ПИСЬМО ВТОРОЕ История представлений о бессмертии души у язычников

2. Лицам, менее сведущим и менее свободным от предрассудков, нежели вы, Серена, покажется, вероятно, странным, что я буду говорить о вере в бессмертие души как о мнении, которое подобно некоторым другим философским мнениям возникло в определенное время и имело своим родоначальником определенного человека и которое принималось или отвергалось в зависимости от убеждений, интересов и наклонностей отдельных людей. А между тем это было именно так среди язычников; и я не раз изумлялся слабости тех, кто вопреки собственному убеждению словно боится признать этот факт. Как будто сущность дела может потерпеть какой-нибудь ущерб от заблуждений других людей, или как будто язычники не придерживались самых фантастических взглядов относительно существования бога и всех остальных догматов нашей религии, что, однако, никем не принимается за довод против истинности последней.

3. Египетские жрецы, халдейские маги и индийские брамины оспаривали друг у друга честь быть изобретателями веры в бессмертие души (как граждане Гарлема и Майнца спорят о приоритете в изобретении книгопечатания, или как китайцы и европейцы — об изобретении книгопечатания и артиллерии, а другие народы — о происхождении других искусств и учений). Но во всяком случае Аристотель определенно утверждает — и большинство авторов принимает это за неопровержимую истину, — что древнейшие греческие философы не имели ни малейшего понятия о каком- либо животворящем духовном начале ни во всей вселенной, ни в отдельных ее частях 87. Они объясняли все явления природы при помощи материи и пространственного движения, легкости и тяжести ИТ. п.; они отвергали все повествования поэтов о богах, демонах, душах, духах, небе, аде, видениях, пророчествах и чудесах как забавные басни и занимательные вымыслы.

После Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена и других, учивших, что вселенная бесконечна и что материя существует вечно, хотя формы ее все время меняются, явился Анаксагор и (по единогласному свидетельству почти всех языческих и христианских авторов) 88 присоединил к материи другое начало, которое он назвал умом и провозгласил двигателем и устроителем материи. За это столь новое и казавшееся очень странным учение он получил прозвище Умный ***, употреблявшееся одними в насмешку, а другими в знак восхищения. Мы покажем теперь, как он пришел к своему открытию вопреки большинству своих предшественников, считавших началом всех вещей бесконечную материю. Правда, Фалес учил, что материя есть по существу вода, а Анаксимен утверждал, что она есть воздух; из этих стихий путем разнообразных разрежений и сгущений образуются и в них снова превращаются все вещи. Но истинная мысль Фалеса и Анаксимена заключалась в том, что частицы материи чрезвычайно тонки и находятся в непрестанном движении подобно воздуху или воде, и это движение наряду с бесконечностью вселенной служило, как сказано, для всей плеяды древнейших философов единственным ключом к объяснению всех явлений природы, пока Анаксагор не прибавил новое начало — движущий и устрояющий ум.

4. Можно подумать, что человек с такими заслугами снискал себе соответствующее признание и славу. Но потому ли, что другие философы ему завидовали, или вследствие их нежелания допустить существование духа, или потому, что он ие сумел удовлетворительно ответить на их возражения, или еще по какой-нибудь причине, — только в действительности Анаксагору ие повезло ни у современников, ни у потомков. Все [философские] партии относились к нему одипаково плохо, насколько я понимаю, только потому, что он не мог угодить ни одной из них. Некоторые утверждают, что он не понимал корпускулярной философии и усвоил учение о самостоятельном уме (усвоил, а не создал) для того, чтобы избавить себя от необходимости изучать механику, делать утомительные выводы, вести точные наблюдения и вообще вникать в природу вещей. В доказательство ссылаются па то, что в других областях его мысль была весьма неповоротлива. Так, он учил 89, что солнце чуть больше Пелопоннесского полуострова; что земля плоская, а не круглая; что небесная твердь сделана из камней, которые удерживает от падения нх быстрое вращение; что при деторождении младенцы мужского пола выходят из материнского чрева с правой стороны, а младенцы женского пола — с левой; что снег черного цвета и что частицы всех вещей — крови, костей, золота, молока — существовали в готовом виде извечно, кровь же или золото, черные или зеленые предметы образуются тогда, когда однородные частицы собираются в одном теле в количестве, значительно превосходящем частицы всех других сортов (эти частицы греки называли гомеомери- ями) . Про Анаксагора, смеясь, говорили 90, что он оставляет свои поля в распоряжении своих овец, чтобы иметь больше досуга для занятий астрономией, в которой, как показывает его учение о солнце и камнях небесной тверди, он достиг поразительных успехов. Его бранили за то, что он пренебрегал житейской пользой и предавался отвлеченным и туманным умозрениям, совершенно бесплодным и недостоверным; говорили, что он поделом нищенствовал в старости и только помощь его ученика Перикла спасла его от голодной смерти. Философы, признававшие божественное, разумное начало, считали философию Анаксагора своего рода серединой между их собственной и ионийской школой, упрекая его за то, что он не всегда прибегает к своей гипотезе устрояющего ума; и в самом деле, там, где ои мог, он объяснял все явления природы взаимодействием между телами. У Платона (в его «Федоне») Сократ обвиняет Анаксагора именно в этом и вообще выказывает немалое презрение к его книгам. По той же причине его отвергали некоторые отцы христианской церкви, несмотря на то что он дополнил материю духом. Ириней38 (во второй кпиге против ересей) не только отказывает ему в религиозности, но и прямо называет его атеистом, прибавляя, что так его пазывали и другие 91. Климент Александрийский резко отзывается о нем в замысловатых выражениях, которые я здесь приведу дословно. «Анаксагор, — говорит он, — первый присоединил ум к вещам, но он не сохранил достоинства творящей причины; он описывает какие-то бессмысленные вихри, оставляя ум бездействующим и ие мыслящим» 92. Аристотель же сравнивает его с поэтом, который спасает своих героев при помощи чуда, когда уж никакая естественная причина не может им помочь. По его словам, «Анаксагору нужна гипотеза об уме для построения мироздания, но он привлекает ее только тогда, когда не может указать причину, действующую по необходимости; во всех же остальных случаях называет причиной явлений все, что угодно, только не ум» 93.

