9.4. Цели, принципы и методы функционального народовластия

Следует отметить, что в догосударственный период развития человечества объективное и функциональное народовластие полностью совпадали. Однако с появлением средневековых и особенно национальных (буржуазных) государств функциональное народовластие по необходимости стало оппозиционным. Более того, в рамках идеологии национального государства народовластию в лучшем случае отводится лишь корректирующая, субсидиарная роль по отношению к государственной власти, осуществляемой так называемым политическим классом. Постулатом, не требующим доказательств, стал знаменитый тезис Г. Моска о том, что «во всех обществах появляются два класса людей — класс, который управляет, и класс, которым управляют»227.

Современная политология как наука, возникшая в раннебуржуазной Италии, практически игнорирует не менее знаменитый тезис Г.Ф. Гегеля о том, что не только господин над рабом, но и раб имеет власть над своим господином. Но дело в том, что народовластие отнюдь не сводится только к такой рефлексивной власти раба. Народовластие в своей функциональной форме, как мы видели, часто выполняет такую базовую функцию, как жизнеобеспечение большинства населения. В менее развитых странах (в Африке, Азии и других) государственная власть своими повседневными актами нередко угнетает эту функцию. Другими словами, в этих странах люди выживают благодаря негативному и позитивному режиму народовластия, и нередко вопреки официальной политике «слуг народа».

Как бы то ни было, в контексте функционального народовластия теряет собственный (родовой) смысл термин «политическая элита». Если внутри конфедерации субъектов народной власти индивид причисляет себя исключительно к «политической элите», то этим он лишь подчеркивает свою социальную фрагментарность и — в тенденции — социальную инвалидность. Более того, такой политик, отсекающий свою принадлежность к мощной инфраструктуре народных форм жизнедеятельности228, фактически признает свою профессиональную непригодность. Ведь он вообще не понимает, какие слои, какие задачи и какие формы народной жизнедеятельности он должен представлять и защищать «на государственном уровне».

Таким образом, одной из основных целей функционального народовластия является объективно принудительное229 удержание профессиональных политиков внутри инфраструктуры народных форм жизнедеятельности, а именно в качестве «еще одного» профессионального меньшинства, представители которого одновременно являются участниками других социально ориентированных меньшинств. Указанный механизм функционального народовластия можно назвать позитивным тоталитаризмом, который не позволяет какой-либо элите всерьез задуматься о своей самодостаточности.

Функциональное народовластие является специальным видом объективного народовластия и поэтому также имеет негативную и позитивную формы. Так, важной целью негативного функционального народовластия является де- стимуляция социально вредных практик, форм и тенденций народной жизнедеятельности (например, уже упомянутой «пьяной традиции»). Носителями негативной формы функционального народовластия обычно выступают женщины и старшие поколения. Однако половозрастная специфика указанной формы народовластия вовсе не является безусловным аргументом в пользу политического феминизма или геронтократии: механизмы социальной ориентированности сами по себе не имеют ни феминологических, ни тем более се- нильных характеристик.

Основной целью позитивного функционального народовластия является стимуляция социально полезных практик, форм и тенденций народной жизнедеятельности. Примером такой практики может служить привычка регистрировать какие-либо изменения в критически важном для индивида жизненном пространстве. Эта привычка проявляется не сразу, но с возрастом обычно усиливается. Так, пожилые люди часто собирают неофициальную информацию о новом соседе по подъезду и регистрируют особенности его поведения. Это делается для того, чтобы минимизировать фактор непредсказуемости, который данный сосед вносит или может внести в устоявшийся ритм их жизни. В тоталитарных государствах на основе этой формы народной жизнедеятельности нередко «учреждают» институт доносительства. Однако с падением тоталитарных режимов доносители как социальный слой исчезают, но практика сбора превентивной информации внутри собственного жизненного пространства остается. Как бы то ни было, отождествлять эту социальную практику со склонностью к доносительству может лишь поверхностный и легкомысленный человек. Ясно, что в современную эпоху различных глобальных угроз (прежде всего угрозы терроризма) данная социальная практика нуждается в распространении и государственной поддержке, но может существовать и без нее.

