей. Но уже тогда задача дать детям профессиональное образование не заслоняла перед ним общей цели — осуществить их общечеловеческое воспитание.
Деятельность Песталоцци в Станце, Бургдорфе и Ивердоне еще больше убедила его в том, что успешная подготовка к работе в области индустрии может иметь место лишь на прочной основе элементарного умственного и нравственного образования.
Он пишет, что «образование для индустрии» ... представляет в своей сущности не что иное, как применение физического воспитания для определенных профессио
нальных целей и должно быть поэтому приведено в гармонию как с физическим воспитанием в целом, так и с общими требованиями умственного и нравственного воспитания» 1.
Важная мысль Песталоцци о том, что профессиональное образование должно строиться на основе всесторонней общей подготовки, находит свое дальнейшее раскрытие в его докладной записке в Малый Совет кантона Ааргау. В ней он указывает, что ребенок, у которого развита способность считать, измерять, рисовать, конструировать, выработана привычка к порядку, к регулярной и напряженной работе, уже овладел теми необходимыми предпосылками, которые требует его «образование для индустрии».
Большой интерес представляет также письмо Песталоцци сторонникам его «метода» в Испании, которое относится к тому же 1807 г. «Самое существенное для элементарного образования в области индустрии,— заявляет он в нем,— уже дается наперед упражнениями в счете и измерениях и теми навыками, которые они вырабатывают. Ребенок, умеющий элементарно мыслить, считать, рисовать, измерять, натренировавший ум и руку, обладающий привычкой к порядку, вежливости, деликатности и чистоте, которая, в соответствии с требованиями всего элементарного образования, должна быть у него создана еще до того, как он приступил к упражнениям в счете и измерении, уже овладел тем, что является основным в элементарном образовании для индустрии. При этом он овладел этим еще до того, как сделал первый шаг к тому, чтобы применить эти важнейшие умения непосредственно в самой индустрии или, иными словами, до того, как оказался в полной мере подготовленным к участию в ней» [46].
Со своей стороны, образование, готовящее детей неимущих к индустрии, должно, по Песталоцци, способствовать подъему их физических сил, оказывать положительное влияние на умственное и нравственное развитие. Он стремится четко определить то различие, которое существует между современной ему подготовкой молодежи к профессиональной деятельности и тем, что должно, по

его замыслу, представлять собой ее «подлинное образование для индустрии».
«В то время как обычная подготовка к индустриальной деятельности,— пишет Песталоцци в статье «О народном образовании и индустрии»,— стремится дать в итоге только заработок, принося ему в жертву облагораживание человека, элементарное образование для индустрии не знает иного пути к профессиональной деятельности, как через целостное развитие всех задатков нашей природы, так как лишь при этом условии может быть достигнуто облагораживание человека» 1.
Песталоцци приходит, таким образом, к очень ценному выводу о том, что правильно поставленная профессиональная подготовка молодежи находится в тесной связи и взаимодействии с ее о0щим образованием и таит в себе большие возможности для гармонического развития человека. В связи с этим он пользуется особым выражением — «гуманизирующие средства индустрии».
Подлинное «образование для индустрии», по Песталоцци, не может быть сведено к формированию у подростков «изолированных жалких фабричных умений» (der isolierten\Elendigkeit einer Fabrikfertigkeit), которые они приобретали в его время, когда основной формой производства в Швейцарии еще продолжала оставаться мануфактура с характерным для нее узким разделением труда. Он считал, что подростки должны обладать не односторонними рутинными умениями (einseitige Routin- fertigkeiten), а знанием истинных основ индустрии (der reinen Fundamente der Industrie).
В самом начале XIX в., когда Песталоцци занимался разработкой проблемы «образования для индустрии», производственные процессы, осуществляемые в условиях мануфактуры, не имели еще тех общих научных основ, которые они приобретают в идущей ей на смену крупной промышленности. Песталоцци не был, разумеется, в состоянии подняться до идеи политехнического образования, в задачи которого входит дать ребенку или подростку знания в области наук о природе и техники, на которых базируется вся машинная индустрия, вооружить практическими умениями и навыками в обращении с машинами. Понадобилась вся гениальность Маркса, чтобы
шестьдесят лет спустя дать на новой методологической основе глубокий анализ особенностей крупной промышленности, достигшей, по сравнению с началом века, уже значительного развития, и выдвинуть идею политехнического образования. Но мысли Песталоцци о том, что молодежь, которой предстоит работа в производстве, не может ограничиться усвоением отдельных, изолированных ремесленных приемов, а должна получить всестороннюю общую подготовку, приобрести культуру ручного труда, обладать, пользуясь его собственным выражением, «разнообразными способностями и навыками, нужными промышленности», представляют определенный шаг в сторону великой идеи будущего.
Как же имел в виду Песталоцци вырабатывать у подростков эту общую культуру труда, которую рн, ограниченный рамками своего времени, не мог себе еще представить иначе, как культуру ручного труда?
Исходя из теории элементарного образования, Песталоцци указывает, что «образование для индустрии», подобно умственному, нравственному и физическому воспитанию, с которым оно непосредственным образом связано, должно исходить из простейших элементов и осуществляться посредством расположенных в строгой последовательности непрерывных упражнений. Эти упражнения составляют содержание специальной «индустриальной гимнастики», базирующейся на рассмотренной нами выше «элементарной гимнастике». Учитывая специфику мужского и женского труда, которая имела место в его время, Песталоцци устанавливает две разновидности этой гимнастики. Первая предназначена выработать у мальчиков силу их руки; вторая ставит перед собой задачу развить у девочек ловкость их пальцев. Песталоцци признается, что он еще не создал системы этих упражнений, которые должны следовать друг за другом в определенном порядке по степени их трудности. Разработка этой системы может быть осуществлена лишь в результате экспериментальной работы, для которой требуется организация образцовой школы, предназначенной для бедных детей.
Мысли о создании подобной школы не покидали Песталоцци в течение всей его жизни. Хотя он уже неоднократно имел возможность убедиться в равнодушии «сильных мира сего» к его планам просвещения на

