Данная часть раздела нацелена на приведение в систему изученных предварительно классических философских предметов, что является необходимым условием формирования философа ex professo. Философия, при всех вариациях толкования ее специфики, имеет предметом всеобщее как таковое, которое раскрывается в различиях категорий.
В истории классической философии попытки систематизации всех категорий предпринимались, начиная с Аристотеля. Но наиболее гибким, объемлющим и открытым развитию вариантом такой систематизации является гегелевская диалектика. После Гегеля, который был особой фигурой, вершиной и завершением классиче - ского периода, усилия, связанные с упорядочением философского инструментария, если и предпринимались, то были скорее бунтом против системы и уходом от философствования в формах категорий (например, экзистенциалы у М. Хайдеггера). Поэтому канвой, организующей систематическое изучение основных философских категорий в данном курсе является «Малая логика» Гегеля, которая и самим Гегелем замысливалась как учебник для студентов. Метод Гегеля, позволивший ему осуществить удивительный синтез классического наследия, исходит из того, что всеобщее в его категориальной организации является сложным саморазвивающимся целым, исторически восходящим от абстрактного, свернутого состояния к конкретному, богатому различениями, определениями. Поэтому на высшей фазе его расчлененное состояние позволяет увидеть его основную конструкцию в чистом виде, т. е. сформулировать основной вопрос философии самым общим способом, увидеть основную проблемность исходного пункта философствования. Современное Гегелю состояние мысли характеризуется субъект- объектной оппозицией как способом философского вопрошания, и это делает заметной «трещину» в античном понимании всеобщего как бытия-мышления. Именно определение бытия как мышления обнаруживает мнимость его монолитности, оказывается зародышевой формой всех дальнейших философских проблем. Убедиться в этом Гегелю позволило прослеживание исторического развития европейской философии, чему посвящена его «История философии». Но наша задача ограничивается систематическим ракурсом предмета, так что для наших целей достаточно выявить те связи, которые устанавливаются в развитом состоянии системы, в новоевропейской философии, где философия принимает вид теории познающего мышления. Но мышление в качестве предмета логики Гегель впервые делает проблемой, находя, что «мышление о мышлении (т. е. логика) отстало от мышления о всем прочем, т. е. от мышления, которое реализуется... в виде всего организма цивилизации.. Если принять на веру, что человеческое мышление и в самом деле руководствуется теми правилами, ..совокупность которых составляет традиционную логику, то все успехи науки и практики становятся попросту необъяснимыми». Поэтому и возникла задача привести в соответствие логический «портрет» мышления с его оригиналом, т. е. заново и непредвзято построить логику - науку о познающем мышлении, в которой его определения - категории - выводились бы систематически. Логика, следовательно, хочет получить все характеристики мышления имманентным образом, и потому исследует мышление в чистой стихии мышления. Поскольку логика составляет абсолютное начало системы наук - у нее есть специфические трудности, отличающие ее от других наук (во времена синергетики, впрочем, оказалось, что специфика эта характеризует облик всей постнеклассической науки, ведь в ней отнюдь не только мышление предстает как самоорганизующаяся целостность, но и любая ее предметность): логика должна решить проблему начала. Проблема состоит в том, что филосо - фия не может заимствовать исходных положений из других наук, но не может также и брать их непосредственно на веру, должна снимать свои предпосылки, т. е. содержать доказательство всех своих положений, «без чего невозможна научная философия». Опора на столь скудную категорию, как непосредственность, «делает законом примитивность мысли», пустое резонерство, выхватывающее по произволу из содержания предмета один из моментов, выдавая его за целое. Поэтому не должно удивлять, что указанный способ мысли приходит к отрицательному результату, открывая, «что на пути конечного познания невозможно опо - средствование с истиной». Это очень важный результат, но констатация недостаточности привычных рассудку конечных категорий, обиходного логического аппарата привела Гегеля не к убеждению в невозможности познать объективную истину, а к выво - ду о том, что имеющийся в наличии логический арсенал, поня тие о познающем мышлении, нуждается в переработке, не должен больше некритически заимствоваться из традиции. Относительно природы и определенности мышления и его форм должен