Впрочем, и в древности, и в новое время об Анаксагоре высказывались и более благоприятные мнения. Знаменитый Вернет39 говорит (в своей «Археологии», кн. I, гл. 10), что прозвище «Умный» почетнее, чем «Африканский» или «Азиатский». Сам Анаксагор тоже знал себе цену: когда после его изгнания (не то за атеистическое отрицание божественной сущности планет, не то за участие в заговоре с Периклом против государственной власти) некто сказал ему, что он теперь оторван от афинян, он немедленно возразил: «Не я от них, а они от меня» 94. 5. Ферекид40 с острова Сирое был, по свидетельству Цицерона 95 и других, первым среди греческих философов, писавшим о бессмертии человеческих душ. Ибо, хотя Фалес держался, по-видимому, того же взгляда 96, он ничего [на этот счет] не обнародовал; и Максим Тирский41 утверждает вслед за Цицероном (в своем двадцать восьмом рассуждении), что Пифагор Самосский, ученик Ферекида, «первый среди греков дерзнул открыто заявить, что только тело умирает, а душа бессмертна, не будучи подвержена ни старости, нн разложению, и что она существовала еще до своего появления на земле». Как видите, это было такое новшество, что тот, кто имел мужество открыто с ним выступить, считался смельчаком. Впоследствии Платон и другие жадно восприняли это учение; и мы знаем, как широко могли его распространить греки в своих бесчисленных колониях в Азии, Италии, Сицилии, Галлии и других странах через своих поэтов, риторов, историков и философов, творения которых столь славились у других народов своим изяществом, остроумием и своей ученостью.

6. Теперь возникает вопрос: откуда заимствовали это новое учение Анаксагор и его последователи (никогда не ссылавшиеся на божественное откровение)? Из древних источников видно, что он и примкнувшие к нему философы, а также поэты it мифологи восприняли эти идеи частью от персидских магов во время вторжения персов в Грецию, частью от жрецов Египта, куда греки ездили для обогащения своих знаний. Фалес заимствовал свою философию у египетских жрецов 97. Платон долго жил в Египте, и в его творениях заключено много египетской мудрости. Общепризнано, что от египетских мудрецов и их ученика Пифагора, а также от персидских магов он узнал все, что повествуется в его книгах о бессмертии души, о различных обителях праведных и неправедных [людей] н будущей жизни, об искуплении преступлений, об озерах и реках, о лугах, пещерах и чудовищах подземного царства98. Пифагор, один из величайших путешественников всех времен, беседовал с халдейскими магами, с индийскими гимнософистамн и особенно много с египетскими жрецами и пророками99. Он даже подвергнул себя операции обрезания, чтобы быть допущенным к знакомству с тайной египетской наукой, чего ему не разрешили бы при невыполнении этого условия 100. Я не буду здесь останавливаться на древ- иейших поэтах, как Орфей, Гомер и т. д.; все они, как можно видеть из первой книги Диодора Сицилийского, заимствовали свои вымыслы у египтян. Анаксагор учился у персидских магов, имея двадцать лет от роду, во время нашествия Ксеркса; в эти самые годы он начал (по свидетельству Дионисия Фалерейского) 10146 изучать философию в Афинах. Он слушал Анаксимепа и, как сообщают Феодорит и Аммиан Марцеллин 47, тоже ездил в Египет 102. Ясно, таким образом, откуда он взял свое понятие об устрояющем уме. В те времена греки многому научились у магов, что впоследствии пробудило желание посетить восточные страны для усовершенствования своих знаний и у других [народов].