рода, Песталоцци искал любую возможность, чтобы вновь обратиться к их содействию. Еще в свое время, когда он в конце 1802 г. находился в качестве депутата Консульты [47] в Париже, Песталоцци тщетно добивался аудиенции у Наполеона. По поводу предложения выдающегося швейцарского педагога внести в обсуждавшийся там проект конституции статью о всеобщем обучении французский император пренебрежительно заявил: «Я не занимаюсь вопросами азбуки».
В 1814 г., после окончательного разгрома Наполеона войсками союзников, прусский король должен был быть проездом в Невшателе. Узнав об этом, Песталоцци, в то время больной, тотчас же направился в Невшатель в сопровождении одного учителя Ивердонского института. На уговоры его спутника вернуться обратно Песталоцци заявил: «Нет, не говори мне это, мне необходимо повидать короля, даже если бы мне пришлось от этого умереть; если мое свидание с королем приведет к тому, что хоть один ребенок получит лучшее воспитание, я буду вознагражден».
Встреча Песталоцци с прусским королем так и не состоялась, но в этом же году он был принят русским императором в Базеле, где тот находился со своим штабом. Песталоцци решил обратиться к Александру I с просьбой спасти Ивердонский институт от нависшей над ним угрозы закрытия в связи с намерением австрийского командования занять его здание под лазарет. Получив согласие русского императора содействовать удовлетворению этой скромной просьбы, Песталоцци решил воспользоваться свиданием с ним, чтобы убедить его освободить в России крестьян и дать им просвещение. Александр I, желавший прослыть в Европе покровителем талантливых людей и прогрессивных идей, терпеливо выслушал и на прощание даже лицемерно расцеловал Песталоцци, но, само собой разумеется, не придал никакого значения его советам. Песталоцци же, который, как и многие его соотечественники, создал себе благодаря рассказам Лагарпа иллюзорные представления о «бла
городстве» Александра I, возлагал после этой встречи особенно большие надежды на русского самодержца.
В 1814—1818 гг. он неоднократно обращался к нему с письмами через Лагарпа и русского посланника в Швейцарии графа Каподистрия. В этих письмах Песталоцци благодарит Александра I за награждение орденом Владимира, просит принять в дар свой труд «Обращение к невинности, мудрости и благородству моего времени» («Ап die Unschuld, den Ernst und den Edelmut meines Zeitalters») [48]9 ходатайствует о поддержке своих начинаний. В частности, Песталоцци рассчитывал на то, что русский император направит к нему молодых людей в Ивердон для изучения «метода», который получит затем распространение в России. Однако это его ходатайство не было удовлетворено; более того, Александр I предпочел Ивердонскому институту демократа Песталоцци более близкое ему по духу учреждение аристократа Фел- ленберга, куда из Петербурга было послано несколько дворянских юношей.
Песталоцци надеялся также, что русский император предоставит субсидию на издание собрания его сочинений, весь доход от которого он предназначил на организацию учреждения для бедных. Александр I, склонный к проявлению показных «благородных жестор», ассигновал в конце 1816 г. в порядке подписки на указанное издание пять тысяч рублей; к этому времени к Песталоцци поступили средства и от многих других подписчиков. Это дало ему, наконец, возможность открыть •в 1818 г. школу для бедных в местечке Клинди, расположенном в окрестностях Ивердона.
В частном письме, написанном в начале 1819 г., Песталоцци с восторгом сообщает, что эта школа, где дети сочетают обучение с трудом, представляет огромный интерес для дальнейшей всесторонней разработки «метода». По словам Песталоцци, «силы этих детей гораздо более оживленны и восприимчивы даже к умственному образованию, чем силы детей, руки которых бездействуют» [49].