Нетрудно заметить, что среди форм народной жизнедеятельности существуют такие механизмы, которые в равной степени можно применять как в режиме негативного, так и в режиме позитивного функционального народовластия. Одним из таких механизмов является народный конформизм. В положительном смысле он реализуется по схеме: «Делай, как делает сосед!» Соответственно в отрицательном плане он означает: «Не делай того, что не делает сосед!» Как ни парадоксально, отрицательный конформизм реализуется иногда гораздо труднее, чем положительный. Так, очевидна польза от демонстрационного эффекта следующей социально полезной инициативы. Предположим, что какой-то житель муниципалитета регулярно и своевременно расчищает от снега или мусора часть тротуара перед своим домом. Механизм положительного конформизма включается в тот момент, когда другой житель муниципалитета — не обязательно ближайший сосед — начинает действовать аналогичным образом.

Гораздо труднее распространяется социально полезная практика самовоздержаний и самозапретов. Например, какой-то человек предпочитает никому не давать обещаний. На первый взгляд, эта практика не является социально полезной, но, с другой стороны, она объективно способствует распространению режима самопомощи: люди, которым никто ничего не обещает, поневоле начинают действовать самостоятельно. Однако социальный эффект такого воздержания от обещаний обусловлен неким минимумом наблюдательности со стороны окружающих. Прежде чем кто-то захочет имитировать эту практику поведения, он должен ее правильно идентифицировать — во-первых, именно как практику воздержания от обещаний и, во-вторых, как практику, полезную и в личном, и в социальном плане.

Как объективное, так и функциональное народовластие носит синкретический характер. Иначе говоря, политические, финансово-экономические, социокультурные и т. п. задачи народовластия совпадают. В режиме народовластия невозможно формулировать и осуществлять альтернативные цели, например в том смысле, что экономические задачи могут иметь приоритет перед политическими, а политические актуальнее демографических и т. п. Более того, совпадают задачи и методы народовластия. Главная цель народовластия носит тотальный характер и обладает кумулятивным эффектом, поскольку поэтапная реализация этой цели сразу обеспечивает и политический, и экономический, и социальный результат. На наш взгляд, (функциональное) народовластие является одновременно целью и средством удержать и при необходимости защитить приемлемый для большинства уровень жизнеобеспечения. Достигается это посредством поддержания такого режима обмена товарами и услугами, который необходим и достаточен для выживания большинства граждан данного политического сообщества.

Система жизнеобеспечения народа предполагает создание и поддержку устойчивых средств существования, т. е. способности к демографическому, социально- экономическому и социокультурному самовоспроизводству. Другими словами, устойчивость системы жизнеобеспечения народа зависит от устойчивости продуктивных форм жизнедеятельности большинства населения. При этом, во- первых, речь идет о деятельности, «которая дает достойный доход... и некоторый статус в обществе вместе с осмысленной жизнью; во-вторых, это деятельность, которая сохраняет и, если возможно, восстанавливает окружающую среду»230.

Негативное народовластие как способ противодействия враждебным народу актам государства значительно снижает деструктивный потенциал реформистских программ и иллюзий государственных политиков. Народовластие же в позитивной форме — как способ сохранения приемлемого уровня социальной кооперации (например, в рамках эксполярной экономики) — нередко приводит к еще более внушительным результатам. В частности, в современной Бангладеш практически независимо от государства и частично вопреки правительственной политике возникли и укрепились социальные институты (некоммерческой) финансовой самопомощи.

Строго говоря, народовластие в силу своего объективного характера не зависит от «большой финансовой политики». Такие формы социальной кооперации в Веймарской республике, как обмен товарами и услугами посредством коммунальных, а не общенациональных денег, свидетельствуют о том, что финансовая составляющая народовластия не имеет самостоятельного значения. Она всегда преследует цель поддержать приемлемый уровень жизнеобеспечения определенного территориального коллектива.

