«Язык» и «Речь»

замысел сообщения, мысль, еще не осуществленная,

находящаяся в сознании ментальная структура

II

языковое, знаковое речевое оформление задуманного сообщения, еще не выраженное, пребывающее пока еще в сознании

III

речевое оформление сообщения, передача его в виде речи (письменной или устной) II позиция распадается на две части: 1) содержательное оформление сообщения в мыслях; 2) знаковое оформление сообщения в мыслях.

Каждый этап процесса речевой деятельности требует определенного «оперативного времени». Рождение сообщения делится на две части: первая часть «криптологическая», скрытая, когда сообщение постепенно формируется в сознании, затем ищет, пока еще в нем же, языковые [знаковые] средства для своего воплощения, и вторая часть — «акриптологическая», когда сообщение находит в речи свое «физическое» выражение. Второй этап доступен физическому видению [слышанию], первый — ментальному пониманию. По мнению Г.Гийома, традиционная — для его времени — позитивистская —

лингвистика останавливалась на втором этапе и только из внешнего наблюдения делала свои выводы — отсюда слабость теории. Все внимание было устремлено на внешнюю сторону деталей, на функционирование языка в речи, отсутствовало стремление к углубленному проникновению в природу языка, в его отношение с мыслью. Отсюда отсутствие подлинного понимания и возможности объяснения действия языковых механизмов, обеспечивающих важную социальную функцию языка. Г.Гийом постоянно подчеркивает социальную природу языка: «Язык — социальное явление. В этом невозможно сомневаться. Это — очевидный факт» («Le langage est un fait social. On n'en saurait douter: c'est evident»)20.

Отсюда вытекает задача лингвистики — найти то, что находится позади внешнего, физически воспринимаемого формального речевого выражения, то, что является ментально видимым, ментально постигаемым, постигаемым в мысли и предшествующим языку и речи. Проникнуть же в глубину человеческой мысли лингвист может или во всяком случае должен стремиться только через речь, которая единственно доступна непосредственному наблюдению. Но при наблюдении никак не следует подменять понятие качества понятием количества21. Наблюдение не требует обязательно большого числа наблюдений одного и того же объекта. Можно ограничиться сравнительно небольшим количеством наблюдений, если объекты их достаточно красноречивы22.

Для Г.Гийома язык не есть статическое отображение статической системы понятий, представляющих статическую картину мира. Мир — динамичен, и язык — динамическая система абстрактных схем мыслительных операций, необходимых для воспроизведения того или иного фрагмента реального мира. При переходе от языка к речи проявляется двунаправленность движения мысли от частного к общему и от общего к частному. Этот механизм движения отвечает пониманию человеком реалий окружающего мира как единичных конкретных явлений и как обобщенных абстрактных понятий.

* * *

Всякий лингвист, писал Г.Гийом23, должен ясно отдавать себе отчет, в чем состоит разница между понятиями «языка» и «речи». Ничто в науке языкознания не может быть ни истинным, ни ясным, если не исходить из этого различия. «Язык» следует понимать как комплекс виртуальных языковых единиц, постоянно находящихся в распоряжении человека, в сознании которого они неизменно находятся. Человек пользуется ими от времени до времени для создания единиц речи — явления непостоянного, преходящего. Виртуальными единицами языка [unit6s de puissance] являются слова [в языках морфогенетических] и графические знаки [caracteres в языках амор- фогенетических]. Единицы речи это фразы [предложения]. Исторически, глоссогенезис, видимо, начался с минимального различия между единицами языка [вокабулами] и единицами речи, т.е. между виртуальными единицами языка и конкретными единицами речи.

Возможность единовременного появления в речи всего языка в целом, а не отдельных его элементов (единиц) исключается.

Единственный способ представить себе с достаточной отчетливостью, что такое система языка и каков план ее построения, это проникнуть через речь в глубины сознания человека, в понятийную сферу, где мысль находит свое языковое воплощение. Язык рождается из опыта реальной жизни, от которого мысль отходит и обращается к представлениям и понятиям, которые человек познает мысленным взором. Человек — это наблюдатель, который видит реальный мир глазами тела и глазами ума.

Подтверждая идею Ф. де Соссюра о знаковом характере языка, о его социальной природе, о необходимости разграничения понятий языка и речи, Г.Гийом внес в толкование последних двух компонентов речевой деятельности свое понимание. Так, в «Курсе Общей Лингвистики» Ф. де Соссюра читаем: «Язык есть система знаков, выражающих понятия...» (с.54). «Язык это не деятельность говорящего. Язык — это готовый продукт пассивно регистрируемый говорящим ... сознательно в нем проводится лишь классифицирующая деятельность...» (с.52); «...В то время как речевая деятельность в целом имеет характер разнородный, язык, как он нами определен, есть явление по своей природе однородное — это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причем оба эти компонента знака в равной мере психичны» (с.53); «...Но что такое язык? По нашему мнению, понятие языка не совпадает с понятием речевой деятельности вообще; язык — только определенная часть — правда, важнейшая часть — речевой деятельности. Он является социальным продуктом, совокупностью необходимых условностей, принятых коллективом, чтобы обеспечить реализацию, функционирование способности к речевой деятельности, существующей у каждого носителя языка. Взятая в целом, речевая деятельность многообразна и разнородна: протекая одновременно в ряде областей, будучи одновременно физической, физиологической и психической, она помимо того относится и к сфере индивидуального, и к сфере социального...». И, наконец: «...естественной для человека является способность создавать язык, то есть систему дифференцированных знаков, соответствующих дифференцированным понятиям»24.

Если взгляды Г.Гийома на природу языка было бы напрасным стремиться противопоставить взглядам Ф. де Соссюра, то в отношении определения собственно речи и соотношения языка и речи взгляды ученых расходятся. Ф. де Соссюр говорит об индивидуальном характере речи и о ее роли в изменениях происходящих в системе языка. Г.Гийом придает гораздо большее значение вопросу соотношения языка и мышления, считая, что именно выяснение этого отношения является конечной целью работы лингвиста. Для Гийома лингвист это в то же время и философ. В этом он напоминает образ мыслей и характер работы «грамматистов» XV111 века, для которых основными научными вопросами в изучении языка были проблемы философии языка. Гийом полагал и стремился показать правомочность своего предположения о возможности проникнуть через изучение речи, которая одна только доступна непосредственному восприятию человека, в существо мыслительного процесса, движения мысли, облекаемой в языковую форму.

