Бескова ИА КОГНИТИВНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ МЫШЛЕНИЯ КРЕАТИВНЫХ ЛИЧНОСТЕЙ

Исследуются проявления качественно иной представленности подсознательно протекающих мыслительных процессов у лиц с высоким творческим потенциалом (ив частности, способность более эффективно оперировать противоречивой информацией). Анализируется специфика концептуальных структур креативов: исходной базы данных; характера, ассоциативных связей, статуса когнитивных стереотипов в их мышлении, роли вербализации информации и др.

Рассматриваются также некоторые особенности психоэмоциональной сферы с точки зрения их влияния на характер мышления креативных личностей.

Проблематика творчества весьма обширна и включает широкий круг вопросов: от некоторых проблем общеметодологического характера (например, какого рода деятельность или состояние могут быть охарактеризованы как творчество? Какие условия необходимы и достаточны для того, чтобы соответствующий результат или продукт получили наименование творческих? Проблема новизны в ее связи с креативностью и др.) - до вопросов, связанных с индивидуальным творческим актом (это и анализ параметров креативной личности, и выявление факторов, стимулирующих или подавляющих творческие потенции, и исследование биологических, генетических, психологических особенностей, присущих талантам и гениям, и многое другое).

Из всего спектра проблем в рамках данной статьи будут рассмотрены лишь те, которые в той или иной мере связаны с выявлением специфики мышления креативных личностей. Кроме того, мы попытаемся наметить определенные механизмы функционирования мышления, объяснить некоторые эмпирически выявляемые особенности восприятия и переработки информации лицами с высоким творческим потенциалом. При этом особенно интересными кажутся нам вопросы, связанные со спецификой организации концептуальных структур, ассоциативных сетей, особым статусом стереотипов (когнитивных штампов) в мышлении креативных личностей, соотношением креативности и способности к вербализации информации и некоторые другие. В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что предлагаемый анализ, по существу, является исследованием всего лишь одного из звеньев в цепи сложных многоплановых процессов, затрагивающих самые разные сферы человеческой жизнедеятельности. Поэтому он с неизбежностью неполон вне более широкого естественнонаучного, исторического и культурного контекста.

Итак, исследование проблемы креативности требует обращения к самым разным областям человеческой жизнедеятельности: и социальной, и биологической, и культурной, и, возможно, некоторым более широким сферам. Например, В.И.Вернадский отмечал такой интересный феномен человеческой культуры как пульсация талантливости. Речь идет о том, что в определенные эпохи, в достаточно локализованных границах на протяжении исторически коротких промежутков времени человечество становилось свидетелем появления и расцвета целой плеяды талантов (достаточно вспомнить эпоху Возрождения в Италии или период развития русской литературы, давніми мировой культуре таких гениев как Толстой, Достоевский и Чехов).

Не вызывает сомнения, что анализ подобного рода феноменов имеет самое непосредственное отношение к пониманию природы творческого процесса и предполагает исследование и учет множества факторов самой различной природы. В этой связи весьма плодотворной представляется идея, сформулированная видным советским генетиком В.П.Эфроимсоном, в соответствии с которой понимание феномена талантливости предполагает рассмотрение трех основных факторов, обусловливающих возможность реализации творческих потенций: зарождения гения - как проблемы биологической и генетической, становления гения - как проблемы биосоциальной и реализации гения - как проблемы социальной. Им были выявлены определенные биологические и генетические особенности, обусловливающие высокий уровень мыслительной активности, характерный для одаренных людей*. Например, сформулирована подтвердившаяся позднее гипотеза о существовании в мозге человека "биологического допинга" эндогенной природы, оказывающего стимулирующее воздействие на его работу25. Установлено наличие корреляции между высокой степенью одаренности и повышенным содержанием мочевой кислоты в крови человека. Было также показано, что кре ативным личностям присущ особый тип психической организации (так называемая циклотимия), для которой характерно чередование периодов высокого подъема и глубокого спада душевных, творческих и жизненных сил. Первому состоянию свойственна быстрота и легкость нахождения решений, нетривиальных ассоциаций и аналогий, стремительное, без видимых усилий, продуцирование идей, высокая работоспособность. Противоположное состояние характеризуется падением жизненного тонуса,' снижением работоспособности, апатией. Решение задач при этом требует серьезных волевых и мыслительных усилий и происходит с существенно меньшей эффективностью.

Вообще, что касается проблемы биологической и генетической обусловленности протекания мыслительных процессов, то ей в настоящее время уделяется значительное внимание. И в частности, в рамках социобиологических исследований предпринимается попытка проанализировать сложные формы опосредовании, которые существуют между особенностями генетической организации индивида и спецификой функционирования его систем восприятия и переработки информации. При этом учитывается также и обратное воздействие, оказываемое социальными институтами, сложившимися системами ценностей, приоритетов, установок и предпочтений той культуры, к которой принадлежит индивид, на возможности его адаптации, характер принимаемых им решений и доминирующие формы мыслительной активности. Причем интересно отметить, что с развитием такого рода исследований упомянутые взаимосвязи приобретают все более сложный характер: если раньше они понимались несколько упрощенно (постулировалось непосредственное влияние генетической обусловленности на характер мыслительных структур), то сейчас предполагается более опосредованная зависимость различных уровней организации таких сложных систем как человек и человеческое сообщество. Так например, предложена теория генно-культурной коэволюции26, где используются понятия эпигенеза (совокупности взаимодействий между генами и средой в процессе развития), эпигенетических правил (представляющих собой ограничения, налагаемые на возможные альтернативные пути развития мыслительных структур субъекта его генетическими предрасположенностями), культургена (определенной информационной структуры, информационного упорядочения, являющегося элементом генно-культурной коэволюции).

В рамках такой концепции влияние генетической организации на социальные структуры опосредуется некоторыми промежуточными уровнями. В частности, выделяется четыре уровня взаимодействий: молекулярный, клеточный, организменный и популяционный. Молекулярный уровень представлен хромосомными упорядочениями генетической структуры. Клеточный - сетями нейронов. Организменный - мыслительными структурами. И, наконец, популяционный - культурными упорядочениями. Все вместе в данной схеме образует замкнутый цикл, где наравне с прямой связью представлена и обратная - влияние популяционного уровня на клеточный. Последнее отражает то обстоятельство, что в реальных человеческих сообществах культурные факторы оказываются в числе тех, которые воздействуют на генетические структуры.

Однако помимо генетического канала передачи информации должны существовать и другие механизмы ее трансляции, поскольку приобретенные признаки, как известно, не могут наследоваться. В этой связи, вероятно, можно предположить, что человеческая культурная эволюция представляет собой генетически запрограммированную тенденцию повышения адаптивных возможностей вида, реализованную в форме фиксирования того позитивного и негативного опыта, который является безусловно значимым для выживания, но не может быть передан генетически, поскольку затрагивает приобретенные свойства, умения, навыки и т.п.

Существует и еще один механизм трансляции общечеловеческого опыта. Определенные черты роднят его с генетической эволюцией, другие же - сходны с качествами культурной: подобно первой, информация передается в основном (за исключением специальных случаев) в рамках кровно-родственных связей -

от родителей к детям; но подобно второй - объектом передачи могут быть благоприобретенные признаки.