Принципы народовластия одновременно являются принципами социальной солидарности и кооперации (прежде всего в части поддержания определенного уровня жизнеобеспечения). Можно выделить следующие базовые принципы народовластия/жизнеобеспечения: 1)

производство социально полезных услуг (воспитание детей, система образования и здравоохранения и т. п.) первично по отношению к производству товаров; 2)

производство в области ноосферы (например, разработка нового образовательного метода) первично по отношению к производству объектов материальной культуры (например, производство нового технического устройства); 3)

обмен услугами первичен по отношению к обмену товарами, деградация системы обмена услугами является первичным симптомом деградации системы жизнеобеспечения; 4)

некоммерческие отношения (дружба, любовь и т. п.) первичны по отношению к коммерческим отношениям; 5)

женщина как главная хранительница конструктивных форм жизнедеятельности народа в этом — но только в этом — смысле является первичной по отношению к мужчине, в известном смысле, женщина является основной носительницей народовластия, поэтому народовластие можно охарактеризовать как «народный феминизм».

Нетрудно заметить, что правительственная власть, и особенно система государственных финансов, может не только игнорировать эти принципы, но и противодействовать им самым настойчивым образом. Однако в силу надстроечного характера государственной власти, ее генетической зависимости от народовластия она не может совсем отказаться от поддержки минимальных стандартов жизнеобеспечения, так как в противном случае под угрозу будет поставлена сама система государственного управления.

Важная особенность народовластия, которую часто игнорируют, заключается в том, что народовластие обладает так называемым негативным финансовым иммунитетом. Если профессиональная «политическая деятельность стоит денег»231, то подлинное народовластие «не купишь», оно не поддается управлению посредством финансов. Это, разумеется, не означает, что народовластие и деньги несовместимы. Это лишь означает, что в системе народовластия деньга — как им и положено по природе вещей — играют субсидиарную, а не господствующую роль.

В известном смысле, народовластие функционирует независимо от системы национальной или глобальной финансовой власти. В отличие от сферы профессиональной политики народовластие носит неперсонифицированный характер. Другими словами, народовластие неподкупно и потому, что на этом уровне властеотношений отсутствуют «начальники», которых можно было бы подкупить. Одной из основных функций народовластия (см. выше принцип № 4) является защита и, по возможности, развитие сферы некоммерческих отношений, которые, например, основаны на таких эмоциях, как любовь, дружба, чувство благодарности и т. п. В значительной степени функциональное народовластие представляет собой такую систему, которая противодействует коммерциализации в принципе некоммерческих отношений. В целом политические функции народовластия в современную эпоху сводятся к следующим направлениям борьбы:

1. Охрана устойчивости продуктивных форм жизнедеятельности народа, и прежде всего малоимущих граждан. Сюда, в первую очередь, входит защита и, по возможности, улучшение качества репродуктивных способностей мало- имущих слоев населения, включая вопросы санитарного, медицинского, диетического, образовательного и т. п. характера. Далее, сюда входит защита права выбора профессий и промыслов и защита любых социально терпимых средств и способов адаптации малоимущих граждан к новым формам жизни, быстро меняющимся в условиях компьютеризации, беспрецедентного развития систем связи и т. п. 2.

Защита среды обитания народа, т. е. постоянного места жительства малоимущих слоев населения. Это предполагает систематическую и долговременную экологизацию народного правосознания; место обитания малоимущих является буквально субстратом их человеческого достоинства; пространство, в котором локализированы бедные, — это нередко единственная экологическая ниша, в которой они могут реализовать себя как представители homo sapiens. В то же время именно эта сфера обитания малоимущих обычно является пространством для «стока издержек» индустриальной глобализации (например, во всех странах мусоросжигательные заводы располагаются в зоне проживания (относительно) малоимущих слоев населения). 3.