Г.Гийом не одобрял исследовательских методов лингвистов начала XX века, видя в них отражение философских идей позитивизма, и настаивал на задачах лингвистики, обращенных к ментализму, к воспроизведению абстрактной, понятийной сущности языка как знакового отображения мира понятий в сознании человека. Ф. де Соссюр, не восставая против позитивизма, с большим вниманием относился к собственно речи, которую рассматривал как способ выражения восприятия мира индивидуумом. Отсюда и различная оценка языковых изменений, которые Соссюр ищет в индивидуальной речи, а Гийом — в сдвигах, происходящих в сознании людей.

Таким образом, для Г. Гийома искомым в теоретической лингвистике является ментальная языковая система, воспроизведение которой должно стать возможным для исследователя через наблюдение речи.

Задачей лингвиста является: 1) вскрыть мыслительное содержание, исходя из внешнего, знакового его выражения; 2) там, где речь идет о структуре или системе, представить себе мыслительную структуру или систему, к которой отсылает внешняя, видимая структура или система25 речи.

Для Г.Гийома характерно утверждение, что только сочетание наблюдения над фактами языка и глубокого размышления над этими фактами могут привести лингвиста к выдвижению научной гипотезы, которая могла бы быть положена в основу построения лингвистической теории.

С этих позиций исследование не представляет особых трудностей, когда речь идет о значениях слов. При произнесении слова — факта семиологии — оно представляет вместе с тем связанную с ним мысль (идею, понятие): это то, что оно сообщает, т.е. «психический» (мыслительный) факт. Дело обстоит иначе и представляет собой большие трудности, когда мы имеем дело не со значением самого слова, но со значением, сообщаемым этому слову его грамматической формой. Это можно иллюстрировать спряжением любого глагола, например, глагола aller в форме имперфекта26. Трудность здесь заключается не в том, чтобы определить характер движения, передаваемого этим глаголом в формах, напр., j'allais, tu allais, il allait и т.д., а в том, чтобы распознать, каково значение самой формы имперфекта, значение, которое будет ему свойственно при всех других глаголах, значение формы как понятийной языковой категории, разрешающее все ее конкретные речевые значения. Эта трудность, значительная сама по себе, увеличивается тем, что форма имперфекта появляется в речи в нескольких столь различных значениях, что зачастую они кажутся даже противоречивыми. Так, например, глагол в форме имперфекта может обозначать продолжительную длительность в прошлом: Pierre chantait, а также действие, минимальной длительности, мгновенное: A l'instant meme, Pierre entrait. Формой имперфекта выражается действие реальное: Pierre travaillait и нереальное, гипотетическое: Si Pierre travaillait... Эта же форма может передавать как действия прошлые, так и предстоящие: Pierre chantait — Si Pierre se decidait, il reussirait. В отношении прошедшего времени имперфект может выражать законченное действие, но делает это не так, как претерит, ср. le lendemain Pierre arrivait и le lendemain Pierre arriva. Наконец, имперфект способен выразить в соответствии с контекстом, с установкой речи, действие осуществившееся или не осуществившееся, которого удалось избежать: ср. Un instant apres, la bombe ёс1а1ак (= ёсЫа) и Un instant de plus, la bombe ёсЫак (= aurait ёс1а1ё) (Через мгновение бомба взорвалась; еще мгновение, и бомба взорвалась бы; она не взорвалась, взрыва не произошло).

Перечисленные значения, различные вплоть до противоречивости, являются всем известными употреблениями имперфекта. Они интересны с точки зрения тех нюансов мысли, которые ими передаются. Но одно наблюдение фактов речи не позволяет объяснить, почему27 именно имперфект в отличие от других форм может иметь в речи все эти множественные и столь различные конкретные значения. Очевидно, простого перечисления различных употреблений имперфекта недостаточно для того, чтобы понять, от чего зависит его речевая многозначность. Но поскольку речь служит реализацией языковых единиц, очевидно надо обращаться к языку, чтобы объяснять речь. И в нашем случае, очевидно, необходимо обращение к языковому, понятийному значению формы, разрешающему все ее перечисленные речевые значения28.

Языковая форма имеет в языке (не в речи), в системе языка, фундаментальное единое понятийное значение, характер которого позволяет множество различных значений при употреблении формы, т.е. в речи; эти значения, сколь бы различными они ни казались, не противоречат фундаментальному, системному значению формы.

Таким образом, для объяснения множественных речевых значений той или другой формы надо обратиться к понятию «системы» и выяснить, каково системное значение формы, т.е. ее понятийное, обобщенное значение, которое представляет собой «позицию» данной формы в системе. Отдельно взятая форма входит в систему в качестве обозначающего как часть этой системы, и если лингвист хочет «увидеть» всю систему в целом, он может это сделать лишь представив себе мысленно, каково то построение, находящееся в сознании человека, которое отражается семиологической (речевой), т.е. видимой системой форм, употребляемых в речи и рассматриваемой в качестве означающего.

Из всего этого следует, что Г.Гийом ни в коем случае не отрицает полисемии грамматических форм (так же как и омонимии), но ограничивает ее речью.

Для Г.Гийома язык — это прежде всего способ познания мира, и он смотрит на язык как на «зеркало» этого мира. Его теория характерна обращением к мыслительным подсистемам, входящим в общую систему языка, которая создана человеком в его стремлении к познанию мира. Г.Гийом полагал, что это стремление предшествовало потребности человека в языке как средстве общения с себе подобными, ибо предметом сообщения может быть только то, что известно, хоть в какой-то степени «познано», во всяком случае, воспринято из общения с природой, с миром29.

Г.Гийом продолжил и углубил положение Ф. де Соссюра, ранее выдвигавшееся Антуаном Мейе о том, что язык есть система систем, или точнее, подсистем. В центре стоит проблема организации этих подсистем, в частности, грамматических категорий, образующих в конечном счете когерентную ментальную грамматическую систему языка, ибо когерентность является основным принципом строения всякой системы.

Частные подсистемы языка могут либо достигать полной законченности, либо оставаться незавершенными. Примером такой незавершенности может служить во французском языке, например, форма претерита, располагающая для употребления в речи тремя различными формами — на -аі, на -is и на -us.