быть прежде всего поставлен вопрос, откуда они берутся и почему именно таковы. Для этого познанию, которое не хочет быть сбито с толку скепсисом и сохраняет «неустрашимую волю к истине» необходимо отрефлектировать не всегда явные предпосылки наивного, традиционно-метафизического понимания мышления, согласно которому последнее есть одна из психологических способностей (наряду с чувством, воображением, памятью, волей...). В этой связи Гегель разбирает два предшествующих его собственному способа понимания отношения мысли к объективности (способа решения субъект-объектной оппозиции). Первое отношение мысли к объективности - метафизическое - приступает к предмету познания с наивным оптимизмом, понимая под субъектом изолированное «Я», разумное по природе; под предметом - природу, устроенную разумно. В силу их, по существу, тождественности, способ их объединения не кажется проблемой и выступает как непосредственное созерцание. Понятие о предмете здесь образуется как отвлечение от сходного в созерцаемых вещах, так что в этой гносеологической пирамиде «видеть - значит знать». Однако эволюция этой установки показала, что понятия, добытые таким путем, остаются чисто субъективными построениями, которые не имеют никакой связи с объектом, и поэтому всегда под уг - розой опытного опровержения, да и без такого опровержения гарантировать их связь с внешним объектом может только Бог. А это соображение опрокидывает само основание научной точки зрения, в которой «Я» - единственное мерило всякой истины. Эта критическая для науки ситуация вызвала к жизни вто - рое отношение мысли к объективности - критическую философию, которая сделала отсюда надлежащий вывод, что чувства и рассудок непосредственно не соотносятся, и «видеть» не значит «знать», а решение вопроса об отношении субъекта к вещи вне его поставила в зависимость от того, какой найдется способ восстановить единство оказавшегося таким образом разорванным субъекта. И. Кант нашел способ объединить познавательные способности субъекта, но объединение теперь было возможно не как непо средственное, а как опосредствование эмпирического уровня чувственности и рассудка их трансцендентальным уровнем, на котором чувство предстает как активность, протекающая во всеобщих формах - пространстве и времени; рассудок, который раньше выступал только как формальное отождествление чего угодно, оказался деятельностью сведения многообразия в систематическое единство, протекающей в категориях (тех самых, что преж - ней метафизикой принимались за наиболее общие определения вещей). Правда, способ той деятельности, которая актуализирует эту способность в субъекте, наполняя ее чувственным содержанием, остается тайной, слепым произволом воображения. Это не случайно: Канта смутило то глубоко обоснованное им обстоятельство, что целокупная актуализация логических форм обнаруживает их как самопротиворечивые. То есть в противоположность прежней догматической метафизике, которая из двух противоположных утверждений могла признавать только одно (например, мир или конечен, или бесконечен, все в природе - толь ко необходимо, случайность есть лишь плод нашего незнания, дух же, напротив, всецело сво боден и т. д.), Кант показал, что относительно любого чувственного содержания рассудок может выстроить два взаимоисключающих и при этом равно аргументированных положения. Реальное совокупное движение научного познания именно и происходит как борьба теорий, отстаивающих в себе непротиворечивые, но исключающие друг друга позиции. Описанное обстоятельство не случайно, не плод ошибки или неряшливости ученых, а имеет основанием природу нашего интеллекта - парадоксальным образом оказывающегося в силу этого чем-то недоступным рациональному (т. е. руководствующемуся законами традиционной логики, прежде всего законом запрета противоречия) познанию. Если Кант остановился на этом отрицательном результате, то Гегель, продолжая дело критики самих форм познания, поставил вопрос о правомерности приписывания мышлению в качестве закона этого пресловутого запрета противоречия. В самом деле, если вся предшествующая логическая традиция рассматривает мышление не иначе как психологическую способность, всегда доступную в чистом виде только в языке, как внутреннюю речь, то как отделить собственную определенность мышления от определенности совсем другой реальности - языка? Их и не разделяли, но ведь не только в говорении человек проявляет себя как мыслящее существо, но во всяком опредмечивании своего духа, в создании всего предметного тела своей культуры. Если принять это во внимание, появляется возможность сравнить разные предметные воплощения мышления и ус тановить его собственную определенность, в отличие от определенности