Поддержание разнообразия экосистем вообще и биоразнообразия в частности. Эта функция является позитивным продолжением уже рассмотренной функции защиты среды обитания малоимущих граждан. Здесь особая роль принадлежит женщинам как естественным защитницам биоразнообразия. Данная функция представляет собой единственный фактор противодействия энтропийным процессам, которые характерны для корпоративной глобализации. 4.

Противодействие ненасильственными методами любым акциям со стороны ТНК, национального истеблишмента или политических партий, обслуживающих эгоистические интересы глобального потребительского класса, если эти акции снижают или подавляют эффективность всех вышеперечисленных функций народовластия. Сюда входят ненасильственные формы негативного народовластия, противодействующие любым акциям, явно или косвенно направленным на подавление репродуктивной функции малоимущих слоев населения. Далее, сюда входят меры, препятствующие упрощению профессиональной и промысловой деятельности этих слоев населения путем их вытеснения из соответствующих профессий, промыслов и т. п. К мерам позитивного народовластия относятся защита и развитие любых форм социальной кооперации, развитие систем само- и взаимопомощи малоимущих, минуя государственные и коммерческие структуры, обслуживающие исключительно интересы потребительского класса, а также поддержка и развитие сферы альтернативной (негосударственной) культуры, основанной на народном творчестве, и т. п. Во избежание недоразумений следует сразу заметить, что методы функционального народовластия включают в себя все недеструктивные, т. е. по преиму- ществу легальные методы так называемой прямой демократии (выборы, референдум, петиции, народная правотворческая инициатива и т. п.). Вместе с тем неправильно, на наш взгляд, отождествлять методы прямой демократии и методы народовластия. Дело в том, что народовластие (см. определение выше) представляет собой фундамент, или инфраструктуру, для всякой власти вообще и поэтому не может выполнять только субсидиарную или корректирующую функцию по отношению к какому-то определенному режиму управления.

В то же время некоторые (деструктивные) методы прямой демократии, например Faction directe в духе Жоржа Сореля или «булыжник пролетариата», на наш взгляд, нельзя рассматривать как методы народовластия.

Можно утверждать, что одной из задач функционального народовластия является вытеснение или ограничение любых форм (внешнего) политического насилия, враждебных или опасных для системы жизнеобеспечения народа. Другими словами, «объектом противодействия» для народовластия является любое внешнее насилие, опасное для системы социальной кооперации большинства населения.

Принято различать «физическое насилие» и «структурное насилие»232. Под физическим насилием в повседневной жизни понимают деструктивное применение физической силы против индивидов и их собственности. Физическое насилие в политическом смысле означает применение физической силы для поддержания системы социального угнетения и политического господства. Акты физического насилия по своей форме ничем не отличаются от актов криминального характера, хотя, разумеется, акты насилия со стороны официальных лиц могут быть защищены публично-правовой индульгенцией.

Что касается структурного насилия, то его невозможно представить визуально как единовременный акт, осуществляемый определенным агрессором против конкретного лица. Структурное насилие является свойством государственно-административной системы и одной из причин актов физического насилия со стороны кого бы то ни было. Структурное насилие всегда ограничивает социальный ресурс отдельных лиц или социальных групп и приводит к тому, что физические, интеллектуальные и — что особенно прискорбно — моральные характеристики людей оказываются значительно беднее их потенциальных возможностей.

Методы функционального народовластия носят одновременно ненасильственный и инклюзивный характер. Это означает, что основой функционального народовластия является теория и практика ненасилия, но в то же время одна из задач функционального народовластия — приспособление методов классической политики (в духе Макиавелли) к задачам поддержания уровня жизнеобеспечения, приемлемого для большинства населения. Дело в том, что профессиональные оппоненты народовластия изначально воспринимают ненасильственные методы народной политики как одну из форм внешнего насилия по отношению к «представителям государства». Такой подход психологически понятен, поскольку многие профессиональные политики и представить не могут, что можно «делать политику» в манере Махатмы Ганди или Мартина Лютера Киш а. Таким образом, объективную принудительность народной воли профессиональные политики нередко воспринимают как скрытую или утонченную форму политической агрессии, которая «нелегатимна, так как не санкционирована конституцией и т. п.».

