Почему некоторые растут быстрее прочих?

«Крупная купюра на тротуаре». Традиционная неоклассическая экономическая теория так или иначе придерживается концепции «эффективных рынков». Экономисты любят иллюстрировать ее одной анекдотической историей.

Профессор экономики и его ассистент идут по улице и вдруг видят лежащую на тротуаре 100-долларовую купюру Ассистент нагибается, чтобы ее поднять, но профессор удерживает его от этого со словами: «Если бы это были настоящие $100, то кто-нибудь уже давно ее поднял».

Смысл тут заключается в том, что при наличии конкуренции оптимизирующие свое поведение рыночные акторы исключают возможность получения очень высоких прибылей. Крупные купюры не роняют на тротуар, а если все-таки роняют, то их практически мгновенно подбирают.
Разработки неоклассической теории последней четверти прошлого века базируются на идее, что любые выгоды, которые могут быть получены в принципе, получены фактически. Возражения против активистской кейнсианской фискальной и монетарной политики строились на том основании, что рациональное поведение экономических акторов само решает те проблемы, которые эта политика призвана решать. Их взаимовыгодные сделки исчерпывают все выгоды, которые стоят того, и никаких банкнот на тротуаре не остается. Laissez-faire автоматически гарантирует парето-эффективность.
Каким бы парадоксальным на первый взгляд не выглядело дальнейшее развитие теории неоклассиков, но факт остается фактом. Позиция laissez-faire оказалась мощным рычагом оправдания государственного интервенционизма. Здесь была задействована теорема Коуза, точнее, применение ее к политике демократического государства. Если выбрана неверная экономическая политика, то, поскольку существует альтернативная правильная политика, стремящиеся к выгоде рациональные акторы так или иначе ее выберут. А если они ее не выбирают, то проводимая политика на самом деле не так уж и плоха. Таким образом, из представленной выше логики неоклассиков следует, что проводись политика laissez-faire или, напротив, активного государственного интервенционизма, мы все равно находились бы в лучшем из всех возможных миров.[83]
/>Однако какое отношение все эти дискуссии экономистов имеют к развитию тех или иных стран?
На границе производственных возможностей или не достигая таковой? Дело в том, что если мы примем «панглоссианский взгляд на мир» чикагской школы, то национальные хозяйства будут всегда находиться на границе производственных возможностей или, в худшем случае, где-то рядом с ней. Это означает, что бедные страны бедны потому, что у них просто не хватает ресурсов (см. «Введение»). Это могут быть природные ресурсы, оборудование, технологии, человеческий капитал. Их надо увеличить количественно и/или качественно, тогда граница производственных возможностей сдвинется таким образом, что область производственных возможностей расширится и начнется экономический рост. А так ничто другое ему не мешает. Для бедных стран также нет крупных банкнот на тротуаре.
Но есть и другой подход, в частности, характерный для НИЭ. Значение имеет не столько обеспеченность стран ресурсами, сколько проводимая ими государственная политика и, особенно, имеющиеся у них институты. Их качество может быть столь низким, что они не создают надлежащие стимулы и страны с плохими институтами застревают далеко до достижения границы производственных возможностей, и это, естественно, негативно сказывается на доходах. Олсон подчеркивает, что «наиболее значимое объяснение различий в доходах между странами заключается в различиях их экономической политики и институтов».[84] Развивая далее аналогию с крупной купюрой на тротуаре, можно сказать, что у стран с плохими институтами просто нечем ее поднять.
Две разновидности человеческого капитала. Олсон убедительно полемизирует с традиционными теориями экономического роста, показывая, что обеспеченность факторами производства не может рассматриваться как его конечная причина (говоря языком экономистов, как экзогенная причина).[85] Нужно искать причину причин. Так, например, согласно традиционной экономической теории, с ростом количества того или иного фактора убывает его предельный продукт, в том числе
и в стоимостном выражении. И действительно, в странах, испытывающих дефицит капитала, в отдельные периоды отдача от него может быть несравненно выше, чем в развитых рыночных демократиях. Но почему же тогда во времена кризисов капитал устремляется из бедных капиталом стран в насыщенные им страны, где отдача от его вложений в такие времена едва ли не нулевая? Ответ, разумеется, стоит поискать, обратившись к анализу институтов.
В своем анализе Олсон очень скептически относится к попыткам объяснять развитие ролью культуры. В частности, он пишет: «Аргумент, что культура важна для экономического развития, хотя и правдоподобный, но пустой: слово “культура”, несмотря на то что оно широко используется в различных дисциплинах, не было определено точно или же таким образом, который позволяет сравнение с другими переменными в агрегированной производственной функции».[86]
Вместо оперирования термином «культура» он предлагает разделить это понятие на две разновидности человеческого капитала, что в дальнейшем позволяет ему очень наглядно показать роль институтов. Итак, часть его составляет то, что Олсон называет частным или «маркетизиру- емым человеческим капиталом». Сюда относятся те элементы культуры, которые увеличивают количество и/или качество человеческого капитала (склонность трудиться, приобретать знания, предпринимательские навыки). Из определения следует, что все эти культурные составляющие можно продать на рынке, обменять на деньги. Они как бы приватизируются индивидом и приносят ему доход.
Второй тип культуры, составляющий вторую разновидность человеческого капитала, Олсон называет «человеческий капитал как общественное благо» или, более знакомым термином, «гражданская культура». В основном это знание того, какая государственная политика будет успешной, как «правильно» голосовать.