7. Но до сих пор остается открытым вопрос: кто среди язычников был творцом учения о духах — египетские ли жрецы, или халдейские маги, или индийские брамины? Павсаний48 весьма категорично высказывается в пользу халдейцев и индийцев. «Я знаю, — говорит он, — что халдейские и индийские маги первые утверждали бессмертие человеческой души; и в этом они убедили и греков, в частности Платона, сына Аристона» 103. Некоторые другие греческие писатели (а вслед за ними и кое-кто из римских авторов) полагали, что если не вера в бессмертие души, то во всяком случае астрология была созданием халдейцев. Однако мы могли бы выставить множество свидетелей, если бы факты не говорили в пользу того, что халдейцы (у которых учились брамины) 104 всю свою мудрость и религию, а следовательно, и учение о бессмертии души и астрологию получили от египтян. Мы могли бы показать, что Макробий49 не преувеличил, назвав Египет матерью наук, а его жителей — родоначальниками всякой философии, первыми людьми, дерзнувшими исследовать и измерить небеса, и единственными, проникшими во все божественные тайны 105 (т. е.

лучшими богословами тогдашнего мира). Но так как в подобном изыскании здесь нет необходимости, то мы ограничимся тем, что требуется для нашей цели.

8. Авторы, считающие халдейцев творцами религии, основывались только на их славе великих астрологов (они первые познакомили с астрологией греков) и иа их широковещательных речах о духах и демонах, об иерархии ангелов, о мировом пожаре и конце света и т. п. Но это мнение легко опровергается более древними свидетельствами. Отец истории Геродот говорит, что «египтяне первые установили собрания, процессии и паломничества в честь богов» и что «греки научились всему этому у них»; в качестве доказательства он приводит то, что «у египтян это заведено с отдаленнейших времен, а у греков — лишь совсем недавно» 106. Все согласны, что афиняне получили большую часть своего культа от своего царя Кекропса, который был египтянином; многие их обычаи были введены Данаем и его дочерьми, тоже происходившими из Египта; элевсинские и самофракийские мистерии были сколком с мистерий Изиды и Озириса. Что касается, в частности, астрологии, то Геродот утверждает, что «египтяне первые установили, какой месяц и день принадлежит каждому богу и какую найдет судьбу, какою смертью умрет и как будет жить человек, родившийся в такой-то день», и что «всю эту мудрость использовали те из греков, которые посвятили себя поэзии» 107. Точно так же Дион Кассий50 говорит, что «наименование дней по семи планетам придумано египтянами и лишь очень поздно сообщено ими остальпым народам; древние греки ничего об этом не знали» 108. Геродот передает, далее, что египтяне на основании своих собственных древнейших свидетельств утверждали, что «они первые ввели в употребление названия двенадцати великих богов, перенятые впоследствии греками, и что они первые также начали строить жертвенники, статуи и храмы для богов и высекать из камня живот- ных» 109. Это подтверждает и Лукиан51. «Египтяне,— говорит он, — были, по преданию, первыми людьми, которые познали богов и стали воздвигать храмы и устраивать собрания молящихся. Они же первые узнали священные имена (т. е. слова) и научились священной речи (т. е. молитвам). Но вскоре от египтян учение о богах перешло к ассирийцам, они тоже начали строить храмы и алтари и украшать их идолами и статуями. Впрочем, первоначально храмы египтян были без статуй» 110. Эти цитаты определенно свидетельствуют против первенства ассирийцев или греков. Но послушаем, что говорит Диодор Сицилийский специально о магах. «Египтяне, — рассказывает он, — утверждают, что их колонии разбросаны по всему свету. Бел, который считается сыном Нептуна и Ливии, учредил колонию в стране вавилонян; основавшись там близ Евфрата, он, по египетскому обычаю, создал сословие жрецов, освободив их от всяких повинностей и налогов. Этих-то жрецов, которые по примеру жрецов, натурфилософов и астрологов Египта паблюдаюг звезды, вавилоняне называют халдейцамир 111. Это свидетельство подтверждается Павсанием, который пишет: «Бел вавилонский получил свое имя от египетского Бела, сына Ливии» 112. И Диодор повторяет в другом месте, что, «по египетскому преданию, вавилонские халдейцы происходят от египтян, у єгиптян и у египетских жрецов они научились астрологии, которая принесла им столько славы» 113.