Г.Гийом очень высоко ставил лигвистический талант Ф. де Соссюра, считая его выдающимся языковедом-теоретиком своего времени, учение которого вдохновляло его самого на углубленные исследования. Это не мешало ему, однако, принимать не все идеи Соссюра или принимать их не в полной мере и полагать необходимым внесение в них некоторых коррективов и уточнений. Так, например, Гийома не удовлетворяла известная формула Соссюра langage = langue + parole, (языковая деятельность = язык + речь), которая казалась ему сликом лаконичной и требующей истолкования входящих в нее понятий.

Гийом писал эту формулу так:

acte de j discours (= parole d'effect)

langage і langue (= parole de puissance, idёe de parole)

речевая I речь (= реальная речь)

деятельность ) язык (= виртуальная речь, = идея речи)

Рассуждения Гийома строились следующим образом30: прежде всего надо установить в чем различие понятий «язык» и «языковая или речевая деятельность» (langue и langage). Следует признать, что язык постоянно присутствует в сознании человека, тогда как под речевой деятельностью понимается использование единиц языка в речи в тех случаях, когда человек хочет сформулировать свои мысли [для самого себя или для передачи этих мыслей собеседнику]. Речевая деятельность базируется на языке, она начинается с обращения к языку и завершается в речи, выражающей мысль. То-есть, речевая деятельность (langage) представляет собой переход от языка к речи, причем язык — это явление постоянное, а речь — явление преходящее.

Возможность осуществления речевой деятельности предполагает два момента: 1) наличйе языка в виде понятийной структуры, состоящей из виртуальных единиц, получающих языковое знаковое оформление, и находящейся в сознании человека и 2) переход от понятийных обобщающих представлений к конкретным объектам речи с оформлением знаками речи в соответствии с задачами высказывания. Виртуальные единицы языка [в европейских языках — слова и грамматические формы] образуют основу речевой деятельности, обес- печивают построение предложения [фразы] — единицы речи, — выполняющего цели высказывания.

Слово в языке и слово в речи — это не одно и то же: в языке слово виртуально [может обозначать как общее, так и частное понятие], в речи — реально, служит непосредственно образованию предложения, называя определенный объект речи. Наличие языка, предварительно сформированного из слов, служит непременным условием рождения речи.

Свои рассуждения Г.Гийом заключает положением31 о том, что как предложение, являющееся единицей речи, так и слова, служащие единицами языка, создаются способностью к речевой деятельности, понимаемой в широком смысле слова, как акт, обеспечивающий выражение мысли, акт двухфазовый, причем каждая фаза подводит к законченной единице (слова и предложения). Речь — это результат работы мысли, идущей от общих представлений (понятий) в языке к выражению определенного конкретного содержания передаваемого реальной речевой системой знаков.

Структура слова так же, как структура предложения, представляет собой системное образование, определяющее тип языка. Задача лингвиста состоит в том, чтобы проследить построение предложения из слов и создание этих слов в глубине человеческой мысли, в языке, создание, предшествующее речевой деятельности. Мыслительные операции, порождающие слово (единицу языка) и предложение (единицу речи) не идентичны. Конструирование речи базируется на предварительно сконструированных словах. Содержание мысли и соответствующее ему слово в речи так тесно между собой связаны, что кажутся неразрывными. Иногда, впрочем, говорящему приходится «искать» через общее понятие в языке то слово речевой системы, которое может послужить обозначению конкретного объекта мысли в речи. Чаще всего это бывает, когда человек говорит на иностранном языке, которым владеет не полностью.

Процесс речевой деятельности начинается с языка, пребывающего в сознании человека как некая унаследованная [или очень хорошо усвоенная] законченная конструкция, и развивается дальше, вплоть до образования речи, которая и является ее результатом. Мыслительные операции протекают в двух планах: 1) «поздний» план, в котором совершается одномоментное образование речи и 2) «ранний», в котором пребывает предварительно созданный и постоянно находящийся в сознании человека язык.

Речь длится ровно столько, сколько нужно для ее произнесения и восприятия, язык постоянно присутствует в сознании и находится в распоряжении говорящего для конструирования речи. Формированию предложений — реальных единиц речи — предшествует выбор слов и форм — виртуальных единиц языка. Рассматриваемая с этих позиций речевая деятельность оказывается двухфазовой.

Речь не есть язык: она служит лишь механизмом для физического [акустического, графического] воспроизведения содержания мысли при помощи материала языка. Передача мысли может осуществляться различными семиотическими средствами, в том числе словами и жестами. Возможности артикулированной речи гораздо богаче, чем языка жестов, хотя и в ней могут присутствовать элементы, родственные жестам в виде интонации, эмотивной акцентуации, наконец, жестикуляции.

Необходимо различать две ипостаси слова, ибо слово виртуальное, служащее обозначению понятия в языке, предшествует слову актуальному, называющему объект речи. Оно оказывается последовательно элементом понятийного плана и средством физического оформления мысли в речи.

Язык характеризуется относительным постоянством, речь — одно- моментностью. Язык (отражая реальный мир) представляет собой результат расчленения комплексных восприятий на отдельные представления, которые могут служить объектами речи. В ней используются ранее полученные и оформленные языковыми знаками представления для моментного обозначения речевыми знаками частной и четко очерченной мысли. Речь направлена в сторону от общего к частному, одномоментному и определенному содержанию мысли.

Подытоживая сделанные наблюдения, Г.Гийом так формулирует свою идею32: «Язык направлен в сторону постоянного, не-моментно- го, в сторону виртуального, не имеющего границ, то есть в сторону универсального. Хорошо организованный язык может выразить все постижимое для человека. Что касается речи, то она направлена в сторону моментного, в сторону преходящего, осуществляющего моментальное воздействие, для чего она и существует, в сторону единичного, в сторону частной мысли».

Лингвистическая система, утверждал Г.Гийом33, представляет собой механизм. Механизм работающий, находящийся в движении, то есть обладающий кинетизмом, который определяется движением мысли. Изучение языка, который является сложной системой, состоящей из множества подсистем, предполагает, прежде всего, изучение этих последних. Речь находится в полной зависимости от языка, от его возможностей. И изучение самого языка возможно только через речь — способ его непосредственного выражения.