Если отдельный индивид обретет такие знания, то он не сможет их «маркетизировать», они не отразятся на его персональном доходе и благосостоянии. «Человеческий капитал как общественное благо или гражданская культура обычно не маркети- зируется и затрагивает доходы только посредством влияния на общественную политику и институты».[87]
В дальнейшем Олсон обращается к грандиозному эксперименту, который ставит сама жизнь, а именно массовой миграции работников
из слаборазвитых стран в развитые.[88] Ясно, что приносимая ими туда вторая разновидность человеческого капитала до поры до времени не имеет значения (они либо не имеют права голоса, либо составляют меньшинство, не влияющее на выбор политики). Значение имеет только первая разновидность. И что мы видим?
Зарплата недавних иммигрантов оказывается значительно выше, чем в странах, откуда они прибыли. При этом нанимающие их фирмы вряд ли занимаются благотворительностью. «Максимизирующие прибыль фирмы не наняли бы этих мигрантов, если бы их предельный продукт не был бы, по меньшей мере, столь же большим, как и их зарплата».[89] В то же время, как показывают сравнения их зарплат с зарплатами иммигрантов из развитых стран в развитые же страны, они отстают от последних. Это говорит о том, что их человеческий капитал первого вида хуже.
Однако здесь как раз тот случай, когда все дело в деталях. Олсон приводит пример с переселенцами из Западной Германии и Гаити. Первый получает в США примерно в 2 раза больше, чем второй. Однако у бывшего жителя Гаити зарплата в пять раз выше, чем на родине. Таким образом, теоретически ничто не мешало ему и в Гаити получать зарплату, равную половине зарплаты немецкого иммигранта. Ведь его персональный человеческий капитал был тем же самым. Так бы и было, если бы не институты. Или если бы качество институциональной среды на Гаити не отличалось от ее качества в США. Таким образом, разрыв в качестве персонального человеческого капитала определяет лишь сравнительно небольшую долю разрыва между развитыми и слаборазвитыми странами. Все остальную разность в зарплатах можно приписать, главным образом, различиям в качестве институтов.
Что могут новые теории экономического роста? Олсон приходит к выводу, что «большая разность между подушными доходами по странам не может быть объяснена различиями в доступе к глобальным запасам производительных знаний или к рынкам капитала, различиями в отношениях работников к земельным или природным ресурсам или различиями в качестве маркетизируемого человеческого капитала или персональной культуре».[90]