Рассмотрим несколько подробнее данный механизм, поскольку это, на наш взгляд, позволит выявить некоторые нетривиальные моменты в понимании условий формирования творческих потенций и - более широко - в понимании соотношения культуры и креативности.

Хорошие возможности для этого анализа, по нашему мнению, предоставляет концепция известного американского теоретика психоаналитического направления Э.Берна. Он, в частности, полагает, что в каждом человеке совмещаются три личности - Родитель, Взрослый и Ребенок. Термином "Родитель" именуются состояния НЯ", сходные с образами родителей человека. Термином "Взрослый" - состояния "Я", автономно направленные на объективную оценку реальности. И, наконец, термином ’’Ребенок" 76 -

состояния "Я", все еще действующие с момента их фиксации в раннем детстве и представляющие собой, по выражению Берна, архаические пережитки4.

В контексте данной концепции утверждение "Это ваш Родитель" означает, что сейчас вы "рассуждаете так же, как обычно рассуждал один из ваших родителей (или тот, кто его заменял). Вы реагируете так, как прореагировал бы он - теми же позами, жестами, словами, чувствами и тд." Слова нЭто ваш Взрослый" означают: мВы только что самостоятельно и объективно оценили ситуацию и теперь в непредвзятой манере излагаете ход ваших размышлений, формулируете свои проблемы и выводы, к которым Вы пришли". Выражение "Эго ваш Ребенок" означает: "Вы реагируете так же и с той же целью, как это сделал бы маленький ребенок"27.

Данная концепция, хотя и разработанная применительно к анализу поведенческих актов, представляет, на наш взгляд, значительный интерес и в плане логико-методологического исследования специфики мышления человека. Чтобы показать это, более подробно охарактеризуем сферу психических содержаний, квалифицируемую в структуре личности как "Родитель".

Благодаря этим содержаниям, система личностных смыслов субъекта обогащается усвоенными, а не самостоятельно найденными стереотипами поведения, реагирования, рассуждения и пр.

Вместе с тем, человек, воспитывавший ребенка, структуру личности которого мы, допустим, в данном случае анализируем, передавший ему свое видение мира, свои способы и формы восприятия, осмысления и т.п., - короче, "подаривший" своему ребенку того "Взрослого", который всю жизнь будет составлять компонент его личности, - этот человек, в свою очередь, также сохранил в себе своего Ребенка, Родителя и Взрослого.

Содержание его Родителя точно также составилось из стереотипов и навыков, "безвозмездно переданных" ему людьми, его воспитавшими. А те, в свою очередь, несли в себе своих Родителей. Отсюда ясен тот механизм трансляции общечеловеческого опыта, который лежит в основании функционирования всех культур. Таким способом сохраняется преемственность жизненного опыта даже тех поколений, между которыми связь кажется полностью нарушенной: прошлое забыто, вычеркнуго из памяти народа. Но это не совсем так. Каждый родитель, воспитывающий сегодня ребенка, несет в себе своего Родителя, который воспитал его. Тот, в свою очередь, передал ему компоненты жизненного опыта своего Родителя и т.д.

Поэтому все перемены общественного сознания, связанные с историческими событиями, происходившими в культуре того народа, к которому принадлежит данный индикид, через действие этого своеобразного механизма трансляции, оказываются "встросннымим в структуру его личности, причем в значительной степени независимо от его воли и желания. Этот исторический и культурный опыт предопределит очень многие формы жизнедеятельности человека, варианты его индивидуальных реакций на происходящие события, их оценку и пр.

Применительно к обсуждению проблемы творческого мышления данное обстоятельство будет существенным постольку, поскольку через длинные цепи опосредований обеспечивает индивиду возможность доступа к весьма удаленным во времени, и, возможно, нетрадиционным, нестандартным для современной культуры, нормам оценки информации, способам ее интерпретации и использования. Они весьма ценны как источник нахождения нетривиальных ассоциаций, аналогий, решений. Таким образом, более внимательное изучение механизмов трансляции общечеловеческого культурного опыта, которая совершается "по вертикали”, в процессе усвоения субъектом форм мироощущения и мировосприятия, способов реагирования и оценок, характерных для воспитывавших его людей, позволяет объяснить то обстоятельство, что, например, для представителя современной технократической цивилизации оказывается доступным (в какой мере и с какими оговорками - это другой вопрос) культурноисторический опыт достаточно удаленных во времени цивилизаций - вплоть до архаичных форм восприятия мира, ощущения своего места в нем, представления о характере связей и зависимостей, существующих в так видимом мире. Как следствие, различные формы альтернативного (по отношению к современной технократической цивилизации) опыта, не только не утрачиваются с уходом в прошлое тех стадий развития и эволюции мышления человека, для которых было характерно их формирование, но продолжают функционировать, составляя неотъемлемую часть мыслительной способности каждого отдельно взятого человека и поставляя ему те содержания, которые складываются в результате освоения им характерной для его времени и культуры реальности, но с использованием механизмов восприятия и переработки информации, которые оказались унаследованными от пра-роди- телей.

Это, на наш взгляд, очень интересный момент. Он позволяет говорить о передаче по каналам родственных связей не только информации генетического характера и не только как следствия

78 существования генетической обусловленности определенных форм и структур восприятия, осмысления, поведения и др. Здесь намечается и совсем иной канал трансляции экологически значимой культурной информации - также в системе родственных связей, но не на основе генетического аппарата, а путем усвоения каждым ребенком компонентов системы личностных смыслов его родителя и передачи этого опыта (естественно, с добавлением тех элементов, которые накоплены в процессе его собственной жизнедеятельности и составляют содержание его Взрослого) своему ребенку, частью системы личностных смыслов которого становятся уже все эти психические содержания и в качестве опыта Родителя будут переданы его ребенку и т.д.

Размышление над этими механизмами позволяет попять, почему (как поласают многие исследователи) для представителей современной технократической цивилизации доступ к содержаниям, почерпнутым на основе использования альтернативных форм упорядочения информации, оказывается все более затрудненным. А поскольку он составляет предпосылки осуществления интуитивных акгов, прозрений, озарений и т.н., то вопрос о понимании причин его меньшей доступности становится еще более важным.

Как нам представляется, можно предложить такую модель объяснения этого феномена. Поскольку, как уже отмечалось, в процессе вертикальной трансляции экологически значимой культурной информации каждый родитель передает своему ребенку не только психические содержания, соответствующие своему Родителю, но и свой собственный опыт (своего Взрослого), то накопление информации идет как бы но двум направлениям: с одной стороны, определенная часть усваиваемых в ходе подобной трансляции содержаний будет составлять (и передавать из поколения в поколение, пусть и в измененной, и в скрытой форме) компоненты архаичного опыта. Но вместе с тем, будут передаваться и усваиваться и те компоненты культуры, которые идут параллельно развитию цивилизации и которые фиксируют знания, мнения, стереотипы, представления, характерные для каждой данной эпохи.