Точка зрения Г.Гийома на соотношение языка и речи отчетливо выражена в словах34: «Кто говорит "речь", говорит "язык". Речь — это конструкция, построенная моментно из данных языка, структуры, сформированной предварительно, полученной как наследство, и время образования которой неуловимо».

Отличительной чертой гийомовской теории является признание «динамического» характера языка35. Так, господствующие в структуре языка оппозиции рассматриваются как отражение не статических отношений, а отношений динамических, включающих два последовательных момента и представляющих собой противопоставление предшествующего последующему по отношению к некой границе, некоему порогу. Так, язык предшествует речи; виртуальное предшествует актуальному; чувственное и ментальное восприятия — словесному выражению и т.д. В грамматической системе имя предшествует глаголу, существительное — прилагательному, прилагательное — наречию, субъюнктив — индикативу и т. д.

При образовании оппозиций мысль, находящаяся в постоянном движении, совершает это движение между двумя крайними точками, имеющими диаметрально противоположные позиции, а следовательно, в языке — прямо противоположные обозначения: высокий — низкий, сильный— слабый, добро — зло, быстро — медленно, общее — частное, всё — ничего и т.д.. На пути от одного понятия к другому, ему противоположному, мысль может сделать сколько угодно остановок, всякий раз обозначая эти промежуточные моменты языковыми единицами, образующими как бы семантические вехи, знаменующие весь путь перехода от одной крайней точки к другой. Дело в том, поясняет Г.Гийом, что все оппозиции, все противопоставления, вместе с разделяющими их границами и крайними точками, дальше которых мысли идти некуда, и она вынуждена повернуться и идти обратно, не выдуманы людьми, а находятся в природе, они «естественны». А все существующее в мире и замеченное человеком ищет своего языкового выражения и, найдя его, обогащает тем самым языковую систему.

Соответственно задаче построения системы языка и перехода языковых единиц в речь, Г.Гийом делил лингвистику на три раздела: 1) психосистематику, 2) психомеханику и 3) психосемиологию. Приставка «психо-» сигнализирует ментальный характер теории, исходящей из представления об абстрактной языковой системе как отражения в сознании человека мира понятий, отражающих, в свою очередь, реалии окружающей его действительности. Не следует полагать, будто Г.Гийом относился к психолингвистам. Приставка «психо-» относится к человеческой психике, а не к психологии, как иногда ошибочно хотят думать. Г.Гийом не только не принадлежал к психологическому направлению в лингвистике своего времени, но неоднократно высказывал резкие критические соображения против лингвистического психологизма всех оттенков. Гийом — убежденный менталист. Он ищет пути к выяснению связи между мыслительным процессом, происходящим в уме человека, стремящегося познать окружающий мир, строящего в своем сознании отвлеченную картину этого мира, анализируя ее мысленно и давая составляющим ее элементам языковые обозначения. При переходе к речи, эти обобщенные понятийные комплексы «рассыпаются» на множество конкретных обозначений тех частных представлений, из речевой передачи которых слагается человеческая речь. Таким образом, система языка содержит языковые обозначения обобщенных понятий, а система речи включает все те частные значения, которые покрываются этими общими — языковыми, понятийными — значениями и используются в речи для обозначения частных ее объектов (референтов).

1) Итак, «Психосистематика» предполагает воспроизведение системы языка как выражения обобщенной и систематизированной совокупности понятий, хранящейся в языковой памяти и являющейся отражением реальной действительности. Положение Ф. де Соссюра о системности языка, считал Г.Гийом, остается бесплодным, если не воссоздать эту систему для последующего ее изучения. Поэтому воспроизведение системы языка и есть первая задача систематики. Она основывает свои построения на двух понятиях: Пространства и Времени. Имена — образ Пространства, глаголы — образ Времени. Системные отношения языковых элементов изображаются Гийомом в виде векторных схем, ибо графическое представление движения времени, не имеющего собственного выражения, может быть передано только в терминах пространства. Простейшее изображение движения времени в виде стрелки уже носит пространственный характер.

Как писала Л.М.Скрелина36: «Под психосистематикой следует понимать общее обозначение теории Г.Гийома как теории, раскрывающей систему языка и системы в языке; это — описание позиции каждого элемента в системе ... В языковой системе позицией языковой единицы является ее понятийное значение, обобщающее все возможные ее реализации».

Принцип изучения элементов языка с точки зрения занимаемой ими позиции и соотношения между ними противостоит принципам так называемой «оппозиционной» лингвистики, прокламирующей обязательный поиск оппозиций, принцип, заимствованный у Соссюра и основанный на идее различий и противостояния языковых элементов внутри системы.

С точки зрения методологии, для теории психосистематики характерно представление о взаимосвязи и взаимозависимости языка и мышления. Понимание языка как динамического явления, представление о непрерывном движении человеческой мысли, представление о взаимосвязанности этих двух движений в процессе формирования понятий, их языкового воплощения и перемещения в речь.

Большое значение в построении теории для ее создателя имело признание необходимости мыслительных операций, предваряющих всякое образование речи, причем эти мыслительные операции требуют для своего осуществления определенного «оперативного» времени, каким бы кратким оно ни было.

Психосистематика — менталистская теория, и предполагаемый ею исследовательский метод — индуктивно-дедуктивный: исходный момент анализа — речевой факт. От него — индуктивный путь к теоретическому обобщению, к воспроизведению ментальной системы языка, т.е. его мыслительной структуры, и возвращение обратно к факту речи для проверки правильности теоретического построения и для объяснения наблюдаемых в речи фактов. Психосистематика отрицает возможность создания универсальной схемы изображения строения всех языковых систем. Система понятий в сознании людей может быть единой — она определяется опытом и уровнем развития человечества, — но ее языковое оформление у каждого языка свое.

К компетенции «Психосистематики» относится изучение действия механизмов, которыми располагает мысль, чтобы улавливать последовательные этапы на пути формирования понятия, которым отвечают соответствующие языковые обозначения. Эти языковые обозначения, систематизированные и пребывающие в сознании человека, созданы мыслью для того, чтобы она в любой момент могла перехватить свое собственное движение и дать соответствующее языковое обозначение этому моменту построения понятия37.