А может быть, с задачей объяснения этой разности смогут справиться новые теории эндогенного экономического роста?[91] Они, в частности, говорят о положительных экстерналиях, которые нарастают по мере накопления запасов физического и особенно человеческого капитала.[92] В результате они могут объяснить, почему страны с большим подушным доходом растут так же быстро, как страны с низким доходом, или даже быстрее. Однако ни старые, ни новые теории роста не могут объяснить одну реально наблюдаемую и привлекающую всеобщее внимание ситуацию: наиболее быстро растущие страны никогда не являются странами с наивысшим подушным доходом; напротив, они всегда представляют подгруппу низкодоходных стран. Причем растут последние быстрее любой страны с высокими подушными доходами.
В то же время разрыв между развитыми и слаборазвитыми странами в целом по показателю подушных доходов имеет тенденцию к увеличению. Это прямо противоречит идее конвергенции уровней развития, вытекающих из старых, традиционных теорий экономического роста и международной торговли.
Олсон видит разрешение парадокса в различных структурах стимулов, являющихся результатами существенных различий в институтах.
Кто подбирает купюру? «Лучшее, что может сделать общество для увеличения своего благосостояния, это — поумнеть».[93]
Потенциал слаборазвитых стран измеряется колоссальными располагаемыми ресурсами.[94] Их величина показывает, насколько эти страны не дотягивают до своей границы производственных возможностей, не
реализуют свой потенциал. Прибегая к неоднократно использованному образу можно сказать, что она показывает номинал той самой купюры, что лежит на тротуаре. />Слаборазвитые страны не могут реализовать множество потенциальных выгод от специализации и торговли, ибо эта реализация не достигается никакими индивидуальными усилиями на примитивных рынках. Она обеспечивается лишь сложным взаимодействием множества рыночных акторов, для которого нужны качественные институты.
Эти страны не располагают институтами, которые непредвзято принуждают к соблюдению контрактов, и, таким образом, они теряют большинство выгод от сделок, которые требуют такого принуждения третьей стороны. У них нет институтов, которые гарантировали бы права собственности в длительном периоде, следовательно, они теряют большинство выгод от капиталоинтенсивного производства. Производство и торговля страдают от неправильной политики как частного, так и государственного «хищничества». «Развернутое социальное сотрудничество появляется там, где имеется набор сложных рынков, требующих гораздо лучших институтов и политики, чем располагает большинство стран».[95]
Таким образом, Олсон ответил на вопрос, кто не подбирает купюру и почему. В то же время он отвечает и на вопрос о том, кто подбирает купюру. Это те низкодоходные страны (их немного), которые активно и последовательно внедряют у себя эффективные институты, в первую очередь защищенные права собственности и гарантии соблюдения контрактов. И, что немаловажно, они растут быстрее, чем высокодоходные страны, ибо у последних гораздо меньше возможностей расширять свой потенциал роста за счет улучшения институтов.[96] Им приходится раздвигать свои границы производственных возможностей, что, естественно, дается нелегко, ибо требует принципиально новых научно-технических достижений.

<< | >>

↑

Источник: В. Гельман, О. Маргания. Пути модернизации: траектории, развилки и тупики : Сборник статей. — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге. — 408 с.. 2010

Еще по теме Почему некоторые растут быстрее прочих?:

- Банковская деятельность (контрольные) - Бизнес-планирование - Бухгалтерский учет (лекции) - Занятость населения - История экономики - Макроэкономика - Международные экономические отношения (МЭО) - Менеджмент - Налоговая деятельность - Региональная экономика - Рынок труда - Управление персоналом (контрольные) - Финансовое планирование и прогнозирование - Ценообразование (контрольные) - Экономика природопользования - Экономический анализ (контрольные) -