Однако в том случае, если развитие цивилизации пошло по пути доминирования одной из возможных альтернативных форм восприятия, репрезентации и оперирования информацией (применительно к современной технократической цивилизации это будут символические средства) и сформировало соответствующие этому направлению критерии оценки компонентов содержаний на степень их научности, достоверности, объективности и пр., тогда может оказаться, что наследуемые каждым человеком архаичные формы мировосприятия и мироощущения, компо-

79

ненты "примитивной" системы знания и опыта просто-напросто противоречат тем нормам и традициям, которые также передавались ему и которые зафиксировали весь последующий путь развития данной цивилизации.

При таких условиях ’’обнаружение” субъектом содержаний, прямо противоречащих принимаемым им установкам, поставит его в затруднительное положение, так как будет вынуждать его каким-то образом изменить собственную картину мира, чтобы удалось совместить взаимоисключающие фрагменты опыта.

Как известно, расшатывание той системы представлений, на которой базируется созданная субъектом сетка концептуальных структур, ухудшает его адаптивные возможности, грозит более или менее тяжелыми кризисами личности. Потому для поддержания устойчивости всей системы нежелательная информация - а в данном случае ею и окажется информация, идущая от опыта и знаний архаичных культур - будет блокироваться механизмами психологической защиты<>. Именно поэтому доступ к сфере альтернативного опыта, составляющий важнейшую предпосылку интуитивных актов, для представителей технократической культуры оказывается действительно затруднен.

На наш взгляд, иное положение существует у представителей тех культур, в которых нет такой резкой ориентации системы ценностей на символические средства репрезентации и оперирования информацией.

Так, в рамках традиции, идущей от буддийской культуры, акценты на степени значимости различных компонентов восприятия расставлены совсем по-иному. Например, анализ учения о "спасении" в китайском буддизме дает основания говорить о более низком статусе дискурсивного знания по сравнению с интуитивным в рамках этой традиции.

И в частности, суть "спасения" усматривалась в видении вещей такими, каковы они есть. Но достижение подобного видения невозможно путем дискурсивного знания28. Последнее хотя и не отвергалось полностью, но рассматривалось как этап подготовительный на пути постижения истины. Истинная сущность должна постигаться интуитивно, непосредственно, внезапно5.

Весьма характерным в плане сопоставления эволюции культур является отношение к противоречиям. В рамках технократической культуры принцип непротиворечивости в представлении и оперировании информацией является одним из наиболее мощных и могущественных регулятивов динамики системы знания данной культуры.

Но возможно и совершенно иное отношение к нему; противоречивость как неотъемлемый компонент адекватной картины мира. Например, тезис о тождестве нирваны и сансары, провозглашенный основателем школы мадхъямиков Нагарджуной29. Можно привести и другие примеры парадоксов^: 1)

Так Приходящий проповедовал, что первейшая парамита не есть первейшая парамита. Это и именуют первейшей парами- той"и; 2)

"Когда Будда проповедовал праджняпарамиту, то тогда она уже не была праджняпарамитой"12; 3)

"Когда Будда проповедовал о скоплениях пылинок, то это были ire-пылинки. Это и называют скоплением пылинок".

Но дело, конечно же, не в этих отдельных фрагментах, а в принципиально ином, альтернативном - по отношению к нашей культуре - восприятии и видении мира, совершенно иной системе ценностей и приоритетов: то, что для нас чрезвычайно важно, в рамках этой культуры оказывается малозначительным или вообще незначимым. То, на что мы опираемся в своем мировосприятии и мироощущении, рассматривается в ней как иллюзорное, не-истинное, что должно быть преодолено для достижения состояния просветления и тд. Сопоставление отдельных элементов этих культур, на наш взгляд, позволяет понять, почему (хотя трансляция экологически значимой культурной информации осуществляется и тут, и там через механизм Ребенок-Родитель-Взрослый) доступ к компонентам архаического опыта для представителей "технократической цивилизации” будет более затруднен, чем, например, для представителей "восточных культур”.

В этой связи особую эвристическую ценность, на наш взгляд, приобретает углубленное изучение опыта иных культур, что позволит не только отказаться от многих стереотипов собственной картины мира, но и, возможно, обратиться к тому хранилищу альтернативного знания, альтернативных механизмов оперирования информацией, которые наследуются каждым из нас от своих прародителей, но доступ к которым, по описанным выше причинам, чаще всего оказывается затрудненным.

Еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание в связи с рассматриваемой проблемой, - это способность более эффективно оперировать противоречивой информацией, которая специалистами выделяется в числе отличительных черт одаренных людей. На наш взгляд, эта их особенность связана с иной (не только количественно, но и качественно) представленностью подсознательно протекающих мыслительных процессов.

На уровне осознанного осмысления человек не очень удачно использует противоречивые данные. И в частности, исследования показали^, что в ситуациях, когда испытуемые были вынуждены формулировать суждение на основе совокупности признаков, содержавших взаимоисключающие утверждения, их мыслительная стратегия сводилась к отбрасыванию одного из компонентов противоречивой информации и принятию решения на основании другого. При этом выбор "оставляемого” признака определялся некоторыми установками достаточно общего характера: собственными предпочтениями, сложившейся системой представлений и т.п. С чем же связана такая особенность функционирования сознания? Рассмотрим эти вопросы несколько подробнее.

В каждую единицу времени на органы чувств человека обрушивается гигантский поток информации. И лишь весьма незначительная ее часть осознается. В основном же она фиксируется и репрезентируется неосознанно. Это приводит к тому, что на уровне подсознания функционирует информация, миновавшая барьер сознания и критичности, не испытавшая на себе действия мыслительных процедур (структурирования, классификации, упорядочения и тд), неизбежных в процессе вербализации информации. Поэтому она обладает такими свойствами как неупорядоченность, многообразное переплетение свойств, связей, отношений (да и сами они не выделяются в том виде, в каком это характерно для сознания), наличие разнообразных оттенков, полутонов и прочих затрудняющих упорядочение, но более адекватно отражающих реальный мир, компонентов информации.

Сознание не может эффективно функционировать в таких условиях: для него характерно выделение стабильного, однозначного, последовательного. В определенном смысле, наверное, можно утверждать, что оно оперирует предельными значениями (не исключительно ими, но предпочтительно ими). А предельные значения различных оттенков и полутонов сведутся как раз к двум, являющимся крайними точками континуума. И поскольку сознание не в состоянии их совместить - настолько противоположными оказываются их параметры - фундаментальную роль начинает играть требование непротиворечивости рассмотрения!*. При таком понимании оно сводится, фактически, к призыву, сделав ставку на одно упорядочение континуума (и лежащее в основе этого упорядочения огрубление реальных связей), не использовать при этом огрубления того же континуума в противоположном направлении.

В теоретических построениях такая стратегия оправдана, поскольку позволяет до конца раскрыть то содержание, которое скрыто в выбранном предельном случае. И все результаты, которые будут получены на этом пути, окажутся однозначно относимыми именно к данному исходному упорядочению информации. Несоответствия, которые неизбежно возникнут раньше или позже, поскольку в основе всего лежало изначальное огрубление реальных связей и отношений, также будут однозначно и недвусмысленно относимы к выбранному упорядочению, а не к некоторой нерасчлененной и неструктурированной совокупности исходных представлений.