Чтобы не утомлять вас дальнейшими доказательствами, прибавлю только, что египтянам представлялась широкая возможность распространять свои учения как в Азии, так и в Африке (особенно до основания ассирийской монархии) благодаря грандиозным завоеваниям Сезостриса52 и его преемников, проникших даже в Индию, причем гораздо глубже, чем много веков спустя проник Александр Великий. Сезострис побывал также во Фракии и в некоторых других частях Европы. О Некепсосе, другом египетском царе, сообщают 114, что он учил магов разным таинственным обрядам: в те времена наука не считалась недостойной государей! Рассказывает же Порфирий53, что «сословие магов пользовалось у персов таким влиянием и почетом, что Дарий54, сын Гистаспа, велел начертать на своей гробнице наряду со многим другим и то, что он был учителем магов» 115. Я знаю, что евреи и за ними христиане утверждают, что египтяне всю свою мудрость получили от Авраама55, халдейца по происхождению, а не по своему положению, чужеземца, прожившего среди них всего два года и, вероятно, говорившего на другом языке. Пятикнижие ни словом не упоминает о его учености; и в самом деле, если он знал астрономию или какую-нибудь другую науку, почему он не дал себе труда просветить свой собственный народ, как он якобы просветил египтян? Ибо из всех народов Востока евреи были самым невежественным; недаром в «Деяштях апостолов» Моисей прославляется не за то, что он следовал учению Авраама, а за то, что он усвоил н превзошел всю премудрость египтян. Да и в самом Пятикнижии упоминается о религии и науках египтян задолго до того, как Моисею был дан закон, что непререкаемо свидетельствует об их старшинстве среди народов [в этом отношении].

9. Воздав таким образом должное египтянам и показав, что они были источником просвещения для всего Востока, родоначальниками халдейской и греческой религий, я перейду теперь, Серена, к доказательству, что они первые среди язычников провозгласили бессмертие души и все, что отсюда вытекает: рай и ад. промежуточные сферы, привидения, колдовство, некромантия и все виды гадания. Геродот, который долго жил в их стране и дружески общался с их жрецами, который тщательно отделял виденное и установленное им лично от известного ему понаслышке и который имел при этом возможность исследовать египетские древности и взгляды египтян лучше кого бы то ни было, — Геродот высказывается об этом предмете очень ясно и определенно. «Египтяне, — говорит он, — первые утверждали, что душа человека бессмертна, что после гибели тела она вселяется в другое живое существо в момент его рождения и что, пройдя через тела всех наземных, морских и крылатых животных, она возвращается обратно, в тело какого-нибудь рождающегося человека. Совершается же весь этот круговорот в течение трех тысяч лет. Некоторые греки — одни раньше, другие позже — восприняли это учение и излагали его как свое собственное; их имена мне известны, но я их умышленно не называю» 116. Диодор Сицилийский сообщает нам их имена 117. Не говоря о всех, мы знаем, в частности, благодаря ему, откуда Пифагор взял свое учение о переселении душ, о котором я буду иметь возможность рассказать кое-что ниже. Так же обстояло дело и с другими учениями. Но так как греки, как я уже упоминал, получили большую часть своих астрономических и астрологических сведений от магов, они именно их считали творцами этих наук. Благодаря своим колониям в Малой Азии и на Ионийских островах они познакомились с магами гораздо раньше, чем с египетскими жрецами. О последних они знали очень мало до завоевания Египта персами, и в особенности до времен Александра Великого; позднее же они стали посещать эту страну очень часто и в большом количестве.

10. Геты были посвящены в учение о бессмертии души своим соотечественником Замолксисом, который был слугой и учеником Пифагора. Проповедь Замол- ксиса имела такой успех среди этих скифских племен, что они не только приняли установленные им законы и учение о будущей жизни, но в признание его великих заслуг поклонялись ему после его смерти, как богу 118. Вера в то, что после земной жизни настанет другая, лучшая, внушала нм бесстрашие в сражениях, перед лицом величайших опасностей; они бестрепетно шли на смерть 119, побуждаемые к благородному соревнованию своими певцами, которые (подобно галльским бардам) 120 увековечивали память великодушных героев, сложивших голову в бою. Галльские друиды56 (родоначальники британских), верившие в бессмертие, как и геты, и учившие о переселении душ, заимствовали свои взгляды у греков (вероятно, вместе с их философией), как об этом определенно говорит Юлий Цезарь121.

Счастье полярных пародов

В их заблужденье: лад ними сильнейший из страхов

не властен —

Страх перед смертью. Отсюда готовность их взяться

В миг за оружье, бесстрагаьо и твердая вера

В то, что позорно щадить свою жизнь, раз душа их

бессмертна ***?*.