В лекции, прочитанной 16 июня 1949 года в Париже в Ecole Pratique des Hautes Etudes, Г.Гийом так представляет задачу созданной им теории «Психосистематики»38:

«Психосистематика языка предполагает воссоздание и изучение психической структуры языка и оставляет в стороне психологическую сферу, участвующую в образовании семиологических структур, то есть структур речевой системы.»

Гюстав Гийом строго отличает конститутивную роль психики в создании языковой формы от роли семиологии, представляющей язык в речи.

Движение мысли, начинаясь в определенной точке, доходит до точки, ограничивающей ее движение. В языковом отражении эти ограничивающие мыслительное движение точки представляют собой противоположные понятия: общее — частное, много — мало, добро — зло, узкое — широкое и т.д.

Очень важно не упускать из вида, что движение само по себе представляет время, а время не имеет обратного хода и, следовательно такое псевдо-маятниковое движение мысли происходит не «по кругу», а имеет постоянный поступательный характер. Ответное «обратное» движение не возвращается к исходной точке, и во времени, пройденном при всякой мыслительной операции, имеет место не регрессия, а прогрессия, исключающая возвращение к исходному моменту. То, что достигнуто в начале движения, не аннулируется «ответным» движением, которое является продолжением, а не уничтожением первого.

Общее частное общее

движение I движение II

Суммируем это так: в создающемся языке происходят противоположные процессы (= движения), следующие друг за другом, но не возвращающиеся к своей исходной точке.

Обязательность не возвращающегося к исходной точке, а постоянно поступательного движения действительна для языка во все исторические моменты его существования, ибо все изменения происходят во времени, которое и есть движение, и которое необратимо.

Структура языка обусловлена тем, что внутренняя деятельность мысли может быть, по мере ее продвижения по оси, перехвачена в определенные моменты поперечными сечениями, которые разделят ее на отдельные отрезки, отмеченные языковыми обозначениями.

Чтобы получить точную картину того, чем является Психосистематика, — заключает Г.Гийом39, — надо представить себе, что такое «внутренняя мыслительная деятельность», что служит ей неким неизменным «субстратом» при создании многообразных постоянно меняющихся понятий. Этим «субстратом», этим постоянно действующим принципом движения мысли является движение от понятия (I) к противоположному ему понятию (II). Это — принципиальный инвариант движения. Изменяющимся, варьирующимся, оказывается не это и не обратное движения от понятия (II) к понятию (I), а лишь созидающее качественное многообразие этих двух движений, т.е. лежащие на их пути понятия. 2)

Под «Психомеханикой» понимается другая сторона теории: «психомеханика раскрывает механизмы взаимодействия языка и речи, описывая процессы оформления понятийных категорий в языковые и реализации их в речевых употреблениях»40. Реализация в речи языковых единиц осуществляется в виде частных значений слов и грамматических форм, значения которых покрываются обобщенным понятийным значением языковых единиц и которые образуют речевую систему.

В разделе психомеханики Г.Гийом представляет морфологические системы, интеграцию морфем в системы. Этот раздел богат схемами, изображающими отношения между процессом формирования понятий и образованием языковых единиц, отмечающих этапы этого процесса. Здесь, в частности, представлено отношение между системой глагола и понятием времени, а также выражение в речи глагольными формами понятия времени в двух аспектах: «внутреннего» и «внешнего» времени. Этому посвящена книга «Temps et Verbe»41. Картина отражения в сознании человека, в системе языка и в речевой передаче движения мысли между двумя крайними точками «общее/частное», которое выражается в речи артиклями, определяющими объем понятия, обозначенного именем существительным, представлена в книге «Le probleme de Particle et sa solution dans la langue frangaise».42 3) Изучение системы слов и грамматических форм (морфологических), участвующих в построении речи, относится к третьему разделу — «психосемиологии». Семиологическая система — система речевая — не тождественна языковой, абстрактной системе. Как правило, она богаче, то есть, содержит большее число единиц, так как служит выражению всех конкретно существующих в мире и в сознании людей реалий, входящих в обобщенные понятия. При этом возможна и известная избыточность способов речевых обозначений. Например, французский претерит при одном системном значении — «совершение действия в прошлом» в определенных временных рамках — располагает для выражения этого значения тремя типами форм: на -аі, на -is, и на -us. С другой стороны, форма имеет в системе языка одно понятийное значение, оно всегда одно, ибо форма может занимать в системе языка только одно место. А место грамматической формы в системе языка это и есть ее обобщенное значение. Но она может служить для передачи в речи нескольких функциональных, речевых значений, определяемых реальными характеристиками обозначенного объекта. Но все эти функциональные речевые значения обязательно покрываются единым понятийным, языковым, системным значением формы. Так, например, французский имперфект может обозначать в речи (т.е. имеет в речевой системе), как об этом говорилось выше, целый ряд различных частных значений: действие повторявшееся, действие мгновенное, действие длительное, действие не ограниченное во времени, действие несостоявшееся и др., но все эти его речевые значения подчинены его обобщенному понятийному системному языковому значению: «совершенность + совершение действия в прошлом».

Семиологическая система изменчива, как изменчива и система понятийная. Изменения, происходящие в языке, Г.Гийом объясняет исходя не из речевой системы, а из самой системы языка, отвечающей изменениям в системе понятий в сознании человека. Он рассуждает так: система языка, отражая систему понятий в сознании человека, зависит от диапазона обобщенного в ней опыта. Семиологическая [речевая] система должна обеспечивать возможность выразить в речи все то, что дано человеку в результате познания им окружающего его реального мира, его конкретных и абстрактных составляющих. Какими именно средствами — это в сущности безразлично, и каждый язык может делать это по-своему и отлично от других языков. Но мир понятий, а следовательно и языковых единиц, призванных обозначать эти понятия, идентичен у человеческих коллективов, стоящих на одинаковом уровне интеллектуального развития, хотя способы выражения этих понятий, формальные средства и в системе языка, и в речи могут быть различными. Так, например, модальные значения в одних языках выражаются формами глагольных наклонений, в других — модальными словами, в третьих — и тем и другим. Речь зависит от языка, а язык — от мысли. Речь не может содержать того, что не отвечает содержанию языка и чего нет в системе понятий человека. Поэтому речь может изменяться сама по себе лишь в смысле изменения [увеличения или уменьшения] количества единиц, выражающих конкретные значения, отвечающие одному и тому же обобщенному понятию. Для того, чтобы произошли кардинальные сдвиги в речевой системе, надо чтобы произошли такие сдвиги в системе языка, а эти последние могут быть лишь следствием сдвигов в системе понятий. Так Гийом объясняет диахронические изменения. Например, во французском языке 14- 15 веков применялось несколько слов для обозначения понятия «разговор»: parlotte, parlement, parler, parlure. Сейчас некоторые из них неупотребительны, но это лишь количественное изменение речевой системы. А вот когда к восприятию медиального характера действия прибавилось представление о возможности появления внешней силы, производящей это действие [агенс], соответствующие формы древнегреческого, а затем и латинского языков стали обозначать пассив.