Поэтому, очевидно, можно сказать, что в противоречии реализованы предельные состояния того континуума, который существует в "картинке" подсознания и с которым сознанию трудно справиться. Противоречие - это, в некотором роде, иужас сознания" перед безграничностью неосознаваемого, а закон нспроти- воречия - это попытка защититься от разрушительного для него объема и немыслимого разнообразия информации, которыми оперирует подсознание.

Сознательная настроенность субъекта на возможность допустить противоречие в собственный картине мира уменьшает порог восприятия неосознаваемого, в результате чего данные подсознательной переработки информации оказываются более доступными осознанию. Поэтому внутренняя готовность субъекта принять противоречие, признать его правомерность (а не отбросить сходу один из компонентов информации, как не соответствующий действительности) - важнейший эвристический фактор.

Существование на уровне сознания противоречивых утверждений является отражением того обстоятельства, что субъект признает наличие определенного несоответствия (допустим, между принимаемыми им общими положениями и тем или иным состоянием дел в действительности). Собственно говоря, такое признание и выражает осознание проблемной ситуации. Очевидно, наличие противоречия определенным образом репрезентируется и на уровне подсознания, которое, если можно так выразиться, "знает", что человек столкнулся с положением вещей, эффективного выхода из которого он в данный момент не видит. Компоненты такой ситуации, в которых выражается основное содержание проблемы, также представлены в подсознании.

Как оно оперирует ими? На наш взгляд, на этом уровне фундаментальную роль играют личностные и эмоциональные компоненты опыта. Поэтому субъективная значимость информации приобретает гораздо больший вес, чем в сознании. В сознании доминируют рассудочные оценки, рассчитанные выгоды, в сознании действует и определяет значимость информации та шкала ценностей, которая прошла контроль супер-эго, которая согласуется с нормами культурной среды данного индивида. Взвешивая значимость определенных фрагментов информации на уровне сознания, человек руководствуется теми соображениями, которые не должны поставить под сомнение его Я-концеп- цию30. Однако все эти соображения могут весьма мало соответ ствовать той системе ценностей и той шкале оценок, которая укоренилась в подсознании и бессознательном субъекта и которая явилась результатом действия множества факторов как субъективного, так и объективного характера (имеются в виду определенные генетические предрасположенности, условия жизнедеятельности человека и т.п.).

Компоненты такой внутренней, скрытой шкалы отражают неповторимую историю формирования именно данной личности. Многие из них могут не осознаваться субъектом в силу целого ряда причин. Например, из-за их возможного несоответствия тем ”хорошимм, "правильным", "моральным" мотивам, которые признаются допустимыми в данной культуре и которые индивид принимает и включает в свою осознаваемую (или провозглашенную перед самим собой) систему ценностей.

Сложность при этом заключается в том, что в случае наличия существенных расхождений между двумя такими системами ценностей (действующей на уровне сознания и не осознаваемой индивидом) осознание компонентов последней может поколебать или даже расшатать Я-конценцию данного индивида, что неизбежно приведет к необходимости переоценки и пересмотра всей картины мира и понимания своего места в ней. А это, в свою очередь, затруднит адаптацию человека к условиям постоянно изменяющейся внешней среды и нарушит более или менее устойчивое равновесие, в условиях которого он (до осознания не- осознававшихся и травмирующих компонентов информации) жил. Действие механизмов психологической защиты препятствует проникновению на уровень сознания психических содержаний, способных иарушить гомеостаз всей системы. Поэтому существование различий между "внешней" и "внутренней* шкалой ценностей и оценок может не восприниматься субъектом.

Итак, для подсознания характерно наличие мыслительных конструктов, в некоторой форме репрезентирующих осознаваемое человеком противоречие, причем сами эти конструкты характеризуются тем, что их субъективная значимость для данного индивида не просто неразрывно связана с их мыслительным содержанием, но является одним из компонентов такого содержания. Кроме того, эта субъективная значимость установлена в соответствии с внутренней неосознаваемой шкалой ценностей, во многих случаях принципиально отличающейся от внешней.

установка по отношению к самому себе и включающий компоненты: когнитивный - образ своих качеств, спсобностсй, внешности, социальной значимо* сти и т.д. (самосознание); эмоциональный - самоуважение, себялюбие...; оце* ноч но-волевой..." (Психология. Словарь. М., 1990. С.475).

Как уже отмечалось, непротиворечивое оперирование противоречивой информацией в ряде случаев достигается за счет того, что субъект волевым усилием объявляет лишь один из ее компонентов истинным. Понятно, что тогда никакого противоречия не остается: ведь если одно из утверждений истинно, противоречащее ему ложно. В тех же случаях, когда человек вынужден принять и его истинность, создается мощный очаг внутреннего напряжения, нестабильности, тревоги, устранение которого требует такой реорганизации системы восприятия мира, в рамках которой данное противоречие было бы снято. Если этого так и не удается достичь, оно вытесняется из сферы сознания.

И здесь примечательным оказывается следующее обстоятельство. При оценке информации на уровне сознания индивид склонен отдать предпочтение тем компонентам, которые соответствуют определенным стереотипам, штампам, вписываются в систему ценностей и приоритетов, действующих на уровне сознания.

В подсознании же может оказаться принципиально иной субъективная значимость оцениваемых компонентов: то, что в сознании выступало как доминирующее, в подсознании может потерять свою значимость, и наоборот. Тогда, условно говоря, значение "истина" может оказаться приписанным утверждению, которое на уровне созшния было оценено как ложное. В результате произойдет радикальная переоценка исходной ситуации, что позволит изменить угол рассмотрения проблемы.

Итак, компоненты информации, воспринимавшиеся на уровне сознания как более существенные, - в силу их соответствия разного рода стереотипам - установкам субъекта, его ожиданиям, предпочтениям и т.п. - на уровне подсознания могут восприниматься как менее значимые. И, напротив, данные, или не зафиксированные на уровне сознания, или (по тем или иным причинам) оцененные как не заслуживающие серьезного рассмотрения, на уровне подсознания могут стать определяющими.

Подобный механизм мог, вероятно, сформироваться в процессе эволюции человека вследствие стремления уменьшить негативные последствия изначальной репрезентации информации на основе ранее сложившихся стереотипов. В конечном счете, это обеспечивает нахождение более эффективных решений в постоянно изменяющихся жизненных ситуациях и тем самым способствует повышению адаптивных возможностей человека**. Весьма существенным параметром такого механизма является то, что благодаря ему любой результат, полученный на любом уровне осмысления информации (в значительной степени независимо от установок субъекта) на определенном этапе ее переработки вовлекается в процесс решения.

На наш взгляд, подобное изменение значимости информации напоминает механизм функционирования высшей нервной деятельности, описанный И.П.Павловым (в так называемой "фазе внушения”), когда не сильные, а слабые раздражители оставляют в сознании и памяти наиболее устойчивые следы.

Возможно, именно с таким феноменом изменения субъективной значимости информации в подсознании связан пересмотр некоторых более или менее фундаментальных стереотипов, ранее исходным образом ограничивавших иоле решения задачи, которым нередко сопровождаются озарения. Происходящее при этом изменение значения информации, на наш взгляд, возможно вследствие действия двух факторов. 1.