Наиболее распространенными методами ненасильственной политики являются протест, несотрудничество, бойкот и гражданское неповиновение. Однако эти методы ни в коей мере не должны применяться в контексте «эскалации угроз». Граждане, практикующие ненасильственные методы политической борьбы, во-первых, не ставят перед собой четких политических целей (например, добиться отставки какого-либо одиозного политика). Во-вторых, они вообще не персонифицируют своего политического контрагента. Так, Мартин Лютер Кинг советовал активистам ненасилия направлять «фрустрацию и гнев против «сил зла» или против системы, а не против отдельных индивидов в этой системе»233.

В-третьих, активистов ненасилия можно охарактеризовать — в терминах психологической теории права Л.И. Петражицкого — как «субъектов претерпевания». Нетрудно заметить, что в этическом плане эмоция претерпевания связана с идеей самопожертвования. Так, еще Махатма Ганди учил своих по- следователей следующему правилу: «...как человек, обучающийся насилию, должен изучить искусство убивать, так и человек, обучающийся ненасилию, должен научиться искусству умирать»234.

Однако в политическом плане ненасильственное «претерпевание» вовсе не совпадает с толстовским «непротивленчеством», а является достаточно мощным, хотя и непривычным средством борьбы. Речь идет о своеобразном «политическом соревновании» между активистами ненасилия, с одной стороны, и представителями истеблишмента — с другой. Как правило, представители официальной власти не умеют «перетерпеть» стратегию и тактику разнообразных претерпеваний со стороны активистов ненасилия. Обычно профессиональные политики первоначально применяют против участников акций ненасилия традиционные меры физического и психического принуждения. Однако рано или поздно представители истеблишмента сдаются, так как они не владеют искусством терпения.

Успех функционального народовластия во многом зависит от тех мотивов, которыми руководствуются активисты ненасильственного протеста. «Порочные мотивы имеют место, когда в намерение (активиста) входит только достижение победы или удовлетворение эгоистического интереса»235. Таким образом, субъект ненасильственной акции народовластия должен подчинять свои мотивы публичному интересу. Он ни в коей мере не должен рассматривать политических контрагентов в качестве «врагов народа», но должен стремиться к тому, чтобы противоположная сторона всегда имела шанс достойным образом, «сохранив лицо», перейти от конфронтации к конструктивному диалогу.

Сущность политики ненасилия сводится к трем базовым императивам: •

отказ применять принцип талиона, в частности отказ отвечать физическим насилием на физическое насилие со стороны носителей государственной власти; •

отказ от стремления к господству или «торжеству» над своими оппонентами; •

отказ от каких-либо акций, пока не идентифицированы причины структурного насилия в государстве и обществе; соответственно акция ненасилия всегда направлена против причин, а не следствий структурного насилия.

На основе знаменитого соляного марша Ганди и других активистов национального освобождения Индии в 1930-1931 годах были разработаны алгоритмы любой политической акции ненасильственного характера. Заключительной целью соляного марша была демонстративная акция гражданского неповиновения, направленная против колониальных соляных законов. Эта акция носила перформативный характер и заключалась в том, что Ганди собственноручно выпарил определенное количество соли из морской воды и тем самым нарушил соляной закон Британской Индии.

Итак, алгоритмы любой политической акции ненасильственного характера таковы: 1.

Использование принципа самодостаточности при подготовке и проведении акции; посторонняя помощь на приемлемых условиях не отвергается, но на нее никогда не следует рассчитывать. 2.

Необходимость держать инициативу и обеспечить конструктивное руководство акцией неповиновения. 3.

