Является ли язык системой?

Образование психической (ментальной) языковой системы подчинено строгому закону когерентности частей целого. Образование семиологической системы подчиняется другому закону, закону достаточности выражения. Формулу Ф. Де Соссюра «langage = langue + parole» на более высоком уровне обобщения можно представить как: «langage = psychisme + semiologie» (речевая деятельность = ментальная деятельность + семиология), ибо речь служит лишь для того, чтобы обозначать созданное мыслью в результате ее деятельности в себе самой для своего собственного выражения. Лингвистическое изучение речи принадлежит семиологии, а семиология, предполагающая изучение означающего, обязательно должна отсылать к ментальное™ означаемого16.

Идея, высказанная А.Мейе и повторенная Ф. де Соссюром, что язык представляет собой систему, знаменовала новый подход к изучению языка, отказ от самодовлеющей констатации фактов, основанной на их непосредственном наблюдении.

Непосредственному же наблюдению, естественно, могут быть подвергнуты лишь те факты, которые участвуют в осуществлении про- цесса речи. В этом состояла познавательная слабость науки о языке, довольствовавшейся поверхностным наблюдением того, что видимо. Такая позиция лингвистов или, скорее, филологов XIX века диктовалась философскими положениями позитивизма, господствовавшего в это время, во всяком случае, во Франции. Ключевым словом, определяющим характер научного исследования, было слово «реальность», причем имелась в виду некая видимая реальность.

Но является ли реальностью, достойной изучения, только та реальность, которая доступна непосредственному наблюдению? Для наблюдателя, не подвластного неубедительному, хотя и широко распространенному мнению, «реальное» существует в двух ипостасях: реальное, воспринимаемое органами чувств, и реальное, находящееся за пределами такого восприятия и постигаемое разумом.

Философское направление мыслей Г.Гийома приводило его к утверждению, что реальность простирается гораздо дальше чувственно воспринимаемого, находится позади него, под прикрытием реальности видимой, слышимой, непосредственно наблюдаемой, и познается она в результате исследования и интерпретирования данных наблюдения, в результате напряженной работы мысли. Такая реальность является как бы скрытой, секретной, но тем не менее системной, существующей реальностью.

Лингвистика становится настоящей теоретической наукой с того момента, когда она соглашается видеть в реальности больше того, что свидетельствует непосредственное чувственное восприятие и создается она не только в результате наблюдения конкретных фактов, а в результате обязательного их обобщения и абстрактного осмысления, то есть, в результате созидающей работы мысли.

Введение в понятие науки о языке слова «система» свидетельствует именно о такой позиции. Понятие системы языка в целом и подсистем составляющих язык ингредиентов. Но эта система, как и ее подсистемы, должна быть построена в результате анализа и обобщения непосредственно наблюдаемых фактов речи. Система — понятие абстрактное, покоящееся на отношениях, увиденных за чувственным восприятием и понятых исследователем. Непосредственное наблюдение фактов не раскрывает их системы, не показывает существующие между ними отношения и требует дальнейшего, особого их осмысления.

Для того, чтобы понять систему языка надо спекулятивно представить себе его структуру, суметь ее мысленно реконструировать. Г.Гийом считал, что в языке не все системно. Но даже элементы, не образующие особой подсистемы, охвачены общей системой языка, входят в нее. Например, разнородность существительных не образует системы, но общая система имени включает все имена, оставляя разнообразию имен свободу существования. Имена могут множиться, распределяться по группам, но ничто не помешает представлению о наличии в языке особой категории имени.

Г.Гийом ограничивал задачу Психосистематики изучением того, что порождается работой мысли, операции которой могут быть представлены в виде последовательных срезов, символизирующих ход движения мысли. В Психосистематику входит лишь систематика означаемого, систематика же означающего относится к Семиологии и строится с опорой на систему означаемого, давая обозначения отдельным позициям элементов психической системы, то есть, системы означаемого. В речи вся система языка целиком не находит своего выражения, в речи может появляться лишь какая-то часть системы, какой-либо ее элемент. Поэтому в языке полная система выступает как означаемое, не имеющее означающего. Для того, чтобы говорить о полной системе, надо представить себе всю совокупность частных подсистем, учитывая, что каждое означающее относится лишь к какой-нибудь одной части системы.