Психические содержания, энергетическая значимость которых ниже порогового значения (скажем, некоторого <5), попадают в подсознание, а те, значимость которых выше <5, - в сознание. Тогда автоматически все те содержания, которые функционируют в сознании и имеют статус разного рода стереотипов, окажутся для подсознания незначимыми (просто в силу несоответствия их энергетических значений параметрам информации, перерабатываемой в подсознании).

Изменение субъективной значимости компонентов противоречивой информации на уровне подсознания может происходить из-за того, что на этом уровне действует совсем иная шкала ценностей, чем в сознании. Вероятно, степень отличия будет весьма индивидуальной. Но уже тот факт, что многие побудительные мотивы субъектом не осознаются, говорит о том, что это расхождение может быть весьма значительным (отдельные компоненты этой системы именно потому находятся в сфере бессознательного, что их осознание угрожает Я-концепции, сформировавшейся на основе осознаваемой шкалы ценностей).

Учитывая все сказанное, представляется возможным говорить о том, что подсознание в противоречивой ситуации фун кционирует так же уверенно, как в непротиворечивой - сознание17- сИч) возможно, в частности, потому что оценка информации на непротиворечивость - один из наиболее жестких стереотипов сознательного восприятия, осмысления и репрезентации информации - в соответствии с действием предложенного выше механизма - оказывается на уровне подсознания, по меньшей мере, весьма ослабленным.

Такого рода отношение подсознания к противоречивой информации лишь на первый взгляд кажется необычным. По существу же известны такие состояния сознания (например, сновид- воизмсненное сознание), когда человек не удивляется даже самым фантастическим образованиям и сюжетным поворотам, воспринимая их как нечто совершенно естественное.

Таким образом, можно сказать, что мыслительные конструкты, более или менее адекватная репрезентация которых на уровне сознания позволяет идентифицировать их как противоречивые, являются неотъемлемым компонентом той картины мира, которая формируется на уровне подсознания. В логике получены результаты31, позволяющие утверждать, что представление о возможных положениях дел в действительности, выражающееся в принятии соответствующих описаний состояния, задает и соответствующую логику рассуждения. Например, переход от традиционного понятия описания состояний к понятию обобщенного описания состояний обусловит переход от классической логики - к релевантной. В этом смысле*9, вероятно, можно говорить о том, что наличие на уровне подсознания картины мира, естественным компонентом которой являются противоречивые мыслительные конструкты, обусловит специфическую "логику" подсознания (которая, возможно, в некоторых своих аспектах будет близка паранспротиворсчивым построениям).

Еще один момент, на котором хотелось бы остановиться, - эпго специфика в организации ассоциативных сетей. Как известно; существуют различные представления о том, какого рода отношения в рамках оцениваемой информации служат основанием для ее ассоциирования. (Например, Аристотель выделял отношения смежности, сходства и контраста). Однако независимо от различий в понимании оснований ассоциации, в самом общем виде, на наш взгляд, можно говорить о формировании ассоциативных сетей на основе сознательного осмысление имеющейся информации и подсознательно^. В первом случае особую значимость приобретает способность субъекта достаточно последовательно анализировать имеющиеся данные и максимально полно учитывать выявленные свойства и связи сопоставляемых сущностей. Природа подсознательного выявления сходства (подобия, контраста) представляется существенно иной.

Известно, что в процессе восприятия информации происходит ее параллельное кодирование, в результате чего элементы информации оказываются зафиксированными как с помощью вербального (символического) кода, так и в невербальной форме, с использованием зрительных, слуховых, тактильных и др. образов. И если вербализация информации связана с ее упорядочением, выделением однозначных свойств и связей объекта, то в рамках невербального восприятия формируется некоторый не- расчлененный, целостный образ объекта. Поэтому на уровне подсознания иной оказывается та база данных, на основе которых осуществляется уподобление. С другой стороны, не может не быть иным и само представление о сходном (подобном, контрастном). Ведь то представление, которое функционирует в нашем сознании, обусловлено сложным комплексом феноменов культуры, среди которых и существующая система ценностей, и научная картина мира, и многое другое. А как уже отмечалось, на уровне подсознания происходит ослабление действия разного рода стереотипов, устойчивых представлений и т.п. Учитывая эти обстоятельства, не трудно понять, что сети ассоциаций, которые возникают в процессе подсознательной переработки информации, будут существенно отличаться от тех, которые могут быть сформированы в результате сознательно направляемых усилий.

И в частности, необходимо выделить следующие отличительные моменты. Во-первых, более обширной является база данных, на основе которых устанавливаются ассоциативные связи. Во-вторых, поскольку информация, составляющая основу ассоциирования, невербальна, она, как уже отмечалось, не подвергается тем преобразованиям, которые неизбежны в процессе вербализации и которые осуществляются под влиянием укоренившихся в сознании субъекта стереотипов самой различной природы. И, наконец, само представление об ассоциируемом, которое функционирует на уровне сознания и уже в силу этого не может не испытывать на себе ограничивающего влияния стереотипов мышления, на уровне подсознания является существенно ослабленным.

Но поскольку на основе ассоциирования информации, хранящейся в долговременной памяти и вновь поступающей, в мышлении субъекта формируются концептуальные структуры, с опорой на которые воспринимается, оценивается и размещается новая информация, постольку описанные выше особенности в организации ассоциативных связей не смогут не обусловливать особенностей в характере концептуальных структур креативных личностей. Последние, как нам представляется, будуг отличаться большей сложностью и независимостью от стереотипов, а также меньшими ограничениями на сочетаемость информации. Смысловое содержание понятий, функционирующих в рамках такого рода структур, будет включать более обширный комплекс информации невербальной природы различной степени осознанности, за счет чего размерность субъективного семантического про- странствазі может быть более высокой.

Однако, несмотря на относительно большую представленность подсознательных процессов восприятия и переработки информации в мышлении креативных личностей, важнейшую роль в организации концептуальных структур играет вербализованная информация.

Существует представление, что вербализация информации снижает творческие возможности индивида и, напротив, регресс вербализации (при условиях, допускающих ее возможность) связан с более высокой творческой потенцией32. Поэтому возникает вопрос о роли процедуры вербализации информации в творческом мышлении и даже в некотором более широком контексте - об отношении вербальности и креативности.

Исследования показали^, что в тех случаях, когда испытуемым при решении задачи на распознавание образов предлагалось предварительно сформулировать основание классификации, результаты были хуже, чем в тех случаях, когда такое исходное ограничение не накладывалось, и субъекты были свободны в выборе тактики решения задачи. Более того, оказалось, что в ряде случаев реальное отнесение образов к соответствующим классам не отвечало вербально формулируемым основаниям и при этом было более адекватным. Эти результаты представляются достаточно интересными в плане анализируемой проблемы, поскольку способность адекватного распознавания и оценки информации непосредственно связана с возможностями ее последующего продуктивного использования. Рассмотренные под таким углом зрения, эти результаты как будто бы свидетельствуют о том, что вербализация информации в процессе решения задачи препятствует реализации творческих потенций.

Однако, как нам представляется, отношение между такой фундаментальной формой мыслительной активности человека как вербальное представление данных и его творческими возможностями существенно сложнее. Прежде всего, вероятно, есть основания говорить о различной роли вербализации информации на разных уровнях мыслительного процесса и, тем самым, на разных стадиях творческого акта.