тел его носителей как инвариант. И этим инвариантом не может больше быть закон запрета противоречия. Мышление при таком понимании представляет собой «реальное мышление», находящееся вне головы непосредственных индивидов, т. е. совокупный разделенный труд. Предмет этой деятельности является всеобщим, обязательным для всех, объективным не потому, что индивиды, его полагающие, действуют одинаково (как было у Канта, где от их множественности можно было отвлечься, ос тавив одного - трансцендентального - субъекта), а потому, что этот предмет связует их способы действий как разные и проти воположные (например, в единой деятельности индивиды противополагаются как господин и раб, как муж и жена, как учитель и ученик и т. д.). Предмет оказывается, следовательно, столь же субъективно положенным объектом, сколь и суверенной вещью, от сознания индивида как такового не зависящей. Реальное мышление - это уже не одна из психических спо - собностей индивида, а то, что «деятельно во всем человеческом и сообщает всему человеческому его человечность», так что вместо разных «стволов познания» «в себе существует одно только мышление», законом которого является единство противоположностей. Указанная определенность делает мышление субъектом саморазвития, т. е. реальностью, которая сама себя определяет, удваивая себя, делая себя своим собственным предметом, лишь через такое опосредствование смыкаясь с собой в понятии о себе, т. е. узнавая себя в своем предмете. Но из так понятой природы предмета логики прямо вытекает определенность ее начала, которое не является ни опосредствованным (ведь все доказательство еще впереди), ни голой непосредственностью, произвольным предположением, временно принятым. Противоречие начала в силу приведенных соображений оказывается не выражением бессилия мысли, приступающей с конечными средствами к бесконечному предмету, а выражением определенности самого себя начинающего предмета: ведь в логике средства познания сами составляют его предмет, замкнулись на себя, обнаружив этим свою бесконечность. Поэтому начало логики совпадает с само-начинанием предмета. Оно должно быть: - началом этого предмета, так что все его определения должны быть получены только как результат имманентной игры его сил, так, как если бы ничего кроме этого предмета не суще - ствовало вовсе; - абсолютно полной абстракцией от его специфики, от всех конкретных определений, которые всегда имеют силу только соотносительно с другими и которые поэтому не могут быть за ранее приписаны предмету как целому. Таким образом, мы должны взять в рассмотрение мышление как совершенно чистое бытие, которое, как лишенное всякого содержания, столь же есть полное ничто всякой определенности. Но бытие не только есть ничто, но и составляет противоположность ничто, значит, не есть ничто, поэтому они суть одно, но не как спокойное тождество, а как неистинные, снимающие сами себя моменты чего - то третьего: становления. Становление есть их истина как их единство, причем это единство не является абстракцией сходства (у бытия и ничто нет оного), оно представляет собой их определенное единство, границу, которой положено возникновение и прехождение чего-то конечного, наличного бытия. Познающий ищет прежде всего, чем же является в себе, т. е. само по себе, независимо от привходящих изменений, то, что становится; это значит, он ищет качество, т. е. тождественную с бытием определенность. Это такая характеристика, теряя которую нечто перестает быть тем, что оно есть. Но поскольку каче - ство все же есть граница, то оно в себе противоречиво: эта граница составляет, во-первых, реальность его наличного бытия (его в-себе-бытие), во-вторых, его отрицание, переход в другое, его бы- тие-для-другого. Поэтому только кажется, что наличное бытие устойчиво в себе, на деле же оно необходимо становится другим, то - в свою очередь другим и т. д. Так возникает скучная беско - нечность перехода в иное. Но переходя в иное, иное переходит в себя, т. е. этот переход, пока он абстрактный переход в другое, есть движение в одной и той же тотальности, умножение экзем пляров одного и того же. И тогда граница оказывается не только опосредствованием с другим, а соотношением с собой, опосредствованным бесконечностью соотношения с другими. Этим, в-третьих, очерчена форма для-себя-бытия, рождение системного качества, чья определенность безразлична к определенности в-себе-бы- тия и, следовательно, оказывается количеством. Эту гегелевскую фигуру хорошо иллюстрирует Марксов анализ формы стоимости, которая в начале простая (в-себе-бытие) и может быть фиксирована формулой: х товара А = у товара В. В ней обе стороны легко меняются местами, по существу не отличаясь друг от