К компетенции психосемиологии относится изучение системы языковых знаков, изобретенных человечеством для экстериоризации в речи элементов системы языка, в соответствии с задачами коммуни

зм

кации. Изобретение языковых знаков, естественно, следует за созданием понятий, обозначать которые они призваны. Невозможно представить себе, чтобы означающее возникло в языке, то есть в сознании людей, раньше означаемого. Если нет означаемого или оно утрачивается сознанием говорящего коллектива, исчезает и означающее. Но поскольку традиционная лингвистика всегда имела предметом своего изучения речь, а не язык с его конструктивными механизмами, последнее обстоятельство выпадало, в известной мере, из поля зрения лингвистов43.

Объяснения, даваемые Гийомом изменениям значений слов, совпадают с мнением Соссюра по этому вопросу. Соссюр объяснял изменения в знаке, то есть изменения значения слова возникновением конфликта и появлением сдвига между понятием и значением слова44. В сущности, мысль Гийома идет в том же направлении, когда он говорит, что только изменения в содержании понятия могут и должны вызывать изменения в значении знака, репрезентирующего это понятие, и что первое предшествует второму и вызывает его.

Первое и обязательное свойство системы — это наличие определенного порядка в распределении и функционировании ее элементов. Языковая система, представленная совокупностью подсистем разных аспектов языка и отражающая систему понятий, не есть нечто неподвижное, незыблемое, неизменное. Она меняется во времени вслед за изменениями, происходящими в системе понятий, но эти изменения не исключают возможности описания структуры языковой системы для определенного, хронологически ограниченного периода жизни языка. Но прежде чем говорить о системе языка в целом, необходимо осуществить изучение подсистем его составляющих. Лишь этим путем можно оправдать предложенную Антуа- ном Мейе формулу «Всякий язык представляет собой систему, в которой все связано и являет план чудесной стройности»45. (Chaque langue forme un systeme ou tout se tient, et a un plan d'une merveilleuse rigueur.)

Г.Гийом неоднократно повторял, что задача языкознания состоит в том, чтобы продвинуть человечество дальше на пути к познанию тех мыслительных процессов, которые происходят в «думающем» человеке, когда, согласно блестящей формуле французского философа Анри Делакруа, мысль «творит язык, создаваясь языком» («1а решёе fait le langage en se faisant par le langage)46.

Конечно, без наблюдения и изучения языка «в действии», т.е. в речи, дающих возможность констатации, без выявления способов построения этого «зримого» результата речевой деятельности, невозможно более глубокое проникновение в ее механизмы. Но именно это проникновение является задачей теоретической науки о языке, ибо теоретическая наука призвана не только констатировать, но и объяснять.

Грамматические формы представляют собой периболические фигуры: число их не может быть увеличено произвольным желанием говорящего. В определенный исторический момент число слов и грамматических форм данного языка является закрытым. Но смысловое содержание этих слов и форм — ряд открытый, и в любой момент, потребностью говорящего коллектива, он может быть увеличен. Он никогда, ни в какой момент жизни языка не должен считаться законченным. Требуется новое слово для обозначения нового понятия — оно создается; в существующие уже в языке слова и формы может вноситься новое содержание, им может придаваться новое субстанциональное значение. Наука о языке строится на двух основаниях: видение внешнего проявления и постижение внутреннего содержания.

Г.Гийом писал47: «Осуществление речевой деятельности включает три последовательных момента: 1) первый момент — (causation obverse) — обнимает период до наступления следующего момента, когда появится язык (cause construit)»; 2) второй момент — появление языка (cause construit), но еще не его употребление, появление лишь в мысли; 3) третий момент (causation deverse) — реализация языка, т.е. речь. Таким образом, causation d6verse — речь, cause construit — язык, предшествующий речи; causation obverse — ментальный период создания языка, т.е. «язык в мысли», но не имеющий еще знака, язык создан мысленно, но пока еще не физически.

Человеческая мысль идет в своем движении от видения к постижению. В этом движении, продолжает Г.Гийом48, мысль проходит через точку поворота (un centre d'inversion), которая разделяет движение на два этапа — аналогичные, но противоположно направленные. Первый этап, в котором движение направлено от «видеть» к «постигать» (voir -»concevoir), дает человеку знание, вытекающее из физического видения. Второй этап — движение мысли идет от внешнего «знания» к внутреннему, ментальному «видению» (concevoir2 -»voir2), доставляет человеку знание, вытекающее из «постижения». Мысль располагает двумя механизмами, осуществляющими связь между «видением» и «постижением», и эти механизмы лежат в основе архитектоники речевой деятельности.

Схема построения речевой деятельности49

Y этап мыслительный ЯЗЫК речь первый этап второй этап мыслительное построение, не имеющее языкового обозначения языковое построение в знаках языка речевое построение в знаках речевой системы Языковое построение (I этап) (II этап) V,

В первом этапе заканчивается чисто ментальный процесс; языковые понятийные единицы еще не найдены, они еще не могут быть словесно обозначены. Словесные обозначения будут найдены на втором этапе; этот поиск — задача психосемиологии, ее задача — представить словесно, «физически» ментальное построение, которое относится к психосистематике.

Соответствие физического, словесного, речевого выражения мен- тализму содержания — закон психосемиологии. В случае соблюдения этого соответствия психосемиология выступает как калька психосистематики, и говорящий получает возможность выражения своей мысли; линия Y — Y1 схемы разделяет процесс на два этапа: первый, когда языковое обозначение создано только мысленно, второй, когда найдено физическое, словесное выражение.