Упомянутое различие станет более очевидным, если иметь в виду, что процедура вербализации информации не тождественна операции именования, являющейся, в определенном смысле, ее завершающей стадией. Для того, чтобы определенное восприятие или результат переработки информации получил вербальную форму репрезентации, необходимо предварительное осуществление ряда мыслительных процедур, направленных на упорядочение, структурирование информации, выделение в ней однозначных связей и отношений, более или менее существенных свойств и зависимостей и т.п. Помимо этого информация классифицируется, идентифицируется, сопоставляется с хранящимися в памяти прототипами и вариантами возможных отклонений от них и др. В результате - воспринятая и закодированная с помощью невербальных средств информация существенным образом модифицируется, огрубляется, а иногда и искажается. Целый ряд свойств, отношений, зависимостей, которые зафиксированы в рамках целостного образа, формирующегося в процессе невербального кодирования, остается за пределами, условно говоря, той модели, которая возникает как следствие преобразования информации в ходе ее вербализации. Совершенно естественно, что в подобного рода процессах существенную роль будут играть те представления, мировоззренческие, методологические и другие установки, которые существуют в сознании субъекта и применительно к которым упорядочиваются, оцениваются и разме- іцаются вновь поступающие данные. Это, в свою очередь, не может не привести к тому, что вербализованная информация оказывается жестче, чем невербальная, увязанной с укоренившимися в сознании человека штампами, ожиданиями, предпочтениями, представлениями о перспективном направлении поиска и др. А поскольку возможности нахождения нестандартного, нетривиального решения существенно обусловлены способностью преодоления разного рода исходных ограничений на проблему, понятно, что, оперируя вербальной информацией, индивиду труднее осуществить соответствующий отказ. Этим, на наш взгляд, хотя бы отчасти объясняются те результаты исследований, о которых говорилось выше (относительно зависимости адекватности решения задачи от степени использования вербальной формы репрезентации информации).

Однако сводится ли роль вербализации в процессе когнитивной деятельности к только что упомянутой зависимости? Как нам представляется, нет. Ведь мыслительная активность в рамках решения творческой задачи не исчерпывается использованием невербальных средств представления и переработки информации. Напротив, любой результат, полученный в ходе преимущественно подсознательного осмысления проблемы, может быть осознан лишь тогда, когда он будет вербализован. И вот на этом этапе степень развитости категориальных средств естественного языка и степень владения каждого данного индивида этими средствами является фундаментальной для реализации его творческих потенций. При этом мы полагаем, что степень владения языком означает не просто наличие большего или меньшего объема терминов и их значений в памяти человека, но и способность более или менее адекватно вербализовать невербальные компоненты существующей в подсознании информации. (Имеется в виду способность произвольного, сознательно направляемого поиска и нахождения максимально адекватных аналогов тем или иным компонентам невербального опыта индивида). Очевидно, что степень владения естественным языком повлияет не только на способность произвольного осознания, но и обусловит степень адекватности таких мыслительных процедур как категоризация, идентификация, классификация информации и др. Основания подобной зависимости видятся в следующем.

Известно, что выразительные возможности языка влияют на особенности восприятия и переработки кодируемой с его помощью информации (гипотеза лингвистической относительности Сенира-Уорфа). Природа такого влияния коренится в закономерностях формирования и развития человеческой культуры (и языка как элемента этой культуры) в зависимости от особенностей естественно-исторической практики.

Но имеется и обратная зависимость: категориальный строй языка достаточно определенно обусловливает возможности вербализации отдельных элементов человеческого опыта. И хотя, вероятно, есть основания считать, что при определенных усилиях на любом языке может быть выражено все (или почти все) что угодно, человек в процессе вербализации стремится использовать прежде всего именно привычные, достаточно устойчивые обозначения и часто уподобляет свои впечатления категориям языкового кода. Понятно, что чем богаче выразительные возможности тех средств символического кодирования, которые имеются в распоряжении субъекта, тем богаче и сложнее сетка, которая им накладывается на мир, тем более тонкие детали, оттенки, аспекты осмысливаемого могут быть выражены и тем меньше результирующие искажения информации.

И еще один момент, на который хотелось бы обратить внимание. Это вопрос о специфическом статусе когнитивных стереотипов (штампов) в мышлении креативных личностей. Отчасти этот вопрос уже затрагивался, когда речь шла о преимущественной представленности подсознательно протекающих мыслительных процессов. Однако следует коснуться и некоторых других аспектов.

Вообще при обращении к проблеме стереотипов стало уже достаточно традиционным подчеркивание их негативной роли в рамках творческого процесса и указание на необходимость их более полного преодоления с целью достижения подлинно нового, творческого результата. И действительно, подобное представление имеет под собой серьезные основания, поскольку совершение творческого шага невозможно без отказа от некоторого множества исходных ограничений на проблему, обусловленных определенными стереотипами, когнитивными штампами.

Однако если роль стереотипов в мышлении столь однозначна, то почему они так живучи и трудно преодолимы? Ведь история формирования знаний о человеке учит тому, что в процессе филогенеза закрепляется лишь то, что полезно, а стереотипы, на первый взгляд, только мешают эффективной адаптации человека (которая неразрывно связана со способностью смотреть на уже известные вещи под другим углом зрения)? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо рассмотреть те функции, которые стереотипы мышления выполняют в когнитивном процессе.

Итак, человек живет в условиях постоянно изменяющейся внешней среды, что само по себе достаточно часто требует от него разрешения новых задач. В таких условиях его адаптация может быть эффективной только при наличии способности прогнозировать определенные события ближайшего или достаточно отда ленного будущего, чтобы максимально эффективно действовать в соответствующим образом изменившихся условиях. Однако для того, чтобы подобное прогнозирование было возможным (хотя бы и в самой примитивной форме), человек должен обладать способностью вычленять в непрерывном потоке восприятия относительно устойчивые, значимые для него фрагменты информации. Такого рода способность является неотьемлемым свойством человеческого мышления, на что, в частности, указывают экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что даже в тех случаях, когда предъявлявшиеся конфигурации заведомо не содержали никаких регулярностей, испытуемые все же "обнаруживали" их. Это фундаментальное свойство человеческого разума, как нам представляется, и лежит в основе формирования системы стереотипов в мышлении.

Существенным является и другое обстоятельство. В процессе становления человеческой личности, усвоения достижений культуры и накопления результатов собственного опыта в сознании человека формируется достаточно устойчивая система представлений, знаний, навыков, ценностей, позволяющая ему более или менее эффективно адаптироваться к условиям внешней среды. Предпосылкой такой адаптации служит способность достаточно оперативно и адекватно воспринимать, кодировать и идентифицировать поступающую информацию, правильно ее классифицировать и оценивать. В свою очередь, выполнение этих задач невозможно без наличия достаточно стабильной системы знаний. Причем чем более разветвленной является сеть хранимой информации, тем более сложный комплекс восприятий может быть размещен на ее основе. Таким образом, степень развитости существующих в сознании субъекта знаний и представлений самой различной природы непосредственно влияет на эффективность восприятия и последующего использования поступающей информации.

