РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ВНЕ РЕЛИГИИ

В самоназвании и самоосмыслении русской религиозно- философской мысли преобладала ее квалификация в качестве религиозной философии. Русские мыслители за самым редким исключением считали себя философами, стоящими на религиозных позициях и философствующими исходя из собственного религиозного опыта.

Этот опыт понимался как нечто исключительно внутреннее, интимное, задушевное. Он выражал и определял собой самое существенное для человека и в человеке. В известном смысле у каждого мыслителя было свое отношение с Богом и свой Бог. Встречу с ним и опыт богообще- ния и стремился выразить каждый мыслитель в своих философских построениях. Однако на другом полюсе исключительность собственного религиозного опыта предполагала в высшей степени неопределенное представление о религии и религиозности. Вольно или невольно подразумевалось, что существует религия и религиозность вообще. Не православие, католицизм или какая-либо из протестантских конфессий, не иудаизм или мусульманство, а непосредственная внутренняя глубокая связь с Богом. По отношению к ней всякая конфессиональная определенность вторична и носит внешний характер. Поэтому в системе координат нашей религиозно-философской мысли возможна была религиозная философия как таковая. Скажем, у Бердяева она была христианской вообще, но и это определение будет недостаточно точным, если учесть гностические моменты бердяевских построений. Между тем сам Николай Александрович, несомненно, не согласился бы с определением его философии как хрисгианско-гностической. Такого рода определение подрывало бы его религиозное самоощущение. Самоощущение вольного мыслителя, близкого в своих исканиях к христианским доктринам, но и выходящего за их рамки тогда, когда ему открываются другие горизонты. Еще более далеко заводящей была в нашей мысли позиция у J1. Шестова. То, что он религиозный мыслитель, несомненно, в том, что свое творчество Л. Шестов осмыслял как религиозную философию, легко убедиться, обратившись к его произведениям. Но попробуйте решить такой, казалось бы, простой и ясный вопрос: какого рода религиозность присуща шестовс- кой философии? С какой из существующих конфессий он себя соотносил?

Сам Шестов о своей религиозной принадлежности ничего не писал. Тем более речи не может идти о его включенности в жизнь какой-либо религиозной общины. То немногое, что можно узнать у самого Шестова о характере его религиозности, содержится, например, в написанном им незадолго до смерти письме к С. Булгакову: «...сейчас нужны величайшие усилия духа, чтобы освободиться от кошмара безбожия и неверия, овладевшего человечеством. Для меня противоположности между Ветхим и Новым Заветом всегда казались мнимыми ... откровенная истина — «Господь Бог наш есть Бог единый» — в обоих Заветах возвещается эта благая весть, которая одна только и дает силы глядеть в глаза ужасам жизни»102. Из приведенных строк только и следует, что себя Шестов относил к людям веры, что безверие для него абсолютно неприемлемо и, наконец, что для него Св. Писание существует в неразрывности и однородности Ветхого и Нового Заветов.