друга. Но их граница (их натуральное, качественное различие) есть условие их вступления в обмен, их ин теграции и развертывания в более сложную форму - развернутую: хА = уВ = zC = ..., т. е. в бесконечный ряд товаров, соот - ветствующих некоторому особенному эквиваленту. И затем процесс достигает всеобщей и денежной форм стоимости, где выяв ляется, что отдельные товары положены как чисто количественные различия, как сгустки одного - своего системного - качества, стоимости, которая безразлична к их натуральной качественности. Качество перешло в количество. Подобным образом Гегель показывает и эволюцию количества как в себе противоречивой логической формы. Противоречие прерывности и непрерывности чистого количества приводит к невозможности непосредственно установить количественную определенность. Последняя устанавливается только через количественную бесконечность, посредством таких определений (например, дифференциалов), которые имеют количественный смысл, числовую определенность только в отношении друг к другу, высказывая этим свою не-количественную природу, рождая однозначность количественного определения только на стыке разных качеств, от которых не позволяют абстрагироваться. Качественное количество Гегель определяет как меру, в сфере которой требуется удержать уже обе противоположности (качество и количество), положенная взаимная противоречивость которых приводит к самоснятию сферы бытия вообще. То, что казалось устойчивым само по себе, - обнаруживает текучесть. Внутри реальной меры (т. е. многомерной, нелинейной системы, отношения в которой описываются уравнениями с показателями в степени > 2) с одной стороны, все элементы различены только параметрически, т. е. количественно: ведь это определения единой системы, различия внутри ее гомогенного качества. Но, с другой стороны, столь же невозможно, чтобы эти определения различались количественно, поскольку они не теряют своего многообразия, многокачественности внутри такой системы, так что, в пределе отрицая друг друга, они должны друг друга уравнове - шивать, иначе система не могла бы воспроизвести себя как себе равная единица в свойственных ей пропорциях. Коэффициенты такого уравновешивания и выступают как границы предельных переходов, устойчивая количественная определенность. Таким образом совпадают и не совпадают (т. е. совпадают лишь в пределе, в «дифференциале», через бесконечность) определение стоимости трудом и денежным эквивалентом, что и обусловливает как воспроизведение системы экономических отношений капитала, так и выхождение его за свои пределы: производство прибавочной стоимости (точнее, воспроизводство капитала уже есть воспроизводство выхождения).
И так обстоит во всякой органической системе. Указанное противоречие характеризует непосредственность бытия как только видимость, как неистину, как то, что снимает се - бя. Что казалось устойчивым - на деле не таково, оно удерживается в своей устойчивости чем-то, что пока невидимо, но светится через трещину оказавшегося надломленным в себе бытия. Следовательно, истиной непосредственности оказалась рефлексия (свечение, удвоение, отражение от другого). Поскольку бытие обнаружило себя положенностью, то рефлексия выступает сначала как полагающая. Эта рефлексия возвращается от непосредственного, найденного в наличии, к тому, что поистине первое, что полагает, обосновывает собой это непосредственное. Но это первое еще не определено, оно на данном этапе есть лишь предположенное. Следовательно, эта полагающая рефлексия выступает и как предполагающая (восходящая от чего-то готового), т. е. внешняя. Но этот внешний характер, в свою оче - редь, есть видимость. Когда предполагающие определения взаимоопределяются как противоположности (а это происходит с необходимостью, что показал хотя бы Кант в движении реально - го научного познания: теории относительно некоторого предмета рано или поздно обнаруживают отношения взаимоисключения, как, например, корпускулярная и волновая теории света) - тогда рефлексия становится определяющей. Это означает, что ее определения подтверждают свою существенность, не-произволь- ность, не -безразличие по отношению к предмету, ведь противоречие в теории нельзя разрешить «из головы», а только просле - живая те опосредствующие звенья, которые в самом предмете замыкают его полюса. Отсюда видно, что рефлексия составляет сферу законов мышления, т. е. тех действий, которые с необходимостью совершает всякое познание на пути к истине. Правда, традиционная (формальная) логика провозглашает эти положения вне всякой связи, не выводя их. Так, полагающей рефлексии соответствует положение о тождестве (закон запрета противоречия), внешней - о различии (что нет двух одинаковых