11. Я возвел идею бессмертия души к ее историческому источнику, но я все еще не ответил на ваш вопрос, государыня, пока не объяснил, как сами египтяне могли прийти к этой идее без помощи божественного откровения. На этот счет я думаю, что их погребальные обряды и способы увековечения памяти выдающихся людей и могли явиться причиной, породившей веру в бессмертие. Как вы знаете, египтяне бальзамировали своих покойников и в таком виде помещали их в подземные склепы, где они сохранялись в целости в течение тысяч лет. Таким образом, еще до возникновения всякого понятия о бессмертной душе уже было принято говорить, что такой-то находится иод землей, что он перевезен хароиом (титул должностного перевозчика при похоронах) через реку Ахерон и доставлен к месту блаженного отдохновения в Елп- сейских полях, как называлось общее кладбище близ Мемфиса.

Среди разных способов увековечения людей и событий самый верный заключался в том, что имена замечательных лиц и названия знаменательных событий присваивались созвездиям как единственным вечным памятникам, не подвластным ни усилиям людей или животных, ни влиянию времени, ни воздействию стихий. Этот обычай перешел от египтян к другим народам, которые, правда, меняли названия [светил], но в свою очередь давали звездам имена с тою же целью. Так, Исида, Осирис, Анубис, Тот59 и другие были первыми вознесены на небо с объяснением истории жизни; о Суфисе, Сете, Фанесе, Моисее говорилось, что они находятся под землей. Но нерассудительная толпа, слыша, как ученые постоянно говорят о каких-то людях на звездах, стала думать, что те действительно живут на небе, тогда как все другие остаются после смерти под землей. Ибо, как говорит Цицерон, «опускание трупов в землю привело к мнению, что покойники проводят остаток жизни под землей». И он прибавляет, что это мнение породило множество заблуждений, в частности сказки об ужасах подземного царства 122.

12. О жизни людей, вознесенных на звезды, я расскажу подробнее в другой раз, когда буду иметь случай написать обещанное вам рассуждение о происхождении идолопоклонства. Теперь же продолжу рассказ о погребальных обрядах, давших повод к возникновению всевозможных представлений о загробной жизни в Египте, в других частях Африки, во всей Азии, во многих местах Европы, и в особенности в Греции. Диодор Сицилийский в первой книге своего бесценного произведения подробно повествует о погребальных обрядах египтян, и в частности об их способе бальзамирования трупов, столь совершенном, что даже через много веков сохраняется подобие с живым человеком. Затем он прибавляет: «Родственники человека, подлежащего погребению, заранее уведомляют судей, а также родных и друзей покойного о дне похорон; сообщив его имя, они заявляют, что в этот день он будет перевезен через озеро. После этого собираются свыше сорока судей, которые располагаются в особом амфитеатре, устроенном на берегу озера; туда же прибывает челн, приготовленный теми, кому надлежит этим ведать, и управляемый перевозчиком, которого египтяне называют на своем языке Хароном. Говорят, что Орфей 60, наблюдавший этот обычай во время своего посещения Египта, поэтому и сложил свое сказание о подземном царстве, отчасти воспроизводя виденное, отчасти дополняя его собственными вымыслами» *. Далее Диодор рассказывает, что каждый имел право обвинять или защищать покойного, и, если оказывалось, что последний вел дурную жизнь, его не разрешали хоронить обычным способом. От этого практиковавшегося в Египте запрета, прискорбного для близких и позорного для покойного, греки (и вслед за ними римляне) и получили свое представление, что души непогребенных терзаются беспокойством и не могут перейти через реку и попасть в Елисейские поля. Так благородный обычай был превращен в бессмысленную сказку. Отсюда легко также понять, как греки пришли к своему представлению о судьях подземного царства, каковыми они считали МинФса, Эака и Радаманта, справедливейших из своих государей.