Велики заслуги современной лингвистики в деле наблюдения и изучения внешней, физической стороны языка, но, к сожалению, внутренняя его сторона, а следовательно, его отношение к мышлению, пользуется значительно меньшим вниманием, писал Г.Гийом, тогда как именно эта внутренняя сторона языка ответственна за построение внешнего выражения мысли, за передачу ее в речи. Впрочем, метод, предложенный Г.Гийомом, не был направлен против традиционных приемов лингвистического исследования реальных языковых фактов. Автор считал его призванным дополнять их изучением ментального периода языкотворчества, созданием теории, основанной на тех же фактах50.

Рассмотрение изучаемого языкового факта возможно в двух планах: «скрытого» наблюдения и «открытого» наблюдения. План скрытого наблюдения План открытого наблюдения отсутствие «физического» обозначения «физическое» обозначение наблюдение ментализма, не скрытого физическим обозначением мен тал изм скрыт физическим обозначением оперативное поле ментального видения = постижения оперативное поле физического видения механизм движения: видеть/постигать (ментальное видение) механизм движения: постигать/видеть (физическое видение) * * *

В основе рассуждений Г.Гийома о мыслительных и языкотворческих процессах лежит представление о том, что все они требуют расхода некоего «оперативного времени» и происходят в определенной последовательности. Так, опыт предшествует представлению об объектах, представление предшествует его языковому выражению, язык предшествует речи. Второй посылкой является утверждение системного характера языка — формулы, часто повторявшейся, но, однако, требовавшей доказательств. Исследования Гийома и были предприняты им в поисках способов воссоздания языковой системы, представленных затем в виде векторных схем, построенных в терминах пространства и иллюстрированных фактическими данными языка, из которых они в конечном счете и выведены. Так, распределение форм глагола иллюстрирует последовательность перенесения в язык понятия «времени», начиная от «времени в потенции» (temps in posse) — отношение ко времени инфинитива и причастий, которые безразличны к выражению времени; «время в созидании» (temps in fieri) — это формы субъюнктива, выражающие время как прошлое и предстоящее, без уточнения временных планов настоящего, прошедшего или будущего; «время в действительности» (temps in esse) — формы индикатива, уточняющие время протекания действия.

Эта схема передает не исторический процесс возникновения и развития системы глагола, а теоретически понимаемое отношение между понятием «времени» и выражением его формами глагола.

Исторический процесс, очевидно, шел в противоположном направлении: от конкретного восприятия действия в определенном временном плане к абстрактному представлению о действии, обозначаемом формой инфинитива.

В акте речи, полагал Г.Гийом, мысль пробегает путь от «времени в потенции» до «времени в действительности», делая остановки в определенные моменты, фиксированные формами глагола. Пробег мысли в этом диапазоне Гийом называл «хроногенезом».

Ответ на вопрос о том, как создавался язык, может дать только сам язык, представляющий собой систему входящих в него множественных подсистем, элементы которых могут иметь в речи одно или несколько способов выражения. К.Айх51 ставит в заслугу Гийому признание того факта, что прежде чем выполнять свою социальную функцию — осуществлять общение между людьми, язык служит познанию человеком окружающего мира, ибо для того, чтобы что-то сообщить, человек должен «знать» (знание предшествует сообщению).

К. Айх уверен52, что работы Гийома открывают обширнейшие перспективы дальнейших исследований в области философии языка, которые не могут пройти незамеченными и для других гуманитарных наук. Ибо механизмы языка суть не что иное, как отражение механизмов самого мыслительного процесса, и через структуры языка человек может приблизиться к воссозданию структуры человеческого мышления.

* * *

Выдвигая свою теорию, Г.Гийом не считал нужным отрицать все достижения в науке о языке. Он был далек от того, чтобы противопоставлять себя своим предшественникам, его целью было создание общей теории, в которой все достигнутое и познанное ранее нашло бы свое место53. Свои исследования Гийом строит исходя из убеждения, что для познания мира недостаточно одного наблюдения видимого, ибо не всякая реальность, существующая в действительности, доступна такому непосредственному наблюдению. Человек должен уметь «увидеть» мысленно ту реальность, которая представляет собой нечто невидимое физическим зрением, но доступное постижению умом. Это положение Гийом выдвигал против позитивистов в лингвистике, требовавших от исследователя накопления как можно большего количества фактов, призванных обеспечить возможность тех или иных теоретических выводов, являющихся объяснением этих фактов. Гийом считал, что для построения теории существенно не столько количество накопленных и описанных фактов, сколько глубокое осмысление их ученым, обладающим талантом исследователя.

В свои исследования и формируемые на их основании выводы Г.Гийом привнес математическую точность; занятиям математикой он обязан, по всей вероятности, склонностью к наглядному выражению в виде векторных схем изучаемых языковых процессов, тес- нейшим образом связанных с процессами мышления. Ближайшими наставниками и друзьями Гийома, приобщившими его, математика по образованию, к проблемам лингвистической науки, были Анту- ан Мейе и Луи Авэ — крупнейшие французские филологи конца XIX — начала XX века.

Еще в 1918 году в «Бюллетене Парижского Лингвистического Общества»54 А.Мейе так отзывался об идеях и теоретических построениях Гийома: «На первый взгляд постановка лингвистических проблем у Гийома может показаться произвольной. Такое же впечатление нередко создается у неспециалиста, когда он сталкивается с абстрактной теорией математики. Но нам известно, насколько математические теории, которые сперва удивляют нас своей абстрактностью, оказываются затем превосходным средством практического познания сущности физических явлений.

Удивительные на первый взгляд теории Гийома оказываются оправданными, когда, будучи приложены к лингвистическим фактам, они дают самое верное и наглядное их объяснение».

Первая крупная теоретическая работа Гийома, посвященная изучению роли артикля во французском языке, появилась в 1919 г.55 Впоследствии представления автора о природе артикля в языке и его роли в речи были дополнены в многочисленных статьях, опубликованных в периодических изданиях, главным образом, в журналах «Revue de Psychologie» и «Le frangais moderne».

