§ 4. Философское эссе как специфическая форма интеграции научного и вненаучного знання

Впроцессе ингерпрегацииживописных произведений М.

с помощью стихотворений Ф. И. Тютчева возникает эвристическая ситуация, порождаемая спецификой содержаний различных произведений и особенно различием средств выражения этих содержаний. Одним из эвристических средств решения возникающих проблем, связанных с преодолением «разноязыковости» живописи и поэзии, выступает эссе. Основой решения возникающих задач является общность философской поэтики произведений М. К Чюрлениса и Ф. И. Тютчева. Под философской поэтикой мы будем понимать художественные (поэтические) формы постановки и решения философских проблем. Такими философскими проблемами творчества М. К. Чюрлениса и Ф. И. Тютчева выступает проблема человека, космологические и космогонические проблемы. Форма, порождаемая «стыковкой» поэтической культуры Ф. И. Тютчева и живописной культуры М. К. Чюрлениса при сравнении творчества обоих художников и содержащая анализ философской поэтики творческой деятельности М. К. Чюрлениса и Ф. И. Тютчева, принимаетэссеисг- ский характер. Мы предлагаем ее назвать философской эссеистикой, понимая под философским эссе — краткое философское произведение, в своей форме максимально приближающееся к поэтической (содержащей стихи) или являющееся таковой. Приведем некоторые примеры философских эссе, написанных нами в целях поэтической интерпретации с помощью стихов Ф. И. Тютчева и одного из живописных произведений М. К. Чюрлениса «Весна».

Эссе «Проблеск»

«То потрясающие звуки, то замирающие вдруг... Как бы последний ропот муки, в них отозвавшийся, потух!»

Ф. И. Ъотчев

Интерпретацию художественных произведений М. К. Чюрлениса нам хотелось бы начать с исследования стихотворения Ф. И. Тют-

314 чева «Проблеск» не только потому, что это первое самостоятельное произведение великого русского поэта, но и потому, что само название имеет символическое значение для всего его творчества (это первое стихотворение предтечи русского символизма само выступает в качестве символа — оно является как бы проблеском основной тютчевской темы, имеющей в данном случае, хотя и блистательное, но все же еще первоначальное выражение). Посмотрим, как раскрывается основная тема тютчевской философской поэтики — тема раздвоенности, трагической разорванности сущностного объективного мира и мира потаенной духовной жизни человека в этом первом стихотворении Ф. И. Тютчева.

Уже в самом названии произведения подчеркивается случайность, мимолетность ощущения счастья, творческого взлета человеческой мысли. Этой эфемерности человеческого счастья Ф. И. Тютчев противопоставляет космическую гармонию вечного мира, который в стихотворении представлен, эскизно очерчен, как вселенский музыкальный инструмент — прообраз того всемирного ансамбля, который был так значим для А. А. Блока и при определении гениальности В. Ф. Комис- саржевской и как наиболее значительный элемент его поэтической космогонии.

Этот вселенский музыкальный инструмент выступает в «Проблеске» то как «арфа» («воздушной арфы легкий звон»), то как «ангельская лира». «Исполнителем» космогонической симфонии является или «полуночь», которая как бы ненароком «встревожит сон» ранее «дремавших струн», или «Зефир», своим дыханьем «взрывающий» «скорбь в ее струнах». Как и в более поздних стихах поэта, в «Проблеске» вселенский мир дисгармоничен. И хотя «небеса» всегда остаются для Тютчева олицетворением того «бессмертного», к чему стремится человеческая душа с «земного круга» к радостному и светлому счастью, все же и сама «ангельская лира» поет только в минуты грусти:

Ты скажешь: ангельская лира

грустит, в пыли, на небесах!

или «в сумраке глубоком» полуночи.

Дисгармоничен и парадоксален в своем трагическом влечении к счастью и человек. И хотя дыхание «зефира» «взрывает» преимущественно «скорбь» в струнах воздушной арфы, душа человеческая на эти «потрясающие» и «замирающие» звуки последнего ропота («бездонно» «огненной стихии» — как это выясняется в более поздних произведениях Ф. И. Тютчева) отвечает «взлетом» к бессмертной космической жизни, в которую каждый верит «верою живою» и стремится к ней радостно и весело в святом предчувствии:

315

Минувшее, как призрак друга, прижать к груди своей хотим.

Но не дано «ничтожной пыли» «дышать божественным огнем» — и мимолетное счастье творческого взлета к бессмертию сменяется «утомительными снами», лишающими человека покоя. Взор его делается смутным, «отягченная глава» его «упадает», как бы ослепленная минутным волшебным сном.

После этого небольшого введения в поэтическую космогонию Ф. И. Тютчева, постараемся с помощью того символического содержания, которое присуще первому стихотворению русского поэта, истолковать поэтическое содержание одного из самых музыкальных произведений художника М.

