Изменения, которыми характеризовалось наступление Нового времени и Просвещения, нашли яркое выражение в деятельности удивительного сообщества, которое вошло в историю под названием «Республика писем» (впервые у П.
Бейля, 1684), а позже «Республика ученых». Эта нигде и никем не учрежденная «Республика» объединяла под своими незримыми знаменами крупнейших мыслителей и наиболее образованных людей века — философов, теологов, естествоиспытателей, организаторов науки и ее покровителей. «Чле- нами-корреспондентами» ее могут считаться уже Ф. Бэкон и Г. Галилей, еще И. Ньютон, ее ядром — Р. Декарт, Б. Паскаль, Б. Спиноза, Р. Бойль, Дж. Локк, Г.В. Лейбниц, X. Гюйгенс, А. Арно и П. Николь, П. Ферма, братья Бернулли, Р. Олденбург, М. Мерсенн, шведская королева Христина. Если название «Республика писем» определяется формой общения, то название «Республика ученых» передает состав и содержание ее деятельности. В ходе переписки, наиболее подходящей для интеллектуального общения в Европе XVII в., происходило непринужденное обсуждение широчайшего круга вопросов — естественнонаучных, религиозных, философских, моральных, социально-политических, объединенных основной идеей — общественного прогресса и роли в нем науки. Лейтмотивом исследований «Республики» была установка во всем учиться у природы как «идеального государства», «величественного субститута Бога» и «наилучшего репрезентатора Божественного замысла», «воспитателя воспитателей» (Р. Бойль). Мир рассматривается как «кафедра, воздвигнутая Творцом для обучения подлинному благочестию и высшим пруденциям» {лат. prudentia — добродетель). Любые явления и законы природы предстают, в характерной оценке Р. Бойля (1627-1691), как «эпициклы (термин из астрономии) великой и универсальной системы плана Бога», отлаженной «Fabrica Mundi». Рассуждая в русле «обновленной религии», мыслители XVII-XVIII вв. были убеждены, что Творец, как писал Р. Декарт (1596-1650), «не может обманывать человека в наивысших проявлениях его познавательных способностей». Б. Спиноза (1632-1677) рассматривал научное познание как прямое отражение мышления Творца, благодаря чему «даже порядок наших идей повторяет установленные Им порядок и связь вещей». Происходило своеобразное отождествление природы сотворенной и природы творящей (natura naturata et natura naturans), что позволило тому же Спинозе выдвинуть принцип: «Природа — причина самой себя». Мировоззренческой и методологической нормой при таком подходе становилась уже не отсылка к непостижимой воле Творца, а требование объяснять любое природное явление природными же причинами. На этом пути происходил переход от телеологических объяснений (телеология — учение о целях) к механистическим, вопросы «для чего, с какой целью» (Господь сделал так-то?) сменялись вопросом «каким образом?», предполагавшим вполне прозаичные, строгие механико-математические расчеты.
Такую задачу ставили и выполняли физики и математики — Р. Декарт, Б. Паскаль (1623-1662), Г.В. Лейбниц (1646-1716). Характерно, что они одновременно были философами, а Паскаль — еще и теологом. Паскаль писал о том, что человек — это хрупкая тростинка, подавляемая безмолвием и грозным величием Вселенной, но несгибаемая потому, что обладает разумом. Тот же Паскаль, сравнивая познание с артиллерийской стрельбой, считал возможным создание научного метода, который позволял бы вместо длительных пристрелок одним выстрелом попадать в цель. Подобные мысли высказывал еще Бэкон, не слишком жаловавший математику. Он утверждал, что человек, вооруженный точным методом, так же уравнивается с другими исследователями, как чертежник, вооруженный циркулем и линейкой. Под этими словами подписался бы и Декарт (артиллерист-баллистик по образованию), который провозгласил: «Мыслю, следовательно, существую». В свете сказанного понятно особое внимание «Республики ученых» к проблеме научного метода — достоверного, надежного, способного приводить к абсолютной, исчерпывающей истине на все времена. Именно поиски достоверных оснований научного метода привели к давнему в истории философии и научного познания разделению на эмпиризм и рационализм. Сторонники первого считали единственно достоверным основанием научного познания опытные данные, в которые объединяющий их разум может внести субъективные элементы, а сторонники рационализма, напротив, доверяли именно рассудку, разуму (от лат. — ratio), считая как раз опыт субъективным. Многие представители «Республики», особенно философы и естествоиспытатели в одном лице, были авторами исследований с характерными названиями: «Рассуждение о методе» (Декарт); «Опыт о человеческом разуме» (Лейбниц). Даже «Этика» голландского философа Б. Спинозы была построена в форме следующих одна из другой теорем. Английский философ Т. Гоббс (1588-1679) ввел весьма знаменательное уточнение: «Знание само по себе еще не сила, но лишь путь к силе», имея в виду надежность методов в достижении научного знания и использовании его результатов. Утверждают даже, что он предостерегал о тех опасностях, которыми чреват научно-технический прогресс, хотя вряд ли это можно было тогда предвидеть. В эпоху Просвещения наука (точнее естествознание) однозначно расценивалась как панацея от всех бед, способная обеспечить на Земле мифический «золотой век». Об общественном отношении к науке свидетельствует такой факт. За 18 лет до возвращения к Земле знаменитой кометы, названной его именем, английский астроном Э. Галлей (1656-1742) предсказал с небывалой точностью время и координаты ее появления. Когда же предсказание сбылось (1758), это было воспринято как подлинный триумф науки и человеческого разума. По всей Европе шли праздничные гулянья, зажигались фейерверки, слагались оды в честь науки.