В рецензии на эту первую большую книгу Гийома Луи Авэ56 писал так: «Абстрактная сущность языка таинственна; и если есть человек, способный проникнуть в ее глубины, то таким человеком безусловно является Г.Гийом, который доказал это своей работой об артикле». Второй работой, значительной по поставленной проблеме и большой по объему, была книга «Время и Глагол», вышедшая в 1929 году57 и заслужившая крайне похвальный отзыв А.Мейе58, в котором, в частности, говорилось: «Все согласны с тем, что необходима некая "общая грамматика". И если подобной теории суждено состояться, мне кажется, создание ее невозможно, если не следовать методу, предложенному Г.Гийомом... Эта книга, несомненно, скорей всего поможет правильно понять, как Ф. де Соссюр представлял себе язык».

За этой книгой, посвященной построению теории глагола, в основном, французского, но и других языков, как например, русского, немецкого и др., последовала уже в 1945 году работа, рассмат- ривавшая языковые системы античных языков (древнегреческого и латинского) «Архитектоника времени в классических языках»59.

В промежутках публиковались многочисленные статьи по теоретическим вопросам языкознания.

После смерти Г.Гийома, последовавшей в 1960 году, группа его ближайших учеников во главе с господином Роком Валеном, профессором Лавалевского университета в Квебеке (Канада), предприняли большую серию издания лекций Г.Гийома, читанных им с 1948

до 1958 г. в Ecole Pratique des Hautes Etudes, в Париже.

* * *

Через царящие в языке кажущиеся нестройность и непоследовательность Г.Гийом стремился найти принципы организации, порядка, единства. Он хотел доказать то, что Соссюром было заявлено в качестве логически построенной гипотезы, показать три ступени процесса речевой деятельности: языковая система — речевая система — речь. Трудность состояла в том, что сама природа объекта — языка — исключала возможность постановки эксперимента, как это делается для доказательства положений экспериментальных, так наз. «точных» наук. Единственный способ проверки истинности теории в лингвистике — это возможность объяснения с ее помощью всех явлений языка в его реализации, т.е. в речи, единственно доступной непосредственному наблюдению60.

В книге «Принципы теоретической лингвистики» читаем61 «Речевая деятельность это — социальное явление. В этом нет сомнений, это очевидно ... язык позволяет людям сообщать друг другу свои мысли и чувства. Но можно ли рассматривать эту деятельность, полагающую наличие языка и речи, только с этой точки зрения? Ответ на этот вопрос надо искать в том, что человеческий язык существует не только для того, чтобы передавать в виде речи отношение между индивидами, но также для выражения общего отношения всего человечества в целом и каждого отдельного человека ко вселенной, к миру, в котором человек живет. И это отношение включает в себя и социальное отношение между людьми. Именно отношение к реальному миру лежит в основе языка. Язык находится в сознании человека не только тогда, когда он говорит, но и тогда, когда он молча думает, ибо отношение человека ко вселенной никогда не прекращается и не прерывается, и зеркалом его является язык. Человек наблюдает реальный мир глазами тела и глазами ума, воспринимая индивидуальные, частные явления и обладая способностью к их обоб- щению, к образованию абстракций. Язык, отражающий мир, образуется в результате превращения опыта, от которого отталкивается человеческое сознание, в представления и отвлеченные понятия»62. «В этот момент возникает язык, ибо мысль дает каждому представлению (образу, понятию, отношению) свое языковое обозначение. Можно сказать, что язык — это особая знаковая система представлений и понятий, а речь — употребление этой системы в целях выражения мыслей»63. Как пишет Р.Вален64, задача исследователя состоит в том, чтобы мысленно представить себе (imaginer), исходя из пристального наблюдения реальных языковых фактов, опираясь на интуицию, те простые операции, из которых состоит искомая языковая система. При этом каждая исследуемая операция должна быть соотнесена с «оперативным временем» ее осуществления, что позволяет графическое ее изображение. Такие графические изображения — схемы — придают некую видимую реальность абстрактным представлениям. Этот способ помогает исследователю как бы наблюдать за движением мысли. Разумеется, невозможно создать точное и полное изображение этого движения, но отдельные графические схемы его отрезков, его участков, представляют собой как бы «механические модели» этого движения. «Именно такое схематическое изображение, — говорит дальше Р.Вален, — мыслительных операций, осуществляющихся во всех актах языковой деятельности, ... способствовало тому, что теория психосистематики пришла к столь широкому и быстрому распространению». Г.Гийом исходил из того положения, что при создании определенного представления мысль пробегает путь между двумя крайними точками, ограничивающими амплитуду ее движения. Эти крайние точки символизируют пару субпонятий, очерчивающих возможный объем понятия. Так, например, понятие количества ограничено субпонятиями «все» [полный объем] и «ничего» [отсутствие объема]. Движение мысли между этими двумя точками [за пределами которых уже нет больше представления о количестве] проходит через целую цепь значений постепенного перехода от «все» к «ничего», перемещаясь из положительного поля «все» к отрицательному полю «ничего». Как эти крайние точки, так и промежуточные, которые имеют свои обозначения в виде языковых значений, поступают в речь в соответствии с задачами сообщения. Образуемая последними цепь значений может быть представлена как графически в виде схемы, так и перечнем словесных обозначений. Например, от «все» к «ничего»: все — много — меньше — мало — очень мало — ничего; от «ничего» к «все»: ничего — немного — больше — много — все. Иллюстрацией этого теоретического положения служит статья о наречиях «мало» и «немного» К.Виммер65, показавшей приложение принципов Г.Гийома к изучению лексики.

Одним из исходных положений Г.Гийома было утверждение, что мысль не неподвижна, как некогда полагала рационалистическая философия, но что она находится в постоянном движении. Он задавался вопросом о том, в чем же выражается соотношение между этой движущейся мыслью и созданным ею языком, служащим в конечном счете для ее же выражения. Каково участие языка не только во внешнем выражении мысли, т.е. в построении речи, но в познавании мысли, без которого невозможно ее выражение, наконец в формировании самой мысли? Частичным ответом на этот вопрос служит гипотеза Гийома о возможности с помощью языка представить себе мыслительную операцию, создающую понятия, о том, что мысль может быть уловлена в ее движении, может быть познана «перехватом» ее в отдельных точках, отдельных моментах этого движения66. Точкам, отмечающим этапы движения мысли, соответствуют языковые единицы. Они фиксируют отдельные моменты формирования понятий в виде языковых значений, языковых единиц.