Следует сразу же отметить, что тема парадоксальности человеческого и космического бытия является одной из центральных в творчестве М. К. Чюрлениса и носит более утонченный, а в области формы изображения (в области самой живописи) — порою и субтильный характер. Этими чертами (особенно утонченной изысканностью) отличается «Весна», которой можно дать максимально близкое к тютчевскому «Проблеску» толкование, учитывая, в первую очередь, символику его названия. Каки «Проблеск» Ф. И. Тютчева, «Весна» М. К. Чюрлениса, во многом, лишь «проблеск» тех творческих замыслов, гениальных взлетов мысли и фантазии художника-музыканта, которые найдут наиболее полное и развернутое свое воплощение в многочисленных сонатах («моря», «звезд», «солнца») и симфонических живописных циклах («Знаки зодиака», «Сотворение мира»).

В целях интерпретации чюрленисовской «Весны» мы предлагаем использовать образ того «божественного огня», который олицетворяет в стихотворении Ф. И. Тютчева бессмертную трагически мучающуюся душу Вселенной и который претерпевает своеобразную судьбу в творческой концепции чюрленисовской «Весны». Мы предлагаем рассматривать поэтическую композицию «Весна» как своеобразное дополнение и развитие темы «божественного огня», сливающегося с земной природой и растворяющегося в ней.

Стихотворение-размышление:

Погас огонь — он растворился в весеннем ритме первых грез берез изысканных; он скрылся в озерах, полных зимних слез. Тоска сливается с эфиром, но арфы радостно звучат в гармонии берез и мира симфоний, фуги и сонат. 316 —

Эссе — «Душа моя — Элизиум теней». Тема дисгармонии личности и общества, взаимного непонимания поэта и толпы, доводимого Ф. И. Тютчевым до неразрешимого противоречия «света» бесчувственной жизни людей (толпы) и «теней», «призраков» прекрасных воспоминаний, составляющих сущность и лучшие свойства духовного мира поэта, его «Элизиума», достигает по силе и глубине проникновения в духовную жизнь человека философского обобщения. Как и в прежних стихах, внешний мир не монохромен: он радостен и в то же время причастен горю, он буйный, но не бессмысленно бугн, а побуждает к размышлению, «помыслам». И внутренний мир поэта—одновременно и мир как бы заживо погребенных теней, и мир наделенных самыми поэтическими характеристиками—теней «безмолвных, светлых и прекрасных». Духовный мир поэта — это «призраки», но призраки самых лучших дней. Мир внешний не менее богат красками, чем мир внутренний. В чем же тогда их противоположность? В необычайно тонкой чувствительности поэта, замкнутости его духовного мира и «бесчувственности» толпы с ее «буйными» радостями и печалями.

Несмотря на лапидарность этого стихотворения (в нем всего две строфы), центральная идея произведения концентрируется в двух последних строках, противопоставляющих «призраки минувших, лучших дней» «бесчувственной толпе». Экологическая разобщенность человека и природы с ее проекцией на дисгармоничность индивидуального (личностного) мира достигает в этом стихотворении поэта своего апогея. В «Весне» М. К. Чюрлениса эта тема присутствует незримо. Она дана не в предмете изображения, а в нюансировке спокойного чередования застывшего в себе мира поэтического стоицизма деревьев 1-го и 3-го ряда и ритмического беспокойства, тихого, печального «бунта», «ропота на коленях» тонких, субтильных деревьев 2-го «звукоряда». Тема экологической разобщенности человека и природы существует в этом произведении художника-музыканта в двух ипостасях: в изображении противоречивости самой природы (ее устойчивости и изменчивости) и в выражении дисгармоничного «настроя» духовного мира художника. Такая трактовка парадоксальности бьггия максимально сближает поэтику художникам. К. Чюрлениса с художественной символикой поэта Ф. И. Тютчева, делает возможной реализацию космологической и экологической направленности поэтического видения мира в единой унифицированной (в искусстве) форме: Стихотворение-размышление:

«Душа моя — Элизиум теней», теней покоя, грусти и печали давно прошедших близких сердцу дней из светлой, лучезарной, милой дали. 317 «Душа моя — Элизиум теней», как примирить тебя с кипеньем жизни бессмысленной борьбы бесчувственных страстей, настоенных на горечи полыни ?

Литература: 1.

БранскийВ. П. Философские основания проблемы синтеза релятивистских и квантовых принципов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1973. 2.

Валери П. Об искусстве. М.: Искусство, 1976. 3.

Вартофский М. Эвристическая роль метафизики в науке // Структура и развитие науки. М.: Прогресс, 1978. 4.

Зобов Р. А., БеликВ. Ф. Синтез и проблема творческой деятельности // СПб.: Семиодинамика, 1994. 5.

Малкей К. Наука и социология знаний. М.: Прогресс, 1983. 6.

Park R. Е. Race and Culture, Glenace, 1950. 7.

Stonequist E. V. The Marginale Man. New York, 1937.