Полная информационная прозрачность целей, стратегии и тактики акции неповиновения как для общественности, так и для политических оппонентов, которые должны быть заранее уведомлены о всех действиях активистов ненасилия. 4.

Готовность к разумному сокращению выдвигаемых требований вплоть до минимума, совместимого со стандартами «народного духа»; умение корректировать требования в зависимости от ситуации, не принося в жертву принципы ненасилия и народовластия. 5.

Поэтапное — шаг за шагом — осуществление акции ненасильственного протеста в соответствии с основными пунктами намеченного плана. Акция должна носить динамический характер, статические состояния означают потерю инициативы и дают дополнительные преимущества политическим контрагентам. Прямое действие, т. е. кульминация акции ненасильственного протеста (например, блокирование доступа в офис руководству компании, наносящей непоправимый ущерб окружающей среде), осуществляется лишь в тех случаях, когда была полностью исчерпана возможность добиться решения проблемы иным способом. 6.

Постоянный самоконтроль и недопущение психологического перехода от стратегии и тактики ненасилия к традиционным средствам политического противостояния; это недопустимо не только в этическом, но и в техническом плане, так как подобная психологическая метаморфоза одновременно означает переход на «игровое поле» истеблишмента и продолжение борьбы «по его правилам». 7.

Постоянный поиск путей сотрудничества с контрагентами на достойных для обеих сторон условиях. Следует использовать любой шанс для того, чтобы продемонстрировать контрагентам искреннюю готовность рассматривать их в качестве потенциальных союзников, а не врагов, которых следует «победить». 8.

Отказ подменять принципиальное решение вопроса заключением сделок по отдельным пунктам и бартерных операций «отступного» характера.

9. Необходимость достижения полного согласия с контрагентами по всем принципиальным вопросам, например в виде опубликованного меморандума, перед тем как выразить свое согласие на окончательное решение.

В современную эпоху понятие «социальная справедливость» становится одновременно экологическим и ресурсоемким. Это означает, что справедливость приобретает тотальный характер и становится глобальной функцией народовластия, а не отдельных партийных идеологий. В рамках этой тотальной справедливости бессмысленно противопоставлять «предпринимательскую справедливость» «пролетарской справедливости» или «справедливость для домохозяйки» разыгрывать как политическую карту против «справедливости для студента». Когда воздух мегаполиса отравлен, не спасают и самые дорогие кондиционеры, когда грунтовая вода на сотни миль в округе заражена, где гарантия, что богатые покупают и пьют действительно чистую природную воду?

Среди партийных идеологий в этих условиях долгосрочный шанс выжить имеют лишь так называемые идеологии «одного пункта». На организационном уровне эти идеологии представлены экологическими движениями или «зелеными партиями». Вряд ли будет преувеличением утверждение О ТОМ, ЧТО Міф XXI века принял упрощенные, манихейские характеристики. Теперь независимо от обветшалых партийных идеологий мир делится на две неравные части: глобализированный потребительский класс и локализированные (по «национальным квартирам») маргиналы. В потребительский класс (используя терминологию Г. Моска) целиком входит так называемая управляющая элита, национальная по форме и глобализированная по существу.

Этой социально-экономической дихотомии мира соответствует и двойственность «социальной справедливости». Для глобального потребительского класса принцип справедливости заключается, например, в следующей формуле: «жители богатых кварталов не желают больше платить за жителей бедных кварталов»236. Напротив, для локализированных бедных справедливость уже не имеет финансовых характеристик и практически совпадает с борьбой за собственное человеческое достоинство или — в критическом случае — просто с борьбой за выживание. Строго говоря, богатые как социальная категория, как референтная группа вообще не нужны для того, чтобы бедные осознали свою справедливость как универсальную ценность, пригодную при прочих равных условиях и для богатых. В конце концов, даже богатые не могут без лукавства оспорить тезис о том, что понятие справедливости требует от каждого отстаивать собственное человеческое достоинство любыми социально приемлемыми способами. Как видим, так называемая справедливость для бедных не является просто «сермяжной правдой». Речь идет о родовом понятии «социальной справедливости».