99

4* Но вернусь к прерванному рассказу. Если какие- нибудь обвинения оказывались ложными, обвинитель подвергался суровому наказанию; и если больше никто не обвинял покойного, его клали в гроб и родные, сняв с себя траурные одежды, устраивали торжественное величание, причем поминали не его высокий сан или происхождение, но его ученость, благочестие, справедливость, самообладание и прочие добродетели. Рассказав еще некоторые относящиеся сюда подробности, Диодор делает следующее в высшей степени справедливое замечание. «Греки, — говорит он, — перенесли веру в загробное воздаяние в область мифов и поэтических вымыслов, и поэтому они не были способны направить с ее помощью людей на путь добродетельной жизни. Наоборот, у египтян наказание злых и вознаграждение добрых не оставалось в царстве сказок, но происходило в действительности, ежедневно напоминая тем и другим об ожидающей их участи; следствием этого обычая явилось замечательное совершенствование нравов» 123. Ниже, в той же книге, он приводит список знаменитых греческих философов и законодателей, которые были посвящены в египетскую мудрость; и он опять повторяет, что «Орфей вывез оттуда большую часть практикуемых в Греции мистерий вместе с совершаемыми при этом оргиями, а также вымыслы о подземном царстве» 124. Несколько ниже он снова как очевидец уверяет нас, что «луг, который называется в сказаниях обиталищем покойных, находится близ озера, именуемого Ахерузией, недалеко от города Мемфиса, окруженного прекраснейшими лугами, где растут камыши и лотос. И правильно говорится, что эти места населены мертвыми, ибо здесь справляются наиболее часто и наиболее пышно похороны египтян; сюда перевозятся через реку и через озеро Ахерузию тела умерших, и здесь они хоронятся в специально построенных склепах. Другие сказания греков о подземном царстве также согласуются с тем, что по сей день совершается в Египте: судно, на котором перевозят тела умерших, называется «барис», и монета стоимостью в обол уплачивается перевозчику, который на языке египтян именуется «харон». Говорят, что вблизи тех мест есть и капище сумрачной Гекаты, и врата Коцита и Леты, запертые медными замками; есть также и врата Истины и неподалеку от них безглавая статуя Справедливости. И еще многое другое сохраняется среди египтян, о чем повествуют наши сказания, в которых упоминаются те же имена и тс же обряды» 125.

Таков наиболее естественный взгляд на происхождение поэтических вымыслов о Елисейских ПОЛЯХ, о Хароне и взимаемой им плате за перевоз, о различных обителях отошедших душ и о вратах подземного царства. Всякое иное представление неверно или во всяком случае шатко и неправдоподобно. Вся первая книга весьма добросовестного Диодора заслуживает прочтения, но для моей цели достаточно приведенных выписок.

13. Итак, я показал вам, государыня, как вера в бессмертие души со всеми вытекающими отсюда следствиями перешла от египтян к грекам, была распространена последними в их малоазиатских и европейских колониях и воспринята римлянами, получившими от греков свою религию и законы. Я отметил успехи этого верования среди скифов, германцев, галлов и бриттов. Я доказал также, как из Египта, где оно зародилось, оно перешло к халдейцам и индийцам, а от них распространилось по всему Востоку. И не удивительно, что это учение с радостью принималось всюду (хотя язычники и не знали его истинных оснований), ибо оно утешало человека надеждой на го, чего он желает больше всего на свете, именно на продолжение его существования в загробном мире. Ведь очень немногие способны примириться с мыслью о конце своей жизни, и большинство людей скорее предпочтут быть несчастными, чем не существовать вовсе.

Так обстояло дело с учением о бессмертии души среди народов, не просвещенных божественным откровением. Оно зарождалось среди взрослых, от них переходило к детям и в конце концов становилось неотъемлемой частью всеобщего образования, так что даже образованные люди иршшмалн его на веру без всякого обоснования. Конечно, простой народ, не привыкший к размышлению, всегда довольствовался (что делает он н до спх пор) слепой верой пли послушно внимал какому-либо авторитету; но иное дело философы, которые выставляли разные вероятные доводы в пользу самостоятельного существования и вечности души. Они полагали, что их мысли, или идеи, нематериальны и не имеют ничего общего с протяженностью; они открыли свободную волю в своей душе и самопроизвольное движение в своем теле; они наблюдали в себе непрестанную борьбу между влечением и разумом; они придавали большое значение своим сновидениям и думали, что и наяву им случается иногда получать предсказания относительно грядущих опасностей; они видели, что люди охвачены неутолимой жаждой знания, стремятся предвидеть будущее и настойчиво желают наслаждаться бесконечным счастьем. И они пришли к заключению, что все это должно иметь своим источником некое существо, отличное от тела, обладающее собственной двигательной силой и, следовательно, бессмертное, нбо всякая частица материи приводится в движение внешней причиной, а то, что имеет [причину] движения в самом себе, никогда не может его утратить.

Вера в бессмертие души всячески поддерживалась у язычников также их законодателями, из которых некоторые сами не верили в него. Но, видя, что лишь немногие добродетельны от природы, остальных же делает таковыми надежда на награду или страх перед карой или позором в дальнейшем, они приняли эту веру ввиду ее практической пользы, поскольку она внушает людям мысль, что злые, избежавшие кары иа земле, обязательно будут паказаны за свои преступления в загробном мире, равно как и добрые найдут там свою награду, которой они могли быть несправедливо лишены в земной жизни.

