Сергей АБАШИН Откровенно говоря, когда речь зашла об этом семинаре, я думал, что актуальность темы «этнического» или «расистского» дискурса в России спадает. В том же Таджикистане, например, после соглашения о мире 1998 года дискуссии о «субэтносах» сами собой утихли, и реальная политика сосредоточилась в области раздела портфелей и сфер влияния, далекой от чистых теоретических изысканий.
Однако после известных сентябрьских событий в Америке опять и с новой силой в российском обществе возобновились разговоры о различии культур, религий, цивилизаций и этносов. Более того, меня поразило то, что даже многие так называемые «либералы» (я бы даже сказал — в первую очередь именно они), вроде бы провозглашавшие приоритет прав человека над любыми коллективными правами, с энтузиазмом новообращенных заговорили о превосходстве западной культуры и защите христианских ценностей. Посмотрите, как «разруливается» сейчас ситуация в Афганистане, как всем международным сообществом она этнизируется. То есть весь конфликт сводится к противостоянию таджиков, узбеков и пуштунов, что у специалистов по региону вызывает полное недоумение, поскольку запутанные противоречия в афганском обществе не сводятся только к этническому противостоянию. Но это выгодно всем внешним силам, которые пытаются с помощью внедрения и усиления этнического дискурса как-то решить свои собственные задачи и обеспечить собственные интересы. Даже у некоторых ученых произошла переоценка взглядов. Так, на этнографической конференции в Нальчике в сентябре этого года Сергей Александрович Арутюнов на пленарном заседании заявил, не более и не менее, что культуры (этносы) не могут быть равны между собой и существует их иерархия. И даже предложил использовать такую терминологию для их описания: «цивилизованный (или «белый») мир» и «варварский (или «черный») мир». Думаю, не стоит напоминать, что именно Арутюнов считался всегда сторонником наиболее радикальных взглядов на равенство культур между собой. Очень тревожными мне представляются те сдвиги, которые происходят сегодня в западной общественной мысли. Не знаю, насколько эти сдвиги можно считать глубинными, но вектор их вызывает у меня недоумение. Вспомните якобы случайные оговорки Буша о «крестовом походе» или похожие высказывания Берлускони. Опять усилились разговоры о разделении мира на «цивилизации». В Великобритании обсуждается закон о депортации иностранцев только по подозрению в чем-то нехорошем. А это уже прямая аналогия того, что происходит в Краснодарском крае или, допустим, в Москве. Эти последние события заставляют снова осмыслить «этнический» (или «расистский») дискурс. Оказалось, что он гораздо сильнее укоренен в сознании людей и в общественных настроениях. И даже тогда, когда, казалось бы, политиками и учеными было сделано все или почти все для борьбы с «расизмом», этот дискурс (или язык) вновь возродился, может быть, в некоторых своих элементах в еще более циничной форме. Все это говорит о том, что критика «расизма» и «этницизма» во всех его проявлениях должна быть усилена. Нужно искать новое понимание этого явления и новые аргументы для борьбы с ним. Владимир МАЛАХОВ Меня поразила в прошлом году информация, которая прошла по «Евроньюс». Какая-то экспертная группа при Европейском сообществе провела следующий опрос: «Считаете ли вы себя расистом?» Это среди политкорректных европейцев, где слово «расизм» абсолютно неприлично! Положительно на этот вопрос ответили 22 % немцев, более 30 % французов и 43 % бельгийцев. Это на самом деле мало о чем говорит, потому что немцы, насколько я их знаю, пе менее расисты (скрытые, разумеется), чем те же бельгийцы, просто у них другие правила политической корректности и другие табу — исторические прежде всего. Результаты, скорее всего, с этим связаны, и поэтому данный опрос имеет не очень много смысла, он как бы не отражает какой-то реальной структуры общественного мнения, но он очень показателен: пробита брешь в либеральном консенсусе. Говорить о своем расизме стало возможно. Еще два примера — это выборы в Австралии и выборы в Дании, только что прошедшие. Везде педалируется тема иммиграции «черных», «чернозадых». Развешиваются плакаты, в Дании, например, были откровенно расистские плакаты — женщина в головном платке («мусульманка») соблазняет белого мужчину, и текст: «Seduced by the enemy» — «Соблазнен врагом».