вещей), высказанное Г. Лейбницем, определяющей - об исключенном третьем (что нет ничего безразличного к противоположностям, но все должно определяться либо как +А, либо как -А). И, наконец, результату опре - деляющей рефлексии - основанию, опосредствующему противоположности, соответствует закон достаточного основания. Гегель показывает, что эти положения, в общей логике существующие рядоположно, на деле находятся во внутренней связи и не только не без различ ны друг к дру гу, но непо средст венно взятые, ис - ключают друг друга. Взятые же как моменты движения рефлексии, они составляют определения развертывающегося противоречия, которое составляет сокровеннейшую суть мышления и исток всякого самодвижения и жизненности. Противоречие развертывается через: - Абсолютное различие тождества и различия. Это тождество, относительно которого Гегель показывает, что оно содержит в себе различие, хотя бы уж тем, что ставит свои стороны в поло - жение различенных. Таким образом, от тождества к различию нельзя перейти, так как тождество - это уже различие, но пока «в-себе». Так, например, различаются субъект и объект в метафизике: субъект разумен по природе, а природа в себе разумна, рождает этого субъекта, их различие лишь формально, есть то самое «различие в- себе», которое «не есть еще различие». - Внешнее различие. Тождество в себе самом распадается на разность, которая, в отличие от абсолютного различия, определенна для внешней рефлексии. То есть внешняя рефлексия в раз - личенных усматривает сходство в одном отношении, несходство в - другом. При этом кажется, что сами различенные остаются вне соотношения друг с другом, так что нечто, взятое для себя, лишь тождественно себе: оно разнится только от другого, но не от себя. Но на деле в этом случае положение о разности не имело бы силы, предикат «разность» нельзя было бы приписать «всему» (тому же, чему уже приписано тождество). Следо - вательно, «само нечто разностно», его различие с другим есть выявление его внутреннего различия с самим собой. Поэтому разность есть выражение существенной связанности различенных в одном и том же отношении, в котором одно существен но не есть другое, а значит, есть «свое другое» первого, его. - Противоположность. Тем самым внешнее различие переходит в противоположность, соотношение +А и -А, которое обнаруживает основание перехода своих крайних членов, то самое «А», в котором взаимное опосредствование друг другом оказывается опосредствованием самим собой, а значит, снятием опосредствования, возникновением истинной непосредственности. Предмет определяется не извне, а самим собой. Эта непосредственность, возникшая из (ex-) основания, есть существование (existenz). На этой ступени сущность обрела облик, стала определенной сущностью, а положенность определилась как ее явление, «по ту сторону которого она не осталась». Явление существует таким образом, что его устойчивость снимается в некотором другом, в свою очередь тоже являющемся (другими словами, всякое явление обусловливается другим явлением). Это движение вперед есть бесконечное опосредствование и развертывание явления в мир. Поскольку сущность как основание опосредствует себя собою же - постольку она есть различие с собой или форма. Поскольку в этом выталкивании себя из себя она сохраняется как тождество с собой - она материя. Форма и материя - такие же рефлективные определения, как различие и тождество, но характеризуют они уже определенную сущность. Когда являющаяся вовне сущность развертывается в «скучную бесконечность» мира - форма прежде всего составляет «положительное в опосредствовании являющегося», т. е. момент устойчивости в явлении или закон. Сначала законы фиксируют только момент постоянства в смене являющегося и потому безразличны друг к другу, преднаходят- ся, а не дедуцируются, хотя и доступны обобщению. Но форма все же есть различие с собой, поэтому всякая формальная сис - тема по природе всегда может быть уравновешена другой, исходящей из противоположного начала (т. е. в принципе не полна). Стало быть, форма явления рано или поздно предстанет удвоенной, рефлектированной в себя, т. е. выяснится, что относительно явления могут быть сформулированы два ряда взаимоисключающих законов. Благодаря этому форма оказывается охватывающей не некоторый конечный фрагмент, сторону явления, а всю цело- купность данной предметной сферы. Когда закон предстает как противоречие, он становится законом тенденции, получает момент подвижности, начинает развертываться в целокупность явления, дедуцировать его многообразие, вбирая соответствующие эмпирические определенности как опосредствующие звенья. Это значит, что он как форма не извне накладывается на эмпирию как на