Напротив, то, что называют «справедливостью» обитатели богатых кварталов, является лишь частным случаем так называемой налоговой справедливости. Но проблема заключается в том, что понятие «налоговая справедливость» весьма дискуссионно с точки зрения едва ли не всех субъектов права, кроме налоговых органов государства. Отсюда можно сделать вывод, что принцип социальной справедливости приобретает собственный смысл только в контексте народовластия или, в терминах глобализации, в контексте объективной и часто потенциальной власти маргинализированных слоев населения Земли.

Понятие «глобализация» также начинает двоиться в зависимости от того, в какую перспективу мы его помещаем. С точки зрения космополитов-потребителей речь идет о корпоративной глобализации. Последнюю можно определить как идеологию или политику подчинения всего земного шара целям и задачам ведущих промышленно-финансовых корпораций мира, которые посредством агрессивного взаимодействия с окружающей средой создали то, что принято называть «обществом потребления» с его дискуссионными стандартами и сомнительным ценностями. В известной степени глобальный потребительский класс является лишь функцией ТНК и может существовать только на условиях, совместимых с глобальными целями, задачами и методами ведущих корпораций мира. Разумеется, для потребительского класса «глобализация» совпадает с корпоративной глобализацией, т. е. с идеологией агрессивного воздействия на окружающую среду, истощающего экосистемы Земли, элементом которых является и сам homo sapiens.

Напротив, для марганализированного «остального человечества» глобализация приемлема только в рамках общей демократической традиции. Демократическая глобализация означает распространение по всему миру «демократической революции», т. е. таких институтов демократии, которые совместимы с принципом человеческого достоинства (например, принцип субсидиарное™, принцип равноправия мужчины и женщины, принцип ответственного правительства и т. п.).

Даже нейтральные виды глобализации, например глобализация в области обработки и передачи информации, в зависимости от избранной перспективы подчиняются либо стандартам корпоративной глобализации, буквально обедняющей человеческую природу, либо целям и задачам демократической глобализации, направленной на защиту многообразия экосистем. Во всяком случае, через интернет можно распространять как информацию для «средненедораз- витых потребителей», так и сведения о стратегии и тактике народовластия. По аналогии, мобильные телефоны можно использовать для того, чтобы прослушать новый анекдот, а можно с их помощью обеспечить координацию еди- новременной и ненасильственной акции протеста (например, акции протеста против корпоративной глобализации).

Понятие «потребительский класс», на наш взгляд, также не является однородным и обозначает совокупность различных социальных страт и континген- тов. Условно говоря, потребительский класс можно разделить на контингент необратимых сторонников корпоративной глобализации и контингент «сомневающихся» в том, что экономический рост является синонимом понятия «прогресс». Первый контингент включает в себя «глобализированных богатых» и тяготеющих к ним по социально-экономическому статусу других представителей потребительского класса. Во второй контингент входят такие представители потребительского класса, которые обратимы в том смысле, что могут стать носителями экологического мировоззрения. Объективной предпосылкой этого является то обстоятельство, что они по ряду причин тяготеют к маргинализированному большинству населения Земли.

На первый взгляд, понятие «потребительский класс» во многом совпадает с устаревшим ныне понятием «средний класс», однако это не совсем так. Дело в том, что даже на Западе «средние классы» так и не превратились в монолитный потребительский класс. Что касается стран «второго и третьего мира», то там так называемые белые воротнички (основной контингент традиционных средних классов) часто занимают промежуточное положение на нижней границе современного потребительского класса и верхней границе марги- нализированного большинства. Другими словами, на Западе частично, а в «остальном мире» по преимуществу следствием корпоративной глобализации является маргинализация средних классов. В известной мере именно этот контингент может стать политическим и моральным авангардом функционального народовластия, например в рамках всевозможных «зеленых партий» и инициативных групп на уровне муниципалитетов.