Вообще представляется достаточно вероятным, что нормальное функционирование мозга, нервной системы, психики человека возможно лишь в условиях более или менее стабильной системы ценностей и ориентиров, относительно которых осуществляется отбор, оценка и размещение новой информации. Если не будет таких направляющих линий, устойчивых контуров, вся система знания как бы повисает в воздухе, становится зыбкой и неустойчивой. Вместе с ней теряет свою устойчивость и положение человека в мире.

В рамках стабильной системы представлений возможно осуществление более или менее надежных предсказаний относительно интересующих субъекта событий. Расшатывание этой системы приведет ие только к потере ориентации, но и обусловит 94 невозможность прогнозирования следствий разного рода изменений, непрерывно происходящих как в самом человеке, так и в окружающем его мире. Все это, бесспорно, сделает положение человека более уязвимым. Поэтому можно предположить, что имлно стремление к гомеостазу обусловливает осознанное и бессознательное формирование в мышлении человека множества разного рода стереотипов. Их расшатывание (в описанном выше смысле) угрожает самосохранению человека, и потому мозг обладает приспособительным механизмом, блокирующим проникновение на уровень сознания тех впечатлений и результатов, которые могут оказать травмирующее воздействие. Иначе говоря, поколебать или разрушить сложившуюся и устоявшуюся систему представлений, на основе которой (и относительно которой) происходит ориентация и приспособление человека к действительности.

Вообще, представление о существовании механизмов психологической защиты сформировалось в рамках Фрейдизма. Как известно, Фрейд, анализируя причины неврозов, предположил, что глубинной основой их формирования являются детские сексуальные переживания, в силу существования социальных запретов вытесненные в сферу бессознательного. Последующие исследования показали, что не менее драматичным для человека является осознание определенных элементов информации, способных поколебать или разрушить складывающийся в процессе становления личности образ собственного "я". При этом акцент из сферы сексуальных переживаний был перенесен в сферу, если так можно выразиться, социально значимых компонентов развития личности (способность достичь признания, уважения, любить, быть любимым, быть понятым и др.).

Такое увеличение множества стимулов, существенных для формирования специфики личности, представляется оправданным. Однако, на наш взгляд, их сфера может быть расширена за счет включения также тех личностно значимых элементов системы знаний, представлений, ценностей, которые лежат в основе картины мира, сформировавшейся в результате становления данной конкретной личности, усвоения ею достижений кульгуры и фиксирования результатов собственного опыта. Поскольку подобного рода система составляет основу ориентации человека в мире, и ее разрушение чревато ослаблением приспособительных возможностей индивида, постольку можно предположить, что действие механизмов психологической защиты распространяется и на обеспечение ее стабильности. Как следствие, информация, осознание которой может привести к необходимости отказа от определенных фундаментальных для данной личности положений, установок, штампов, может блокироваться.

Существуют ли в действии подобного рода механизма аспекты, которые можно было бы рассматривать как специфичные для мышления креативных личностей? Представляется, что да» На наш взгляд, можно утверждать, что у лиц с высоким творческим потенциалом - или от природы, или в результате индивидуальной истории становления данной личности - механизмы психологической защиты в той или иной мере оказываются ослабленными. Одной стороной такого ослабления как раз и является то, что информация, способная расшатать существующую систему знания и поколебать стереотипы, имеющие в данное время статус бесспорных (которая у большинства людей блокируется), у креативных личностей получает более свободный доступ на уровень сознания. Это, если так можно выразиться, - положительное следствие ослабления механизмов психологической защиты.

Вместе с тем, вряд ли можно предполагать, что такого рода ослабление столь избирательно, что беспрепятственно пропускает на уровень сознания информацию, концептуально значимую, и блокирует травмирующую (ту, которая может причинить боль, страдание субъекту). Поэтому, скорее всего, в результате ослабления механизмов психологической защиты, нар-іду с информацией, обеспечивающей возможность отказа от когнитивных стереотипов (штампов) и, тем самым, увеличивающей вероятность совершения творческого шага, на уровень сознания более широким потоком устремится и вся информация, которая для данной личности имеет травмирующий характер и в обычных случаях блокируется. Такое предположение, на наш взгляд, дает возможность понять и некоторые другие аспекты в проблеме специфики мышления креативной личности. В частности, это касается соотношения чувствительности (сепзитивности)24 и креативности.

В исследованиях, посвященных рассмотрению параметров мышления лиц с высоким творческим потенциалом, часто отмечается когнитивная и эмоциональная их открытость, высокая степень чувствительности, восприимчивости как к сигналам, поступающим из внешнего мира, так и внутреннимзз. Эта зависимость является достаточно очевидной: более развитая способность к восприятию и фиксированию оттенков, деталей в поступающей информации, при прочих равных условиях, обеспечит более богатую базу исходных данных самой различной природы. А это, в свою очередь, обусловит возможность вербализации и осознания более топких аспектов, отношений, свойств в рамках воспринятого и осмысливаемого. В результате исходная база данных для формирования ассоциативных связей будет существенно шире и тд.

Однако, как нам представляется, можно говорить и о менее тривиальном отношении степени восприимчивости, сензитиьно- сти субъекта, и креативности его мышления. А именно, о восприимчивости, эмоциональной и когнитивной открытости - как следствии развитой творческой способности (поскольку, как уже говорилось, последняя может быть обусловлена, в частности, и ослаблением действия механизмов психологической защиты). Поэтому определенная уязвимость, незащищенность, нестандартность поведения людей с высоким творческим потенциалом (широко известные "чудачества”) не должны рассматриваться как их каприз или проявление их нежелания вписаться в стандартную систему межличностных отношений. По существу, эти особенности оказываются оборотной стороной одаренности этих людей и не могут быть сняты произвольно.

Раз уж мы затронули вопрос о психоэмоциональных особенностях креативных личностей, хотелось бы рассмотреть его несколько подробнее. В современной литературе этой стороне проблемы уделяется значительное внимание. При этом целый ряд характеристик практически всеми исследователями причисляется к неотъемлемым личностным качествам креативных субъектов. В их числе - любознательность, даже до некоторой степени любопытство (однако не в обыденном понимании, а скорее как выражение стремления к получению новой информации, вероятно, по смыслу приближающееся к понятию "пытливость"), способность видеть проблему там, где се не видят другие. Данное обстоятельство, как попутно справедливо отмечается, способно доставить немало неприятностей и неудобств его обладателю, поскольку усмотрение проблем побуждает говорить о них, а это не всегда приветствуется окружающими, которые - в массе своей - не видят никаких проблем в соответствующем положении вещей. I Упоминается также и такое качество, как гибкость в восприятии и оценке информации (в противовес жесткости, ригидности), присущая в большинстве своем креативным личностям. Последнее находит и экспериментальное подтверждение. Так, интересные исследования особенностей восприятия информации при условии различных способов предшествующего обучения показали, что так называемая "да-тенденцияи2б складывается как следствие более разнообразного предшествующего личностного опыта субъекта27 и обусловливает следующую особенность восприятия: скорее модификации, не принадлежащие к данному классу, будут ошибочно причислены к нему, чем подлинные варианты прототипа будут необоснованно отвергнуты. И напротив, так называемая "нет-тенденция" (т.е. склонность к негативному ответу на вопрос о принадлежности некоторого данного объекта к соответствующему классу) формируется как следствие более однообразного предшествующего обучения и обусловливает противоположную особенность восприятия: скорее подлинная модификация некоторого прототипа будет ошибочно отвергнуга, чем конфигурация, не являющаяся в действительности вариантом прототипа будет неверно принята**.