безразличную материю, но, замыкаясь на эмпирию, он, по сути, замыкается на себя, оформляет себя, становится собственной, существенной формой явления как рефлектированной в себя целокупности, т. е. становится содержанием. Определенность содержания развертывается в существенном отношении через категориальные пары: часть-целое, сила-проявление, внутреннее-внешнее, где все различия сущности снимаются, сущность раскрывается как тождественная со своим явлением, ставшим таким образом существенным, или раскрывается как действительность. Действительность сначала непосредственна или случайна, или, что то же самое, возможна. То есть всякая действительность может преобразоваться во что -то другое. Такая - абстрактная - воз - можность есть столь же и невозможность: возможно все то, что не противоречит себе, но в абстрактной возможности возможно также и иное, в том числе противоположное. Поэтому нет более праздного занятия, чем рассуждать о пустых возможностях, именно потому, что они только возможности. Но отношение возмож - ности и действительности не остается только абстрактным (формальным): определяемое тем же законом развертывания различия к противоречию, который мы проследили в движении чистых рефлективных определений, оно через реальную возможность возвышается к необходимости. Необходимость развертывается через триаду: субстанция, отношение причины и действия,, взаимодействие, - которая представляет уже отрицательный зародыш понятия, или свободы. Гегель показывает, что свобода недоступна определению ни как абсолютное тождество с собой в духе спинозовской субстанции (тогда она только абстрактный однолинейный детерминизм), ни как голый произвол (против которого выступал Спиноза, ведь воля в форме произвола или выбора определена извне тем, что преднаходится, а не самой собой). Обе стороны необходимо познать как моменты чего - то третьего: понятия. Переход к понятию «труден, так как мы должны мыслить самостоятельную действительность как обладающую всей своей субстанциональностью в ее переходе и тождестве с другой самостоятельной действительностью», так что «в другом, с которым действительное связано властью необходимости, оно не имеет себя как другое, а имеет собственное свое бытие и полагание». Речь идет о такой стадии раскрытия предмета познания, когда он предстает как «чистое чередование с самим собой», т. е. как круг взаимно обусловливающих противоположных определений, например, язык и мышление, нравы народа и его государство и т. д. Что первое в этом круге, что второе? Здесь нет однозначного вектора определения, причинения - обе стороны должны быть поняты из истории становления этой себя воспроизводящей системы, логическая реконструкция которой посредством системы теоретических абстракций и будет развитым понятием о предмете. Понятие в этом смысле следует отличать от абстрактного представления: в отличие от представления, понятие всегда содержит в себе (хотя бы в - себе, т. е. как зародыш) противоречие и пото - му выходит за свои пределы, двигаясь в русле исходного противоречия от абстрактного - к конкретному, обогащая себя определенностью через отыскание всякий раз нового опосредствующего звена между полюсами разрешающейся и вновь воспроизводящейся антиномии. Пояснением этой мысли Гегеля может служить не только вся конструкция «Науки логики», но и марксово построение экономической теории из исходного противоречия стоимости и потребительной стоимости, которое, разрешившись посредством денег, трансформировалось на этом новом основании в противоречие между законом стоимости (законом обмена эквивалентов) и фактом приращения стоимости и т. д. Такой метод столь же аналитичен (так как берет определения предмета не извне, как попало, а в той последовательности и характеристиках, которые задаются развертывающимся противоречием понятия), сколь и синтетичен (так как понятие в раздвое нии единого обнаруживает себя иным себе, выходит за свои пределы). Поскольку противоречие не может автоматически разрешиться самой теорией, но существенно содержит момент «пред- полагания», пробы, сообразования с эмпирией, в этом движении происходит «самообогащение понятия определенностью». В результате метод выступает не пустой формой, внешней содержанию познаваемого, а формой самого содержания, методом, имманентным предмету, воссоздающим самопорождение предмета. Познание, восходящее от абстрактного к конкретному, не просто разлагает предмет скальпелем теоретических абстракций на односторонние определения, по отношению к живой целостности предмета выступающие как ее отрицание, но умеет при этом «не убить» ее жизни, потому что сутью его является двойное от - рицание, отрицание отрицания, которое уже первое отрицание (исходную