Людвиг Фейербах и его путь от сенсуалистической трансформации Абсолюта к критике религии и к натуралистическому антропологизму.

В последующие годы Фейербах, переехавший в сельскую местность, предался активной исследовательской и писательской деятельности в сфере истории философии. Ее результатом стала «История философии нового времени от Бэкона до Спинозы» (1833). В дальнейшем появились «Изложение, развитие и критика философии Лейбница» (1837), «Пьер Бейль. К истории философии и человечества» (1838). Содержание этих произведений существенно отличалось от гегелевских «Лекций по истории философии» (изданных правогегельянцем Михелетом в 1833 г.). Так, Фейербах выдвигает на первый план философов, руководствовавшихся эмпиристской методологией, которым в названных «Лекциях» уделялось незначительное внимание (Бэкон, Гоббс) или которые почти игнорировались (Гассенди), философов с четкой натуралистической и материалистической направленностью. Скептик и критик метафизической и теологической догматики Пьер Бейль, не представлявший никакого интереса для Гегеля, для Фейербаха был весьма ценен именно этими своими качествами. Развивавшееся расхождение с доктриной бывшего учителя сблизило Фейербаха с левогегельянцами и привело его к участию в названном «Галлеском ежегоднике» Руге, в котором он в 1838— 1839 гг. опубликовал несколько статей. Этапной стала напечатанная здесь работа «К критике философии Гегеля» (1839), знаменовавшая разрыв с ней.

«Философия Гегеля, — констатирует здесь автор, — представляет собою кульминационный пункт спекулятивно-систематической философии» (XVII 4, т. 1, с. 35). Фейербах делает краткий обзор соотношения позиций Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля, чтобы противопоставить им, но главным образом Гегелю, собственную. Фихте в своем «наукоучении» стремился внести высшее единство в доктрину Канта, элементы которой представлялись ему разрозненными. Шеллинг, восстанавливая в ее правах объективность субстанции Спинозы, ограничивал односторонность чисто духовного субъекта Фихте, хотя и сочетал свою натурфилософию с совершенно субъектной платформой автора «Наукоучения». А Гегель «есть Фихте, опосредствованный Шеллингом» (там же, с. 39), но вместе с тем выявляющий ограниченность понятия Абсолюта автора «философии тождества», поскольку в ней отсутствовала критическая определенность рефлексии рассудка.

Но более всесторонней критике Фейербах подверг Абсолют Гегеля, фундамент всей его системы, при этом не только автора «Науки логики», но и его предшественников, великих метафизиков, включая Декарта и Спинозу, считая неприемлемой их сугубую сосредоточенность на умозрительном, чисто спекулятивном факторе ума при «полном разрыве с чувственным созерцанием» (там же, с. 41). В таком контексте Фейербах формулирует свое понимание диалектики. Поскольку «истина заключается не в единстве со своей противоположностью, но в ее опровержении», «диалектика не есть монолог, который умозрение ведет с самим собой, но диалог умозрения с опытом. Мыслитель лишь постольку диалектик, поскольку он противник самого себя. Усомниться в самом себе — высшее искусство и сила» (там же, с. 38). 765

Фейербах констатирует здесь основоположную субъект-объектную раздвоенность между интеллектуальным и чувственным в самом человеке. В спекулятивной метафизике Гегеля, а во многом и его предшественников, интеллектуальный фактор представлялся как единственно активный и полностью определяющий в отношении опытно-чувственного начала. Если Кант при всей его ориентации на фактор субъектности, без и вне которого невозможна подлинно теоретическая наука, в особенности математическое естествознание, доказывал и необходимость опоры категорий рассудка на созерцания опыта, то Гегель разорвал единство рассудка с чувством, подчинив его разуму, этому «разумно-рассудочному» началу, и противопоставив его как подлинно активный, творящий субъект чувственно-опытному фактору. Теперь Фейербах восстанавливает единство рассудка с чувствами, объявляя рассудок «адвокатом чувственного созерцания» (там же, с. 37). Характерна и ссылка антигегельянца на контроверзы номиналистов и реалистов в средневековой западноевропейской философии.

Таким образом, подлинным субъектом в его деятельном воздействии на объект, по Фейербаху, должно быть признано чувство. Оно максимально близко к природе, своему первому и основному объекту. Фейербах положительно относится к натурфилософии Шеллинга, которая, однако, отягчена и искажена воздействием умозрительной спекуляции, делающей ее «идеализмом наизнанку» (там же, с. 44). Понятие Абсолюта в принципе приемлемо для Фейербаха, но отнюдь не в смысле Гегеля.