Представляется достаточно очевидным, что подобные особенности восприятия не безразличны к формированию способности нахождения нетривиальных решений в познавательных ситуациях: склонность к усмотрению некоторого известного субъекту прототипа в большем числе встречающихся комбинаций позволит применить имеющиеся знания к большему множеству новых ситуаций, а также обусловит возможность минимизации числа малоотличающихся прототипов (ведь неверная оценка некоторых конфиіураций как не относящихся к данному классу, заставит формировать для них свой, новый прототип. Вероятно, в подобной познавательной ситуации вновь формируемый прототип будет незначительно отличаться от исходного, причем сами отличия вряд ли окажутся существенными, поскольку в основе такого вычленения лежала неверная исходная оценка информации).

И еще одна деталь. Негативный ответ выражается не просто в произнесении соответствующего отрицательного высказывания. Такого рода реакция порождает комплексную перестройку многих систем организма, вследствие которой веб в человеке

^Г.е. склонность давать позитивный ответ на вопрос о присущности вновь предъявляемых конфигураций тому классу объектов (прототипу), который сформировался у испытуемого на основе предшествующего научения.

27Имеется в виду формирование прототипа на основе предъявления значительно различающихся между собой конфигураций.

28Posner М. Cognition: An Introduction. Scott. Illinois, 1 ^73. Р.53-54.

оказывается настроенным на отвержение, неприятие предлагаемого. В результате возможность продуктивного использования отрицаемой информации оказывается минимальной (а ведь известно, что даже из ложных идей, гипотез, теорий могут быть извлечены весьма нетривиальные и перспективные выводы). Кроме того, "нет-реакция" чаще всего предопределяет проигрышную стратегию поведения, когда, несмотря на осознание своей ошибки, субъект будет - даже вопреки очевидному - внутренне сопротивляться изменению ранее высказанной оценки. И напротив, готовность к позитивному восприятию информации позволяет максимально продуктивно использовать ее впоследствии. Стремление субъекта вычленить рациональное зерно, готовность признать и некоторые сильные стороны, справедливые моменты пусть и неверного в целом построения, даст возможность включить выявленные рациональные моменты в собственные концептуальные структуры, что, естественно, обогатит ил и позволит в ряде случаев продуктивно изменить угол видения проблемы.

Таким образом, такое психологическое качество как гибкость (также как и толерантность) мышления может рассматриваться, с одной стороны, как следствие более вариабельного личностного опыта субъекта, с другой, - как предпосылка формирования особенностей восприятия и оценки информации, обеспечивающих возможность ее последующего креативного использования.

Интерес представляет также сочетание креативности с такими комплексными психологическими характеристиками как иитровертность-экстравертность29. С креативностью обычно связывают интровертированный тип личности. Однако данное обстоятельство, очевидно, следует принять с некоторыми оговорками. И в частности, степень представленности соответствующих характеристик в реальных субъектах является различной, и в "чистом виде" они встречаются не часто. Более характерно определенное сочетание некоторых черт этих типов. Тем не менее, выделение параметров, по преимуществу присущих экстраверти-

29Как известно, эти личностные типы были выделены и описаны К.Юнгом. Для экстраверта характерна обращенность к внешнему миру, в результате чего несколько принижается значимость явлений вї(утреннего мира. Напротив, интроверт преимущественно ориентирован на явления собственного внутреннего мира, что выражается в склонности к самоанализу, некоторой замкнутости, затруднении социальной адаптации и т.д.

рованным и интровертироваииым личностям, по всей видимости, позволяет наметить некоторые глубинные зависимости, существующие между отдельными личностными характеристиками и возможностью формирования творческой потенции. Анализируя эти вопросы, известный исследователь креативности Гилфорд уточняет, что когда мы говорим о таких качествах как интровертированность или, например, импульсивность креативных личностей, следует помнить, что речь идет об оценке сферы мыслительной активности. В этой связи он добавляет: "Приятно думать, что креативная личность отлична от невротика или пси- хотика - как это нередко утверждалось ранее. Фактически эти факторы подавляют креативное иоведение^о.

Упоминают исследователи и целый ряд параметров лиц с высоким творческим потенциалом. Среди них - высокая интуитивность, усмотрение более глубоких смыслов и следствий воспринятого, уверенность в себе и в то же время неудовлетворенность ситуацией, в которой субъект себя обнаруживает, открытость восприятию как внутреннего, так и внешнего мира. Креативные личности высокомотивированы, демонстрируют значительный уровень энергии. Они обладают рефлексивным мышлением, от которого получают удовольствие. Креативы самостоятельны, отличаются значительным стремлением к автономии. Для них характерен низкий уровень социализации и высокий уровень самодостаточности. Они неконформны.

В связи с последней характеристикой вспоминаются очень интересные соображения крупнейшего советского физика ПЛ.Капицы о взаимосвязи гениальности и "непослушания"^. Описывая особенности темперамента М.ВЛомоносова, и в частности, случай, когда тот "непристойно сложил перста, поводил ими под носом академика Шумахера и сказал - накоси - выкуси..," ПЛ.Капица задавался вопросом: "Возможен ли аналогичный случай в наши дни у нас в Академии наук?" Этот вопрос представлялся ему не праздным, поскольку ПЛ.Капица полагал, что "в описанном инциденте есть очень много поучительного и для наших дней. Ведь гений обычно проявляется в непослушании

30Guilford J.P. Creativity: Dispositions and Processes//Creativity research. International Perspective. New-Delhi,1980. P.227.

31Фрагмент "О творческом * непослушании" опубликован впервые в

журнале//Наука и жизнь. 1987. N2.

... Непослушание есть одна из неизбежных черт, появляющихся в человеке, ищущем и создающем всегда новое в науке, искусстве, литературе, философии"э2. По его мнению, одно из условий развития таланта человека - это свобода непослушания.

Закончить эту статью о мышлении креативной личности хотелось бы словами Мак-Киннона, которые, как представляется, психологически точно и лаконично ее характеризуютзэ: "Главное для творческой личности - это кураж, кураж разума и духа, психологический и духовный. Кураж быть разрушительным для созидания нового, кураж быть открытым восприятию изнутри и из-вне, кураж следовать интуиции, а не логике, кураж вообразить невозможное и попытаться реализовать его. Кураж думать так, как не думал никто. Кураж стоять в стороне от коллективности и конфликтовать с нею, если это необходимо, кураж становиться и быть самим собой"**.

320 творческом непослушании//Наука и жизнь. 1987. N2. С.82.

33На наш взгляд, в следующем контексте выражение "мужество" явилось бы не вполне адекватным для перевода английского ’"courage", содержащего некоторый дополнительный оттенок в характеристике состояния духа. Поэтому мы используем термин "кураж”. iAMackinnon D.W. Creativity: a multi-faceted phenomenon//Creativity. A discussion at the Nobel Conference. L.,1970. P.29.