абстракцию) устанавливает так, чтобы второе отрицание, необходимое возвращение предмета к себе, к своей простоте, было возможным. Таким методологическим резюме оборачивается предпринятое Гегелем систематическое исследование категорий. Вопросы для самоконтроля Диалектика как система категории мышления Что такое категории? Как модифицировалось понимание категорий в истории мышления? Опишите характерные черты «трех отношений мысли к объективности». Что такое законы, категории и принципы диалектики, каково их взаимоотношение? В чем смысл гегелевской группировки категорий в сферах бытия, сущности и понятия? Как определяет природу и сущность категорий метафизика? Как определяет природу и сущность категорий критическая философия? Как определяет природу и сущность категорий гегелевская философия? Диалектика непосредственного бытия В чем состоит диалектика непосредственного и опосредствованного? Как Гегель основывает начало Логики? Как толкуется взаимоотношение категорий качества и количества в метафизике? Откуда проистекает это толкование? Как толкуется взаимоотношение категорий качества и количества в критической философии? Откуда проистекает это толкование? Как толкуется взаимоотношение категорий качества и количества в гегелевской Логике? Откуда проистекает это толкование? Диалектика опосредствованного бытия Что такое сущность по Гегелю? Что такое рефлексия? Как движутся чистые рефлексивные определения? Через какую триаду развертывается сущность у Гегеля? Каковы узловые категории чистой сущности? Через какие категории развертывается явление? Через какие категории движется сущность как действительность к снятию своих различий? Форма-материя-содержание. Через какие категории движется сфера действительности у Гегеля? В чем специфика развертывания в отличие от перехода и рефлексии? Возможность-действительность-необходимость. Необходимость: субстанция-причинность-взаимодействие (субстанция-субъект) Что такое необходимость? Что такое случайность? Что такое абсолютная необходимость у Гегеля? Как понимает Гегель диалектику взаимоотношения свободы и необходимости? Диалектика развивающегося бытия Чем характер движения категорий в сфере понятия отличается от движения их в сферах бытия и сущности? Чем отличается метафизическое понимание отрицания от диалектического? Раскройте содержание закона отрицания отрицания как метода восхождения от абстрактного к конкретному. Через какие категории движется сфера понятия? Чем отличается диалектическое понимание всеобщего и его отношения с единичным от метафизического? Почему диалектическое единство категорий всеобщего, особенного и единичного в Понятии Гегель называет «Я»? Темы рефератов Мышление как предмет логики и психологии. Культурно-историческая обусловленность категориального строя мышления. Категория меры в античности. Количество как философская категория. Парадоксы определения числа. Анализ дискуссий по проблеме противоречия в отечественной диалектике. Проблема содержания и формы в науке и искусстве. Проблема обоснования в современной методологии науки и гегелевская логика основания. Генезис формы: Аристотель, Фома Аквинский, Кант, Гегель. Категория формы в «Капитале» Маркса. Проблема сущности человека. Принцип рассмотрения в «чистом виде». Принцип конкретности. Принцип объективности. Принцип историзма. Принцип системности. Виртуальность и развертывание гегелевской категории возможности. Противоречие и бифуркация: преемственность и параллелизм. Понимание свободы в экзистенциализме и в диалектике. «Я» как проблема современной философии и гегелевская разработка понятия. Литература Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М.: Мысль, 1974. Ильенков Э. В. Диалектическая логика М., 1974. Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» К. Маркса. М.: Изд. АН СССР, 1960. Ильенков Э. В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М.: РОССПЭН, 1997. Кохановский В. П. Диалектико-материалистический метод. Ростов н/Д: Изд - во Рост. ун - та, 1992. Копнин П. В. Диалектика как логика и теория познания. М.: Наука, 1973. Мотрошилова Н. В. Путь Гегеля к «Науке логики». М., 1980. Науменко Л. К. Монизм как принцип диалектической логики. Алма- Ата: Наука, 1978. Соловьева Г. Г. Три формы логического и диалектика отрицания. // Вопросы философии. 1980. № 8 Щитов А. А. Законы диалектики. Ростов н/Д, 1992. Философская энциклопедия: в5т. М.: Советская энциклопедия, 19601970. Статьи: Развитие, Диалектика, Качество, Количество, Мера, Скачок, Противоречие, Единство, Единство и борьба противоположностей, Тождество, Форма и содержание, Форма превращенная, Сущность, Явление, Закон, Детерминизм, Индетерминизм, Причинность, Целесообразность, Фатализм, Телеология.