Самым значимым произведением Фейербаха и, можно сказать, всего левогегельянского движения стала «Сущность христианства» (1841), которую мы рассмотрим несколько ниже. Вскоре последовали сравнительно небольшие произведения, формулирующие философское кредо Фейербаха, — «Предварительные тезисы к реформе философии» (1842) и «Основные положения философии будущего» (1843), в самом названии которых заключено антигегельянское, антиконсервативное острие. В дальнейшем среди других произведений Фейербаха по проблемам религии были весьма содержательны «Сущность религии» (1845) и «Лекции о сущности религии» (прочитанные студентам Гейдельбергского университета во время революционных событий в Германии в 1848— 1849 гг. Опубликовано в 1851 г.). Из более поздних общефилософских произведений Фейербаха назовем здесь 766 «О спиритуализме и материализме, в особенности в их отношении к

свободе воли» (1863—1866). Автор теперь не только антигегельянец, но и последовательный натуралист и атеист, многосторонне осмысливавший проблему человека в духе радикального просветительства.

Из первых антигегельянских произведений Фейербаха, названных выше, очевидна радикальность его превращения субъект-объектного принципа, который столь настойчиво и бескомпромиссно проводил автор «Науки логики». Теперь автор «Основных положений философии будущего» категорически подчеркивает: поскольку «в жизни мы называем вещи и существа только согласно их объектам», с необходимостью следует, что «каков объект, таков и субъект» (там же, 4, т. 1, с. 94, 108). Сколь бы глубоко он ни погружался в свое сознание, эта рефлексия невозможна без воздействия противостоящих ему предметов. «Мое ощущение субъективно, но его основа (Grund), — подчеркивает автор "О спиритуализме и материализме", — объективна» (5, т. I, с. 572). Отсюда и максимальный принцип обращенной субъект-объектности в том же произведении: «Бытие предшествует мышлению» (там же, с. 566), хотя субъект, мышление — предикат. Мышление исходит из бытия, а не бытие из мышления» (4, т. 1, с. 83).

Понятие «бытия» у Фейербаха диаметрально в отношении совершенно духовного, актуально бесконечного Абсолюта Гегеля. Поскольку познавательная суть субъекта — хотя и не только эта компонента человека — определяется прежде всего его чувственным началом, его первоначальным объектом всегда выступает конечное, «бесконечное есть истинная сущность конечного, подлинное конечное», появляющееся в результате «универсального опыта» (4, т. 1, с. 76). Отнюдь не игнорируя ту элементарную истину, что «книга природы» читается чувствами, а понимается рассудком, Фейербах систематически подчеркивает сенсуализм как самый эффективный и совершенно необходимый принцип познания как определяющей основы всей человеческой жизни.

В англо-французском Просвещении XVII —XVIII вв. сенсуализм (и основанный на нем эмпиризм) был основным фактором гносеологической методологии. В Германии Фейербах стал теперь самым радикальным сенсуалистом. Настолько, что всю античную, средневековую и новоевропейскую философию он стал трактовать — в плане гносеологии и методологии — как непрерывные споры приверженцев конструирующего разума, с одной стороны, и сторонников конкретно фиксирующих чувств — с другой (см. например, 5, т. II, с. 623). Правда, у самого немецкого натуралиста мы не найдем сколько-нибудь развернутой концепции эмпиризма, какую задолго до него развивали Локк или Дидро (не говоря уже о Бэконе, столь им ценимом в отличие от Гегеля). Немецкий гуманитарий, восхищавшийся природой, совсем не был естествоиспытателем.

Природа, постигаемая прежде всего и главным образом чувствами, можно сказать, перечеркивает гегелевский Дух-Абсолют, отнимает у него определяющий атрибут вечности. Широко известны слова Фейербаха, отвергающие гегелевскую доктрину абсолютного идеализма: «Не было бы природы, никогда "Логика", эта непорочная дева, не произвела бы 767

ее из себя» (4, т. 1, с. 171). Выражено также убеждение в хронологическом первенстве природы перед Духом: «Дух без природы есть только абстракция; сознание развивается из природы» (4, т. 2, с. 94).

Чувственная множественность бытия — на грани номинализма — закрывает для антигегельянца возможность представить природу в какой-то убедительной целостности. Он неохотно, например, использует даже термин «материя», столь удаленный от ее конкретно-чувственных проявлений. Природа — многообразие явлений, констатируемых чувственно и раскрытых естествознанием того времени; она есть свет, электричество, магнетизм, воздух, вода, огонь, земля, животное, растение, человек как чисто физическое существование. Физическая природа — это «все то, что не является делом человеческих рук и мыслей» (5, т. II, с. 591). Здесь выражена позиция Фейербаха как натуралиста (в самом широком смысле этого термина). Он даже отказывается от термина «материализм», поскольку в эти времена появилось направление так называемого вульгарного, механицистского материализма (Бюхнер, Фохт, Малешот), примитивно сводившего человеческое сознание к фактам, открытым естествознанием.

Отвергая абсолютный идеализм Гегеля и тем более примитивизм вульгарного материализма, Фейербах поставил в фокус своих философских размышлений проблемы человека в их особо значимых духовных формах. Отсюда его обобщающая формулировка: «Истина не есть ни материализм, ни идеализм, ни физиология, ни психология; истина — только антропология» (там же, т. I, с. 224). В этом ключевом для всей системы Фейербаха термине подчеркнута органицистская целостность человека. Хотя он и не определяется как цель природы, но всегда выступает как ее фокус.