Г. Гийом отмечал17, что иногда представление о том, что реальность может быть познана не только восприятием ее органами чувств, а может быть постигнута в результате познавательной работы мысли, встречает возражения. В ряде случаев не находит признания и тот факт, что наблюдаемое явление прежде чем подвергнуться изучению, должно быть воссоздано в уме исследователя и несмотря на это воссоздание оно, и в этой ипостаси, представляет собой реальность, но реальность не непосредственно наблюдаемую, а лишь абстрактно понимаемую.

Цель Психосистематики доказать, что язык является системой, показать тот скрытый порядок, который лежит в основе кажущегося беспорядка в совокупности речевых единиц, их видимой противоречивости. Достигнуть этой цели можно лишь начав с непосредственного наблюдения видимых фактов, каковыми являются факты речи, затем, через их обобщение придти к лежащим за ними, позади них, мыслительным структурам, представляющим собой реальность невидимую, ненаблюдаемую, а лишь реконструируемую человеческим разумом, реальность ментальную, то, что обычно именуют абстрактным понятием.

Это тот путь, которым шел человеческий разум, установивший, например, что за непосредственно наблюдаемым падением всякого обладающего весом тела на землю скрывается явление Всемирного тяготения. Этим путем шла человеческая мысль, заставившая человечество признать шарообразное строение Земли, наблюдая постепенно скрывающиеся за горизонтом мачты кораблей, как будто погружающихся в море.

Способность проникнуть через конкретные факты в скрытые за ними невидимые реально существующие силы позволяет объяснить действием этих сил и те конкретные явления, те факты, которые даны в непосредственном чувственном восприятии, как результат их воздействия.

Именно такое отношение существует между языком и речью, ибо лишь через конкретную, чувственную сферу речи, силою своего ума человек может проникнуть в ментальную систему языка, представляющую в упорядоченном виде результаты восприятия и осмысления человеком окружающего его реального мира и отразившую созидательную работу человеческой мысли, создавшей язык для своего собственного выражения через речь.

В согласии с теоретическими положениями, выдвинутыми Ан- туаном Мейе и Фердинандом де Соссюром, Гюстав Гийом говорит о необходимости исходить в лингвистике, как науке о языке и речи, из двух представлений.

Как говорил Г.Гийом, реальность распространяется во все стороны, далеко за пределы своих внешних проявлений, своей поверхностной видимости и именно в таком представлении реальность является объектом науки18.

В сущности, подобные рассуждения Г.Гийома подводят читателя к утверждению, что система языка и есть та скрытая «реальность», та понятийная структура, которая находится в сознании человека, владеющего данным языком. При этом язык следует признать упорядоченной системой, ибо только порядок в бесчисленном количестве объектов, являющихся языковыми единицами, может обеспечить быстрое и безошибочное манипулирование ими в процессе построения речи. Впрочем, этот порядок не следует считать чем-то незыблемым, чем-то раз и навсегда неизменным. Вхождение какой-либо языковой единицы в определенную подсистему не является навсегда закрепленным и не свидетельствует о невозможности для нее изменить свой системный статус. Система языка, вместе с составляющими ее подсистемами, способна к изменениям в результате передвижки языковых единиц, которая состоит в переходе их из одной категории в другую в силу изменений в представлениях и, соответственно, в функциональных сдвигах в речи. Этому может быть подвержена любая языковая единица и в этом сказывается влияние речи на язык, но, разумеется, процессы такого рода протекают крайне медленно и для одного синхронного среза система может быть принята как стабилизированная, хотя и обнаруживающая некоторые определенные тенденции. Примером перемещения языковых единиц из одной подсистемы, из одной категории в другую могут служить [для романских языков, в частности, для французского] превращение числительного «один» [unusj в артикль, обозначающий уже не количество объектов, названных существительными, а объем понятия, или вхождение предикативного сочетания глагола «быть» с причастием в глагольную систему и качестве формы пассива.