Другие придавали этому аргументу более умозрительное, чем практическое значение и старались доказать, что подобное поведение с необходимостью вытекает из благости и справедливости всемудрого сущест- ва. Философы вели споры о предсуществовашш души, о ее сущности и долговечности, о времени и способе ее соединения с телом и расставания с ним, об их взаимной связи. По этому поводу было высказано много тонких и остроумных догадок, но еще больше смешных, фантастических и заведомо невероятных. Новые философы успели в этом отношении не больше древних, и среди тех и других едва ли найдутся два вполне единомыслящих. При этом мне лично кажется, что новые не имеют права так же свободно исследовать этот вопрос, как древние, но должны смиренно подчиняться авторитету нашего спасителя Иисуса Христа, который возвестил истину о жизни и бессмертии.

14. Не удивительно, что представление [о бессмертии души], покоившееся у язычников на столь шатких основаниях, вызывало сомнения и отвергалось очень многими, даже целыми [философскими] школами, как, например, эпикурейцами. Некоторые другие школы считали, что душа после смерти тела совершенно уничтожается, возвращаясь обратно в мир и растворяясь в нем. Но и во всех школах всегда существовали отдельные лица, фактически не признававшие бессмертия души, хотя и приспособлявшиеся в обыденной жизни к народной вере. В самом деле у большинства философов было (как мы узнаем нз источников) два учения: эзотерическое и экзотерическое, или тайное и открытое; последнее они сообщали всем без различия, а первое — в весьма осторожной форме — лишь своим лучшим друзьям, да еще немногим другим, кто был способен его понять и не злоупотреблял бы им. Пифагор сам не верил в переселение душ, которым он так прославился у потомков. В своем эзотерическом, или тайном, учении он имел в виду лишь вечный круговорот форм материн, те непрестанные изменения, которые превращают каждую вещь во все и все вещи в каждую, так что растения и животные входят в нас, а мы в них, и все вместе мы входим в тысячу других вещей, причем земля превращается в воду, вода — в воздух, воздух — в эфир и обратно, и так без конца. Но в своем экзотерическом учении, пли учении для всех, он наставлял простонародье при помощи двусмысленных выражений, что «после смерти они превратятся в разных животных», чтобы тем вернее отпугнуть их от недобрых дел. Обратите внимание, сударыня, на слова его близкого друга и ученика Тимея Локрийского. «Человек, — говорит он, — упорствующий в непослушании, может быть уверен в наступлении кары как на основании законов, так и на основании учений о небесном и подземном суде, о жестоких муках, которым будут преданы несчастные души, и обо всем прочем, что, согласно древнему преданию, возвестил ионийский певец. Ибо, подобно тому как тела больных мы лечим любыми средствами, попавшими под руку, если они отказываются от наиболее полезных, так и ум людей мы держим в узде при помощи ложных доводов, когда он не внемлет истинным. Вот почему необходимо учение чужеземцев о загробных муках и о переселении душ, о том, что души трусов после смерти вселяются в тела женщин — на позор, души убийц — в хищных животных — в наказание, души сластолюбцев — в тела свиней и козлов, души вертопрахов и хвастунов — в летающих птпц, наконец, души лентяев и дураков — в тела животных, обитающих в воде». Выше я уже доказал, что гомеровское предание о загробных муках идет из Египта; учение о переселении душ Тимей называет здесь чужестранным потому, что Пифагор заимствовал его у египетских жрецов.

15. Хотя поэты украшали свои творения речами о бессмертии души, все же многие из них (ибо ие все мыслили одинаково) решительно отвергали его, как я могу это доказать их собственными словами. Ибо Сенека61 был не одинок, когда говорил:

Нет после смерти ничего, и смерть Сама — ничто: она пути земного, Мгновенного лишь крайняя черта. Так прочь надежды, прочь напрасный страх! Но хочешь знать ты, где ты будешь после Кончины? Там, где души нерожденных. Нас пожирает времени пучина. Смерть превращает наше тело в прах И душу не щадит. Тэнар, и царство Сурового владыки, и у врат

Безжалостных сидящий стражем Цербер — Все это лишь слова, пустые сказки, Подобные виденьям страшных снов 126.

Неверие поэтов, насколько я могу судить, лучше всего объясняется тем, что они слишком хорошо понимали значение собственных вымыслов о будущей судьбе души. Едва ли хоть один из них верил в захватывающие поэтические описания Елисейских полей или страшные при всей их красоте рассказы о мучениях грешников. Вергилий62, наиболее точный и подробный живописатель подземного царства, не мог, однако, не воскликнуть при мысли об Эпикуре в порыве философского восторга:

Счастлив, кому удалось постичь причины явлений И пятой раздавить все страхи пред темною силой Неумолимой судьбы и пред рокотом жадного Стикса 127.

Я никогда бы не кончил, если бы стал приводить все места, в которых Гораций63, Ювенал64и остальные посмеиваются над сказками об аде, духах и прочем; но их общую мысль выразил, хотя и в более серьезном тоне, Корнелий Север65 в своей поэме об извержении Этны:

Больше всего сеет лжи театральная сцена. Поэты —

Правда, только в стихах — узрели черные тени

Там, за гранью могилы, в бледном царстве Плутона.