В Австралии, которая так гордилась своей иммиграционной политикой, своей открытостью, своей мультикультурностыо, после долголетнего периода правления лейбористов побеждают либералы, то есть центристы, сделавшие одним из ключевых элементов предвыборной агитации ограничение миграции. То же самое в Дании 20 ноября — опять победили центристы. В два раза, то есть на 100 %, увеличила свой электорат «Народная партия» — праворадикальное профашистское объединение. Так что расизм российский лишь часть общего глобального феномена. Виктор ВОРОНКОВ Только что па Гражданском форуме в дискуссии по национальной политике я наблюдал такой хороший пример, когда выступавшие буквально демонстрировали самые яркие образцы расистского дискурса. После этого вышел М. Гу- богло, который является заместителем В. Тишкова (директора Института этнологии) и который в некоторых более научных формулировках приветствовал то, что сказали эти докладчики. Эти люди, которые в науке находятся на самых важных позициях, довольно сильно влияют на средства массовой информации и на образование. Мы должны об этом говорить. Многие ученые, которые считают, что борются с расизмом и ксенофобией, на деле укрепляют и развивают этот же расистский дискурс. Еще большая беда — то, что в этом же дискурсе говорят практики, — борцы с расизмом, антифашисты и так далее. Я вспоминаю еще дискуссии перестройки, когда впервые столкнулись с тем, что мы не можем говорить, у нас нет другого языка. И когда на трибуны выходили представители академической науки и пытались спорить о том, а вот сколько евреев или не евреев в органах власти, а вот он вовсе не еврей... и так далее. И до сих пор многие не знают, как на такие вопросы отвечать, хотя известно, что, как Маркс хорошо говорил, «ответом па неправильно поставленный вопрос может быть только критика самого вопроса». То есть мы все попадаем в ложную дилемму, эти ложные дилеммы и хотелось бы обсуждать. Юрий ДЖИБЛАДЗЕ Первый вопрос, который хотелось бы обсудить, — вопрос о взаимосвязи языка академического, политического и обыденного. Язык, которым пользуются политики, различные эксперты, сильно связан с обыденным. Некоторые исследователи полагают, что язык элит имеет большое значение и определяет то, как видят мир и действуют в нем «обычные» люди. Другие считают, что его влияние преувеличивается. Я предлагаю начать наше обсуждение с вопроса о роли ученых в воспроизводстве насилия в обществе. Здесь же мы можем обсудить вопрос об ответственности ученых и всех нас. Должны ли ученые влиять на практику, политику или им следует заниматься в первую очередь академическими дискуссиями и т. п.? Как отделить свою гражданскую позицию от профессиональной и нужно ли это делать? Когда мы говорим об ответственности, то речь, конечно, не идет о такой советской ответственности ученого перед Родиной, или «поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». Тем не менее, как наше слово отзовется, действительно, очень важно. Особенно сегодня, когда этническое в политике очень востребовано. Зададимся вопросами: кто эксперты, на основе чьих слов, книг и так далее формируются представления политиков? Какие книжки лежат в Государственной Думе в киосках, с кем общаются люди во власти? Я не призываю всех броситься в эксперты. Пусть будет рынок парадигм на самом деле. Может быть, конструктивистское — это вовсе не значит, что единственно правильное. Парадигм несколько, а вот формируется сегодня политика по одной-единственной — по эссенциалистской и этноцентрической. Пусть будет выбор. Хотя бы так. Другой очень важный вопрос — как найти общий язык между, с одной стороны, либералами и сторонниками конструктивистских подходов и, с другой, теми людьми, активистами, организациями, которые защищают и представляют интересы людей, принадлежащих к этническим, национальным, расовым меньшинствам (если угодно, к такому конструкту, как «этнические меньшинства»), Для них самих, определяющих себя как меньшинство, это вовсе не конструкт, и страдают-то они от преследований и дискриминации реально. На практике мы занимаемся вроде бы одним делом, по возникают острые разногласия и противоречия. Это не академический, а вполне практический вопрос. И последний вопрос — какие практические шаги могут быть предприняты, как же мы можем противостоять расизму? Все эти вопросы и предстоит нам обсуждать.