Человеческая мысль может сконструировать несметное число представлений о наблюдаемых и ненаблюдаемых реальностях мира, которые подвергаются абстрагирующей классификации и распределяются в сознании человека по типам, получающим определенные наименования. Для романских и других европейских языков это — части речи. Как правило, для определенного синхронного отрезка жизни языка число их конечно, хотя исторически изменчиво. Каждая часть речи, фиксируя тот или иной комплекс явлений, располагает некоторым количеством форм, отражающих отношения, которые существуют между явлениями мира. Однако, число идей, представленных в сознании человека, не является конечным, оно может умножаться в результате развития и углубления познания человеком окружающего мира и самого себя, в результате изменений в условиях жизни людей.

Всякое новое понятие получает свое языковое обозначение и входит в ряд имеющихся представлений, но может, не войдя еще в ряд определенным образом оформленных языковых единиц, занимающих свое место в системе языка, оказаться вне системы или образовать новую подсистему.

Понятийное содержание слова, выражающего определенную идею, сопровождается соответствующей формальной структурой. Для существительных европейских языков в структуру входят обозначения грамматического рода, числа, типа склонения [ежели таковое языку свойственно], режим инциденции, то есть, все то, что характеризует слова данной части речи. Структурные элементы существительных не зависят от понятийного содержания слова. Они лишь характеризуют в системе языка категорию части речи, к которой относятся слова, обладающие перечисленными выше формальными чертами. Европейские языки относятся и тому типу языков, в которых за понятийным содержанием, выраженным основой слова, следовало становление формы, каждый из элементов которой образует особую подсистему. Формальная структура слова — категориальна, понятийная — индивидуальна.

Исходя из характера движения мысли, совершающей пробег между двумя крайними точками от одного пограничного понятия к другому, от общего к единичному и от единичного к общему, можно графически представить процесс образования языковых категорий и их подсистем.

мн. число

мн. число

В качестве примера приведем процесс образования понятия числа. При формировании понятия числа и его языкового оформле

ния мысль движется между понятиями единичности и множественности19.

10 — Предельная точка абсолютной единичности психологически непредставима ввиду отсутствия пространственного ее измерения. Понятие единичности представляется в виде приближения к абсолютной точке или удаления от нее. Позиция I {[отвечающая двойственному числу] практически ушла почти из всех европейских языков, оставив лишь некоторые следы [русский язык: мн. число — часы, но: 2, 3, 4 часа и 5, 6, 7 часов; мн. число: стороны, но 2, 3, 4 стороны и 5, 6, 7 сторон.] 21 — последний момент внутренней множественности 2 — первый момент внешней множественности Рождение единичности из множественности, как результат движения мысли между двумя крайними точками [противоположными понятиями], представляет собой серию множеств, постепенно «сужающихся» и неизбежно приводящих к понятие противоположенному множественности, то есть, к единичности, причем утрачивается представление о первоначальной множественности. По достижении точки абсолютной единичности дальнейшее движение от множественности к единичности оказывается невозможным: представление о множественности исчерпано. Последний этап внутренней множественности — понятие двойственности. По достижении абсолютной единичности мысль может только отправиться в обратный путь от единичности к множественности. Первый этап этого движения — превращение І , в I,: внутренняя множественность исчезает, появляется внешняя множественность, начинающаяся с понятия «два».

Сохранение в языке форм двойственности, даже частичное, отражает сопротивление представления о множественности при перемещении в направлении к единичности. Когда это сопротивление оказывается преодоленным, формы двойственного числа из языка исчезают. При движении мысли от единичности к множественности появляется число «2».