Ими измышлены также и волны, и псы Ахерона,

Ими голод внушен и острая жажда Танталу,

Ими воспет тот суд, что творится Миносом с Эаком,

Ими вращается вечно в аду колесо Иксиона.

Сказки о мире подземном — сплошь измышленье поэтов.

По им мало земли — они о богах рассуждают,

В небо вперяя свой взор, куда закрыт для них доступ 128.

Вы, может быть, сочтете меня немилосердным за то, что последней фразой я исключаю их из рая. Но, не говоря уже о том, что они ничего лучшего не заслужили своими вымыслами, вредными для истины, моя жестокость не слишком велика, ибо они не могут бояться ада, который ими же самими создан.

16. Однако доводы всех, кто отрицал бессмертие души, будь то поэты или философы, почти полностью заключены в небольшом отрывке из Плиния Старшего (из седьмой книги его «Естественной истории»). «Когда погребено тело, — говорит он, — начинаются разные догадки об отошедшей душе. Но положение всех людей после кончины таково же, как до начала жизни; и пи тело, ни душа не сознают после смертп больше, чем сознавали до рождения. Однако человеческое себялюбие простирается и на будущее и измышляет себе новую жизнь с момента смертп. Одни говорят о бессмертии души, другие — о ее переселении, третьи наделяют сознанием обитателей подземного царства, поклоняясь их теням и делая бога из того, кто перестал быть даже человеком. Как будто человек дышит иначе, чем все остальные животные, и как будто нет существ, жизнь которых гораздо продолжительнее и которым, однако, никто не приписывает подобного бессмертия. Но какое тело у самой души? Из какого она вещества? И чем душа мыслит? Как она слышит? Как видит? Каким способом осязает? Что она делает? А без всего этого как же она может существовать? Наконец, где она пребывает? На протяжении стольких веков какое должно быть множество душ или теней! Все это детские утешения, выдумки смертных, которые жаждут бессмертия. Мысль о сохранении человеческого тела после смерти — такое же суеверие, как мысль о воскресении, возвещенная Демокритом, который сам, однако, не воскрес. Но какое чудовищное безумие думать, что жизнь может быть возрождена смертью! И когда смертные будут услаждаться покоем, если душа сохраняет сознание в горнем мире, а тень в преисподней? Нет, это детское легковерие уничтожает отраду смерти, высшее благо, дарованное нам природой, и удваивает горечь кончины, если можно горевать и при мысли о будущем состоянии, ибо если приятно жить, то кому может быть приятно сознание, что жизнь прожита? Насколько же легче и вернее полагаться на свой собственный опыт, изгоняя всякий страх мыслью о том, чем был ты до рождения!» 129

Таковы рассуждения людей, которые говорят о том, чего не знают, у которых имеются ложные представления о происхождении души, никакого понятия о ее связи с телом и лишь смутные догадки о ее сущности, что, естественно, заставляет их сомневаться в ее самостоятельном существовании и отрицать ее бессмертие. Но как бы ни заблуждались люди, предоставленные самим себе, бог не может лгать, и возвещенное им, хотя оно и не всегда доступно нашему пониманию, должно быть истинно и безусловно достоверно. В том и состоит великое преимущество верующих, что даже тогда, когда они знают о природе какого-нибудь предмета столь же мало, как другие, они все-таки могут иметь глубочайшее убеждение в его существовании и делать из этого убеждения полезные и благочестивые выводы.

17. Но ие буду выходить из рамок моей чисто исторической задачи, тем более что вы, Серена, не нуждаетесь в противоядии даже от соблазнов более искусного противника, чем Плиний. Я откровенно поведал вам и постарался обосновать мое мнение о том, как язычники пришли к представлению о бессмертии души; и если я считаю родоначальниками этого учения, равно как астрологии и большинства других наук, древних египтян, то не из пристрастия к этому исчезнувшему народу (как бы ни была высока его образованность, мудрость и цивилизация), а потому, что исторические доказательства привели меня к такому убеждению. Странствуя по лабиринтам древности, я не боюсь в этом отношении никаких подозрений в пристрастии или опасении, заинтересованности или мстительности! Никто не подумает, что я льщу Некепсосу, если изображу его царем астрологов, и я родился слишком поздно, чтобы ждать награды со стороны Сезострнса, который, по моему мнению, превосходит всех других героев и завоевателей древности. Когда я приступал к иссле- дованию этого предмета, истина была моей единственной целью помимо выполнения вашей воли, сударыня, которая более обязательна, чем воля какого бы то ни было монарха, для вашего покорного и всепредан- нейшего слуги.