Песталоцци предполагал, что одной из задач школы в Клинди будет подготовка народных учителей, которые смогут широко пропагандировать его «метод» и этим содействовать поднятию материального благосостояния широких масс и их духовному возрождению. Однако, когда состоялся первый выпуск из школы, ни один из окончивших ее юношей, которые сами были выходцами из народа, не пожелал посвятить себя этому трудному и малодоходному делу. Это было большим ударом для Песталоцци. Вскоре после выпуска школа в Клинди прекратила свое самостоятельное существование и влилась в Ивердонский институт, который в силу ряда причин все более и более приходил в упадок.
В 1825 г. Песталоцци вынужден был его закрыть и возвратиться в Нейгоф, где полвека тому назад началась его воспитательная деятельность. Силы Песталоцци были уже на исходе, но его не покидала надежда, что идеи, которым он посвятил свою жизнь, еще смогут получить осуществление. Он решил воспользоваться тем, что ближайший его сотрудник по Ивердонскому институту И. Шмид [50] жил в Париже, чтобы получить через него сведения о некоторых видах производств, которые могли бы быть организованы в Нейгофе.
В письме, отправленном оттуда в июне 1825 г., Песталоцци просит Шмида обязательно изучить все то, что удастся разыскать за границей по вопросу об использовании в промышленных целях рогов и костей. Он сообщает о своем намерении начать в Нейгофе с этого вида производства и выражает надежду еще увидеть первые всходы затеваемого им нового дела в том случае, если

Шмид в основном возьмет его ведение на себя. Песталоцци не сомневается в том, что его внук Готлиб, проживавший в Нейгофе, охотно окажет помощь Шмиду, пусть и небольшую. «Я могу сделать еще меньше,— пишет Песталоцци,— но уверен, что если бы не был наполовину слепым и обладал лучшей памятью, то помог бы тебе в этом деле больше, чем кто-либо другой»[51], Песталоцци до конца своих дней не расставался с мыслью об основании учреждения для бедных, где бы он мог на опыте проверить, каковы наиболее эффективные пути применения «метода» в области подготовки неимущих детей к индустрии.
Заключительные строки письма звучат как завещание Шмиду добиться после смерти Песталоцци того, что ему самому не удалось достигнуть: «Все то, о чем я только мечтал в отношении объединения земледелия, индустрии и воспитания, ты превратишь в обоснованную и осуществленную истину».
В своем предсмертном произведении «Лебединая песня» (1826) Песталоцци подвел итог своей жизни и педагогических исканий. Последние его дни были омрачены клеветническими выступлениями против него его бывших друзей, в частности Нидерера.
В записях Песталоцци, найденных после его смерти, последовавшей 17 февраля 1827 года, вновь ярко отражены его заветные стремления. «Мои бедняки, вы, подавленные, презираемые и отталкиваемые бедняки,— писал Песталоцци,— так же, как и меня, вас всюду будут покидать и изгонять. Богатые в своем изобилии не вспомнят о вас, да если бы они и вспомнили, они могли бы вам дать, в самом лучшем случае, только кусок хлеба и боль* ше ничего. Пригласить вас на духовный пир и сделать вас людьми, об этом еще долго и долго никто не поду* мает» [52].
<< | >>
Источник: И. Г. Песталоцци. Избранные педагогические произведения в трех томах.Том 1. 1961

Еще по теме ИВЕРДОНСКИИ ИНСТИТУТ. ПОСЛЕДНИЕ годы жизни (1804—1827):

  1. 2. Юм и французские просветители. Последние годы жизни Юма
  2. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
  3. Часть IV ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ (1946-1953 IT.)
  4. АВСТРО-ВЕНГРИЯ В ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
  5. Глава 29. Последние годы сталинского правления. Апогей советского тоталитаризма
  6. ЦЕРКОВЬ В ГОДЫ ВОЗРОЖДЕНИЯ АКТИВНОЙ АНТИМОСКОВСКОИ БОРЬБЫ В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIV в.
  7. ГЛАВА5.Психическая депривация и ее влияние на развитие детей в первые годы жизни
  8. Пушкин, 1827 год
  9. Людвиг Ван Бетховен (1770 – 1827)
  10. В БУРГДОРФЕ (1799—1804)
  11. 56 Последние дни: последнее учение
  12. Кант(1724-1804)