Причем последний момент выражен Шестовым непреодолимо двусмысленным образом. Ведь само по себе признание Св. Писанием обоих Заветов со всей определенностью свидетельствует о принадлежности к христианству. Но, с другой стороны, совсем не слу- чаен акцент Шестова на том, что объединяет Ветхий и Новый Заветы. Их единство у него никак не уравновешивается несомненными для христианства различиями. Так кто же он тогда, религиозный философ Шестов, по своей вере — иудей, христианин, какой-нибудь иудео-христианин? Вопрос этот не имеет ответа, а если имеет, то ответ на него будет странным и несообразным: у Шестова своя шестовская вера. Ничьей веры он не разделяет и ни к чьему, кроме собственного, вероучению не примыкает. В лучшем случае в своем «странствии по душам», обозревающем время от сотворения мира. Шестов находит более или менее близких себе по духу и вере людей. Но близость к ним и намека не несет в себе на какое-то подобие общего им credo. Вероучение, которому следует Шестов, исключительно шестовское, возникшее в его душе и никем другим не разделяемое. Каким бы странным ни казалось вероучение замкнутого на себя одиночки, но, поскольку оно все-таки стало действительностью, естественно было бы ожидать, что ше- стовскому «вероучению» соответствует своя, шестовская же, «реДигия». Ее, однако, Шестов не создал и создать никогда не стремился. Для него способом существования и выражения своей веры было то, что он называл «религиозной философией». Последняя самым явным образом замещала у Шестова религию. Совершенно не в его обыкновении было бы пояснить, чем религиозная философия, по Шестову, отличается от религии, но можно предположить, что у него не было потребности в подобном пояснении, шестовская религиозность вполне разрешалась в его философствовании. Религиозным человеком Шестов был только в качестве религиозного мыслителя. А это означает, что его религиозно-философская мысль существовала вне религии. Она выражала собой особую, присущую только Шестову веру. Именно потому она никак не может быть конституирована в качестве христианской, иудейской и т.д., что здесь верующий своей верой мыслитель выражает ее через философствование и философский по своей устремленности текст.

В своей полной конфессиональной неопределенности, отчужденности от какого-либо вероучения Шестов зашел дальше, чем какой-либо другой из русских религиозных мысли- телей. Но его случай — вовсе не курьез и исключение из общего правила. Шестов только более последовательно и отчетливо выразил в своем творчестве господствующую в русской религиозно-философской мысли тенденцию. Поэтому обращение к его работам выводит к типологическим характеристикам, имеющим отношение далеко не только к Шестову. В частности, оно способно прояснить то, чем в действительности является религиозная мысль, никак или последовательно религиозно не определившаяся, а главное, возможна ли вообще реализация ее заявки как на свою религиозность, так и философичность.

<< | >>
Источник: П.А. Сапронов. Русская философия. Опыт типологической характеристики, — СПб.: «Церковь и культура» — 396 с.. 2000

Еще по теме РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ ВНЕ РЕЛИГИИ:

  1. ФИЛОСОФСКО-РЕЛИГИОЗНАЯ мысль
  2. ФИЛОСОФСКО-РЕЛИГИОЗНАЯ мысль
  3. РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНО. ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ И ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ
  4. Часть вторая РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНО. ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ КАК ПУБЛИЦИСТИКА
  5. Часть третья РУССКАЯ РЕЛИГИОЗНО. ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ КАК МИФОЛОГИЯ
  6. Передовая общественно-философская мысль Латвии XIX в. в лице наиболее видных представителей младолатышского движения Ю. Алунана и К. Биезбардиса развивалась в условиях формирования буржуазной нации. Она была направлена против официальной феодально-религиозной идеологии, защищающей экономическое и политическое господство остзейского дворянства. Социалистическая революционная мысль представлена Я. Райнисом, одним из руководителей «Нового течения». АЛУНАН
  7. Религиозно-философское возрождение в XX в. в России. Мережковский и его группа. Религиозный неоромантизм (Бердяев). Иррационализм (Шестов)
  8. Религиозно-философское возрождение в XX в. в России. Мережковский и его группа. Религиозный неоромантизм (Бердяев). иррационализм (Шестов) 1
  9. МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ В АНГЛИИ
  10. философская мысль
  11. Философская мысль Беларуси
  12. Религии и религиознокультурные традиции
  13. М.А. Колеров Философский журнал «Мысль» (1922)
  14. ФИЛОСОФСКАЯ И СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ НАРОДОВ СССР XIX в.
  15. РУССКАЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ (XI-XIV вв.)
  16. § 3. Религиозная философия в России начала XX в. и религия в СССР
  17. Философско-историческая мысль французского Просвещения.
  18. Глава 3 ФИЛОСОФСКО-ИСТОРИЧЕСКАЯ МЫСЛЬ РОССИИ